— Что? — переспросил Подушка.
Я снова стала бормотать.
— А? Повтори еще раз! Причем тут «придурок»?
Я удивленно уставилась на него, как он раньше на меня. Он из этого еще и что-то понял! Во фантазия у человека! Я всплеснула руками, изобразив полное непонимание ситуации
— Хорош меня изображать! — воскликнул Подушка, подхватился с места и снова стал распинаться по-эстонски.
Вот теперь можно бояться, что Ирка закрыла меня тут с психом…
— Это не в последних! — прервала его я.
— Г-а, хкм, а? — Подушка снова заступорился на моем метком замечании и сел обратно.
— Линолеум ни в чем не виноват, — сказала я.
Подушка посмотрел на меня, потом на потолок, опять на меня и опять на потолок.
— Поздравляю, постепенно возвращаешься к жизни! То со мной, то с потолком поговоришь! — похвалила я.
Подушка отвернулся, я отвесила ему подзатыльник. Он обернулся на меня, округлив глаза, я лишь мило улыбнулась. Он снова отвернулся и заслужил еще один подзатыльник.
— К раковине по кипарису спускаться. Пойдешь? — громко предложила я.
— Могу ведро так одолжить! — добросердечно предложил Одеяло из-за двери. — Для Подушки даже такого действенного успокоителя не жалко!
Подушка подскочил на полметра.
— О, индивидуальная реакция организма на препарат у человека! — сказала я.
— Какой?
— Успокоительный.
Подушка сел обратно.
— Похоже, это был побочный аффект, — покивала я.
— Сколько дают за убийство в состоянии аффекта?
— У тебя нет аффекта, тебе не дадут!
— Скоро будет, и я спущусь по кипарису и прибью Одеяло.
— А я думала, меня…
— Тебя-то за что?
— Слава богу, не за что…
— Я нашла ключи! — провозгласила Ирка.
— Одеяло, прячься. Кто не спрятался, я не виноват, — сказал Подушка.
— Куда? В ведро? — спросил тот.
— Ага. Подойдет, посмотрит и успокоится, — хихикнула я.
— Нет, посмотрю и оборжусь, как он туда поместился.
— Опа, не те ключи, — сказала Ира.
— Все мне жить надоело! — сказал Одеяло и что-то громко и четко заговорил по-эстонски.
— Ольга, закрой окно, и как можно лучше, чтобы я его дольше открывал, если хочешь, чтобы Одеяло остался жить, — мрачно сообщил Подушка.
— Если я хочу, чтобы он остался жить, то… Заткните ему там кто-нибудь рот! — громко крикнула я.
Подушка снова насупился.
— Господи…
— Где? — нервно спросил Подушка.
— Там, — я потыкала вверх.
— Там потолок и пауки!
— И Господи!
Подушка снова привалился к стене, сложил руки на груди и прикрыл глаза.
— Так и будем молчать? — спросила я.
— А что, на допросе? — гавкнул Подушка.
— Да, сейчас перейдем в камеру пыток, — кивнула я.
— Какую?
— Одеял, запевай! — скомандовала я.
— Не надо! — простонал Подушка.
— …печалиться. Вся жизнь впереди! — пропела я.