— И что? Для меня тоже скользкий! Для меня все скользкое: и земля, и асфальт! — сказала я. — Сходи в медпункт.
— Куда? — ужаснулся Подушка.
— Точно, в горный сбегай. В изолятор сходи! — послала я Подушку.
Подушка тряхнул волосами.
— Заражение крови заработаешь! — сказала я.
Подушка покосился на свои руки.
— Смотришь, как кровь заразится? — уточнила я. — Обалдеть! Человек-микроскоп! Подушка — человек-микроскоп! Это вам не хухры-мухры!
Ирка уже содрогалась в предсмертных конвульсиях, Одеяло истерически подхихикивал.
— Пошли, пошлюсь вместе с тобой! — сказала я.
Он демонстративно тряхнул головой и положил руки на колени.
— А-а-а! — воскликнул он, встряхивая ободранными руками.
Я оделась, и мы вышли с синей дачи, не дошли до зеленой буквально три шага. Тадыцк. Подушка упал… на руки…
— Р-р-р-р, — зарычал он, поднимаясь и смотря на запястья, к ранам на которых добавился еще и песок. Бедный!
— У-у-у-ы-ы-ы-ы, — я тихонько подвывала.
— Что? — резко спросил он.
— Н-н-ничего, — ответила я. Я его жалею, а он тут еще и злится на меня. — Пошли!
Я взяла его за предплечье и повела в медпункт, дабы он еще где-нибудь не упал.
— Вот, упал на руки… много раз! — сказала я, приведя его медсестре.
Подушку отправили мыть руки, а потом их еще и спиртом полили. Парень мужественно терпел, считая паучков на потолке, а потом немного поработал мельницей.
— Ты только больше не падай, — попросила я.
Парень пожал плечами, мол, не дурак, и сам знаю.
— Аплодисменты! — гаркнуло на зеленой даче.
Хлоп.
— А-а-а-а!
— Ничему тебя жизнь не учит, — вздохнула я. — Не делай ничего руками!
Он кивнул и похлопал ногами. Детский сад!
Мы вышли.
— Осталось три шага до синей дачи! Не упади! — сказала я. Подушка лишь бросил на меня грустный взгляд. — Осторожно, ступеньки! — Тыдыцк. — Уже нет, твоими стараньями!
Это я попала по сломанной Подушкой ступеньке, чуть не упала и схватилась за него, хорошо, не за запястье. Мы прошли ступенек пять, и мне приспичило развернуться. Шарах, тыдыцк. Я снова схватилась за парня, и благодаря ему медленно опустилась на ступеньку вместо падения и скатывания.
— Что же ты как… падаешь! — посетовал Подушка.
— А сам-то! — вернула ему шпильку я и встала.
Я прощупала следующую ступеньку. Она удержалась. Подушка тоже решил проверить. Тадыцк!
— Кто тебе сказал, что нужно так сильно проверять? — спросила я.
Топ, топ, топ, топ!
— Тадам! — я изобразила фанфары.
— А теперь скидывай мне веревочную лестницу! — сказал эстонец.
Вроде бы поднялся с грехом пополам. Ну и лестница у нас… Если пройдешь по ней и останешься цел — станешь героем! Мы дошли. Мы герои!
— Ах… миу-миу-миу. А-а-ах, миу-миу-миу! — послышался сап.
— Эх, моего храпа так не хватает. Хра-пю-у-уш, ХРАПЮ-У-У-У-Ш! — посетовала я.
Ира с Одеялом проснулись и уставились на нас.
— Хм… они проснулись. Странно. От чего это? — наиграно удивилась я.
— От того, что ты храпишь! — ответил Подушка.
— Ах, я бы никогда не догадалась! — ужаснулась я.
— Г-а-а, ах… г-а-а, — стала набирать воздух Ира.
— Ты что-то хочешь сказать? — спросила я.
— Да! — каркнула Ира.
Я подождала, пока Ира прокашляется. Ира еще что-то прокаркала.
— Мм… как содержательно, — покивала я.
Подушка поплевал на руки, видно, собираясь что-то сделать, и тут же взвыл, поднес руки к лицу, подул на них и аккуратно положил запястьями вверх. Однако этого оказалось мало, ибо запястья не перестали ныть, так что Подушка сдавленно по-эстонски крыл их матом, порываясь сжать кулаки, но останавливая себя. Я погладила его по голове, сочувствуя дырявым рукам и памяти. Подушка что-то мне ответил по-эстонски, то ли забывшись, то ли нецензурно.