— Ну-ка мне подтверждение.
Да раз плюнуть. Мы сбегали в медпункт и попросили подтвердить, что с такого-то по такое-то мы бегали в изоляторе и таскали оттуда мелких.
— Вот!
Андрейка успокоился.
Мы пошли обедать. В очереди стояли эстонцы, бегая, кто как пожелает.
— В очередь, в очередь! — говорили им повара. И какая разница, что им говорят, все равно не понимают!
— Так, — я решилась на эксперимент. Я взлохматила волосы, взяла у Иры деревянные бусы, привесила и пролезла в очередь. Нахватала себе еды и отправилась к своим.
— Так, а почему у Оли все есть, а у других нет? — спросил Андрейка.
Я пригладила волосы, отдала Ире ожерелье, поправила кофту.
— А, была, не была! — Ира пошла на промысел.
— Ир, а ты что тут бегаешь?
— О, запалили, — огорчилась она.
Пришлось остальным ждать очереди.
Мы покушали и вернулись на дачу. Украинки тем временем уже вымыли голову и привели себя в порядок. Так, надо и мне готовиться — гала-концерт, как-никак!
— Да что же ты, резинка, не держишься? — громко спросила я, ловя резинку, падающую с волос.
— Попроси Одеяло, — посоветовала Ира.
— Ага, по крайней мере, не свалится, — согласилась я.
Ира посмотрела на меня как на самоубийцу.
— Люди, вы что тут делаете? — в комнату вошел серенький.
У Ирки подъюбник наполовину снят, на мне наполовину надетое платье.
— Переодеваемся, — ответила я.
— Значит, нельзя, — заключил серенький. — Пойду им скажу.
Блин, они уже переоделись!
— Можно, почему нельзя. Сейчас Лариса придет, она только еще голову вымыла, — хихикнула я. Слава богу, это слышала только Ирка.
Мы поскорее оделись.
— Теперь можно зачесываться, — вздохнула я.
— Везет тебе, а мне еще лак стирать, и половину украшений снимать, — сказала Ирка.
Ира сделала себе хвостик, я позавидовала. Тут в комнату зашел Одеяло, на ходу застегивающий рубашку. Он так и сбежал с красной дачи, толком не одевшись? А еще говорят, что мы, русские, странные!
— Блин, рубашку не заправил, — посетовал он.
— Ты ее только что застегнул.
— А галстук я зачем принес? Ладно, потом занесу, — продолжал распинаться Одеяло, заправляясь.
— Паранджи не хватает, — хихикнула Ира.
— Зачем?
— Для комплекта.
Вместо паранджи был надет галстук.
— Слушай, как ты эти хвостики делаешь? — спросила я.
— Давай.
Одеяло сноровисто собрал мои три короткие волосинки в хвостик и затянул резинкой.
— О-о. Але-але, — стала разрабатывать лицо я, ибо Одеяло так стянул, что проблематично было даже говорить. — На дворе трава, на дрове двора! Тьфу, на дворе трава, на траве дрова!
— Ой, я лучше потом переделаю.
Не будем смущать девочек, пойдем смущать мальчиков! Мы собрались и пошли на красную дачу.
— Блин, как мне надоел этот подъюбник, постоянно его подтягивать! — вздохнула я.
— Как мне надоел этот подъюбник, постоянно его на бедрах носить! — посетовала Ира.
— Почему мы такие глупые? — ужаснулась я.
Мы с ней прямо посреди улицы поменялись подъюбниками. Во, теперь в самый раз! По лицам эстонцев мы поняли, что так делают только русские.
Мы зашли на красную дачу. Там около зеркала толпились мелкие: кто рубашку застегивал, кто штаны. Зачем для этого зеркало, осталось для нас загадкой. Мы подошли к ним и поправили перед зеркалом воротнички, мелкие своротили шеи, смотря на нас.
— Сейчас будет еще веселее, старшие будут переодеваться! — сказала Ирка.
— Ага, и многоярусней! — хихикнула я.
Мы поднялись наверх. Там действительно было веселее.