— Что, решил быстро помереть? — спросила Ира.
Подушка спокойно подошел к кошке и сел рядом.
— Щас как ш-ш-ш, — зашипела я. Кошка встрепенулась.
— Самоубийца! — хихикнула Ирка.
— Не пугай кошку! — сказал Подушка и погладил ее. Та и рада стараться — мурлычет, гладь не хочу.
Подушка взял кошку на руки, и мы поднялись наверх.
— Ну, как там кош… — начал было Одеяло. — О-о…
Одеяло попятился.
— Фас его! — указала кошке на Одеяло, та потерлась об мою руку. Какой там фас!
Одеяло убежал, кошка решила поваляться.
— Нет, у меня, конечно, большие руки, но не настолько, чтобы на них валяться! — сказал он ей.
— Мало же их тут гладят, — вздохнула я.
— Надо утюг достать! — порекомендовал Подушка.
Парень отпустил кошку, та куда-то ушла, а мы в это время готовили каверзу для вожатых. Но как мы долго вытаскивали ведро, которое нашли у техничек! Потом, правда, оказалось, что оно грязное, но нам было уже все равно. Мы расселись по своим местам.
— Как подзывать будем? — спросила я. — Кыс-кыс-кыс!
— О-оль…
— А-а?
— Пошли-и…
— Ага-а…
— Куда это вы?
— Без нас не шумите.
Мы вышли из комнаты и зашли в вожатскую. Ага, спят! Им же хуже! Мы принялись малевать суперпрочнымиустойчивыми водоустойчивыми красками. Капитошка получился готский (а не гадский!), Дима стал девушкой легкого поведения, а Андрейка из-за того, что мы красили его вдвоем, стал девушкой еще более легкого поведения с дурным вкусом. Мавр сделал свое дело, мавр может отдыхать. Мы вернулись в комнату.
— Все, можно? — спросили девчонки.
Ира помотала передо мной баночкой с лаком для ногтей.
— Ха-ха-ха, — стараясь не шуметь, хохотала я. — Девчонки, еще чуть-чуть подождите. Потом будет такой каламбур!
Мы дошли до вожатской. Капитошка пошевелился и переложил руки.
— Молодец! — похвалила его Ира шепотом и принялась красить ему ногти черным лаком.
Я вооружилась красным лаком и стала аккуратно красить ногти Диме. Я-то красила аккуратно, ибо боялась задеть подлокотник. Ира подошла к Андрейке с ярко-розовым лаком. Накрасила она, мягко говоря, неровно, а жестко говоря, она покрасила весь последний сустав пальцев. Мы вернулись.
— Ну что? Теперь можно орать? — спросили девчонки.
Мы помотали и перед ними лаком, девчонки хихикали. Я помотала лаком перед Подушкой, тот долго разглядывал баночку.
— Лак для ногтей?
— Молодец, хорошо читаешь, — похвалила я. Стоп, тут все же темно. — С подсветкой! — уточнила я и отдала лак Ире.
Мы поправили все ловушки и приготовились кричать.
— А я играю эту роль, как две сестры, любовь и боль, — орали мы, включив музыку.
— Да что такое? — заорали вожатые.
Тум-тум-тум… Тишина.
— Это еще что? Да… блин. Ха-ха-ха! Мы все смеемся друг над другом? ЧЕРТ!
Тын-дын-дын…
— Стой, дверь приоткрыта, значит, там ведро, — сказал Андрейка.
Эстонцы запаниковали, мы дружно их успокоили.
— Мы на это и рассчитывали! — прошипела Ира. Эстонцы зависли, видимо соображая, как мы все так предугадали.
Андрейка просунул руку и скинул ведро, мы еле удержались, чтобы не захохотать. Как удачно он разлил воду! Первым же он и вошел, точнее, вбежал, а потом и поехал на жидком мыле, сдобренном водой, и вписался в стену ногами. Жаль, не лбом, — мы так на это надеялись. Андрейка кое-как встал и закричал:
— Малолетние идиотки!
Андрейка в сердцах шарахнул по шкафу, на голову ему с радостью свалилась бутылка. Черт, закрытая!
— Кто не открыл бутылку? — зашипела я.
— Это было сказано эстонцам.
— Подушк!
— Это Одеяло!
— Ир!