Как оно пахнет? За сто шагов. Оно лежит на блюде в столовой, а пахнет уже на лестнице двумя этажами ниже. Ты входишь в квартиру, подходишь к столу, видишь его – продолговатое, чуть похожее на сильно вытянутую восьмерку, светло-коричневое, а может быть, даже бежевое, будто лакированное. Ты берешь его в руку, бережно, как птичку, и подносишь ко рту, а у тебя уже капают слюнки. Ты осторожно надкусываешь его, и из него выдавливается густой, вязкий крем, он выдавливается, как клей из тюбика с подписью "гуммиарабик", и аромат расходится по всей квартире. Вот что такое пирожное "Эклер".
Но мы его видели только в кино. Последний раз я ел его три года назад, в 1919 году. После этого мы вообще забыли, что такое пирожные, если не считать тех кулинарных произведений, которые мама и тетя Феня создавали из картофельных очистков.
И вдруг папа откуда-то принес одно такое пирожное.
У меня как раз сидели Шура Навяжский и Женя Данюшевский, и мама дала нам по чашке чая, и к чаю был на всех троих маленький зеленый кусочек постного сахара. Женя, как специалист по геометрии, точно расколол его на три части, и мы наслаждались.
И вдруг эклер.
Мама сказала:
– Ребята, это вам. Мы есть пирожное не будем.
Получайте удовольствие.
В энциклопедическом словаре на букву "У" сказано: "Удовольствие (только единственного рода). Чувство радости и довольства от приятных ощущений". Так вот, у нас начались такие ощущения.
А папа сказал:
– Мы с мамой уходим, а вы срывайте цветы удовольствия.
И мы начали срывать.
Мы поручили Женьке осторожно разделить пирожное, чтобы не вытек крем. Разложили все три части на блюдца, и в этот момент раздался звонок. Пришла Ира Дружинина со своей мамой Елизаветой Петровной.
У Елизаветы Петровны болел зуб, и Ира уговорила ее пойти к моей маме.
Родители были еще дома, и мама быстро забрала Елизавету Петровну к себе в кабинет, а Ира прошла ко мне в комнату.
– Что это вы едите? – спросила она.
– Так… одну вещь… – сказал Женька. Он еще не успел начать.
– Неужели пирожное? Не может быть!
– Представь себе, – сказал я. – Папа принес откуда-то… Что ты стоишь? Садись. Сейчас я принесу чай, и ты будешь пить чай с пирожным под названием "Эклер".
– Ой! – вскрикнула Ира.
А Шура и Женя грустно переглянулись.
– Давай теперь дели три порции на четыре части, – сказал Шура.
– Давайте иначе, – предложил я, – я отдаю свою порцию Ире, а две ваших мы поделим на три части.
– Очень просто: от каждой нашей части по кусочку тебе.
– Идет, – сказал я.
В это время вошли Елизавета Петровна и мама.
– Зуб уже не болит, – радостно сообщила Елизавета Петровна.
Я понял, что нужно проявить гостеприимство.
– Елизавета Петровна, – провозгласил я, – прошу вас к столу. Будем пить чай с пирожными.
Женька и Шурка с ужасом посмотрели на меня.
– А вы, Анна Александровна? – спросил Шурка.
– Хорошо. Я выпью чашечку с вами.
– А как же быть с пирожным? – испугался Женька.
– А вот как! – внезапно сказал я. – Мы отдаем дамам наши эклеры.
– Что вы, что вы! – заголосила Елизавета Петровна.
– Я есть не буду, – сказала мама.
– Не обижайте нас. Все-таки мы мужчины, – заявил Женька.
– И дайте нам себя ими почувствовать, – сказал я.
Дамы согласились, и мы себя почувствовали… Между прочим, чувство было довольно грустное.
Дамы ели пирожные, причмокивая от удовольствия и прихлебывая чай. А мы мгновенно заглотнули кусочки постного сахара и жалобно смотрели на крошки эклера, падающего на блюдца.
Вскоре мы разошлись. Я остался в комнате один, вспоминая красивый, аппетитный эклер, и думал:
"Трудно быть настоящим мужчиной, но что-то всетаки есть в этом приятное…"