POV Гектор
Который день подряд в кабинете, я не мог побыть в столь желанном одиночестве. Перед столом очередной посыльный от Ежа, с требованием прислать патруль Карателей для поимки какой-то шайки Клейменных в округе Питер. Мужчина в строгом, деловом костюме с ухоженной бородой громко вещал, а голос противный, прокуренный, даже не возникало мысли слушать его речь.
Другое слово кричало во мне, оно чертовой отравой сжигало кровь, внутренности. Выворачивало кишки, плоть, от этого нестерпимо болело тело и голова.
— Что ты со мной делаешь?!
Сжал виски посильнее, прогоняя тупую ноющую боль.
Отдаленно слушал посла, как сквозь пленку видел отупевшее лицо постороннего человека. И как сквозь шум воды слышал речь. Все мысли о другом или другой.
Я удобно устроился на кожаном кресле за рабочим столом. Достал перочинный ножик из ящика и подбросил острый предмет вверх на уровень люстры. Отражаясь в свете тот должен был упасть на стол, воткнувшись носом строго в твердую поверхность. Вспарывая плоть…разрезая материал.
Это идеальная практика на самоконтроль. Всегда получалось, но не сегодня…
Посыльный в пятый раз тяжело сглотнул подступившую панику, перестал докладывать в ожидании развязки полета ножа. Нож, красиво сверкая, описал серебристый круг и упал со звоном на пол.
Самоконтроль уничтожен…
Я раздраженно подхватил нож и всадил острием в твердую поверхность стола, оставив как знамя силы и власти.
Андрей прокашлялся, дабы призвать меня к порядку и вниманию, сам он занял место в углу кабинета в сером костюме и очках. Пресса его одолевала последний месяц на износ, поэтому ему приходилось быть красивым и аккуратным.
— …мы просим вас о содействии. Не могли вы прислать специалиста какого-нибудь, у вас часто зимы, а у нас впервые подобные Катаклизмы. Вы поможете?
Я отвлекся от стального ножа, красиво сверкавшего при свете дня. Какой призывный блеск, как Диана. Что-то сигналит вокруг нее, какое-то невидимое поле приглашает окунуться внутрь, пройти ее грань, прикоснуться к ней. Это желание уже задолбало мучить.
— Вы посодействуете нам в поимке? — в очередной раз повторил посол. Видно повторять ему надоело.
— Нет! — ответил без лишних раздумий.
— Как нет? А зачем же я столько распинался, столько повторял? Я три раза историю повторял!
Я ровно встал из кресла, руками опершись о стол, затем не спеша обогнул предмет мебели и остановился напротив посла. Ростом собеседник оказался ниже.
Как смеешь…как ты смеешь не хотеть меня! Меня! Не желать, как я тебя! Я не помню за последний месяц и минуты, когда бы не вспоминал тебя! Как ты смеешь не любить меня! Развернув корпус, вытащил из стола нож, преодолевая небольшое сопротивление деревяшки, и воткнул в шею послу. В момент удара, когда протыкаешь кожу, кровь почти фонтаном бьет, если попасть в вену. Я и попал, держа нож за рукоять, глядя на расширившееся от ужаса глаза темноволосого мужчины.
— Твою мать!!! — услышал отчаянный возглас Андрея, который быстро прикрыл дверь из кабинета. А я держал рукоять ножа и посол держал — мой согнутый кулак с холодным оружием, словно приостанавливая или пытаясь вытащить мешавшую убийственную занозу.
Когда мужчина захрипел, закатывая глаза, я вытащил нож из артерии, позволяя телу упасть на пол.
— Андрей, я похож на чудовище? — спросил глухо.
Красная кровь скатывалась на пол. Идеальный цвет для моего настроения! У меня такая же ненависть после встречи с девчонкой. Как же раздражала. Как же раздражала нервные клетки! Все тело до сих пор знобило. И нож дрожал в руке, предвкушающей трогать не холодную сталь, а теплую девичью кожу.
