Борис Егоров, Ян Полищук, Борис Привалов
Не проходите мимо
(Роман-фельетон)
Увидев безобразие, Не проходите мимо.
В. Маяковский.
Фельетон первый
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Здание студий документальных фильмов носило транспортный отпечаток. Вестибюль был холоден и гулок, как зал ожидания пассажиров дальнего следования. На студии стоял вокзальный гомон. Прибыл из командировки очередной кинообоз. Приехавшие метались среди колонн фасада. Механики из фонотеки, пользуясь случаем, записывали шум приезда: создавалась коллекция звуковых консервов. Грохот заготовлялся впрок для озвучивания кинофильма "Тише едешь - дальше будешь". Творцы фильмов со сноровкой бывалых транзитников волокли предметы съемочного обихода Не посвященный в тайны хроникально-документального производства увидел бы здесь однородную творческую массу. Студийный же старожил с первого взгляда определил бы, на какой ступеньке служебной лестницы застряли те или иные кинотруженики. Все определялось вещью, при которой они находились. Уделом румяных стажеров была тяжелая осветительная аппаратура. Веру, надежду и любовь излучали их сверкающие, как софиты, глаза. Ассистенты горделиво тащили штативы. Это была следующая степень творческого доверия. Ее заслуживали отдельные лица, достигшие, как правило, тридцатилетнего возраста, имеющие высшее образование и прослужившие на студии не менее трех лет беспорочно. Точная оптика находилась в руках вторых операторов, людей выше среднего возраста. Многие из них втайне от сослуживцев уже писали мемуары "Узник съемочной камеры". Первые операторы - пожилые мужчины с проплешью - расхаживали налегке, размахивая, словно кадилами, ручными киноаппаратами. И все-таки самый тяжелый груз выпал на долю режиссеров, хотя в руках у них ничего не было. Они несли ответственность. Остроносый блондинчик стажерского возраста бодро лавировал среди студийной сутолоки. Вместо полагающейся ему по рангу тяжести он почему-то держал в руке обыкновенную папиросную коробку. Заметив брошенный посреди вестибюля ящик, блондинчик нахмурился и грозно повел носиком. - Эй, старики! - крикнул он. - Работа есть! Можаев, Благуша! Быстро! Двое молодых людей направились к блондинчику. Первым подоспел Можаев, кудрявый брюнет с трубкой в зубах. Высокий юноша в больших роговых очках Благуша - шагал степенно и неторопливо. Его мощным плечам, прикрытым спортивной двухцветной курточкой, мог позавидовать любой тяжелоатлет. - Благуша прибыл! - доложил очкастый. - Вот, - сказал блондинчик и повел носом в сторону ящика. - Надо быстро оттащить в подвал. Работа сдельная, хи-хи... Я бы и сам отнес, да некогда. Протарзанов папирос ждет. И блондинчик, подхихикнув, умчался. - Глумится, - добродушно улыбаясь, произнес Благуша. - Знает Власий: в последней экспедиции меня опять использовали как грубую тягловую силу. Установил я Межстудийный рекорд по тасканию штативов. - Гиндукушкину этот номер безболезненно не пройдет, - сердито сказал кудрявый брюнет. - Но ящичек-то действительно нужный предмет обихода. Раз-два - взяли... Ящик поплыл по лестнице, ведущей в подвал. - Помнишь, Юра, год назад, когда мы получали операторские дипломы, пустился в лирические воспоминания Благуша, - нам качалось, что до создания хроникальных шедевров рукой подать. - Он браво нес ящик одной рукой, а другой отпихивал чересчур близко пробегающих кинодокументалистов. - Как говорят у нас в Виннице, "помазали губы медом, а облизати не дали". - Давным-давно нам, Мартын, пора в самостоятельную путь-дорогу, - сказал Можаев со вздохом. - Надо коллективно таранить начальство .. Хотя бы один сюжетик получить на двоих... В противном случае придется перейти работать на эстраду. Ты будешь вроде Тарапуньки... Оттащив ящик, Можаев и Благуша вернулись в вестибюль. Народу значительно поубавилось: прибывшие уже разбежались по студии. Прямо на операторов Двигался полный молодой человек в Мохнатом демисезонном костюме. Из бортов пиджака густо выпирал подкладочный волос. Начинающий толстяк утопал носом в раскрытой папке. - Костя! - обрадованно закричал Благуша. - Подними глаза! "За-за-за!" - подхватило эхо под вокзальными сводами. - Приветствую в вашем лице, товарищ Шишигин, - произнес Можаев скучной скороговоркой, - не только редакторский актив студии в целом, но и персонально главу сценарного отдела... "Дела-дела-дела..." - подтвердило эхо. - Минуточку, - не отрываясь от чтения, сказал Костя Шишигин и быстро забубнил: - "Крупным планом ее лицо. Она улыбается, глядя на произведенную ею шайбу. Аппарат отходит. Затемнение". Все!.. А-а! Здорово, ребята! Вы вместе - ходячая диаграмма: долговязый Мартын Благуша - количество художественных фильмов в сороковом году, а недомерок Юрий Можаев - урожай прошлого года. - Ах, краще было бы наоборот! - печально улыбнулся Мартын. - Чего же тут удивительного, - взмахнул погасшей трубкой Юрий, - если даже такие мастера, как мы с Мартыном, находимся в простое? Правда, мы к художественным фильмам прямого отношения не имеем, но... Обычно округлое лицо Шишигина от улыбки стало овальным. - Подумаешь, какой-нибудь годик не доверяют самостоятельного сюжета! Другие по пять лет бьют баклуши. Ибо сказано, чада мои, в священном писании - вы, конечно, по необразованности не читали этого альманаха; "оставайтесь в Иерихоне, пока не отрастут бороды ваши". - Зажимают молодых, - беззлобно сказал Благуша. - Ты бы, Костя, как член художественного совета, устроил нам сценарий! Вспомни молодость и общежитие, в котором мы провели три года... Мартын умоляюще улыбнулся. - Сто тринадцатый вариант мартыновской улыбки, - заметил Юрий, поглядев на своего товарища. - Никто, Костя, не умеет улыбаться так, как Мартын. От его улыбки тают сердца девушек. Но, к сожалению, на начальство она не действует... И на тебя тоже... Мартын снова улыбнулся, на этот раз смущенно, и, чтобы чем-то заполнить паузу, сказал: - Помоги, Костя, мы же старые-престарые товарищи. Вспомни... - При чем тут воспоминания? Зачем здесь лирика? - воскликнул Шишигин, и глаза его засветились лукавством. - Для чего же я стал руководящим товарищем?! Мой первейший долг угнетать молодых. - Ну, это мы еще посмотрим, кто кого, - сказал Можаев. - Меня лично начальство уже пугается. По самым скромным подсчетам, я общался с Леденцовым тридцать два раза, с Фениксовым - шестнадцать. - Ив конечном счете, - добавил Мартын, - получается какая-то ерунда. "Да-да-да..." - охотно поддержало эхо. Шишигин оглядел многоголосые своды. - Каждый раз удивляюсь, почему наш уважаемый директор товарищ Фениксов не проводит здесь заседания худсовета. С таким эхо вопрос о молодых мы решили бы сразу. Ну что ж, загляну к директору. А пока не мешайте изучать творческие заявки - И Шишигин, уткнувшись носом в очередной лист сценария, побрел дальше по вестибюлю. Из-за угла выскочил остроносый блондинчик. - А-а, Гиндукушкин! - схватили его за руки Мартын и Юрий. - Как жизнь в искусстве, старики? - невинно глядя на операторов, спросил Гиндукушкин - Все еще мечтаете о персональных сюжетах? Тогда можете считать, что я самой судьбой послан вам навстречу.. - Еще бы! - сказал Юрий, не выпуская Гиндукушкина. - Ты вхож в поднебесные сферы. При светиле в спутниках-адъютантах состоишь. Пусть он нам поможет в горе-злосчастье. - Давно бы так, - почему-то обрадовался Гиндукушкин. - Я похлопочу Мэтр прислушивается к моему мнению.. Можете считать, что суточные и гостиничные у вас в бумажнике. Виктор Викторович отыщет пути... Мастерство, находчивость, опыт! Хотите, расскажу потеху об одном режиссере? Только, старики, чтоб это было между нами. Не дожидаясь согласия, Гиндукушкин подхватил молодых людей под локотки и, увлекая за собой, что-то жарко зашептал - А ты, Влас, всезнайка, - промолвил Можаев, - бродячая энциклопедия слухов. - При чем тут слухи? - обиделся ассистент-адъютант. - За мелкие детали не ручаюсь, но по каждому факту могу представить охапку доказательств. Голову даю на отсечение! - А я бы на твоем месте обращался с головой бережнее, - заметил Юрий Все-таки единственный экземпляр. И даже этот экземпляр мог бы принести пользу прогрессивному человечеству... Почему ты молчишь? Ну, хотя бы о том, что сейчас рассказал? Ведь за подобные делишки такого режиссера давно под суд надо... - Брось, Юра, свои привычки, - Гиндукушкин покрутил носом. - С искусством надо быть деликатнее Мне что, больше всех надо? Мне что, не хватает конфликтов в жизни? Ну, старики, станьте во фрунт: я сейчас Виктора Викторовича приведу! - и он нырнул за вельветовую портьеру. - Чего это нынче Гиндукушкин такой услужливый? - удивленно сверкнул очками Мартын. - Байки рассказывает, под ручку с нами прогуливается... Портьера колыхнулась и отлетела куда-то в сторону. Из-за нее показался статный седоголовый мужчина в костюме стального цвета. Известный всему киномиру галстук тигровой масти ниспадал ему на грудь. Можаев и Благуша невольно подтянулись. - Здравствуйте, Виктор Викторович! - Мои юные друзья! - дрогнувшим голосом произнес Протарзанов и гостеприимно распахнул руки. - Я глубоко рад нашей встрече! Мои ученики искры моего сердца! Ваши невзгоды печалят меня! Я обязан, я должен оказать вам помощь! Мартын и Юрий зачарованно смотрели на мэтра. - Идемте к директору, мои юные друзья! Мы убедим его. Вы получите фильм Это обещаю вам я - Протарзанов! ...Благуша и Можаев относились к своему бывшему профессору с уважением. Им льстило, когда их называли протарзанцами. Виктор Викторович был широко известен публике еще до своего перехода на хроникально-документальную студию. Тогда он творил шедевры в художественной кинематографии. Его обольстительную улыбку, седую гриву волос и знаменитый полосатый галстук знали тысячи киноболельщиков по фотографиям и открыткам Поклонницы называли Виктора Викторовича сердечно: "наш Протарзанчик". Коллеги именовали его "Витей в тигровом галстуке" Студенты почтительно говорили "мэтр", и это приятнее всего щекотало протарзановское самолюбие. ...Виктор Викторович с достоинством вел бывших учеников к главе студии. Гиндукушкин семенил рядом - Я имею в виду одну ленту, мои юные друзья, - говорил Протарзанов. - Она создана для вас Внешне, пожалуй, не эффектна. Но вы, опираясь на мой опыт и мою систему, сможете вскрыть внутренние возможности сценария. Подождите здесь! Да, кстати, а если меня спросят: знают ли жизнь ваши юные друзья? Ведь только накопленный опыт, знакомство с суровой правдой жизни служат залогом успеха.. Если директор спросит меня.. Благуша встал почему-то по стойке "смирно" и принялся излагать свою биографию в эпических тонах: - Я, Виктор Викторович, с Украины, из Винницы. Мой дед еще в тысяча восемьсот... Протарзанов поморщился. - Основные вехи, мой друг, основные вехи... Кем были до вуза, что делаете сейчас... - Никем я не был, - смущенно улыбнулся Мартын и начал протирать очки. Пряменько из средней школы в институт, к вам... А сейчас... сейчас вот о самостоятельной работе мечтаю. - Чудесно, - похлопал Мартына по плечу Виктор Викторович. - Ну, а вы, Можаев? - А я думал, что вы со мной знакомы, - начал было Юрий, но Гиндукушкин, уловив легкое недовольство во взгляде мэтра, угодливо затараторил: - Можаев - бывший моряк, был после войны киномехаником, увлекся кинематографом, поступил в вуз. - Как в отделе кадров, - усмехнулся Юрий и задымил трубкой. - Фи, - поморщился Протарзанов, - мой юный друг, какой табак вы курите? - По окладу, Виктор Викторович, - ответил Можаев, - на "Золотое руно" денег не хватает. - Мужайтесь, - улыбнулся Протарзанов и исчез в дверях директорского кабинета. То ли Шишигин уже успел поговорить о Можаеве и Благуше, то ли мэтр имел отмычку к директорскому сердцу, но ровно через пять минут с четвертью Протарзанов вышел из кабинета, небрежно размахивая какой-то папкой. - Поздравляю с днем рождения съемочного коллектива, мои юные друзья! Я взял для вас сценарий! - провозгласил Виктор Викторович, вручая операторам папку. - Надеюсь, ваше содружество окажется плодотворным. Идите, снимайте и дерзайте! Любите суровую правду жизни, как я! Будьте достойными продолжателями моего дела! И мэтр, милостиво пожав молодым людям руки, удалился уверенной, красивой поступью. - Качать меня не надо, - сказал Гиндукушкин, быстро пожимая руки ошалевшим от счастья операторам. - Мчитесь в бухгалтерию, оформляйте командировку, хватайте деньги - и на вокзал... Поезд в Красногорск отправляется в семнадцать ноль-ноль. Гип-гип-ура, старики! И он помчался догонять мэтра. Мартын и Юрий долго и нежно глядели на измятый экземпляр режиссерского сценария. Потом новорожденный съемочный коллектив направился в бухгалтерию... ...Виктор Викторович и Гиндукушкин стояли на крыльце-перроне и ждали личное протарзаноеское авто. Из студии вышел Костя Шишигин, как обычно нагруженный в чтение очередного сценарного шедевра. Наткнувшись на Протарзанова, он вынырнул из рукописи. - Простите, Виктор Викторович... хотел поговорить о ваших бывших учениках - Можаеве и Благуше. - Надо дело делать, а не разговаривать, - веско сказал Виктор Викторович и поглядел на подхихикнувшего Гиндукушкина. - Я уже отправил моих юных друзей в первую самостоятельную творческую командировку... Я убедил директора дать им сценарий. - Ну? - ахнул Шишигин. - Вот это да! И что они будут снимать? - "Дружную семью" Бомаршова, - пояснил Гиндукушкин. - "Дружную семью"? Постойте, постойте... Да ведь это негодный сценарий! Его приняли в то время, когда я был в отпуску. Бомаршов - ваш старый приятель, Виктор Викторович, и вы его халтуру все время протаскиваете! - Не надо громких слов! - поморщился Протарзанов. - Бомаршов - большой писатель, его знают все. Я сам еду снимать бомаршовский сценарий... только другой... - Подсунуть молодым такое утильсырье! - Шишигин огляделся, словно ища помощи. - Где Благуша и Можаев? Вы их не видели? Они еще на студии? - Сейчас четверть шестого, - торжествующе сказал Гиндукушкин, - а поезд в Красногорск отошел ровно в пять. - Ясно, - вздохнул Шишигин. - Я только не понимаю, зачем вам это нужно, Виктор Викторович? Ведь вы тоже поедете в Красногорск? Вы бы могли снять там оба сюжета Бомаршова. - Вы всегда ищете черные пятна в светлых поступках, - сказал Протарзанов, спускаясь по ступенькам к машине. - Наобещали своим друзьям бог знает что, а я без всяких деклараций пошел, уговорил, вручил... Кланяйтесь знакомым! Шишигин прислонился к колонне. - Чтобы не снимать этого сценария, он спихнул его ребятам. А потом его поклонники будут кричать: "Вот, глядите, на материале одной и той же области мэтр снял шедевр, а ребята..." Надо что-то придумать. Если отозвать их, то они мне этого не простят... Только-только получили работу и вдруг... Что же делать, что делать?..
