76120.fb2
— Пошли! Девочки, наверное, в туалет пойдут.
— В душ! — скорректировала план Ира.
— Даже так? Что же они такого наговорили? — я всерьез задумалась.
Подушка пошел красными пятнами, Одеяло побледнел и сказал что-то Даниилу, тот тоже побледнел, а Сильвер покраснел.
— Так, партия красных и белых. К кому примкнем? — спросила я.
— К загорелым, — ответила Ира.
— Тогда я все же к белым.
— Скорее, к красным, — сказала Ира, уходя на дачу. — А если и к белым, то от злости, и прибьешь Даниила.
Одеяло перевел ему, Даниил шарахнулся и заметался.
— Так, буду знать: Даниила есть за что прибить, — сделала вывод я.
Мы с Ирой зашли, парни за нами.
Подушка с Одеялом отравились в мужской туалет и душ.
— Значит, девочки пойдут в спальню, — прошептала Ира.
— Пошли, — кивнула я.
За нами Даниил и Сильвер.
— Эти не поймут, — хихикнула я.
— Ага, — согласилась Ира.
Мы дошли до вожатской, а там трое вожатых… под окном пряли поздно вечерком.
— Может, скажешь? — спросила я.
— Ну что могли подумать обэстонившиеся украинцы? — спросила Ира.
— Хм?
— Ладно, обукраинившиеся эстонцы. И когда они успели стать украинцами?
Даниил прошел между нами, потом опять и опять. Я погрозила ему кулаком, дескать, не ему тут возникать. Он устрашился, но ходить продолжил, наивно полагая, что мы при вожатых будем молчать.
— И что там такое сказали, что даже Даниил забегал? — спросила я.
— Так он сказал, вот и боится! Теперь думает, что ему от тебя достанется, — хихикнула Ира.
— Давай жестами, — предложила я.
— Не! Каменным языком! Вообще не поймет, — придумала Ира.
— Ага, начинай. Только постарайся уместиться в одно слово, а вдруг до Даниила быстро дойдет.
Мне по буквам сообщили «Беременность».
— А-а? — ужаснулась я.
— Вот-вот! А теперь прокрути, что там было сказано.
— Ха-ха-ха! — загоготала я. — И правда, почему это он не в курсе?
Даниил завертел головой и стал сдавать назад, Сильвер тоже. Я погрозила эстонцу кулаком, он приготовился убегать со всех ног. Мы с Ирой, болтая, ушли в комнату, обсуждая, что парни друг от друга заразились. Украинцы стали тормозить, а эстонцы стали думать не о том. Сильвер с Даниилом проводили нас удивленными взглядами, пытаясь сообразить, что же сказала мне Ира. Подошли Подушка с Одеялом и что-то у них спросили, те ответили, пожимая плечами.
— Зачем вы им руками махать давали! — воскликнул Одеяло. — Дебилы, придурки, имбецилы!
— О-о, какое умное слово Одеяло знает, — удивилась я.
— Он хоть бы знает смысл этого слова? — спросила Ира.
— Не знаю… — пожала я плечами. Подушка голосил по-эстонски. — О, Подушка завел любимую шарманку!
— А Даниил теперь треугольник. Вон как отпирается. Тавк, тявк, тявк! — Ира, похоже, изобразила Даниила.
— А Одеяло — ксилофон… слегка погнутый, — хихикнула я, прислушиваясь к писклявому голосу Одеяла.
Сильвер был инструментом, который в оркестр не входил, и теперь он молчал. Видно, он гитара!
— Хорош оркестрировать, тут все спят! — заорала Ира что есть мочи.
Те, кто спал — проснулись. Вожатые выбежали из своей комнаты.
— Чтобы через пять минут все спали! — сообщили нам.
— Пхы, может, через пять минут я и буду спать, но не тут! — сказала я и мы с Ирой ушли вниз.
Мы уселись на скамеечку.
— Ба, заткнулись, — удивилась Ира. — На них так подействовало, что мы ушли, и оркестрировать не перед кем, или вожатые?
— Совесть проснулась от твоего ора, — ответила я.
— Ну что, нам сказали через пять минут спать? — спросила у меня Ира.
— Чур, эта скамейка моя!