Посыльный аккуратно опустился на колени, со специфичным звуком упав на пол, а мои руки в крови. Капля крови скатилась по указательному пальцу, по разрезу ладони, прямо по линии жизни.
Разве не ясно, Диана? Ты — моя…моя…моя…только моя. Ясно!?
***
К ночи пришел с работы в одинокую, холодную, однокомнатную квартиру, как и в сотни из других похожих дней. День за днем одно и тоже, но сегодня были небольшие изменения: квартира пропахла ароматным запахом поджаренный курицы; свет ярко заливал небольшую прихожую и голубые сапоги на стальном каблуке валялись на коврике для обуви.
Ясно, Ольга. С тяжелым вздохом разулся, сбросил куртку и пошел в направлении маленького зала и оттуда на кухню. Но Ольгу обнаружил раньше, она аккуратно пристроилась на диване в зале. На стеклянном столе напротив девушки располагался мой компьютер, правда, включенный, судя по быстро сменявшимся кадрам на экране.
Я демонстративно встал в зале, плечом опершись о косяк двери и ждал…ждал реакции на свое появление. Тишина прозвучала в ответ на вторжение.
— Кхе! Кхе! — издевательски прокашлялся, наблюдая как Ольга вздрогнула, обернулась обнаружив чужое присутствие. Как убийца, пойманный возле трупа с орудием в руке, резко принялась нажимать на клавиатуру и второпях оправдываться под звуки клавиш:
— Извини…я это… почту хотела проверить. Думала ты не разозлишься? — вопрос повис в воздухе, пока обходил диван и пока Ольга сворачивала открытые окна на экране компьютера.
Встал напротив стола, руки скрестил под грудью и опустил голову вправо, с другого ракурса изучая свою девушку. Комментировать происходящее пока не спешил.
— Извини, Гектор, неудобно получилось… — проговорила понуро Ольга, опустила карий взгляд покаянно к себе колени, которые плотно прижала друг к другу.
Само раскаяние…Удобно устроившись на диване, я закинул ноги на столик, подвинув комп в бок. Голову положил на спинку дивана, глядя на яркую люстру, как переливчато игрался свет на белых капельках дождях. И здесь этот свет, мать его… белый, раздражающий свет. Абрамова, отстань от моих мыслей, блядь! Исчезни на хрен!
Я громко выдохнул воздух вверх, прогоняя кипевшее внутри напряжение. Все это гребанное цунами эмоций! Откуда столько во мне? Откуда столько крутится внутри и не дает трезво мыслить?
Лет с тринадцати не помнил настолько мощной волны внутри себя. Если бы мог, я сам бы себя устранил от работы, признав негодным. Свой личный тест на профпригодность бы не сдал, признаюсь — я эмоционально не стабилен.
Ольга улеглась на меня, тоненькими пальцами массировала, поглаживала мне грудь. Очень приятно и тепло даровала успокоение, которого почти не осталось. Я обреченно положил подбородок ей на макушку и ответно помассировал. На что Ольга фыркнула в грудь и щекой потерлась, пытаясь быть еще ближе или, вероятно, согреть.
После некоторого молчания, когда запах из кухни стал сводить желудок судорогой, призывно запиликала печка, оповещая о конце заявленного времени готовки. Мы оба очнулись, я уже хотел привстать, ожидал, когда Ольга поймет намек свалить с плеча и груди.
— Эмм…Гектор… — неуверенно позвала она, а девичьи пальцы нервно щипали-теребили футболку и растягивали ее. — Можно спрошу?
— Валяй, — обреченно ответил.
Ох, как не любил разговоры по душам. А ты меня любишь? А я самая красивая? А что ко мне чувствуешь? А когда станем официальной парой, а то подружкам стыдно рассказать?
Я морально приготовился к допросу. Во мне осталось пара капель терпения, остальное спокойствие нагло выхлебала Абрамова, оставила на донышке самоконтроль.
— Кто она? — спросила очень тихим голосом Ольга.
— Кто? — переспросил я тупо, хотя смысла тянуть не было.