Фельетон второй
ТОПОЛИНАЯ МЕТЕЛЬ
На улицах Красногорска бушевала тополиная метель. По мостовой и тротуарам подгоняемый ветром ползал тополиный пух. Ватные вихри кружились во всех закоулках и подворотнях. Собаки самозабвенно гонялись за хлопьями и чихали, попав в пушистые облака. Дворников, если даже они и не имели метел и фартуков, можно было отличить от прочих сограждан по отчаянию на лицах: "Сколько ни работай, чисто не будет!.." Юрий Можаев и Мартын Благуша шагали по Неполной Средней улице, вдоль изгороди городского парка. "Стой! - кричали фанерные щиты. - Запасся ли ты маской к XIII общегородскому карнавалу?" - Надо было бы осчастливить местный карнавал своим присутствием, - сказал Благуша. - Может, купим маски, Юра? - Возможно, нам уже сегодня придется покупать не маски, а обратные билеты, - задумчиво произнес Юрий. - Ты об этом не подумал? Вдруг Калинкина категорически откажется сниматься? - Младенческая наивность, - отмахнулся Мартын. - Я не верю тому, что она зазналась, прогоняет корреспондентов... В облисполкоме что-то напутали... - Но ты же слышал, - сказал Юрий, - что все приезжие корреспонденты почему-то снимают именно семью Калинкиных. А ведь здесь много и других матерей-героинь. Вот она и капризничает, голова у нее кружится от славы. Операторы свернули в парадное дома номер шесть. Квартира Калинкиных находилась на первом этаже, и Можаев трепетной рукой утопил кнопку звонка. Дверь открыла светловолосая миловидная девушка в красном платье. - Знаю, знаю! - закричала она. - Вы операторы кинохроники! Нам сейчас звонили из облисполкома. Проходите, пожалуйста! - А вы, - галантно проворковал Благуша, - Надежда Калинкина? Я видел вашу фотографию в спортотделе исполкома. Я узнал бы вас среди тысячи... - Я не Надя, - сказала девушка, рассмеявшись. - Я Вера Калинкина... - Отсутствие зрительной памяти - страшный бич оператора, - начал было Юрий и уже бросил на Мартына сочувственный взгляд, как в коридор вошла девушка в голубом платье. Голубая и красная девушки походили друг на друга, как две марки одной и той же серии. Мартын оторопело улыбнулся, даже помотал головой, дабы более объективно воспринять реальную действительность. - Вот и Надя, - сообщила Вера. - Нас часто путают. - У нас в сценарии, - снимая шляпу, сказал Юрий Можаев, - ничего не говорится о двойняшках... Так что обвинение в отсутствии зрительной памяти я с вас, товарищ Благуша, снимаю... В большой комнате было сумрачно. Полуденное солнце тщетно старалось пробиться сквозь трикотажные портьеры, по которым порхали стаи мхатовских чаек. За все свое последующее пребывание в Красногорске операторам ни разу не удалось увидеть какой-нибудь другой рисунок на занавесках областного производства. Очевидно, местная ткацкая фабрика откликнулась раз и навсегда на все юбилеи столичного театра. Надя подошла к окну и разогнала чаек по углам. Солнце засверкало на хрустальной вазе, в которой цвел букет гладиолусов. От очков Мартына по стене забегали два зайчика. Выяснилось, что у Веры и Надежды глаза синие и немного лукавые, что на столе лежал не фамильный альбом, как это вначале показалось, а "Книга о вкусной и здоровой пище", и что на ковре, который занимал всю стену, изображен поединок льва с человеком. От времени ворс на морде хищника повылез, образовалась лысина. Она придавала грозному хищнику благодушный, одомашненный вид. - Это очень приятно, когда тебя снимают для экрана, - сказала Вера. - Не правда ли, я фотогенична? - Ну, положим, снимать будут не нас, а маму, - поправила Надежда. - И вас тоже, - уточнил Юрий. - Ведь недаром фильм называется "Дружная семья". - Мне Альберт рассказывал что-то о сценарии, но я забыла, - небрежно сказала Вера и тотчас же пояснила: - Альберт - это сын драматурга Бомаршова, мой жених. Кстати, вы можете снять нашу свадьбу. Свадьба с операторами! Все знакомые умрут от зависти! Мама, ты слышишь? Мою с Альбертом свадьбу будут снимать для экрана! Дверь, ведущая из передней в кухню, распахнулась, и на пороге появилась старушка в синем фартуке. Ее седые волосы были гладко зачесаны. Из-под пенсне со старомодной дужкой, которое придавало лицу строгий, назидательный вид, текли слезы. Старушка плакала. В руке она держала разрезанную луковицу. - Здравствуйте, - сказала Пелагея Терентьевна, оглядывая гостей. - День добрый! Юрий возможно учтивее раскланялся. Мартын, как всегда в подобных случаях, обаятельно улыбнулся и тоже постарался поддержать репутацию воспитанного человека. - Бульба, - произнес Мартын, принюхиваясь к плывущим из кухни гастрономическим ароматам. - А-ля рошфор! Пелагея Терентьевна с любопытством оглядела высокого юношу в очках. - Вы имеете кулинарное образование? - спросила она Благушу. - Высшее потребительское! - уточнив Юрий. - Готовить не умеет, но ест абсолютно все. - Бульба а-ля... - вздохнул Мартын, - с детства мое любимое блюдо! - Если бы я была вашей мамой, я бы выучила вас говорить, - сказала Пелагея Терентьевна, - вместо всяких там "а-ля" просто "картошка с жареным луком". И Калинкина-старшая скрылась в кухне. - Кулинария - мамина страсть! - объяснила. Надя. - Товарищ Благуша чуть-чуть не покорил ее сердце. Но не печальтесь - вы сумеете это сделать позже. Сколько еще маминых лекций о вкусной и здоровой пище придется выслушать вашей съемочной группе! Вот, например... - Умоляю тебя, Надежда, - запротестовала Вера, - только не демонстрируй свои самодеятельные таланты. Твои пародии всем уже надоели. Надя, не обращая внимания на Верину просьбу, встала в позу, поправила на переносице воображаемое пенсне и голо" сом Пелагеи Терентьевны произнесла: - Кулинария - самое позабытое, позаброшенное из искусств! Есть любят все... Но готовить умеет по-настоящему лишь полпроцента населения! Поэтому в жизни и происходит столько неувязок. А ведь если бы все жены умели кулинарничать, количество разводов уменьшилось бы вдвое! Если бы все начальники приходили на службу после хорошо приготовленного завтрака, количество выговоров подчиненным сократилось бы втрое... - Ой, к нам гости! - перебила Вера. - Кто там еще? - высунулась из кухни Пелагея Терентьевна. - Внимание! Внимание! - раздался бодрый голос. - Через пять минут начинаем репортаж! Калинкина-старшая захлопнула всердцах дверь. На пороге Комнаты появился бледный мужчина со взором горящим. - Саша! Вноси аппаратуру! - бросил он Через плечо и представился: - Радиорепортер предпоследних известий! Сгибаясь под тяжестью двух звукозаписывающих рундуков, в комнату втащился хмурый техник. Бледный мужчина со взором горящим оглядел присутствующих и остался доволен: - Сыновья и дочери представлены прилично. А где сама мама-героиня? - В кухне, - сообщила Вера. - Мы, простите, не Калинкины, - заметил Юрий. - А-а, значит, зятья? Мужья, так сказать, дочерей? И это неплохо! Все равно одна семья... Значит, она на кухне! И радиомужчина выскочил из комнаты. Вера поспешила за ним. - Мама не простит, если ей помешают колдовать над этим... как вы говорили? А-ля... - усмехнулась Надя. - Картошка жареная с луком! - отрапортовал Благуша. - И вообще ома не любит корреспондентов. Если хотите знать почему, то я могу предъявить вам вещественные доказательства... Надя достала из тумбочки пачку вырезок и вручила их Юрию. Операторы стали рассматривать журнальные вкладки, газетные фотоокна и портреты из брошюр Сельхозгиза. Почти везде Калинкина-старшая сидела в кресле за вязкой чего-то шерстяного. У ног ее примостилась на стульчике-лилипуте внучка-дошкольница. Глубокомысленно улыбаясь, она читала бабушке передовицу из "Красногорской правды". - Сразу видно, что Пелагея Терентьевна не любит сниматься, - подытожил Юрий. - Вот и пришлось всем перепечатывать одно и то же фото. - Наоборот, - усмехнулась Надя, - потому-то мама и перестала фотографов в дом пускать, что все они снимают ее одинаково. Ведь это работы разных корреспондентов! - Вы придирчивы, - сказал Мартын, обезоруживающе улыбаясь. - Есть варианты! Вот тут, например, клубок шерсти побольше, а вот даже котенок привнесен для углубления характеристики быта... - Если учесть, - сказала Надя, - что фотограф привнес своего личного котенка, то можно восхититься оригинальностью замысла. Но беда в том, что котенок для мамы не типичен: она кошек видеть не может. В дверях снова появился бледный мужнина со взором горящим. - Саша! Дай мне бумажку с вопросами-ответами! Ну, которая у тебя в магнитофоне лежит. И, схватив листок, радиокомментатор выбежал из комнаты. - Вы знаете, какие у него вопросы к маме? - спросила Надя операторов. - Я не умею, к сожалению, отгадывать мысли, - развел руками Юрий. - Значит, вы недавно работаете, - сделала вывод Надя. - А я насмотрелась репортеров самых разных ведомств и изданий. Фотографам, тем непременно нужно вязанье и внучка. Причем обычно на роль внучки берут соседскую девочку... А очеркисты, те задают четыре вопроса: "состав семьи?", "помните ли революцию в деревне?", "как выполняют дети производственный план?" и "занимают ли члены семьи выборные должности?". Вот, слышите? Операторы прислушались. На кухне шел громкий разговор: радиорепортер и Вера уговаривали Пелагею Терентьевну ответить на несколько вопросов, заготовленных редакцией предпоследних известий. - Мы вещаем на всю страну! - кричал репортер. - Миллионы слушателей сидят у приемников и ждут вас, мама! Всего четыре вопроса-ответа: "помните ли вы революцию в деревне?", "как дети выполняют производственный..." - Не мешайте мне готовить! - послышался голос Пелагеи Терентьевны. - Вот Вероида хочет записываться. Ее и накручивайте на пленку. - Я никогда не слышала своего голоса в эфире, - томно произнесла Вера. Это так оригинально. Юрий уже несколько минут нетерпеливо ерзал на стуле. - Знаешь что, - сказал он Мартыну. - Я не могу спокойно слышать этот разговор. Сейчас пойду и возьму за локоток настырного радиовещателя... - Ну, вот опять ты лезешь в историю, - вздохнул Мартын. - Какое тебе дело? Не обращай внимания. Юрий вспыхнул. - Брось ты свое примиренчество-всепрощенчество. Можно подумать, что ты всю жизнь питался манными котлетками. "Не обращай внимания!" И это говорит потомок вольных запорожцев, ростом в сто восемьдесят сантиметров и весом в девяносто шесть килограммов. Я бы при такой комплекции... В этот момент в комнате появился радиочеловек. Юрий приготовился было к проникновенному разговору с репортером, но тот уже бубнил в микрофон. И то, что услышал Можаев, заставило его на время отложить нравоучительную беседу. - Наш микрофон установлен на квартире Тимофея Калинкина. Здесь сегодня радостная атмосфера - приехала на побывку мать-героиня Пелагея Терентьевна! Тут же дочери, сыновья, молодая поросль Калинкиных... Семья Калинкиных часто собирается вместе, хотя она и разбросана по всей области. А сын Феликс совсем далеко - он поехал осваивать целинные земли. Дорогой Феликс! Семья передает тебе свой материнский привет! Итак, напоминаю, часть семьи Калинкиных живет в колхозе: сама Пелагея Терентьевна, ее муж Прохор Матвеевич, сын Андрей - инженер и дочь - телефонистка Ольга. В поселке Кожкомбината живет самый младший из детей - закройщик Николай. У нас же, в Красногорске, проживают Тимофей Прохорович - глава облторга, Елизавета Прохоровна - артистка эстрады, студентка Вера и сотрудница городского бюро находок Надежда. Имеется еще один брат - Владимир, автомеханик станции обслуживания на трассе Красногорск - Ялта. Это недалеко от Кудеярова... Но сегодня такой радостный день - мама приехала в город, и вокруг нее собрались почти все дети.. Саша, выключай! Уф-ф! Веселый смех мы наложим потом. Теперь выступление мамы. Как вы думаете, она категорически отказалась? Или не категорически? - Почему же? - удивилась Вера. - Вы такой красноречивый, вы ее уговорите. Радиокомментатор снова скрылся в кухне. - Простите, - сказал, ошеломленно улыбаясь, Мартын. - Но он что-то напутал в своем тексте... - Действительно. Разве вы вое живете врозь? - забеспокоился Юрий. - И Пелагея Терентьевна только изредка наезжает в город? У нас в сценарии написано, что все Калинкины живут дружной семьей и под одной крышей... - Все, что было сказано в микрофон, - абсолютная правда, - заметила Надя. - А собрать нас действительно очень трудно... - Вы рассеяны по области, - пробормотал Можаев, - а как же мы будем вас снимать? Операторы были настолько обескуражены этим открытием, что совершенно растерялись. Словно сквозь сон, Можаев и Благуша слышали, как еще раз отреклась от радиорепортажа Пелагея Терентьевна, как предприимчивый деятель записал на пленку выступление Веры, как Надя долго объясняла, что Мартын и Юрий приезжие, а бледный мужчина бормотал: "Это какие-нибудь братья, зятья или шурины, а вы от меня их хотите скрыть. Учтите, миллионы сидят и ждут... Саша, тащи!" - Саша, стоп! - прозвучал голос Можаева. - Подождите, я поговорю с вашим начальником. - На какие темы? - спросил радиомужчина. - На морально-этические. - По этим вопросам я принимаю после работы, - быстро проговорил радиорепортер и, позабыв проститься, исчез в сопровождении верного техника. Собралась уходить и Вера. - Если Альберт заедет, - сказала она Наде, - то передай ему - я в ателье. Впрочем, не надо: пусть в другой раз не опаздывает. - Какая честь! Я имею возможность поговорить с твоим Альбертиком! - лукаво заметила Надя, - Ты просто завидуешь! - надевая голубую шляпку с зеленой вуалеткой, прощебетала Вера. - С вами, - она чарующе поглядела на операторов, - я не прощаюсь... Мы еще увидимся! - Ну, Юра, что будем делать? - пробормотал Мартын. - Писать письмо на студию! - решительно заявил Юрий. - Ведь мы не можем снимать без сценария. - Все ушли? - высунулась из кухни Пелагея Терентьевна. - Ну и слава богу... А-а, вы еще тут, - заметив операторов, разочарованно покачала она головой. Калинкина-старшая, уже без фартука, в темном платье-костюме, вошла в комнату. Искоса поглядывая на Можаева и Благушу, Пелагея Терентьевна вершила бездну мелких домашних дел: завела стенные часы, вытерла пыль с буфета, что-то поколдовала возле шкафа, что-то передвинула, что-то одернула, что-то переставила. - Вы на нас так смотрите, - засмущался Юрий, - словно МЫ уже совершили что-то нехорошее. За окном послышался автомобильный сигнал. - Принц Альбертик за Вероидой приехал! - произнесла Пелагея Терентьевна. Скажи ты, Надежда, ему, что, мол, дома невесты нет... Я бы и сама с ним поговорила, да видеть мне его противно... - Пусть кто нибудь из мужчин подойдет к окну и объяснит жениху, что он опоздал. Мужчина в данном случае произведет большее впечатление. Юрий, расправив плечи, направился к окну. Упершись ладонями в подоконник, он взглянул на улицу. Возле тротуара стоял белый фаэтон, очень похожий на летний модельный полуботинок. Около него прогуливался гривастый молодой человек в сиреневом пиджаке и клетчатых, как шахматная доска, брюках. Одной рукой юноша то и дело приглаживал тоненькие, словно крысиные хвостики, усы, в другой вертел букетик цветов. - Пардон! - заметив Юрия, сказал молодой человек. - Мне нужна Вера Прохоровна! - По поручению семейной общественности, - с подчеркнутой любезностью произнес Можаев, - я должен заявить, что Веры дома нет. Она вас ждала и ушла. Звуковые эффекты можно прекратить. Есть дополнительные вопросы? - Благодарю вас, сэр, - вежливо сказал долгогривый. - Олл, как говорится, райт! Он ловко вскочил в автомобиль, захлопнул дверцу и включил мотор. Фаэтон плавно отчалил от тротуара. - Вот я и оказался замешанным в семейные интриги, - сказал Юрий. Простите за нескромный вопрос, Надежда Прохоровна: чем объясняется ваша неприязнь к этому машино-владельцу? Ведь он Верин жених? - Да уж захороводил девку, заресторанил, - вздохнула Пелагея Терентьевна. - Шесть недель всего как познакомились, а уже о свадьбе говорят. Парню двадцать два года, у отца за пазухой живет. Ни заботы, ни труда - на папино наследство надеется. Одним словом, иждивенец! - Любовь зла, - молвил Юрий, - полюбишь и Бомаршова. - Было бы за что, - заметила Надя. - За первенство по буги-вуги среди городских пижонов? 3а коллекцию техасских галстуков? Или за умение истратить папин гонорар в один ресторанный присест? - Вот пишут о нас: образцовая, мол, и показательная семья, - начала Пелагея Терентьевна. - А какая мы образцовая? Вера ведь не со мной жила, не в деревне, а здесь, на этой вот квартире. Тимофей, сын мой старший, бездетный. Ну и набаловал сестру. И мы, конечно, Веру проглядели А сейчас вот как у нее дело до Альбертика дошло, мы всей семьей спохватились, я хозяйство бросила, сюда приехала... Да, впрочем, это вас не интересует. И попусту я об этом разговариваю... Вам подавай семейный парад и расчет по трудодням.. - Зря вы нас обижаете, - возразил Юрий. - Лак и глянец меня, например, не интересуют. А то, что вы говорите, очень важно, и если это не составляет семейной тайны... - К сожалению, не составляет, - вздохнула Надя. - О поведении Вериного жениха в городе знают больше, чем мы... И говорят всякое.. - Слухи надо проверять, - изрек Мартын. - Вот мы с мамой сегодня проверяли кое-что Ходит такая молва, что Альбертик обещал одной студентке жениться на ней. А как дело до свадьбы дошло... - Не отнимай, Надежда, у молодых людей время. Говори короче: соблазнил да в бега ударился, вот и весь сказ. - И вы нашли эту девушку? - спросил Мартын заинтересованно. - Если бы разыскали ее, мы бы уже сегодня познакомили с ней Веру... Может, это подействовало бы на мою легкомысленную сестрицу. - Значит, слух не подтвердился, - констатировал Мартын. - И да и нет. Мы узнали фамилию и адрес этой Лели из горного института. Отыскали дом. А она, оказывается, несколько дней назад уехала из города. Директор нашего бюро находок на такие случаи даже слово придумал специальное - "необнаружение", В комнате все отчетливее пахло обедом из трех блюд. Калинкина-младшая расстелила на столе скатерть и стала доставать из буфета посуду. Юрий толкнул Мартына: "Вставай, пора уходить". - Сейчас будем кушать, молодые люди, - заметив жест Можаева, сказала Пелагея Терентьевна. - Пустой желудок - плохой помощник в работе. - В Аскании-Нова я ел яичню из страусиных желтков, - торжественно улыбаясь, заявил Мартын, - в Одессе пил консервированное китовое молоко и заедал галушками, но здесь сегодня готовилось что-то совершенно дивное... Это я вам говорю, как куховар куховару! - Большое спасибо, - произнес Юрий, хватаясь за шляпу, - но мы с товарищем уже обедали. Кроме того, у нас спешные дела. Мартын сразу как-то потускнел. Даже очки и те перестали пускать зайчики по стенам, а курносый нос заметно опустился. Калинкины сочувственно поглядели на Благушу. - Оставайтесь! - сказала Надя. - Подумайте о качестве будущего фильма. Вспомните лекцию... - Нет, нет, - покачал головой Юрий, - благодарим! Как-нибудь в следующий раз! Мы еще успеем вам надоесть! Пошли, Март! - Спасибо, - неизвестно к кому обращаясь, произнес Благуша. - Приятного аппетита! До свиданья! - Теряйте - заходите, - сказала Надя и, перехватив недоуменный взгляд Мартына, пояснила; - Это у нас так в бюро находок говорят. Операторы вышли на улицу. - Не томись, не страдай, - утешал друга Юрий. - Ресторан "Тянь-Шань" к нашим услугам. Оставаться в первый же раз обедать - признак невоспитанности. Мы же не студенты в конце концов. Так и быть, я возьму тебе две порции сосисок на ужин. - Эх вы, скромники-скоромники, - раздался из окна голос Пелагеи Терентьевны. - Идите назад, пока не поздно! Операторы готовы были провалиться сквозь асфальт от смущения. Рыцарски приложив руки к сердцам, они торопливо зашагали прочь.
