Незнакомец удалился, освободив пространство объемом десять на шесть футов.
– Кто это? – спросил я.
Сиппи расстроился. Он обхватил руками голову, подергал волосы, потом свирепо стукнул кулаком по столу и откинулся в кресло.
– Чтоб его! – выругался Сиппи. – Он никогда не поскользнется на банановой корке и не вывихнет себе ногу.
– Кто это?
– Черт бы его подрал!
– Кто это?
– Инспектор колледжа, где я учился. Ты понимаешь?
– Ни черта.
Сиппи вскочил с кресла и прошелся по ковру.
– Как ты себя чувствуешь при встрече со своим бывшим инспектором?
– Не знаю. Он умер.
– Так я тебе скажу, что бы ты чувствовал. Я становлюсь снова приготовишкой, как будто меня вызвали для нотаций за шалости! Однажды он меня вызвал… Ах, Берти! Я постучал в дверь его кабинета. «Войдите!» Так, вероятно, рычали Нероновы львы, почуяв христианское мясо. Он грозно глядел на меня, обнажив клыки, а я лепетал какой-то вздор в свое оправдание. Но он не растерзал меня, а только отщелкал линейкой. И теперь, когда он появляется, я теряюсь, бормочу «да, сэр», «нет, сэр» и чувствую себя четырнадцатилетним школьником.
Я начал понимать, в чем дело. Люди с артистическим темпераментом, как Сиппи, всегда имеют свои странности.
– Он является сюда с карманами, набитыми статьями вроде «Старинные монастырские школы», «Некоторые неизвестные места из Тацита» и так далее, а у меня не хватает смелости отказать ему. И все это я должен печатать в журнале для легкого чтения!
– Нужно быть более твердым, Сиппи. Побольше смелости, старина!
– В его присутствии я становлюсь хуже жеваной промокательной бумаги. Ничего не поделаешь, Берти! Если же я буду печатать его статьи, то меня прогонят.
– Как же быть?
– Дело скверно.
– Нужно посоветоваться с Дживсом.
– Дживс, – сказал я, вернувшись домой, – дело плохо.
– Сэр?
– Встряхните своими мозгами. Я надеюсь на вашу сообразительность. Вы слышали о мисс Гвендолен Мун?
– Поэтесса, написавшая «Осенние листья», «Это было в июне» и другие поэмы. Слышал, сэр.
– Черт возьми, вы знаете все на свете, Дживс!
– Благодарю вас, сэр.
– Итак, мистер Сипперлей влюбился в мисс Мун.
– Да, сэр.
– Но боится ей признаться.
– Бывает, сэр.
– Считает себя недостойным ее.
– Совершенно верно, сэр.
– Так. Но это еще не все. Слушайте дальше. Мистер Сипперлей, как вам известно, редактор журнала для легкого чтения. И вот бывший его школьный инспектор заваливает его статьями, ничего общего с легким чтением не имеющими. Понятно?
– Более или менее, сэр.
– И несчастный Сиппи печатает его дребедень, не имея сил послать его к чертям. В общем, создается… Ну, как бы это сказать, Дживс?
– Сложное положение, сэр?
– Именно, сложное. У меня с тетей Агатой тоже сложное положение. Вы знаете меня, Дживс, для друга я готов на все!
– Да, сэр.
– Я тоже становлюсь труслив, как кролик, перед Агатой. Так же и старый Сиппи. Он не может объясниться с мисс Мун и прогнать своего старого школьного инспектора с его статьями. Ну-с, что вы думаете, Дживс?
– Боюсь, что в данную минуту я еще не могу предложить вам достаточно продуманного плана, сэр.
– Вам нужно время, чтобы обдумать?
– Да, сэр.
– Отлично, Дживс, подумайте. Утро вечера мудренее. Действительно, утро вечера мудренее. Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что во сне мне пришел в голову стратегический план, которым мог бы гордиться сам маршал Фош.
Я позвонил Дживсу, чтобы он принес чай. Потом позвонил снова. Но прошло, наверно, минут пять, прежде чем явился Дживс.
– Прошу прощения, сэр, я не слышал звонков. Я был в гостиной, сэр.
– Что-нибудь убирали?
– Стирал пыль с новой вазы, сэр.
Я посмотрел на него с умилением. Он не сказал, в сущности, ничего, но мы, Вустеры, умеем читать между строк. Добряк Дживс старался полюбить новую вазу.
– Ну, как она выглядит?