— Да нам их не надо снимать!
— А что вы решили снимать? Пальцы? Это тоже можем устроить. Подуш! — позвала я.
— А?
— Не пакостничай там!
— А куда вы нас послали?
— Далеко!
— Можете уже возвращаться, в той комнате пакостничать не надо.
Эстонцы вернулись в растрепанных чувствах и непонятках.
— Никогда не поймут, — хихикнул Капитошка, следя за парнями.
— Знаешь, сколько мы Подушку от этого шкафчика отваживали! — в сердцах вскрикнула Ирка.
Вожатые задумались, припоминая, что там такое, переглянулись, вспомнив, и заржали.
— Во-во! Поэтому мы все в один шкафчик сложили, чтобы в других не нашли! — покивала Ира.
Эстонцы ступорились.
— Думай, думай, глядишь, что-нибудь надумаешь умное… через часок, — Ира погладила по голове Одеяло.
— Вряд ли, — хихикала я.
Мы расселись, кто-то из девчонок пошел стирать ногти, не желая тратить драгоценную жидкость на обучение. Эстонцы переглянулись и стали переговариваться на эстонском, видимо, обсуждая что же до них должно дойти умного через часок. Блин, опять по-эстонски! Ну что за свинство! Я подхватила подушку и со всего маху стукнула Подушку. Парень отстранился и боязливо на меня посмотрел.
— Я больше не буду, — сказал он.
Оделяло что-то возмущенно заговорил, обращаясь ко мне, и опять по-эстонски. Ну он вообще!
— А ты вообще молчать, мелочь пузатая! Нечего тут возникать! — прикрикнула на него я.
Одеяло оскорбился и выпрямился, показывая, что он не мелочь и тем более никак уж не пузатая.
— Ну когда на тумбочке сидишь, как раз мелочь! — поправилась я.
Тадыцк!
— Извини, отвлеклась, — это Ира поспешила отвесить заработанную затрещину.
Одеяло разом сгорбился, снова став пузатой мелочью.
— Тебя хоть бы подушкой, — пожаловался он Подушке.
— Ага, Подушку подушкой! — хихикала я.
Одеяло назло Ире стал снова распинаться по-эстонски, выговаривая каждую гласную, которых в эстонских словах мно-ого.
— Когда ты успел напиться? — спросила у него Ира с отвращением. Одеяло запнулся на полуслове и уставился на Иру.
— Га-а, — он набрал воздух.
— Что русский забыл?
— Ху-у… Га-а-а, — выдохнул и вдохнул Одеяло.
— Легкие разрабатываешь? — тишина. — Тужься, тужься!
— Тужься? — переспросил Одеяло. То ли он такого слова не знал, то ли оскорбился. Ира замахнулась расческой, Одеяло подхватился и рванул с тумбочки, не рассчитал, вписался в Подушку и схватился за мою ногу. Одеяло что-то залопотал по-эстонски, то ли жалуясь, то ли рассуждая, кто виноват и что предпринять.
— Одеяло, отпусти мою ногу, — попросила я. Ноль внимания. — Отпусти мою ногу и можешь дальше там лежать!
Одеяло отскочил на пионерское расстояние, покрываясь красными пятнами. Подушка тут же сложил руки на груди, но немедленно стал их перекладывать, постепенно тоже краснея.
— Что, проверяешь целостность? — спросила я у него.
Подушка набрал воздуха побольше и шумно выдохнул, вцепляясь себе в плечи.
— Что? Нашел, где целостности нет? — поинтересовалась я. Ой, эстонцы!
Подушка тут же расцепил руки и положил на тумбочку.
— Что, тумбочка не цела? Одеяло, ты мне еще и тумбочку раздолбал, не только в ногу вцепился! — бесновалась я, еле сдерживая смех.
Одеяло пожестикулировал, но ничего не сказал.
— И вообще, чего ты мне в ногу вцепился? Думал Подушкина рука? — нападала я.
Он всплеснул руками тут же сложил их на груди точно так же, как до того Подушка. Семейная поза! Ира дико расхохоталась.
— Ну что поделать? Голубые…
Подушка с Одеяло посмотрели друг на друга, соображая, и тут же возмущенно подскочили на местах, рьяно мотая головами.
— Бедные, еще и отнекиваются, — посочувствовала Ира. Я еле сдерживала смех.
Подушка собрался с силами, повернулся ко мне и что-то стал доходчиво разъяснять… на эстонском. Ой как мне все понятно! Особенно то, что у него явно не все дома!
— Хех, Подуш, я не понимаю! — честно сказала, порываясь снова захохотать.
Подушка заткнулся, сел на место и постучал себе по голове.