Фельетон третий
РЫДАЮЩИЕ ЧЕРВОНЦЫ
КОНСТ. ШИШИГИНУ, ЧЛЕНУ ХУДСОВЕТА СТУДИИ
Здравствуй, Костя! Привет и поклон всем нашим кинохроникальным друзьям! Как ты уже, верно, угадал по почерку, пишет тебе отставной моряк, а ныне оператор Юр. Можаев. Не успел родиться наш творческий коллектив, как он начинает распадаться... Дело в том, что я наотрез отказываюсь снимать фильм по сценарию Бомаршова, а Мартын со мной категорически не согласен. Вопрос стоит так: или нам возвращаться назад, или бросить бомаршовское сочинение в мусоропровод и снимать фильм по своему плану. Впрочем, Мартын предлагает еще одно "или": работать по сценарию Бомаршова, внеся в него некоторые исправления. Меня он считает вообще "докучливым критиканом", который вечно лезет не в свое дело. А сам он собирается действовать по своему золотому правилу: "Делай на "отлично" то, что поручено, а "в чуже просо не пхай носа". Нам, мол, дали снимать фильм - значит мы свою операторскую работу должны выполнить на пятерку. Он считает, что спорить нечего, раз сценарий утвержден на студии, тем более, что не очень многим отличается от других сценариев, уже отснятых. Есть, дескать, только фактические неточности. Эх, Костя, Костя! Если бы кинодраматург писал рукой, хотя бы левой, это бы нам хоть в какой-то степени помогло... А теперь, Костя, помощь нам можешь оказать только ты. Не знаю, знаком ли ты с этим шедевром, но я твоей утверждающей подписи на нем не увидел. Тут красуется только иероглиф твоего заместителя. Если ты не изучал данного классического образца сценарной мысли, то я позволю себе вырвать из сценария пару страниц и приложить к письму. Вот они!! СВЕРХУ: Общий вид города. Аппарат, снижаясь, панорамирует мимо кварталов новых жилых домов, мимо скверов и бульваров, на которых играют дети, мимо оживленных улиц... ГОЛОС ДИКТОРА: Широко и привольно раскинулся областной центр... Здесь, в Красногорске, живет знатная мать-героиня Пелагея Калинкина. ОБЩИМ ПЛАНОМ: Веселенький новенький коттедж. К нему направляется почтальон с толстой сумкой на ремне. ДИКТОР: Кто в городе не знает семьи Калинкиных! КРУПНЫМ ПЛАНОМ: Радостное, знающее лицо почтальона. ДИКТОР: Со всех уголков нашей великой страны - из Владивостока и Калининграда, из Кушки и Нарьян-Мара, из Риги и Новосибирска, из Петропавловска-на-Камчатке и Ростова-на-Дону, из Ростова Суздальского и Петропавловска в Казахстане - пишут семье Калинкиных. Тысячи писем получает ежедневно мать-героиня Пелагея Терентьевна. КРУПНЫМ ПЛАНОМ: Лицо Пелагеи Калинкиной. Мать-героиня улыбается. КРУПНЫМ ПЛАНОМ: Набитая письмами до краев сумка почтальона. ПЕЛАГЕЯ КАЛИНКИНА (радостно): И ведь на все надо ответить! ГОЛОС ДИКТОРА: Ей пишут люди разных возрастов и разных профессий: то академики, то герои, то мореплаватели, то плотники... ОБЩИЙ ПЛАН: Столовая в доме Калинкиных. Семья завтракает. Отец, мать и десять детей пьют чай. На столе различные продукты, демонстрирующие пищевое изобилие. ЗВУК: Шум чаепития. ДИКТОР: Сегодня в семье Калинкиных большой день: пятьдесят лет назад Прохор и Пелагея Калинкины сочетались законным браком. По старинке такой юбилей называется золотой свадьбой. Младший сын, любимец матери, взбираясь к ней на колени, шутит: "Пятьдесят лет в семейном строю!" Остроумный мальчуган! КРУПНЫМ ПЛАНОМ: С материнских колен десятый сын, шустрый мальчуган, весело смотрит на своих предыдущих братьев и сестер. ДИКТОР: Местные организации заботятся о семье матери-героини. СРЕДНИЙ ПЛАН. В новом костюме, с букетом цветов В руках идет к крыльцу управдом. ДИКТОР: Управдом - лучший защитник интересов каждой проживающей на вверенном ему жилобъекте семьи... Он повседневно и неустанно заботится. КРУПНЫЙ ПЛАН: Заботливое лицо управдома. ГОЛОС ДИКТОРА: Частым гостем семьи Калинкиных является председатель горисполкома. Вот и сегодня, радостно встречаемый, он приехал, чтобы поздравить юбиляров. СРЕДНИЙ ПЛАН: Возле коттеджа останавливается машина, из нее выходит председатель горисполкома... Он в полувоенном кителе. ОБЩИЙ ПЛАН: Дети Калинкиных кидаются навстречу дорогому гостю, повисают на руках, обнимают его... КРУПНЫЙ ПЛАН: Смотрит Пелагея Калинкина из окна на балующихся детей. Грозит им пальцем. ЗВУК: "Озорники!" КРУПНЫЙ ПЛАН: Улыбающееся лицо Прохора Калинкина. ЗВУК: "Все в меня!" КРУПНЫЙ ПЛАН: Смеется Прохор Калинкин, подмигивает улыбающемуся почтальону. КРУПНЫЙ ПЛАН: Смеется почтальон, подмигивает управдому. КРУПНЫЙ ПЛАН: Управдом смеется, подмигивает председателю горисполкома. СРЕДНИЙ ПЛАН (с движения): Все жизнерадостно перемигиваются, весело смеются. ДИКТОР: Золотую свадьбу семья отметила с большим подъемом. Дети единодушно поздравили родителей и взяли на себя новые производственные обязательства. КРУПНЫЙ ПЛАН: Вера. Ее жизнерадостное лицо выражает общее мнение всех собравшихся. Как видишь, Костя, здесь улыбаются все - и Калинкины и управдом. Плачут только денежки. Рыдают те червонцы, которые переведены на текущий счет Бомаршова. Если бы Фениксов тратил на подобные сценарий не государственные денежки, а свои личные, он, очевидно, был бы осмотрительнее. Я не хочу обвинять во всем только сценариста. Автор "Дружной семьи" обобщил отрицательный опыт многих других кинодраматургов. Но кое-что привнес в киносокровищницу и он сам. На перечисление же всех, мягко говоря, вкравшихся "фактических неточностей" у меня просто не хватает бумаги. Отмечу основные. Семья, например, живет не в одном месте, как значится в сценарии: часть в облцентре, кое-кто - в рабочем поселке, а мать с отцом - в деревне. В городе Пелагея Терентьевна бывает редко. Поэтому вид у городского почтальона должен быть далеко не радостный, а скорее грустный: куда ему девать груду писем, если адресат в данном пункте не проживает? Кстати, о тысяче писем. Нет, не приходит Калинкиной такого количества посланий! Только в Красногорской области матерей-героинь, по сведениям исполкома, более девятисот человек. Откуда же взято, что все пишут одной лишь Калинкиной? Я уже не говорю о том, что младшему представителю семьи довольно трудно влезть на колени маме: ему 16 лет, рост его примерно 160 сантиметров, а вес - 60 килограммов. А по поводу заявления сценариста, что семья живет дружно, что мир и божья благодать царят в ней, требуется опровержение. По сценарию Вера студентка, член научного общества лингвистов (что формально верно), хорошая дочка. Но у члена научного общества двойки в зачетке, а мама от хорошей дочки частенько плачет. Пелагею Терентьевну мы застали в городе: она приехала, чтобы уговорить Веру не выходить замуж за Альберта Бомаршова (кстати, сын автора нашего сценария). Тут Костя, наш общий друг, считает, что я лезу опять не в свое просо. Мы, мол, приехали не для разбора персональных дел, а для съемки фильма. Он согласен, что в семье действительно есть кое-какие "звычайные" недоразумения. Но нужно ли их выносить на всесоюзный экран? В конце концов мы, дескать, воспитываем зрителя и обязаны показать образцовую советскую семью. А я ему говорю: не надо, товарищ Благуша, прятаться за формулой "так все делают". Я знаю, что сейчас Мартын сошлется на Протарзанова, но тем не менее мэтр почему-то данный сюжет снимать не поехал, а послал нас. И вот теперь сидит Мартын в гостинице и вспоминает протарзановские афоризмы. Ты бы послушал этого юношу: "Ах, ах, снимает Протарзанов прекрасно! Как у него расположены свет и тени! Рембрандт! Какие раккурсы, что за точки съемки он находит! В своем деле он виртуоз и новатор. Какие у него эффекты!" И забывает наш друг, что от эффектов до дефектов один шаг. Честное слово, меня подмывает порвать творческое содружество и попробовать снимать фильм порознь. Пусть Мартын крутит все по-бомаршово-протарзановски, а я буду по-своему. то-есть в соответствии с правдой-истиной. Это киноочерк, да? Почему в литературный очерк можно внести отрицательные нотки и критику" а в киноочерк нельзя? Хорошо бы снять все как есть - с плюсами и минусами. Кино и крахмало-паточное производство - это ведь разные министерства. А их все время путают. Вставка рукой Благуши. Я больше не выдерживаю этих нападок. Торопись, Костя, с ответом. Видишь, этот Дон-Кихот стоит на краю гибели. За такие вольности худсовет нас расщепит на молекулы. А от картины "Дружная семья" зависит наше будущее. В конце концов придется мне тоже порвать с этим воинственным субъектом и снимать фильм отдельно. У меня есть, кстати, энное количество лично мне принадлежащей пленки: помнишь, я получил ее в подарок от Протарзанова на выпускном вечере? Он сказал тогда: "Друзья мои! У меня есть традиция: каждый год вручать лучшему моему ученику символический дар - катушку пленки, и пусть на эту ленту будут запечатлены первые шедевры вашего творчества". Чувствую, что выполнить его пожелание трудненько. Дело в том, Что обстоятельства съемки, как ты, наверное, уже понял, усложнились. Поэтому ряд несовпадений со сценарием, конечно, будет. Ты изложи все это Фениксову, а мы через неделю позвоним на студию, чтобы выяснить ситуацию. Костя, наша судьба в твоих руках! На тебя вся надежда! Рукой Можаева: Кстати, о Надежде. Поскольку мы с Мартыном остроконфликтные вопросы решили и договорились снимать фильм порознь, в двух вариантах (пока не будет новых директив), то можно затронуть и вольные темы. Ты, Костя, был прав, заявив однажды, что Мартын сверхвлюбчивая натура. Его сразу же по приезде в Красногорск попутал лирический бес. Он уже покорен одной из дочерей Калинкиных Надеждой. Даже во сне устраивает сям с собой диспуты на темы о любви и дружбе. Боюсь, что любовь скажется на темпах работы. Он, по-моему, больше думает о карнавале, который будет в Красногорске в ближайшие дня, чем о фильме. Тем более, что клятвенно обещал девушке там быть... Поэтому напиши ему что-нибудь антилирическое. Надо спасать товарища. Рукой Благуши: Можаев хитрун! У нас в Виннице влюбляются раз в жизни, да еще перед этим года три к девушке присматриваются, чтоб характер изучить досконально. Кроме того, у меня есть жизненная установка: не влюбляться с первого взгляда, чтобы не поступать легкомысленно и безответственно. А Надежда Прохоровна? Она меня интересует как объект для съемки, как сотрудница оригинального учреждения - бюро находок. У нас самые деловые отношения Что же касается разговоров во сне, то они велись только на тему дружбы, как сейчас помню. Итак, благослови: завтра первый самостоятельный операторский день в нашей жизни! Уверен, что кадры "Тимофей Калинкин на работе" будут сняты на "отлично"! В облторге (где работает Тимофей Прохорович) нашлись двое очень симпатичных людей: начахо Умудренский и его агент по снабжению Сваргунихин. Они поклялись, что обеспечат нас осветительной аппаратурой и всем необходимым. Самоотверженные труженики советской торговли! До побачення, Костя, жму руку! Мартын. Рукой Можаева: Горячий привет. Юрий Гостиница "Тянь-Шань", номер 38.