Ох, Абрамова, ты даже сейчас ухитрилась, не находясь рядом, выжрать мое терпение, оставшиеся капли в некогда водоеме.
Ольга начала рассказывать моей футболке, боясь поднять глаза, шептала и шептала заготовленную речь:
— Я сначала подумала, что это ну…девочка какая-нибудь моделька на заставке на компьютере — может джинсы рекламирует? Профессиональная фотка: осень, листва, ну и она во всём джинсовом. Потом вспомнила, я как-то раз у тебя на телефоне видела фотографию светловолосой девочки, я делала нашу фотку и чисто случайно в галерее обнаружила ее.
Я уже не просто выдыхал напряжение из тела, я и пальцами подбадривал себя, барабанил так отчаянно по подлокотникам диванам, будто от того, насколько много настучу, зависела моя жизнь. Боялся, что в диване оставлю вмятины от пальцев. А если меня подключить к электричеству… высока вероятность замыкания.
— Ты роешься в моем компьютере и телефоне! — подвел спокойно итог, пока Ольга на секунду замолчала, собираясь с мыслями.
— Прости, Гектор, — повысила вдруг голос, подняла карие доверчивые глаза, состроила наивное личико, нахмурив брови, и часто-часто захлопала ресницами. — Прости, правда не хотела, — обняла за шею, сильнее прижимаясь ко мне.
Повисла, вцепилась намертво, будто боялась я исчезну, крепко-крепко обхватила со всех сторон, как плюшевую любимую игрушку. Затараторила, опасаясь, что если замолчит, духу не хватит:
— А на рабочем столе в отдельной папке я обнаружила еще несколько ее фотографий. Там и вовсе на одной она переодевается полуголая. Хоть и лицо ее наклонено, но понятно, что это та же блондинка. Ии…по обстановке похоже, это ваш университет.
Ольга замолчала, пряча лицо рядом с моим плечом, шептала на ухо.
А я собрал последнюю каплю моего терпения в прежде огромном озере и со смехом пояснил:
— Ольга тебе нечего беспокоиться! — фыркнул насмешливо. — Вот если бы у меня на заставке оказался темнокожий мужик из округа Питер с огромной ялдой! — и я продемонстрировал руку по локоть с зажатым кулаком, обозначив размер. — Тогда бы нам надо было плакать с тобой! — засмеялся над подобным предположением.
Раз уж никто не желал настроение поднимать, сам себе поднимал. Аккуратно высвободился из тисков Ольги и привстал с целью пройти на кухню, где сладко пахла курица. Все-таки есть хотелось, а тут опять разговоры.
— Она тебе сильно нравится? ….
Еб, твою мать! Твою мать! Твою мать! — мысленно проорал.
— У тебя даже моих фотографий нет, парочку и то, где мы с тобой вместе и которые я сфотографировала….
Я остановился в проходе перед кухней, широко расставив ноги, руками вцепился в пряди волос и сжал, будто хотел снять скальп вместе с ними. Разодрать череп голыми руками, и если подключить силу Карателя, я бы с удовольствием это сделал.
Развернулся, не отсоединяя рук повысил голос:
— Что тебе рассказать? В каких позах хочу ее трахнуть? Имя, фамилию, сколько лет? Тебе легче станет от этого? Тебе, блядь, легче стало от того, что нарушила мое личное пространство!?
Ольга вздрогнула от громкости, трусливо сжавшись в напряженную статую, я прежде не повышал на нее голос. Вздрогнула будто ударил ее, закусила щеку изнутри, машинально сделала шаг назад к дивану, боялась, что подниму руку за длинный язык.
— Прости… — последовала мгновенная реакция. Заморгала, а по щекам, по черным ресницам мелко скатывались соленые капли, чаще и чаще. — Прости, Гектор, не знаю, что на меня нашло! — а когда глаза полностью стали водно-зеркальные, Ольга прикрыла рукой лицо. — Прости…
Руки я убрал с волос, медленно, восстанавливая привычное сердцебиение, дыша приятным запахом еды.
