76120.fb2
Подушка боязливо отпустил тапку, тапка действительно приклеилась намертво… к руке.
— А-а, больно, — попытавшись отодрать тапку, воскликнул Подушка.
— Естественно, это же клей "Момент"! — хохотала Ира.
— Ну, люди, я что, на полдник с тапкой пойду? — взмолился Подушка.
Мы отыскали жидкость для снятия тапки, точнее, лака, с ацетоном и полили ему на руку. Подушка поплотнее закрыл рот и задушевно уставился на потолок. Тапка отлипла. После этого мы увидели, что осталось после его попытки отодрать тапку. Да, жидкость с ацетоном — самое лучшее средство, лучше соли на рану!
— Все на полдник, — послышалось из коридора.
— Можно через обычный вход? Я по кипарису не полезу, — спросил Подушка, показывая на руку.
— Ну что? Дальше продолжишь? — спросила Ира.
— Да, пока не извинится, — кивнула я.
— Думаешь, извинится?
— Будет вынужден, — злорадно сообщила я.
Ирка раздобыла вилку (учитывая, что нам давали виноград, это было сложно) и принялась тыкать Подушку.
— Ты хоть бы нож возьми! — взмолился Подушка.
Ира удивленно взглянула на сего мазохиста.
— Оно тут тупое! — прояснил ситуацию Подушка.
— Подожди!
Ира сходила за ножом, а он все это время покорно ждал. Вот балбес с повышенной лохматостью! Ира потыкала ножом — ноль эффекта. Одеяло тем временем гордо сидел, не оборачиваясь и не разговаривая со мной. Я тоже держала марку.
— Нет, вилкой интереснее, ты хотя бы подскакиваешь, — разочаровалась Ира. — Может, Одеяло потыкать?
Она рассчитывала, что я, обидевшись, ей разрешу.
— Да ладно, пусть сам додумается, своими мозгами, не через жопу, — отмахнулась я.
— Уберите от меня это сумасшедшее! — взмолился Подушка.
— Ира, все. Хватит! Ира, фу! — сказала я.
— Я тебе что, собачка?
— Нет, кошечка.
— Спасибо, что кошечка, а для этого, похоже, собачка!
Мы вышли на балкон. Я уселась на бортик, ужаснулась высоте и поскорее слезла. Тут вышли эстонцы, о чем-то шушукаясь. Ире понравилась моя флейта, и она еще раз стукнула ею по Подушке.
— А, ясно, где, — обернулся Подушка. Это они нас искали? Надо же!
После полдника нас повели на пляж на прогулку, но не на наш, а на общественный, где я нашла крабика. Я наклонилась и потыкала его пальцем.
— А-а-а-а-а! — заорала я. Крабик вцепился в меня клешней! УЖАС!
Я орала и мотала рукой, наконец, он отцепился и полетел в море БЛИНЧИКОМ! Раз пять подскочил! Ромашка, у меня только крабики блинчиком летают! Потом мы нашли морских коньков, которые рассыпались в прах, обломки морских звезд, пособирали ракушек. Потом мы гуляли по территории лагеря, но без эстонцев нам было скучно. Вспомнишь г…, вот и оно! Навстречу нам шел отряд мелких эстонцев, за ним старших. Вожатых не было видно.
— Это вы куда это без вожатых? — спросила Ирка у мелких.
— Да так, марш-бросок до единственного магазина, — ответил кто-то.
Мы уселись на лавочку и стали разводить тра-ля-ля. Тут подошли старшие эстонцы. Ира наступила мне на ногу.
— Ау! — воскликнула я, обернулся Одеяло.
— Эй! — всплеснула руками Ира, повернулся Подушка.
О, вот и имена нашли. Одно Ау зовут, а другого Эй!
— Вы что? — спросил Подушка.
— Ирка на ногу наступила, — пожаловалась я.
— Сочувствую, — сказал Подушка, он-то был в курсе, что это значит.
Одеяло гордо молчал. Мы отпросились у вожатых до ужина и пошли с эстонцами.
— О, белочка на проводе! — ужаснулся Подушка.
— А вы что, не видели? — удивилась я.
— Нет.
— А на пальме видели?
— Нет, не видели.
— Фух, непьющие, — перевела дух Ира.
— В смысле? — не понял Подушка.
— Белочка — белая горячка, — пояснила я, но, заметив не понимание в эстонских глазах, продолжила. — Похмельный синдром с перепою!
Мы им показали белочку на кактусе. Подушка тут же прикольнулся по поводу нас, пьющих, но мы не особенно стесняясь, обсуждали белочкин хвост.