Фельетон четвертый
ЗАГОВОР РАВНЫХ
Не тот нынче подхалим пошел. Прежние подлизы с заискивающими улыбками и угодливо согбенным станом вымирают, как мамонты. Старые тропки к сердцу начальства поросли фельетонным бурьяном. Подхалимы-полуидиоты, наводнившие юмористическую литературу, приучили публику смотреть на себя с добродушной, снисходительной улыбкой. Такой человек зачастую считается прямолинейным, как Невский проспект, и ясным, как витринное стекло. До сих пор еще подхалимаж в шкале аморальных поступков занимает место где-то между безбилетным проездом в метро и курением в неположенных местах. Подхалим легко меняет свое лицо. В искусстве перевоплощения с ним могут сравниться только артисты МХАТа. Если начальник любит стрелять уток, то его обожатель в своем усердии готов заменить охотничью собаку и за две недели начинает отрабатывать перед зеркалом стойку. Если сын начальника коллекционирует фантики, то подхалим, даже рискуя получить сахарную болезнь, готов питаться одними конфетами и аккуратно складывает в бумажник разноцветные этикетки. Если жена начальника страдает полнокровием и лечится пиявками, то иной подчиненный ее мужа готов их выращивать на собственном теле. Так подхалимы вели себя тысячелетиями. В старые годы, когда подобное поведение было у хозяев в почете, льстецам и подлизам жилось вольготно. При социализме подхалиму трудно. Попробуй Пристукни в присутствии посторонних перед начальником каблучками - сразу заметят и осудят. И все-таки подхалимы еще существуют. Есть категории подхалимов-рвачей, есть категории подхалимов-карьеристов. Представьте себе: в учреждении за соседними столами трудятся два сотрудника. У них в принципе одинаковые анкеты, одинаковые столы, одно и то же количество благодарностей в приказах. Но... начальником отдела может быть назначен только один из них - тот, кого скорее заметят и оцепят... Значит, решает один из них, пусть заметят меня. И с этого дня он начинает оставаться вечерами, чтобы написать доклад за начальника. Он строчит в местную газету заметку об успехах своего учреждения. О начальнике ни слова. Но начальнику будет все равно приятно. Глупо было бы писать: "Под руководством Ивана Ивановича мы достигли..." Не те времена! Времена новые, а душа у подхалима старая. И он вынужден маскироваться, гримироваться, уходить в подполье... Поскольку прежние патентованные способы подхалимажа недействительны, приходится искать новые щели в сердцах руководства, разрабатывать сложные способы эмоционального и психологического воздействия. Подхалим не имеет лица, но его надо уметь увидеть. Нынче он не гнет спины и не жмет подобострастно длани. Иной, может быть, вообще начальнику два пальца подает да еще при этом в сторону глядит. Но этими двумя пальцами нью-подхалим такой выкрутас учинить сумеет, что начальниково сердце из-под жилетки достанет да себе в карман и переложит... ... - У меня все вперед на сорок ходов продумано, - крикнул тугому на ухо агенту снабжения Сваргунихину руководитель АХО облторга Умудренский. - Как у Ботвинника! - А кто... этот Ботвинник? - Благодаря разумно сделанным ходам он стал чемпионом... Гроссмейстер шахматных комбинаций... На сорок ходов вперед мыслит! - Да который раз я тебе говорю сегодня, - рассердился Сваргунихин, - не ори ты, сделай милость, так глухим стать можно. - Так тебе же на ухо все кричат, - удивился Умудренский. - И я привык. Ты ж глухой! Если я тебе скажу нормально, ты не уловишь мою мысль. - Если я не в учреждении, а в частной квартире, я слышу лучше, - сказал Сваргунихин и шевельнул большими, похожими на листы капусты ушами. - Тогда слушай. Ты можешь прославиться. Ты можешь обогатить свою автобиографию. Хочешь? Сваргунихин слушал, раскрыв рот и пожирая глазами начальника АХО. - Согласен, - сказал он. - Что надо делать? Умудренский начал возбужденно ходить по комнате. Он был похож на контрабас. Грифом служила маленькая с лысинкой головка, посаженная на длинную жилистую шею. Туловище его в полувоенной гимнастерке, перетянутое по талии широким флотским ремнем, и широчайшие окорока галифе довершали сходство со смычковым инструментом. - Ты же знаешь, завтра у нас в торге будет киносъемка. Снимают Калинкина. Улавливаешь эту мысль? На моих глазах съемки не первый раз. В таких случаях положено хорошо обставить кабинет начальника. Во всех областях наш торг будут смотреть - нельзя ударить лицом в грязь. И еще одно: необходимо нам попасть в кадр. Представляешь значение? Кого снимают в фильмах? Передовиков. А что такое передовик? Тот, кто впереди, кто к начальству, значит, поближе, А как к нему приблизиться, если оно несознательное, вроде нашего Калинкина? Вот и необходимо смекалку проявить, на всесоюзный экран проникнуть... "Красногорский облторг. В главных ролях: Калинкин, Умудренский, Сваргунихин". Понял? Ты об этом в анкетах писать потом можешь. - В анкетах что, - сказал Сваргунихин мечтательно, - вот в трудовой бы книжке... - А зачем? Тебе тогда никакое сокращение штатов не страшно. Тебя куда хочешь возьмут! Ведь все начальники в кино ходят. Популярность, брат, это самое дорогое. Улавливаешь мою мысль? - Улавливаю, - подтвердил Сваргунихин, тяжело дыша от волнения. - Что я должен делать? - Ты достанешь обстановку, - сказал Умудренский, - а я тебя пущу в кадр. Вот у меня списочек вещей первой необходимости... Пальмочки. Три запасных телефончика. Ковры-самоцветы. И позвони, не забудь, в филармонию - там обещали вазу какой-то Турнепсовой... - Многовато, - проглядывая список, заметил Сваргунихин. - Но ради будущей автобиографии поднатужусь. Это я возьму там... это дадут здесь... это займу... это обменяю... А в какой кадр ты меня пустишь? - В таких случаях что снимают? Как накладные на подпись приносят или как начальник с сотрудником беседует. Иногда - совещание. Я буду беседовать с Калинкиным как сотрудник. А ты давать бумаги на визу... Завтра приходи пораньше - подробности отрепетируем на месте. Нужно все заранее учесть. Плановость - великая вещь. На вдохновенье надейся, а сам не плошай. Ты все расслышал как следует? Не перепутаешь? Момент исторический! - А может, для Калинкина еще букет цветов купить, на стол поставить? неуверенно спросил Сваргунихин. - Это уже будет подхалимаж, - возразил Умудренский. - Делай, как говорят. Понял? - Расслышал. Главное, чтобы все было, как ты рассчитываешь. - У меня не сорвется. У меня все рассчитано на сорок ходов вперед. Учись, брат, предусмотрительности! Раз съемка назначена на десять, то вещи заказывай к семи, - значит, к девяти только доставят... И вообще учти, в смысле времени всегда надо страховаться: на собрания приходи на два часа позже, в очередь за апельсинами становись на два часа раньше. И так и так попадешь к открытию. Тебе трудно - ты глухой. Ты всего уловить не можешь. И вообще как ты работаешь - непонятно. - Раз ты мне, Умудренский, доверие оказываешь, - сказал Сваргунихин, пряча список реквизита в карман, - то и я тебе довериться могу... Здесь нас никто не подслушивает? И Сваргунихин, прислушиваясь, повел своими капустными ушами... А затем в общих чертах рассказал о том, как он стал глухим. РАССКАЗ О ТОМ, КАК СВАРГУНИХИН РАБОТАЛ ЛОДОЧНИКОМ, ОБУЧАЛ ПОПУГАЕВ ПОДХАЛИМАЖУ, ТОРГОВАЛ НЕБОМ, РУКОВОДИЛ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМОЙ И КАК ДОШЕЛ ДО ЖИЗНИ ТАКОЙ, ЧТО СТАЛ СОЮЗНИКОМ УМУДРЕНСКОГО Было время, когда Сваргунихин на свои барабанные перепонки не жаловался и как работник особой ценности не представлял, Юный Сваргунихин начинал свою карьеру простым лодочником-перевозчиком. С утра до вечера он совершал рейсы по озеру, перевозя людей с шумного берега, на котором раскинулся город, на тихий, противоположный берег, под сень дубравы. И обратно. Все было бы ничего, если бы Сваргунихина не грызла зависть. Его сослуживец, глухой лодочник дед Куроед, зарабатывал в два раза больше. На первый взгляд это казалось странным: Сваргунихин и греб резвее и проворнее был. А за дедом угнаться не мог. Объяснялось это дедовской глухотой, о которой знали все в городке. Именно поэтому его и предпочитали влюбленные парочки, которые согласно лирической традиции любят побеседовать без свидетелей. По той же причине лодку с дедом часто нанимали какие-то подозрительные люди, которые переправлялись на ту сторону озера для того, чтобы поговорить наедине о своих грязных делишках. Немалый доход приносили деду и начинающие певицы, которые отплывали как можно дальше от населенного пункта и там тренировали свои голосовые связки. Всех этих клиентов дед устраивал потому, что был глух, как весло. Доходы деда не давали покоя сваргунихинской душе. От жадности Сваргунихин дошел до того, что завидовал даже слепым и хромым. И когда ему представилась возможность объявить себя глухим, он не замедлил ею воспользоваться. Случилось это в жаркий воскресный день, во время массового гулянья с потреблением безалкогольных напитков. Когда Сваргунихин перевозил буфетную комиссию на другой берег, у него в лодке взорвалась четверть с квасом. Председатель месткома был ранен, казначей получил пробкой в лоб, а Сваргунихин лег на дно лодки и объявил себя контуженным. За весла сели члены буфетной комиссии. Сваргунихина вытащили на берег и окружили заботой. Ему делали искусственное дыхание и отпаивали квасом. Не прошло и часа, как представитель Освода, на котором лежала обязанность следить за утопающими и немедленно оказывать им первую помощь, прибыл на моторке. - Утонул? - радостно спросил он. - Воду откачали? Жив остался? Тогда составим актик. (Документ осводовцу был необходим, потому что он работал на хозрасчете и получал со спасенной головы. Зарабатывал он неплохо, так как снимал дачу невдалеке и заставлял всех своих домочадцев и близких знакомых тонуть по два раза в день.) - Фамилия, имя, отчество? - спросил осводовец, послюнявив карандаш: в лицо спаситель утопающих знал всех прибрежных жителей, но на память в смысле имен не надеялся. Сваргунихин абстрактным взглядом окинул окружающих. "Сейчас или никогда", - сказал он самому себе. - Сообщите фамилию, товарищ утопленник! - Как? - переспросил Сваргунихин, замирая от волнения. - Имя-отчество! - Кому? - Да что с тобой? - Куда? Тут уж зашумели все. - Оглох от контузии! - кричал предместкома. - Жертва кваса! Я говорил, пиво надо было брать! - Так и запишем, - сказал осводовец. - Вид ранения: глухота. Причина; контужен квасом. С той поры, согласно выданной Осводом квитанции Сваргунихин официально считался глухим. Клиенты деда Куроеда стали постепенно перебираться в сваргунихинскую лодку: среди двух глухих обычно выбирали наиболее расторопного. С горя дед Куроед запил и перешел в банщики. Потом на шумном берегу озера воздвигли ресторан-самоварник с пельменно-шашлычным уклоном. Повара развили такую бешеную деятельность, что уже недели через две воды озера насквозь пропахли луком и жареной бараниной. Рыба разбрелась по затонам, гуляющие - по столикам. Рядом с рестораном построили лодочную пристань. Лодок было много, и любой горожанин, оставив в кассе на пристани свой профсоюзный билет, получал весла - без очереди и на неограниченное время, с почасовой оплатой. Посадив в лодку свою любимую, он мог сам грести во все четыре стороны и вовсе не нуждался в услугах перевозчика... Но Сваргунихин не пропал. Его устроили работать смотрителем в городской зооуголок. Должность зоосмотрителя считалась роковой: больше недели на ней никто не выдерживал. Дело в том, что попугаи, составлявшие подавляющее большинство населения уголка, во всем подражали директору: постоянно были недовольны и сквернословили напропалую. - У меня после контузии глухота, - сказал Сваргунихин, заполняя анкету. Я попугаев не боюсь! И он решил во что бы то ни стало завоевать доверие грозного директора, стать его правой рукой, чтобы потом безраздельно царствовать в животном мире. В первый же месяц он выучил попугаев приветствовать директора и справляться о его здоровье. При появлении начальства попугаи хором орали "ура", а медведь становился на задние лапы. Ужи и желтопузики, продаваемые на вес местным любителям природы, в обучении не нуждались: они пресмыкались с детства. Под руководством Сваргунихина звери и птицы ударились в подхалимаж. Директор был доволен, приказал им увеличить выдачу корма, а Сваргунихину повысил зарплату. - Будь здрав, Петр Петрович! - горланили скворцы и попугаи, когда начальство заходило в зооуголок зверей посмотреть и себя показать. Сваргунихин слышал, как директор, принимая его за глухого, говорил другим сотрудникам: - Берите со смотрителя пример! Далеко человек пойдет! И далеко пошел бы Сваргунихин, если бы директора не сменили. Нового руководителя звали Иваном Ивановичем, а попугаи на ходу переключиться не смогли и продолжали величать Петром Петровичем. Сваргунихина уволили. После этого он стал торговать небом. В садике городского планетария стоял небольшой телескоп, и Сваргунихин бойко рекламировал свой розничный товар: луну, планеты и наиболее популярные из звезд. Посмотреть на луну, увеличенную в пять-десять раз, стоило пятиалтынный. Кольца Сатурна шли по полтиннику. А "каналы" на Марсе тянули по рублю. Распродажа планетной системы шла бойко и приносила планетарию астрономические доходы. Но не на это делал ставку Сваргунихин, протаптывая тропинку к сердцу очередного начальства. Он надеялся на свою лжеглухоту. В свободное время сотрудники планетария любили посидеть в садике, поговорить о судьбах вселенной и о деятельности месткома. Иногда доставалось и директору" - Вообще-то он чудный человек, - говорил Вася, мастер по кометному и метеоритному делу, - но срывается иногда. Вчера, например, после лекции "Межпланетные путешествия" где-то напился, пришел в полуразобранном виде, заперся в кабинете и два часа пел "Всю-то я вселенную проехал"... - Считает себя руководителем солнечной системы, - сказал дядя Сережа, механик "северного сияния", - зазнался немного. Бывает. Ведь и на солнце есть пятна... Эй, Сваргунихин, почем пятна на солнце? - Кого? - опросил Сваргунихин. - Да как же он с народом работает? - удивился Вася. - По прейскуранту, - объяснил дядя Сережа. - Вон небесное меню на сегодняшний день висит... Вечером Сваргунихин решил доложить директору планетария итоги своих месячных подслушиваний. Но директор стукнул кулаком по столу и закричал, что наушников он в небесном деле не потерпит. Сваргунихин, забыв сдать дневную выручку за солнечные пятна, со скоростью метеорига вылетел из планетария. Первая крупная неудача не обескуражила псевдоглухаря. Он продолжал совершенствовать свой акустический метод. И многие начальники лили потом слезы благодарности ему на грудь. В некоторых организациях удавалось бросить якорь надолго. И тогда в коридорах учреждения начинали мелькать бесприметная фигура, неотчетливое, как блин, лицо. Запомнить Сваргунихина можно было только по ушам. И если бы не они, то его всегда бы с кем-то путали. Своего, определенного выражения лицо его не имело. На фотографиях оно каждый раз получалось по-разному, а чаще всего как-то вообще не получалось. И когда Сваргунихин поступал в облторг на место агента по снабжению, то начальник отдела кадров заставил его пересниматься трижды: - Уши вроде ваши, а остальное не похоже... Тимофею Прохоровичу Калинкину Сваргунихин, как и Умудренский, достался по наследству от прежнего руководства. Бывший начальник торга горячо рекомендовал Калинкину опереться на этих верных людей. Но, видимо, "новый" был со странностями и мудрому совету своего предшественника не последовал. Любимчиков почему-то не заводил. Преданности Сваргунихина и заботливости Умудренского не замечал. И вообще в торге с приходом Калинкина стало беспокойнее: поползли какие-то разговоры о масштабах, новом ассортименте и, самое главное, о сокращении штатов. Обеспокоенный назревающими реформами, Сваргунихин заметался. Хотя он старался внушить сослуживцам, что является незаменимым работником, душевное равновесие не восстанавливалось. Сваргунихин не был убежден, что Калинкин твердо верит в его способности. Надо было срочно что-то предпринимать. Давно угадывая В начальнике АХО Умудренском родственную душу, Сваргунихин решил вместе с ним бороться за сохранение своих фамилий в платежной ведомости. Так был заключен двойственный союз.