— Пошла от-сю-да! Всё, Оля! Всё! — четко проговорил привычным тихим голосом.
Развернулся, уходя прочь с этого места. Прочь, пока ещё владел ситуацией. С трудом восстановил голос, с огромным трудом сдержал на цепи свой гнев, пылающий внутри. Это последняя капля терпения.
— Гектор! — взвизгнула она.
Твою мать! Что за приступы идиотизма? Соседи Карателей на меня вызовут.
— Что? — взревел, опять повышая голос до немыслимой высоты. — У нас был уговор, ты не трахаешь мозг мне, я — тебе. А теперь пошла отсюда, ключ не забудь оставить!
Указал на дверь, приказывая убраться отсюда, чтобы запаха духов от нее не осталось, все упоминания чтобы исчезли. Чтобы эта квартира забыла о ней, а я с легкостью забуду. И не вспомню завтра.
— Гектор, пожалуйста! — она почти до ультразвука повысила свой гребанный голос, навалилась на меня, сгребая за талию, голову доверчиво приложила к груди, слушая мое сердцебиение, слушая и слушая как потерявшая рассудок. Худенькое тельце сотрясалось от сдерживаемых рыданий. — Не бросай меня. Я же люблю тебя…
Поведал тихий голосок такой скрипучий надломленный, как у плохого инструмента, потерявшего струну, ржавого, прогнившего.
— Любишь, Оля? Любишь?
Погладил ее по макушке, как бы успокаивая по темным жестковатым волосам, пока подруга всхлипывала, а моя футболка намокала ее слезами все сильнее. Чувствовал на груди мокрое пятно.
Я приподнял Олю за подбородок, вынуждая посмотреть на себя вверх, стер по возможности размазанную тушь под ресницами:
— Тише, девочка, тише. — успокоил ее. Оля доверчиво смотрела, с надеждой глубоко внутри глаз. Прекратила плакать, смотря на меня и прикусывая губу, намекая, чтобы поцеловал ее. — Забудешь!
Приказал ей глядя в глаза, на что они в момент закрылись слезами. Оля скривилась в районе живота, когда я мягко ее выпустил из объятий, уходя прочь, оставляя наблюдать за своей спиной. Вошел в кухню, свет мягко озарил одежду, особенно темные влажные следы от слез на груди. Просто прекрасно! Снимать ее срочно, но сначала есть.
Я вздрогнул, когда раздался треск, звон, звук проливающейся жидкости. С едва сдерживаемым матом рванул обратно в зал и застыл в проходе, наблюдая прелестную картину, как на моем ковру разлилась лужа, лепестки желтых роз плавали на ней и сломанные стебли цветов и сотни, сотни маленьких осколков на поверхности.
Блядь… сжал пальцы в кулаки, потому что в противном случае я за себя не ручался, предел контролю, я сука не железный.
— Что это, твою мать, значит? — спросил сквозь зажатую челюсть, зубы заскрипели друг об друга. Я ненавидел этот звук, как же ненавидел и сейчас скручивало от него.
Оля стояла в море красивых осколков, с зареванным лицом, пряди волос прилипали к мокрым щекам. Вокруг глаз черные страшные круги, и совершенно заплывший взгляд.
Смотрелась, как замершая, безжизненная фигура. Отвратительное лицо, как у безвольной куклы. Ольга медленно присела, глядя на меня, а пальцами нащупала осколки…осколок, сжала его в кулаке твердо.
— Если ты посмеешь уйти от меня, — рука с осколком медленно стала подниматься. — Я перережу себе вены!
Осколок остановился напротив вены, напротив бурного потока крови.
— Давай! — подбодрил ее. От выкрика Оля вздрогнула, словно правда ударил ее тяжелым кнутом и рассек тело. Возможно, грудь или сердце?
— Давай!
Еще раз повторил, а девичье лицо перестало быть отрешенным, исказилось эмоциями, когда продолжил:
— Если тебе насрать на твою жизнь, то почему другим должно быть не насрать! Ты — слабое, мерзкое создание! Тебе плевать на всех, кроме себя! Создала видимость любви и купаешься в ней! Где твоя любовь? Где она? Раз в неделю появляется!?