По мере плавного течения рассказа Умудренский испытывал противоречивые чувства. Его бросало то в жар восторга, то в холод тревоги. "Вот так Сваргунихин! - восклицал про себя Умудренский. - А ведь на вид овечка, заурядный глухарь... Надо держать с ним ухо настороже. Впрочем, что мне его бояться? При таком дефекте начальником ему не быть. А потом с его примитивной тактикой высоко не заберешься..." И уже вслух, когда рассказ был окончен, восторженно произнес: - Сваргунихин, ты неограниченный человек! Ты лыс, как бог, а мудр, как черт! - Полысел от трения об жизнь... повытерся, так сказать, - скромно усмехнулся агент по снабжению и стал прощаться. - Да, кстати, - уже на пороге произнес глухой. - Я вчера слышал, что Геликон завтра выходит на работу. Выздоровел досрочно. Умудренский охнул. Геликон Акинфович был замом Калинкина, и его присутствие на съемках могло спутать все карты. - Спасибо за предупреждение, - пробормотал Умудренский. - Это для меня самое дорогое. Я Геликона когда хочешь вокруг пальца обведу - он мой приятель. Улавливаешь? После ухода Сваргунихина Умудренский бросился в соседнюю комнату, к жене. Супруга начальника АХО была худа и длинна, как смычок. Она сидела перед трельяжем и выщипывала пинцетом усы. - Что случилось? - басом спросила она. И, узнав новость, успокоила мужа: - Ерунда! Геликон Акинфович человек мнительный. Если его припугнуть эпидемией какой-нибудь, то он еще на две недели бюллетень возьмет. - Но, дорогая, я не врач, - пробормотал Умудренский. - Он тебе поверит, - сказала жена. - Он так хорошо относился ко всем нам. Звони, или нет - я сама. И она, воинственно шевельнув усом, взяла трубку: - Приветствую, Геликон Акинфович! Как здоровье? Хорошо? Слава богу! Ваше здоровье для нас самое дорогое. Умудренский, слушая разговор, делал жене какие-то странные и таинственные знаки, робко грозил пальцем, но она не обращала внимания и продолжала: - Дни считаем, когда вы на работу выйдете. Что? Завтра? Наконец-то! Радости сколько будет! А то ведь какие кругом печальные дела творятся. Как? Не знаете? Эпидемия ходит. У всех осложнения возникают. Зачем после гриппа? После всего. Мой племянник позавчера вырезал гланды, а сегодня лопал под велосипед... Ужас! Самое страшное, как говорят врачи, - не долежать. Сегодня в поликлинике я сама слышала: семь человек увезли в больницу. Что с ними было? Недооценили своих болезней. Поспешили выйти на работу. Вы, мужчины, не цените сами себя. Дайте мне Софочку. Я ей несколько слов, как жена жене... Софочка? Здравствуй, дорогая, - придав своему басу колоратурные интонации, сказала Умудренская и чмокнула трубку в микрофон. Поцелуй был таким звонким, что чья-то лошадь, стоявшая под окном, приняла его за понукание и рванулась с места. - Надо беречь мужа, Софочка. Ты знаешь, от Нины ушел муж. Да, да. Был болен. Вышел на два дня раньше. И встретил какую-то бабу. А вот если бы он эти два дня лежал, никакой бы встречи не произошло. И Нина осталась бы с супругом. Будь я на твоем месте, я бы выпустила такого драгоценного человека, как твой муж, на работу только через свой труп. Он такой хороший! Умудренский снова стал делать странные знаки своей супруге. Она зажала микрофон рукой в недовольно спросила: - Ну, что тебе надо? - То, что ты делаешь, это подхалимаж! - воскликнул Умудренский. - Хорошо! Я с тобой объяснюсь потом, - отрезала супруга и позвала: - Толик! Из соседней комнаты выбежал шестилетний Толик, продолжатель рода Умудренских. - Мужа надо беречь, Софочка, не только для себя, но и во имя детей, Умудренская вздохнула мощно, как орган. - С твоей Зузей хочет поговорить наш Толик. Закрыв рукой микрофон, Умудренская внушительно шевельнула усом и сказала сыну: - Повторяй за мной все слова, понял? - Две шоколадки, - ультимативно молвил Толик. - Кого ты вырастила? - всплеснул руками Умудренский. - Это же типичное рвачество! - Ребенок оказывает тебе услугу, - сказала Умудренская, - а ты ведешь себя, как на собрании. Толик, держи трубку. Шоколад за мной. Начинающий Умудренский взял трубку и вопросительно поглядел на мать. - Здравствуй, Зюзя, - страстным шепотом суфлировала Умудренская. - А я вчера прочитал книжку про Зайку-Зазнайку. А в будущем году я пойду в школу... Как здоровье твоего папы? Не позволяй ему выходить на работу... Сейчас все болеют от жары, это очень опасно... Испугавшись, что отпрыск может высказать самостоятельное мнение, Умудренская вырвала трубку из рук Толика. - Зюзя, позови мамочку. Софочка? Ну, как ты, поговорила с ним? Решил остаться до конца бюллетеня? Два дня - какая разница, зато спокойнее. Вот это образцовый муж. Ах, если бы мой был таким же послушным! Целую тебя, Софочка! - и, чмокнув еще раз микрофон, Умудренская облегченно вздохнула. - Ну-с, чем ты недоволен? - вызывающе спросила она. - Был. Сейчас я уже доволен. Возможно, ты права, разыграв всю эту пантомиму. И всякие там нежные слова говорила. Мне бы это было неудобно: он все же мой начальник. А ты, как бы сказать, нейтральное лицо.
Фельетон пятый
ПОД СЕНЬЮ РАЗВЕСИСТОЙ ПАЛЬМЫ
Кабинет начальника Красногорского облторга напоминал собою нечто среднее между оранжереей и антикварным магазином. Здесь было много зелени и редких вещей. Письменный стол по своим габаритам походил на биллиард - не хватало только луз и бортов. Его покрывал толстый, как годовой отчет, стеклянный пласт. В стекле стола отражались похожий на ветряную мельницу канцелярский вентилятор и квартет телефонов, из коих только один подавал время от времени признаки жизни. Трое остальных хранили подозрительное молчание и никакого участия в деятельности облторга не принимали. Кроме того, на биллиардном поле высился бронзовый сосуд, изображавший рыбу. Рыба делала стойку на хвосте, и в рот ей был вставлен букет разноцветных карандашей. По ее упитанному чешуйчатому брюху цепочкой тянулись буквы: "Глубокоуважаемой Матильде Турнепсовой-Ратмирской в день сорокалетия чревовещания. Пусть голос твой с каждым годом звучит все громче и увереннее! Местком сектора оригинально-прикладных жанров". Возле двери, прямо против стола, отсвечивала тяжелой позолотой рама продукция местного товарищества "Всякохудожник". Тема холста вызывала горячие споры. Часть сотрудников утверждала, что это копия репинского "Не ждали". Другая часть ожесточенно доказывала, что эта картина принадлежит кисти современного мастера-жанриста Григорьева и, называясь "Вернулся", решает проблему укрепления семьи. Но основное место в кабинете занимала мощная шеренга развесистых пальм. Она придавала обстановке тропический колорит. Работяга-вентилятор накалился и дышал зноем. Легкий бриз колыхал листья пальм. А над всем этим великолепием благородно отсвечивала хрусталем и бронзой огромная пирамидальная люстра. Солнечный лучик ударился в стекло стола, перепрыгнул на гладковыбритую голову начальника облторга, скользнул по бронзовому рыбьему брюху и ушел в пальмовую листву. Тимофей Прохорович Калинкин в этой субтропической обстановке чувствовал себя неуютно. Пряча глаза от разыгравшегося солнца, Тимофей Прохорович жмурился. Его толстые, похожие на мохнатых гусениц, черные брови недовольно шевелились. - А пальмы тоже нужны для работы торга? - спросил Калинкин стоящего у стола Сваргунихина. Агент по снабжению преданно смотрел в рот начальнику торга, делая вид, что по губам старается угадать его волю. - Пальмы, говорю, тоже необходимы? - раздраженно переспросил Тимофей Прохорович, - Кого? - прикладывая обе ладони к оттопыренным капустным ушам, спросил Сваргунихин, - А, что с тобой разговаривать! - отмахнулся Калинкин. - Именно, - сказал агент и неслышно скрылся среди тропической растительности. "Декораций понатащили, а работа стоит, - вздохнул глава облторга и пригорюнился. - Что поделаешь - искусство! Требует жертвоприношений", В дверь постучали. Тимофей Прохорович не успел и рта раскрыть, как в дверную щель осторожно всунулась голова Умудренского. Начальник АХО быстро обшарил глазами кабинет и сказал умиленно: - Оазис! Жизнь как в командировке! Улавливаете мою мусль? - Привез? - вскинул брови Калинкин. - Оба два, как один, - ответила голова и исчезла. Потом дверь распахнулась, и в кабинет вошли Благуша И Можаев. Сзади проецировалась контрабасная фигура Умудренского, Он, кряхтя, тащил аппаратуру. Рукопожатия и приветственные речи заняли не больше минуты: Тимофей Прохорович всегда берег свое время и ценил время ближнего своего. - Я в вашем распоряжении, - сказал Калинкин, взглянув на часы. - Приступим. - Начнем потихоньку, - согласился Мартын, - Прежде всего надо выдвинуть этот фикус-кактус, он мне портит освещение. - Это не фикус, если позволите, - сказал Умудренский, Хватая пальму за талию. - И не кактус, разрешите заметить... Называется по инвентарному списку пальма-финик. - Сваргунихин! - вдруг закричал начахо истошным голосом. - Хватайсь и тащи! - Кому? - приставил ладони к ушам агент по снабжению и отодвинулся подальше от пальмы. - А, что с него, с глухаря, толку! - махнул рукой Умудренский и самолично откатил кадку с пальмой. Благуша заметался по комнате, прицеливаясь съемочной камерой Он отпихивал ногами кресла. Не замечая уколов, хватался за волосатые пальмы. Он творил, он искал нужные точки... Когда эти поиски загнали его в дальний угол комнаты, где в кресле расположился соблюдавший нейтралитет Можаев, тот не удержался: - Март, ты серьезно собираешься снимать эти декорации? - А почему бы и нет? - ответил Благуша. - По-моему, очень приличный кабинетик. Товарищ Умудренский! Отодвиньте левую портьеру. - Но это же типичная инсценировка, - тихо сказал Юрий. - Мы, кажется, договорились, - так же интимно ответил Мартын: - "В чуже просо не пхай носа". Подержи-ка лучше эту лампу. Товарищ Умудренский, дайте сюда рефлектор! - Первый раз в жизни участвую в подлоге, - пробормотал Юрий, принимая фонарь из рук Умудренского. - Вы, Тимофей Прохорович, - объяснял Мартын, - должны вжиться в образ самого себя. Напоминаю: по сценарию вам отведено три кадра. Первый. Вы даете руководящие указания торговым точкам. У вас - трубка телефона, карандаш, серьезное выражение лица. Кадр второй. К вам на подпись принесли бумаги. У вас - перо, текст, выражение лица то же. Рядом - тот, кто пришел с бумагами. Кадр третий. Вы принимаете рядового потребителя. Он зашел в облторг, как в родной дом, чтобы внести свои предложения по расширению продажи туалетных сюрпризов. Потребитель справа, вы - слева. Выражение лица... то же. - За что я ценю сценарий Бомаршова, - невинным голосом сказал Юрий, - это за психологическое разнообразие. - Да, - сказал Умудренский мечтательно, - я однажды лицезрел товарища Бомаршова, правда, издали, но все ж.. Психология для него - самое дорогое. Улавливаете мою мысль? - Куда? - спросил Сваргунихин. - Берите телефонную трубку, - сказал Мартын. - И карандаш потолще. Прорепетируем кадр номер один. Кадр номер один затруднений не вызвал. Тимофей охотно поговорил с какой-то конторой по тому из четырех телефонов, который действовал. А Умудренский и Сваргунихин в роли осветителей проявили столько таланта и молодечества, что Благуша даже посоветовал им изменить профессии хозяйственников на что-нибудь светооформительское. Драма разыгралась во время съемки второго эпизода. Умудренский быстро сообразил, что если он будет придерживаться двойственного соглашения, разработанного на его квартире, то на экран не попадет. Ведь беседа с сотрудником, как выяснилось, в сценарии не значится. Агент по снабжению даст бумаги на подпись, станет одним из героев фильма и долгое время будет извлекать выгоды из своей кинопопулярности. А он, Умудренский, окажется за бортом... "Ах, как худо! Что же делать? - содрогалась в конвульсиях мысль начахо. Сунуться в кадр с потребителем? Все равно потом вырежут. Не везет! Восемь раз включительно снимался - и ни разу на экран не выпустили... Даже с управляющим в обнимку стоял. Потом всей семьей смотрели: он есть, меня нет... Искусство кино! Этот мрачный брюнет с трубкой в зубах приедет в студию и всем расскажет, кто такой Умудренский. Узнают, что я сотрудник торга, и вырежут. Где же выход? Уловил! Взять подписание бумаг на себя, а Сваргунихину оставить кадр с потребителем... Пусть его и вырежут..." Благуша опять заметался по кабинету, отыскивая оригинальные раккурсы. Попутно он вел подготовку к съемкам следующего кадра. - Кто вам в основном приносит бумаги На подпись? - пытаясь взобраться на пальму, спросил он Тимофея Прохоровича. - Многие... Каждый по своему отделу. Но чаще всего начальник отдела снабжения. Сердце Умудренского перестало биться. - ...или начальник планового отдела, - шевельнув бровью, добавил глава облторга. - А ну, кто-нибудь, позовите их! Умоляющий взгляд Сваргунихина вернул начальнику АХО мужество. - Сейчас доставлю, - торопливо сказал Умудренский и направился к двери. "Ага, - злорадно подумал он, - без меня Сваргунихин как без головного мозга. Сам бы он, стервец, побежал, да нельзя: глухаря играет". За дверью начальник АХО постоял, сосчитал до двадцати одного и, сказав сам себе: "Очко", вошел обратно в кабинет. - Иван Макарович, говорят, сегодня позволили себе забюллетенить, - доложил Умудренский, - а Поль Сергеевич вызваны в исполком. Из начальников отделов один я. - Вот вы и будете подавать бумаги на подпись! - заторопился Мартын. - Так бывает? - Случается, - ответил Тимофей Прохорович. - Кого? - затрепетав, спросил Сваргунихин. Умудренский, предупреждая конфликт, быстро подошел к сообщнику и жарко прошептал: - Не дрожи, я тебе уступлю потребителя. И, выхватив ив рук трепещущего агента по снабжению папку "На подпись", Умудренский поднял голову и направился к столу. Съемка прошла без осложнений. Закончив ее, Мартын шесть раз сказал начальнику АХО: "вы свободны", "все", "хватит" - и только после этого Умудренский отошел от Калинкина. Чувствовалось, что кинематография для начальника административно-хозяйственного отдела действительно самое дорогое... Сваргунихин тем временем блуждал среди пальмовых стволов, накаляя атмосферу вздохами. - Вживаетесь в роль потребителя? - догадливо спросил Юрий Можаев. - Да, - ответил снабженец, но тут же спохватился: - Ку-да? - Вот беда, - сказал Калинкин, - третий-то кадр трещит по всем швам. День ведь у меня нынче не приемный. Где же взять потребителя? - С улицы схватить первого попавшегося, - в раздумье бормотал Умудренский, - неудобно вроде... А вот, кстати, Сваргунихин! Типичный покупатель-потребитель! Улавливаете мою мысль? Ботинки из магазина номер три, брюки фабрики "Красногорская швея". Рубашку при мне покупал в универмаге. Усталый Мартын согласился. Кандидатура Сваргунихина прошла без голосования. Третий кадр был увековечен на пленке. - Благодарю съемочный коллектив, - подражая манере Протарзанова, сказал Мартын. - Съемка окончена. Вольно! - Позвольте мне, - вдруг поднялся с кресла Юрий. - Скажите, товарищ Калинкин, когда у вас идет совещание, вы эти вечнозеленые растения оставляете здесь? - Нет, зачем же? Они вовсе не вечные, я их впервые вижу... А откуда они взяты - это уж вам, должно быть, лучше известно. - Почему лучше? Я... и эти деревья... ничего общего... - растерянно улыбнулся Благуша. - Волшебные лесонасаждения! Разве эта райская обстановка, Тимофей Прохорович, не в вашем вкусе?.. А в чьем же? Брови Калинкина вопросительно изогнулись. - Мне говорил Умудренский, что это нужно для ваших съемок, - сказал ошарашенный хозяин кабинета: - неловко, мол, с экрана бедность-скромность демонстрировать: вредное обобщение! Вы, мол, дали команду... - Глава облторга вдруг почувствовал себя очень скверно. Мгновенно поняв, что ослепительный декорум - дело не операторских рук, он долгим, жгучим взглядом посмотрел на подчиненных. - Кто? - грозно вопросил он. - Кому? - откликнулся Сваргунихин. - Мы... вот... того... пораскинули мозгами... - начал Умудренский. - Пораскинули? - закипая, сказал Тимофей Прохорович. - Мозгами, значит? А ну, покажите, как вы это делаете! - Мы думали, как лучше... в интересах киноискусства... чтоб наш передовой торг... не стыдно чтоб... - Минуточку спокойствия, - сказал Юрий. - Кабинету надо придать прежний вид. Начинается эпоха реставрации... Я попрошу вас, товарищ Умудренский, вынести отсюда эти штучки... Мы будем переснимать! Расстроенный Калинкин отвернулся к окну. В эту минуту даже липы вдоль тротуаров казались ему бутафорией, привезенной сюда с киносъемочной целью. Умудренский и Сваргунихин тем временем выкатывали бочки с пальмами в коридор. На днищах бочек зеленели буквы "Тянь-Шань"... - Из-за чего сыр-бор городить? - взволнованным шопотом произнес Мартын. Ведь в сценарии намалевано черным до белому: "Кадр 69 - хорошо обставленный кабинет начальника облторга". - И Благуша улыбнулся такой обезоруживающе-мягкой улыбкой, что Юрий не выдержал и отвел глаза. Улыбки Мартына на него действовали как-то демобилизующе. От них веяло такой добротой и умиротворением, что хотелось иногда броситься к Благуше на шею и доверчиво излагать ему наиболее интимные факты биографии. - Благуша мне друг, но истина дороже, - тихо ответил Юрий. То, что он во-время отвернулся, спасло его от дезорганизующей улыбки друга. - А ты что, не бачил таких пальмовых кабинетов? - продолжал Мартын. Вспомни директора нашей студий хотя бы. - Мы, кажется, договорились: ты не мешаешь снимать мне, я - тебе. Ты мною как осветителем был доволен? Ну, так услуга за услугу - встань-ка вон туда. а эту лампу расположи правее кресла... Реставрация кабинета шла полным ходом. С начальника АХО пот лил как из ведра, а с агента по снабжению сыпался градом. - Влияние Благуши. Любовь к верхним точкам, - сказал Юрий взбираясь на сейф. Можаев запечатлел на плевку и смущенную улыбку Мартына, и выкатывание пальмы в коридор, и вынос Умудренским трех подозрительно неразговорчивых телефонных аппаратов. - Бронзу захватите, - посоветовал Сваргунихину Юрий и слез с несгораемого шкафа. - Чревовещательную рыбку не забудьте вернуть. Агент молча потащил фаршированную карандашами рыбину к двери. Когда он поравнялся с Умудренским, снимавшим со стены картину в золоченой раме, Юрий, пряча улыбку, негромко вскрикнул: - Осторожнее!.. Картина... Ай!.. И не успел оператор досказать свою мысль, как Сваргунихин, не выпуская рыбы из рук, сделал гигантский скачок в сторону. Карандаши разлетелись по кабинету. - Оригинальный глухой, - сказал Юрий. - Отчего он прыгает, как козел? Как это он расслышал мое предупреждение? - У него инстинкт, - приходя на помощь союзнику и снимая раму, сказал Умудренский. - У них, у глухарей, это развито до чрезвычайности. - Знавал я одного такого, - сказал Юрий. - Он даже звон в чужом ухе слышал. - Кого? - жалобно произнес Сваргунихин. - Зайдите ко мне через час, - сказал Калинкин, воинственно шевеля бровями. - И захватите с собой справку от ушника... Побеседуем по душам. Сваргунихин побрел из кабинета и полном расстройстве, даже не подобрав карандашей. - И вы тоже зайдите ко мне вместе со Сваргунихиным! - Улавливаю вашу мысль, - сразу погрустнел Умудренский и унес раму с невыясненной копией "Не ждали... Вернулся". Кабинет постепенно приобретал повседневный облик. Начальник облторга, почувствовав себя в своей тарелке, занялся текущими делами. - О съемке предупредите, - меж двумя телефонными разговорами сказал он операторам. Мартын, озадаченный поворотом событий, добросовестно исполнял обязанности светотехника. Юрий, то и дело прикладываясь к окуляру аппарата, старался не мешать сотрудникам, приносившим бумаги на подпись, и посетителям, которые, несмотря на неприемный день, все-таки прорвались к начальству. Через час Калинкин не выдержал: - Теперь я понимаю, почему у нас так плохи дела с фильмами... Если уж хроника возится с тремя кадрами целое утро" то что же художественникам делать остается? Может, отложим эти кадры на завтра? - А мы уже всё сняли, - ответил Юрий, - камера включилась без предупреждения. Простите за муки. Не делитесь впечатлениями о съемке с вашими братьями и сестрами. Учтите, им это еще предстоит, а вы можете их испугать. Можаев взял шляпу и раскланялся. ...Оставшись один и поразмыслив о том, в каком невыгодном свете предстал он перед приезжими, Тимофей Прохорович повелел немедленно вызвать незадачливых декораторов. Глава облторга бушевал долго и громко. Куски фраз и обломки предложений долетали даже до котельной: - ...Весь торг опозорили!.. Знаю, что улавливаешь!.. Я тебе покажу "кого". А ты на Сваргунихина не сваливай... А ты на Умудренского не сваливай!.. С глаз долой!.. Сотрудники припали к столам, ожидая конца грозы. По коридору промчался потный от страха Сваргунихин Уши его вибрировали. Потом дверь кабинета отворилась, и все услышали драматический тенор Умудренского: - Несправедливо! Такую кляксу на репутацию! Оклеветан! Ваше доверие для меня самое дорогое! Не вынесу! Руки на себя наложу! И снова в торге наступила тишина. - Отходит! - шептали сотрудники, косясь на двери кабинета. Калинкин постепенно успокаивался. Если в первые мгновения после ухода Умудренского брови начторга бурно вздымались, как валы во время десятибалльного шторма, то теперь по челу его гуляли лишь небольшие волны, не грозящие никому из сотрудников крупной катастрофой. Начальник облторга был темпераментным человеком. Сотрудники, видя его во гневе, трепетали. Но стоило виновному, бия себя в грудь, покаяться, как Тимофей Прохорович смягчался. Впрочем, смягчался он так или иначе всегда. Такой уж у него был характер. Махнет рукой, скажет: - Э, да ладно... В конце концов все это мелочи бытия, муравьиная возня, пустяковина... А по мелочам размениваться - основное упустишь. В руководстве учреждением самое главное - масштабность, перспектива, размах... И наступал штиль.. И "мелкие" недостатки продолжали ютиться под сенью крупных облторговских проблем.
Фельетон шестой
ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ
Если судить по анкетам, то биографий сестер Калинкиных походили друг на друга, так же как их фотографии. Вера и Надежда родились в один и тот же год, месяц, день, между четырнадцатью и пятнадцатью часами по красногорскому времени. Кто-то из них был старше на полчаса, но кто именно - это оставалось родительской тайной. Девочки в один и тот же час уселись за школьные парты, в один и тот же день им впервые сделали прививки против оспы, в "один и тот же месяц они получили паспорта, в один и тот же год - аттестаты зрелости. Но на этом сходство кончалось. Дальше начинались сплошные несовпадения. В пятилетнем возрасте Вера переехала на постоянное жительство в Красногорск: Тимофей Прохорович Калинкин решил временно удочерить свою младшую сестру. Детей у Тимофея не было. Жена его, Станислава Петровна, человек большой души и мягкого сердца, домохозяйка по профессии и воспитательница по призванию, не знала, куда девать обширные запасы своей нежности. Идти же по стопам некоторых, отдельных, нетипичных, но тем не менее часто встречающихся бездетных жен ответственных работников, лелеющих котят и барбосов, Стасе не хотелось. На очередном совместном заседании супруги решили войти с ходатайством к Пелагее Терентьевне - откомандировать одного из младших Калинкиных в Красногорск для дальнейшего подрастания под присмотром и руководством Тимофея Прохоровича. И хотя Пелагее Терентьевне было не так-то уж легко управляться с хозяйством и выращивать полдюжины ребятишек, на проект Тимофея она решительно наложила "вето": - Ну, кого я отдам? У меня лишних нет! Каждый по-своему хорош, каждый в своем роде! И в этот момент высокодраматического накала она была поймана на слове. В дом, препираясь на ходу, вбежали близнецы. В полемическом азарте Пелагея Терентьевна тотчас же их спутала и Веру назвала Надей, а Надю - Верой. - Каждая, конечно, хороша в своем роде, - внутренне торжествуя, согласился Тимофей, - но вот тут... как бы это выразиться?.. вроде их двое, а вроде и одна. Вот один экземпляр и поедет ко мне, а другой вы оставите себе. Мама бурно запротестовала. Вечером вернулся с поля Прохор Матвеевич и, как глава семьи, сказал свое веское слово: - Пусть едет Вера, - произнес он, показав на Надю. - Там у них коммунальные условия и вообще жилплощадь. Тимоша ее обижать не будет. А вот новый дом отстроим - тогда назад приедет. - Ладно уж, - буркнула Пелагея Терентьевна, - везите. Но вообще своих детей заводить надо, а не одалживать! И Вера Прохоровна отбыла из деревни Горелово в город Красногорск. Вера была не избалована, капризничать не умела, плакала редко и ела все. Так как в то время у ответственных работников было модно трудиться круглосуточно, то Тимофей Прохорович дома почти не бывал. А добрая Стася имела свой индивидуальный взгляд на воспитание детей: "ребенок не должен отказывать себе в радостях жизни". - Играй, Верусик. Кушай, Верунчик. Веселись, Верочек! - приговаривала любвеобильная Станислава Петровна. - Придет время - и ты будешь вместо шоколада познавать горечь жизни... Стоило Верусику замедлить шаг у магазина игрушек, как Стася бросалась к кассе и восторженно выбивала чеки на комплект елочных хлопушек, настольную игру "Логарифмы для самых маленьких" и на куклу, умеющую говорить несколько слов: "папа", "мама" и "агрегат". Узнав, что Верунчику больше нравится кататься на автомобиле, чем гулять по скверу или садику, Стася вызывала машину мужа и возила девочку по окрестностям Красногорска. - В целях развития у ребенка любви к природе, - поясняла она знакомым. В семье Тимофея Верочек ознакомилась вплотную с шоколадом и, к восхищению Станиславы Петровны, вскоре безошибочно отличала "Золотой ярлык" от всех других сортов. - Боже мой! Ну где вы видели еще такое дитя?! - восторгалась Стася. Верунчик любит шоколадные изделия! Необыкновенная девочка! Необыкновенную девочку отныне стали укладывать бай-бай с шоколадкой в руках. Однако со временем шоколад потерял свое снотворное действие. Расстроенная Стася несколько дней разучивала колыбельные песни по сборнику для клубной самодеятельности. Но Верунчик отвергла весь репертуар. - "Нет, твой голос нехорош: очень тихо ты поешь!" - лепетала необыкновенная девочка. Из этого заявления были тотчас сделаны оргвыводы. Стася купила патефон и набор усыпляющих пластинок. Среди них были колыбельный романс "Спи, моя радость, усни", "Беседа о воспитании дошкольников" и отрывок из художественной прозы "Кавалеры и звезды". ...В то время, когда Вера Прохоровна покоилась в постели, сосала шоколад и дремала под художественную прозу, ее сестра Надежда Прохоровна еще не помышляла о сне. В многочисленной семье Калинкиных каждый имел определенную общественную нагрузку. Феликс пас козу, Ольга кормила кур, Владимир носил воду, Надя числилась в баюкальщицах. Она качала люльку, в которой лежал не резиновый пупс или целлулоидовый голыш, как у ее подруг и сверстниц, а настоящий, живой и довольно горластый братец Николай. Это обстоятельство укрепляло высокий Надин авторитет среди семилетних односельчан. Когда Николай перерос колыбельные размеры и решительно отрекся от соски, Наде дали новое, не менее важное поручение. Она стала носить в поле обед Прохору Матвеевичу. - Ты у меня скороход! - Шумно встречал ее отец. - Борщ-то еще и остыть не успел. Тебе за прыть трудодня начислять надо! И не было в такие моменты среди гореловцев более гордого своей трудовой деятельностью человека, чем Надя. ...Веру все ее городские подруги называли "воображалой". Некоторые выражались по-взрослому, еще более осуждающе: "гордячка". Вера никогда не включалась в подвижные и настольные игры сама - всегда ждала персонального приглашения. Если забрасывала куда-нибудь мячик, то терпеливо провожала его взглядом своих больших влажных глаз и ждала, Когда мячик принесут. Естественно, что самые крупные неприятности имел тот, у кого игрушки оказывались лучше, чем у Веры Прохоровны. Необыкновенная девочка их просто-напросто ломала. Чтобы укротить разрушительные наклонности своей воспитанницы, Стася покупала ей такие игрушки, лучше которых измыслить было невозможно. Вместе с заводным шагающим страусом и набором марионеток для домашнего театра приобрели по случаю и солидный министерский портфель с серебряной табличкой. - Вот, Верунчик, - ворковала умиленная Стася, - скоро ты пойдешь в школу и этот портфельчик понесешь с собой. Но когда Верунчик пошла первый раз в первый класс, то нести портфель отказалась наотрез. - А домработница для чего? - спросила юная Калинкина ледяным тоном. И тут Тимофей впервые возмутился, долго кричал об эксплуатации человека человеком, об использовании наемного труда, наконец о том, что в жизни каждый должен нести свою ношу... - Это непедагогично - идти на поводу у ребенка, - неумолимо заявил он жене, когда та вручала портфель домработнице. Стася молча выжидала. Тимофей стал постепенно остывать. "В конце концов Девочка не виновата, размышлял он. - Восемь лет! Святая простота. Ангельская непосредственность. А я ей чуть ли не "Капитал" цитировал... Конечно, Стася должна была провести соответствующую воспитательную работу, но она так любит Верочку... Нельзя же любовь ставить ей в вину! И в конце концов все это мелочи бытия, муравьиная возня, пустяковина... Главное - что она охотно идет в школу, у нее есть желание быть отличницей. Это перспективно, масштабно". - Верусик опоздает в школу из-за наших споров, - молвила Стася, приметив смену страстей на лице супруга. - Нельзя насиловать волю ребенка! Кто же понесет портфель? - Его никто не понесет! - компромиссно провозгласил Тимофей. - Его повезут. Вызовите мою машину и поезжайте в школу! В автомобиль быстро погрузили Веру Прохоровну, министерский портфель и сверток шоколада на завтрак. Стася с гигантским, в четыре обхвата, букетом пионов (за которым специально ездили в садоводство) едва поместилась рядом с шофером... ...