Ольга нашла в себе силы перебить, едва слышно, но перебить.
— Это не так…я люблю тебя… — осколок задрожал возле вены, а потом опустился по бедру, упал со звоном на пол.
Как же я устал от девичьих закидонов, сколько можно давить на жалость!? Я, блядь, не жеребец, которого можно на привязи держать. Я волен выбирать куда идти и что делать.
— Умойся и уходи, Оля! — тихо приказал ей, не глядя. Тошно от ее вида, от устроенного концерта, от выдуманных эмоций. — Уходи! — прикрикнул, когда подруга замерла в одном положении, сцепив пальцы в замок.
Оля послушно направилась в ванну, а я напоследок громко озвучил в спину:
— Надеюсь приступов шизофрении больше не будет, а также попыток суицида, иначе прямо сегодня запихну в психиатрическую клинику…и твоему отцу сообщу!
Пытаясь восстановить хоть какой-то контроль, хоть какую-то каплю спокойствия прошел на балкон, на чертов воздух с огромным желанием вдохнуть его побольше и выкурить смертельную дозу табака, чтобы мозг навеки отключился. И чтобы там никого не было…ни цветов, не разбитой вазы, ни тупых девочек, ни Абрамовой.
Окончательно достали женщины! Сколько таких суицидниц перевидал, уже даже не трогало, поначалу ведь велся, что натворят глупости. Наивный придурок.
Презираю жалких женщин!
***
На заставке компьютера любимая фотка. Не знаю каким образом она была сделана в раздевалке университета. Белокурая голова наклонена немного, поэтому лица не мог увидеть, но я пальцем провел по очертаниям красивого лица. Диана надевала майку через голову — ткань была одета через шею и остановлена выше груди. Темные спортивные штаны, к сожалению, были на ней, скрывали столь запомнившиеся мне при первой встрече ноги. Я провел пальцем по экрану, по ровному прессу, интересно ее мышцы сильно сократились бы от моих прикосновений? Тонкая-тонкая талия, ее не двумя, наверное, одной рукой мог сжать, и на фоне талии кажутся очень соблазнительными округлые бедра, да и грудь на удивление выглядела массивно по сравнению с худыми руками и животом.
Жаль не достали дальше твои фотки. Я хочу видеть тебя обнаженной, не только видеть, но и чувствовать руками и всем телом и внутри тебя хочу быть.
Чем я заболел? Что за маниакальная жажда иметь тебя в своем пользовании? Ты — хорошая девочка, сидишь дома, ходишь в университет и на работу. НЕвыносимо!
Мы не виделись много дней, не считая короткой встречи в машине, с того памятного дня в больнице, когда стал для тебя чудовищем.
Ты сожгла мои мысли и оставила одну — маниакальную жажду завладеть тобой! Ты либо моя! Либо ничья!
Нарушь мой приказ, дай повод найти тебя.
Десять часов вечера, а я один на диване, прогнал Ольгу, сидел озаренный тусклым сиянием ноутбука. Кромешная тьма везде, а на экране — схема Приама, состоящая из квадратиков-домов и линий — дорог. Обычная программа слежки и на ней красная точка — Диана, как красная тряпка для меня. Дико раздражает.
Точка стояла на одном месте, а я хотел, чтобы двигалась немедленно. Вышла из дома. Если так поздно выйдешь из дому, я обязательно рвану за тобой.
Каждую ночь сидел и после работы время от времени посматривал на эту красную точку.
И наконец-то… на двадцать шестой день точка запрыгала на экране дома Дианы и двинулась в неизвестном направлении. Смена на работе у нее начиналась раньше…
Я довольно привстал с дивана, натягивая капюшон поплотнее на лицо, скрываясь во тьме, экран закрыл и погрузился в абсолютный мрак комнаты.
— Думаю мне не понравится, куда ты идешь… но я очень рад этому.