В тот день у Нади тоже имелся букет, завтрак и портфель Букет ее состоял из цветов, выросших стихийным образом. Завтрак - из доморощенных плюшек. А портфель имел уже солидную историю, ибо с ним получали среднее образование несколько предыдущих братьев и сестер Калинкиных. По дороге в школу, возле колхозного клуба, Надя остановилась. Рыжеголовый и лохматый односельчанин ее, по кличке Валерка Мухомор, придерживая за тонкую косу девочку из соседней деревни, пытался свободной рукой вырвать у нее цветы. Очевидно, забыв нарвать себе букет, Валерка решил добыть его пиратским способом. Надя пробралась сквозь толпу первоклассниц, наблюдавших эту сцену, и наставительно сказала: - Чужое без спросу брать нельзя! - А я спрашивал - она не отдает, - отвечал Мухомор. - Отпусти косу и не тронь цветов! - ультимативно заявила Калинкина. - Поду-у-умаешь! - расхохотался Валерка и в тот же миг очутился в канаве. - Подножка! - завопил он, вскакивая на ноги и засучивая рукава. Запрещенный прием! Девочки, стоявшие кругом, ликующе смеялись. Спасенная первоклассница показывала ему длинный нос, а Надя Калинкина - кулак. Кулак на Мухомора почему-то произвел большее впечатление. - Подумаешь, - сказал он презрительно, - пошутить нельзя! - и убежал, не найдя в себе мужества продолжать агрессивную политику. На глазах у Нади появились слезы. Увлекшись восстановлением справедливости, она выронила свой букет. Цветы поштучно лежали в той же канаве, откуда только что выбрался Мухомор. Стоя над рассыпанными цветами, девочки-первоклассницы о чем-то шептались. Потом одна из них подошла К Наде и вручила ей громадный букетище. - Это тебе, - сказала она упавшим голосом, - передашь учительнице от всех нас! ...Вера чувствовала себя маленькой хозяйкой большого дома. Во время войны, пока Тимофей Прохорович был на фронте, Станислава Петровна окончательно утратила инициативу в семейных делах. Возвратившийся Калинкин в первый же день понял, что бразды домашнего правления твердо держит в руках одиннадцатилетняя Вера Прохоровна. Сначала, как положено, Тимофей даже пожурил Стасю за бесхребетность и мягкосердечие. Но потом поразмыслил и успокоился: "Все-таки у Верочки характер наш, калинкинский! И хорошо! А разве с таким, как у Стаси, проживешь?" Этим же летом Пелагея Терентьевна, совершая ежегодный объезд детей, завернула на дачу Тимофея, под Кудеяровом. - Теперь у нас мирные трудодни пошли, - объявила мама. - Избу новую поставили. Может, Вероида, домой вернешься? - Мне и здесь хорошо, - нетерпеливо сказала Вера. - На вашем месте, мама, я бы сюда сама перебралась. У вас там что - деревня! - и, презрительно передернув плечиками, Вера Прохоровна вышла. - Стася, налей мне скорее какао и иди ловить бабочек! - послышался с террасы Верин приказ. Вера обещала учительнице к началу учебного года собрать для биологического кабинета коллекцию бабочек и стрекоз. Ей самой это занятие быстро наскучило, и на отлов насекомых обычно мобилизовались Стася и домработница, Но на этот раз заготовительная кампания чуть не была сорвана распалившейся Пелагеей Терентьевной. Воспитательные принципы и установки Стаси подверглись сокрушительному разгрому. Верин образ жизни был заклеймен, как порочный. Невмешательство Тимофея приравнено к деяниям, предусмотренным гражданским кодексом... - Из тебя воспитатель, как из меня комбайнер, - сказала Пелагея Терентьевна. - И вообще ты за деревьями леса приметить не можешь... Если бы на даче случайно оказался младший или даже средний научный сотрудник из Академии педагогических наук, то высказанных Пелагеей Терентьевной мыслей хватило бы ему на две диссертации и на сценарий учебного фильма. Правда, выступление свое Калинкина-старшая кончила несколько ненаучно. - Вероида, собирай вещи, поедешь домой! А то отшлепаю! - Да бросьте вы, мама, нервничать по пустякам. Ну, не все ли равно, кто поймает мошку-букашку? Вы, я или Вера... Главное - что она интересуется биологией, участвует в общественно-полезном начинании, - заметил Тимофей. - Не хочу я перевоспитываться, - заявила Вера Прохоровна, - и никуда я от Стаси с Тимой не поеду! А если увезете - назад убегу! Пелагея Терентьевна вспылила и уехала. Потом она горько раскаивалась: Веру надо было все-таки увезти... - Необыкновенная девочка! - воскликнула растроганная Стася, утирая крупнокалиберные слезы. ... - Необыкновенная девочка! - воскликнул тренер межколхозной физкультурной организации "Пшеница", когда увидел, как новичок Надежда Калинкина в первом же заплыве обогнала многих его воспитанниц. Позади остался даже Валерка Мухомор. А ведь он уже целый год хвастал, что вот-вот станет пловцом-разрядником. Водную стихию Надя покоряла успешно. Все свободное от борьбы с сорняками время она отдавала совершенствованию кроля и брасса. Дело дошло до того, что в следующем сезоне она вышла на второе место среди девочек района. И ей преподнесли в подарок единственно оказавшуюся в раймаге спортивную литературу "Вопросы тренировки боксера на открытом воздухе в зимних условиях" (цена в лидериновом переплете 42 рубля 17 копеек). Но Наде был дорог не сам подарок, а то, что вручала его чемпионесса области по плаванью. Этой женщине Надя тайно поклонялась и старалась ей подражать. К ужасу Пелагеи Терентьевны, дочка даже своими косами пожертвовала ради того, чтобы перейти на прическу чемпионессы. ...У Веры тоже имелся достойный объект для подражания. Это была старшеклассница Вика Спотыкач, девушка умопомрачительной стройности и непревзойденной грации. Особенно неотразимое впечатление на Калинкину производили крашеные Викины ресницы и ее горячая убежденность в том, что декольте имеет огромные преимущества перед банальными плиссе-гофре. Сидр Ерофеич Спотыкач, ведущий специалист по томатному соку, член редколлегии журнала "Помидорник-огородник", пользовался большим авторитетом в Красногорске. Поэтому кое-кто из учителей старался не обращать своего педагогического внимания на Викины шалости и пробелы в эрудиции. - А скажи, милая, - великодушно спрашивал ее географ, - как имя испанского мореплавателя? - Светофор Колумб, - без запинки отвечала начитанная девушка. Даниила Заточника она шустро назвала Данилой Точильщиком, Желтое море путала с Красным, а Белое - с Черным. Но это уже не вызывало сенсации в женской средней школе № 7. Фурор произвело появление Вики в туфлях на высоком каблуке типа "небоскреб". Таких каблуков в Красногорске не? было даже у студенток искусствоведческого факультета. Между землей и пяткой находилось десять сантиметров дерева и кожи. В тот же вечер Вера Калинкина потребовала у Станиславы Петровны для посещения школы такую же ультрамодную обувь. - Или ты мне заказываешь туфли, или я завтра же уеду к маме! - кричала Вера на Стасю. - Двенадцать сантиметров, и ни миллиметром ниже!.. Из педагогических побуждений Стася сопротивлялась. Страсти накалились. В этот час с работы приехал Тимофей. Его мохнатые брови ходили ходуном. Очевидно, спор на туфельную тему слышен был даже на улице Глава семьи пылко и страстно обрушился на сверхкаблуки, назвав их "примером проникновения мещанского вкуса в сознание учащихся" и "образцом неправильного подхода к проблеме школьной обуви". Вера умолкла. Она хорошо знала своего брата. Действительно, Тимофей, закончив ширпотребную тираду, задумался: "Девочка не виновата. Пятнадцать лет... Запросы... Потребности.." - Двенадцать сантиметров, и ни миллиметром ниже! - тихо повторила Вера. - Десять! - решительно отрубил Тимофей. Спор сразу увял. Вера не протестовала: она нарочно увеличила сантиметраж, заранее рассчитывая на то, что придется сделать скидку. - Супер - экстра-класс! - восхитилась Вика Спотыкач, увидя на Вере новые туфли. "Высотный" каблук окончательно сблизил Веру с Викой. Теперь Калинкина считала себя на равной ноге со старшеклассницей. Более того, она стала поверенной всех Викиных тайн. Ей стало известно, что ее старшая подруга мечтает о вузе. - Боже! Ты не знаешь, что такое "вуз"? - смеялась над приятельницей Вика. - Откуда такая наивность? Это значит - Выйти Удачно Замуж! Чтобы муж мог в год обеспечить мне шесть платьев из парчи, три капота, две путевки в Сочи и колье под Новый год. Программа-минимум! Такого мужа найти тоже надо уметь! И Вика сумела. В тот же самый день, когда она получила аттестат зрелости, в загсе ей выдали свидетельство о браке. Счастливым супругом оказался некто Единоверцев, товарищ, посвятивший свою жизнь делу снабжения и сбыта и, кроме рубля, ни во что не веривший. На свадьбе после азартных воплей "горько" и затяжных поцелуев Вика заявила дальним родственникам мужа: - Зовите меня Виктория Айсидоровна! Так благозвучнее. Ведь я теперь жена ответственного работника. Ответственная жена! Сидр Ерофеич Спотыкач подивился той легкости, с которой дочка отреклась от отчего имени, но протеста не заявил. Во-первых, работа с томатным соком приучила Сидра Ерофеича к умиротворению, а во-вторых, он давно махнул рукой на Викины чудачества. Калинкина пила шампанское и упивалась счастьем подруги. Но Викино счастье оказалось недолгим. Вскоре муж ее пострадал за свою веру и был отлучен от высокого руководящего сана, хотя официально и по собственному желанию, но со строгим выговором. Вика рассчитала, что Единоверцев поднимется не скоро, и немедленно разлюбила его. А разлюбив, дала развод. "Вуз" не удался. Но, как глубокомысленно сказал поэт, "за первой любовью нахлынет вторая"... И она нахлынула. И была узаконена новым штампом загса. Потом нахлынули третья, четвертая... Супругами Виктории Айсидоровны стали последовательно: частный врач-стоматолог Дунькан, первый тромбон красногорского театра Акушеткин. Но сколько стоматолог ни короновал своих пациентов, сколько оркестрант ни дул в тромбон, программа-минимум не обеспечивалась. Разочарованная Вика решила пойти по линии административного выдвижения. Ее мужем стал Игорь Олегович Закусил-Удилов - ответственный работник Кудеяровского горсовета. - Теперь я жена номенклатурного лица, - заявляла всем Вика. Номенклатурная жена! В эти слова Вика вкладывала особый подводный смысл. Отныне свое высокое призвание в жизни она видела в том, чтобы быть супругой только высокоответственного товарища, которого она могла бы вдохновлять на успешное продвижение по служебной лестнице. "Хороший муж должен делать хорошую карьеру", - говаривала Вика. Это несимпатичное для других слово "карьера" звучало в устах Вики этаким лирическим каприччио. За ним рисовались материальные блага в виде отдельной квартиры с мусоропроводом и горячим водоснабжением, персональная автомашина и постоянное место в первом ряду партера в городском театре. Когда Вика сидела в забронированном кресле первого -ряда, она чувствовала себя на седьмом ярусе неба. Тщеславие ее было удовлетворено. У Веры избранника сердца еще не было. Правда, ей с завидным постоянством поклонялся некий доцент-пигментолог, специалист по загарам Н. Е. Андертальц. С ним Вера познакомилась во время первого бракосочетания своей приятельницы. Н. Е. Андертальц вел бродячий образ жизни. Вечный курортник, он переезжал из одного целебного местечка в другое, ревизуя пляжи и физиопроцедуры. Открытки, присылаемые доцентом Вере, являлись вещественным доказательством его любовной тоски. Разные по форме, они были несколько однообразны по содержанию. То это был бушующий поток, и подпись на открытке гласила: "Гудаута. Водопад "Мужские слезы". Тираж 25 тысяч экземпляров". Наискось через весь водопад экономным врачебным почерком (таким шрифтом обычно заполняются аптекарские сигнатурки) шла надпись: "Вера, мое солнышко! За последнюю неделю водопад "Мужские слезы" стал соленым и полноводным, так я тоскую! Забронировал две путевки с видом на пляж. Н. Е. Андертальц". То открытка изображала обломок скалы, похожий на вырванный зуб. Обломок носил поэтическое наименование - "Замок коварства и любви". "Нахожусь в Кисловодске, - сообщал Н. Е. Андертальц, - умираю от своей любви и вашего коварства. Забронировал две путевки с видом на Эльбрус". Может быть, Вера с большей благосклонностью отнеслась бы к своему наиболее постоянному поклоннику, если бы он не был пожилым человеком с ученой степенью и двумя детьми. К тому же Вера переживала нелегкие дни. После того как она окончила десятый класс, все Калинкины, единым фронтом, повели на Веру наступление и заставили ее подать заявление в институт. Но аттестат, в котором наряду с пятерками были и тройки, к сожалению, твердой гарантии зачисления в студенты не давал. - Не беспокойся! - предупредила Вика. - Я тебя устрою без экзаменов в институт иностранных языков, Инязычница! Ах, это будет звучать! Успокоенная Вера решила поехать на несколько дней в деревню на семейный праздник - годовщину брака отца и матери. Поздно вечером личная закусил-удиловская машина доставила Веру Прохоровну в Горелово. Все Калинкины, кроме Нади, уже спали. В притихшем доме слышалось только тиканье часов да приглушенный Надин смех: она читала глубокомысленное произведение модного романиста, который был уверен в том, что он хорошо знает колхозную деревню. - Это мне, наверное, снится! - сказала Надя, увидя на пороге Веру. - Вера приехала в село! Ах, какие краски! Что за оперение! - Что же, прикажешь мне ходить в таком сарафане, как у тебя? - фыркнула Вера. Утром будущая инязычница проснулась позже всех. Ее разбудил чей-то смех. Вера Прохоровна выглянула в окно и увидела... себя. Она стояла среди улицы и снисходительно оглядывала местных жителей. На ней была сине-оранжевая кофточка с чудо-птицами на груди, красный башлык, голубые танкетки на пробковом ходу и сумка в виде турецкого барабана. Глаза скрывались за дымчатыми светофильтрами. - Какая вы, Верочка, интеллигентная, не то что ваша сестрица, - охала базарная торговка бабка Трындычиха. - У нас на селе таких красивых девок нонче не бывает! Сразу видать - культура! В этот момент Вера номер два сняла очки и с ударением произнесла: - Значит, культуру сразу видно? - Эх, Надюшка! - на ходу переключилась Трындычиха. - Обрядилась, как индюшка, ходит, хвастает! Тебя эвон птицы пугаются, за чучело принимают! Вера не шутя разозлилась на Надю. Высмеять ее, первую красногорскую красавицу, перед всем селом? И зачем она вообще приехала сюда?! Кончилось тем, что Вера попросила у мамы какой-нибудь старенький сарафан: на улице в ультрамодных красногорских нарядах появляться было уже рискованно. Гостья прожила в Горелове всего два дня. Вспомнив, что Викина любимая маникюрша уходит в отпуск. Вера укатила в Красногорск лакировать ногти. И хотя она обещала вернуться на следующий день, в деревне ее больше не видели.
Фельетон седьмой
МЕЧТЫ ПО ДОРОГЕ
Белый фаэтон № 777, похожий на летний мужской полуботинок, тихо и плавно катился по тенистым улицам Красногорска. С Ново-Кондовой автомобиль свернул в Античный переулок. Альберт Бомаршов вез Веру Калинкину в загс - подавать заявление о регистрации брака. А через неделю они снова поедут туда - уже расписываться Момент был торжественный. Жених и невеста безмолвствовали. Казалось, им не хватало слов, чтобы выразить все охватившее их счастье. Видимо, им было о чем помолчать. Светофор возле универмага зажмурил зеленый глаз, и Альберт затормозил. Из дверей универсального магазина выходили воодушевленные красногорцы. Те, кто хотя бы частично удовлетворил свои покупательские запросы, везли и тащили в семейные очаги плюшевых мишек, эмалированные тазики, чопорные пылесосы, рулоны мохнатых туркменских ковров и рижские полированные гарнитуры. На тротуаре в ожидании транспорта стояли зеркальные шкафы. Возле них с самодовольными улыбками на устах суетились бывшие покупатели, перешедшие в ранг владельцев. Зеркал было так много, что солнечные зайцы разбежались по всей улице. "Вот здесь, на углу, мы впервые увидели друг друга!" - с умилением вспомнила Вера. Она так ярко и отчетливо представила себе тот день, словно все произошло не полтора месяца назад, а вчера. Вот так же, щедро отражая проходящих и проезжающих, стояли зеркальные шкафы. Поливная машина окропила было тротуар, но шкафовладельцы подняли такой крик, что поливальщик сложил свои водяные крылья и испуганно умчался. Мокрый асфальт улицы дымился. Белый фаэтон одиноко стоял на перекрестке. Когда молодой человек за рулем увидел Веру (а она сразу заметила, что он обратил на нее внимание), то так растерялся, что пропустил зеленый свет. Он пришел в себя лишь после того, как глаз светофора снова стал алым. "Сколько в нем нежности и страсти! - с любовью подумала Вера об Альберте. - Как изысканно вежлив, как благороден был он в день знакомства! Ах, как жаль, что родители не могут оценить по достоинству эту утонченную душу!" Ну, конечно же, Альберт не мог проехать мимо такой очаровательной девушки! Высокая, ясноглазая, она шла по тротуару, и почти все мужчины, по крайней мере так казалось ему, восхищенно смотрели ей вслед. - Я должен во что бы то ни стало познакомиться с этим пупсиком! - молвил юный Бомаршов. Альберт помнил все так, словно это случилось сегодня утром. Он не мог оторвать взгляда от стройных ножек девушки. - Ах, боже мой! Ну как же познакомиться? Каким способом? Способов знакомства с помощью автомобиля Альберт Бомаршов имел на вооружении всего три. ...Увидев красивую девушку, Альберт судорожно тормозил машину и восклицал: - Дорогая, когда я увидел вас, я сразу забыл все правила уличного движения! Скажите, где здесь левый поворот? Обычно незнакомка отвечала, что точно не знает. И тут он завязывал беседу о коварстве уличного движения, опасных поворотах, рискованных переходах и неукротимой езде на красный свет. Углубление знакомства было уже делом голой техники, как любил говаривать его друг поэт Дамоклов. ...Второй способ назывался почему-то "бродвейским". Авто тормозилось так, будто сдерживаешь горячего необъезженного мустанга: гикая и произнося ругательства на иностранных языках. Особым шиком Альберт считал, если при этом одно колесо машины залезет на тротуар. - Хэлло, крошка! - широчайшим жестом распахивая дверцу, кричал он в данном случае. - Я не могу спокойно держаться за баранку, когда такие красотки ходят пешком! Мой фаэтон у ваших ног! А ножки у вас такие, что, глядя на них, хочется просить вашей руки! Садитесь, я довезу вас до Ниагары, а может быть, и дальше! Весь расчет строился на быстроте и натиске. Большое значение имела ошарашивающая голливудская улыбка. Чтобы добиться нужного оскала, Альберт тренировался перед зеркалом три с половиной месяца. При "бродвейском" способе встреча не могла окончиться ничем. Ошеломленная жертва или безропотно влезала в машину, или сразу звала на помощь ближайшего милиционера. Во втором случае спасали только третья скорость и четыре колеса. ...Последний способ был мягким и гуманным. Он назывался "кинолирическим" и был рассчитан на полную потерю бдительности среди девушек. Роскошная машина бесшумно останавливалась на десять метров впереди намеченного объекта. Из авто выходил эксцентричный молодой человек и начинал чрезвычайно озабоченно присматриваться к прохожим. Когда ничего не подозревающая девушка приближалась, то молодой человек очень учтиво, с тысячью извинений и легкими полупоклонами просил уделить ему минутку времени. Затем он рекомендовался ассистентом какого-нибудь знаменитого кинорежиссера: - Мы снимаем картину "Ты постой, постой, красавица моя". Очень любопытная фольклорно-песенная лента... Жена режиссера, как вы, вероятно, понимаете, уже в летах. Врачи ей запретили играть молоденьких. А роль юной героини словно для вас написана. Между нами, вы созданы для экрана! Такие ресницы! Глаза! Овал лица! Вам прежде никто этого не говорил? Не может быть! Значит, вы жили доселе в кругу эгоистов, чуждых эстетике!.. Учтите: я ничего не гарантирую, будут еще просмотры и пробы. Вы познакомитесь с режиссером и всем съемочным коллективом. Но мне кажется, вы именно то, чего до сих пор недоставало нашему кинематографу! Будьте добры, ваш адрес, телефон, имя, фамилию. семейное положение... Я доложу на худсовете. И на днях вызовем вас на прослушивание... Если удавалось получить все необходимые сведения, то дальше все шло само по себе. Несколько встреч, якобы для проверки дикции и пластики... Потом просто так прогулка в парк. А когда выяснялось, что фольклорного фильма в природе не существует, то взаимоотношения уже были налажены. И кинознакомство легко выдавалось за невинную шутку, милую интеллектуальную шалость влюбившегося с полувзгляда человека. Альберт, увидев Веру в тот памятный день, быстро прикинул шансы на успех во всех трех вариантах. Киноспособ показался ему в данной ситуации самым пригодным. Он вылез из машины и стал всматриваться в лицо приближающейся девушки. Оно показалось ему почему-то знакомым. Вера была уже в двух шагах, когда Альберт вспомнил фотографию, замеченную им в квартире Калинкиных во время собирания с папой материала для киносценария. "Так это же Вера! - озарило его. - Ну, данных для знакомства достаточно! Все будет олл райт! Пупсик, можно сказать, уже на крючке!" И юный Бомаршов уверенно подошел к девушке: - Если не ошибаюсь, вы Вера Калинкина? Наконец-то я вижу героиню нашего с папой сценария! И тут чуть не испортил дела какой-то пожилой гражданин, Он остановился возле белого лимузина и покачал головой, устремив осуждающий взгляд на Бомаршова-младшего: - Сегодня на моих глазах вы пристаете уже к пятой девушке! Наступила щекотливая пауза, но Альберт, удачно сославшись на галлюцинации и сплетни, отбился от пожилого гражданина. А через пять минут Вера уже сидела в белом фаэтоне № 777 рядом с водителем - точно так же, как она сидела сейчас. Только тогда машина свернула налево, к парку, а сейчас они поедут направо - в загс... Светофор менял цвета, как хамелеон. Из красного он стал желтым, потом зеленым. Мелькнули рестораны "Эльбрус", "Тянь-Шань", "Енисей", "Струи Арагвы". Швейцары, стоявшие у парадных дверей, почтительно приветствовали Альберта. Вере льстила популярность ее жениха. Именно здесь, среди этих "Струй Арагвы" и "Енисеев", протекал короткий, но бурный период ухаживания Бомаршова-младшего за представительницей семьи Калинкиных. Вера влюблялась в Альберта под звуки бывшего джаза, ныне выступающего под псевдонимом "эстрадный оркестр". Выстрелы бутылок шампанского казались ей салютом в честь их любви. "Все мои сородичи недооценивают Альберта, - думала Вера, покачиваясь на подушках автомобиля. - А он так заботлив, так меня любит... Конечно, неудобно нам будет долго жить на деньги Дормидонта Сигизмундовича, но... я через два года уже кончу институт, может, сама буду зарабатывать... Альберт станет искусствоведом... Он и сейчас пишет что-то исследовательское... У меня по субботам будет собираться в квартире цвет красногорского общества... Правда, Вике не очень нравится мой брак. "Ну что это, сын писателя областного масштаба? По рангу это что-то равно замуправляющему трестом... То ли дело - руководитель республиканского союза писателей! Это уже начальник главка. Или член секретариата из Москвы. Это почти замминистра..." Да ну ее, Вику... Мама в конце концов поймет, что мой муж - идеальный семьянин, вдумчивый, самоотверженный, верный... Он может Создать настоящее семейное счастье..." ...С каждой секундой машина приближалась к загсу. Вот еще проплыли рестораны. "Трактирус" ассоциировался у Альберта с Лерой, Лорой, Лирой и Ларой... И кто бы мог подумать, что юный Бомаршов - свободолюбивый и независимый сын знаменитого драматурга - поедет сочетаться законным браком на двадцать третьем году жизни! И с кем! С девушкой, у которой из мебели, кроме бигуди и губной помады, ничего собственного нет. Вот что значит натуральная любовь! В этот момент из-за угла вышла женщина средних лег, с портфелем. Альберт тотчас узнал декана своего факультета. "Не хватало только, чтоб она напомнила мне о моих академических задолженностях". Встретившись глазами с деканом, Альберт малодушно свернул в переулок. "Сколько в наши дни возникает препятствий для любящих сердец, - думал Альберт, держась за баранку: - партком, профком, комитет комсомола, даже деканат!.. И это не говоря уже о фельетонистах-газетчиках! Сколько энергии, ума и таланта приходится приложить, чтобы иметь право сочетаться законным браком с любимой девушкой! Разве мог бы я сейчас ехать с Верой в загс, если бы Лельку не распределили в глухую провинцию? Хорошо у них в горном вузе дело поставлено: если уж отправят, так далеко... Слава богу, на днях Леля уехала, и руки у меня развязаны... Дернуло же меня в тот вечер, когда душа горела и пылала, дать ей обещание жениться. Да еще при свидетелях. А потом - здрасьте! - мне предстоит стать папой!.. И бывают же такие совпадения: именно в этот момент я понял, что Леля мне никогда не нравилась. Я человек откровенный, я прямо ей об этом сказал. Вот тут я и понял, что такое общественные организации. После первого же собрания, где вентилировался мой вопрос, я испугался. Во-первых, меня могли шугануть из вуза. А во-вторых, об эпизоде с Лелей мог узнать папа... А в таких случаях папа обычно топает ногами и кричит: "Ты опять опозорил славную фамилию Бомаршовых. Мне теперь остается только один выход - взять псевдоним!" А войдя в морально-этический раж, старик может даже снять единственного сына с денежного довольствия. Поэтому в конце собрания я заявил, что Леля мне по-прежнему нравится. - Уж и пошутить нельзя! Сразу начинают прорабатывать, - сказал я в заключительном слове и публично облобызал бывшую любимую девушку. Оставался единственный шанс: она кончает институт, ее посылают куда-нибудь подальше, и я... еду с ней. Так мы и договорились: она отбывает сразу, а я немножко погодя, так как мне еще нужно переводиться из института, продать машину и подготовить папу к самостоятельной жизни без меня... И вот наконец-то моя любимая Лелечка уехала... А я отправился в загс, потому что душа моя горит и пылает и без Веры я жить не могу. Вера не чета Сильве и прочим Маринам. А тем более Леле. Сегодня дадим в загс заявление, через неделю зарегистрируемся. А там нас уже никто не разведет. Тем более, что на лею все институтские общественные деятели разъедутся на каникулы... А осенью месткомы, профкомы и тому подобные "комы" спохватятся, да будет поздно: у меня новая семья! А семью разбивать нельзя... С Верой жить мы будем неплохо. Она меня любит, она мне верит. С учебой ей, разумеется, придется проститься. На нашей квартире в городе ей прописываться не стоит - пусть сидит на даче, бегает по хозяйству, прихорашивается к моим приездам... Самому же, конечно, надо базироваться только на городскую квартиру..." И Альберт улыбнулся при воспоминании о своих альковных делах... "Какая у него чудесная улыбка появляется, когда он думает о нашем будущем счастье!" - восторженно наблюдая Альберта, решила Вера. Загс был уже близко. "Мы поедем с ним в свадебную поездку... - мечтала Вера. - На берег моря... Медовый месяц! Курорт... Фурор... Все будут спрашивать: "А кто эти молодожены? Они так верны друг другу!" "Нет, черт побери, - рассуждал Альберт, замедляя движение машины, пожалуй, на городской квартире будет опасно женатому человеку.. Там не развернешься - соседи по дому, прислуга... Жена нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь... Придется, видно, искать холостую базу! Лишний расход, но зато техника безопасности! А вообще женатому человеку легче вести свободный образ жизни. Если какая-нибудь девица будет предъявлять претензии, можно всегда ответить: а зачем ты встречалась со мной - ведь знала, что я женат. Хотела семью разбить?" Фаэтон № 777 затормозил у зеленого особняка. Из окон загса глядели какие-то женщины и восхищенно качали головами: - Ах, какая чудная пара! Оба молодые, красивые! Вот будет образцовая семья! Альберт взглянул в зеркальце, торчащее, сбоку, поправил шевелюру и соскочил на землю. Ощерившись своей голливудской улыбкой (на шестнадцать зубов!), он тренированным жестом распахнул дверцу авто. Вера радостно подала ему руку...
Фельетон восьмой
РАЗГОВОР ПОРОСЕНКА С ЧАЙНИКОМ
Гроздья ламп у входа в парк сверкали так ослепительно, словно именно в этот вечер они хотели перегореть. Над кассами были сооружены антресоли. Музыканты в карнавальных костюмах - четыре осла, четыре козла, четыре проказницы-мартышки и четыре косолапых мишки - трубили "Входной марш". Этот же марш играли другие оркестры в глубине парка, и казалось, эхо, специально нанятое дирекцией на сегодняшний маскарад, повторяет одну и ту же музыкальную фразу по нескольку раз. Белый круглоносый фаэтон № 777, похожий на летний модельный полуботинок, сигналил беспрестанно, но карнавальная толпа подавалась лишь на шаг и снова смыкала ряды. Наконец автомобиль, сообразив, очевидно, что все его лошадиные силы бессильны перед толпой, забился в щель между двумя ларьками и затих. Из-за руля вылез долгогривый молодой человек в пиджаке по колено и в яркоклетчатых брюках. Подщипывая тоненькие, похожие на крысиные хвостики усы, он недовольно оглядел вливающуюся в парк толпу. - Пропал весь эффект, - пробормотал он, - придется идти пешком... Двое юношей с полупогончиками горного вуза на плечах внимательно следили за владельцем белого лимузина. - Я бы подошел к этому субтильному типу, - произнес худенький студент с озорными глазами, - взял бы его за шиворот... - Подожди, - сказал широкоплечий, - посмотрим, куда он пойдет. Наверное, к тупику свиданий... Интересно, кто его очередная жертва? Долгогривый собственник клетчатых штанов действительно стал пробираться к тупику. Кругом шумел карнавальный прибой. Грохотали залпы хлопушек. Шипя, как змеи, сгорали карманные фейерверки. Вздымались тучи конфетти, и молнии серпантина рассекали их. Среди быстротечной маскарадной толпы выделялся табунок незамаскированных молодых людей. Юноши и девушки стояли смирно, занимая все пространство между электрочасами и оклеенным афишами забором. Это было традиционное место встреч, называемое "тупиком свиданий". Тупик переживал напряженные часы. Он был наполнен влюбленными до-отказа. Когда долгогривый молодой человек втиснулся в ряды ожидающих, то среди них произошло некоторое оживление. - Салонный лев вышел на охоту! - довольно громко сказал кто-то. - Грива львиная, а грудь воробьиная... Владелец белого фаэтона презрительно передернул плечами. - Это сынок драматурга Бомаршова, - объяснял какой-то старожил тупика свиданий своему компаньону. - Ну, того, о котором в газетах говорят, будто он написал что-то такое не то эпохальное, не то фундаментальное. Живет на папашины деньги. Известный трутень по имени Альбертик. Окинув говоривших надменным взглядом, Альберт невозмутимо принялся читать афиши. Афишные щиты несли большую общественную нагрузку: они служили средством связи. Если кто-нибудь не дождался любимой или хотел предупредить ее об отмене встречи, условиться о свидании или просто излить свои чувства, на помощь Приходили афиши. Разумеется, надо заранее договориться, на каких афишах вы будете писать. Так, например, одни выбирали себе рекламные плакаты филармонии, другие - афиши эстрадного театра. Всегда были целиком исписаны извещения о концертах теноров: есть поверье, что тенора приносят счастье в любви. Альберт Бомаршов рассеянно просматривал законспектированные переживания влюбленных душ. На плакате, возвещающем об астрономической лекции "Есть ли жизнь на планетах": "БЕЗ ТЕБЯ ДЛЯ МЕНЯ НЕТ ЖИЗНИ НИ НА ОДНОЙ ИЗ ПЛАНЕТ. ВАЛЯ К.". На афише "Эстрадный концерт с участием чревовещательницы Турнепсовой-Ратмирской" было написано: "ИМЕЛ ВСЕГО ДЕСЯТЬ СВОБОДНЫХ МИНУТ, ЖДАЛ ЧАС. МОЖЕШЬ МНЕ БОЛЬШЕ НЕ ЗВОНИТЬ: МЕЖДУ НАМИ ВСЕ КОНЧЕНО. ЗАВТРА В ТРИ БУДУ ОБЕДАТЬ ТАМ ЖЕ. КОЛЯ". - Раньше условленного времени приехал, - вздохнул Альберт, взглянув на часы, - это не стильно. Стоять здесь и долго ждать - опасно для жизни. Могут произойти нежелательные инциденты. Не люблю незапланированных встреч. Пойду и куплю маску: в маске спокойнее. Но как раз в эту минуту произошла встреча, которую юный Бомаршов никак не планировал. Сквозь толпу к нему протиснулись двое студентов в полупогончиках горного вуза, - Гражданин Бомаршов? - спросил широкоплечий, отмахиваясь от худощавого, который возбужденно суфлировал: "Бери его сразу за шиворот..." - Чем могу служить, синьоры? - Альберт вежливо улыбнулся, а крысиные хвостики его усов испуганно зашевелились. - Нет, я его сейчас набальзамирую, - тоненьким от волнения голоском прокричал худощавый студент. - Можно? - и он встал в боевую позицию. - Вася, не забывай, что ты член профкома! - сказал широкоплечий внушительно. - Сначала надо установить истину и поговорить с Дон-Жуаном... Узнаете этот почерк, гражданин Бомаршов? - и он извлек из кармана записку. Альберт дрогнувшей рукой взял лист бумаги. "Теперь я знаю цену твоим клятвам! Правы были мои подруги, предложив испытанный водевильный ход: лжеотъезд (направления на работу я еще не получила). В то время как ты думал, что проводил меня всерьез и надолго, я сошла на первой же станции, где живут мои родственники. Здесь я и узнала, что спустя трое суток после моего отъезда ты побывал в загсе с Калинкиной. А ведь всего неделю назад ты убеждал меня, что слухи о тебе и "какой-то Вере" - клевета. Довольно! Я не хочу больше ни слышать, ни видеть тебя. Но имей в виду: о твоих похождениях будут знать все. Тебе не удастся больше никого обмануть: об этом постараются мои друзья". Альберт покрылся легкой испаринкой. "Друзья постараются... - убито подумал он. - Будут знать все... лжеотъезд... Хотя Леля и пишет, что больше не хочет видеть меня, на самом деле легко она от меня не отстанет. Нет, свадьбу с Верой из осторожности придется отложить до Лелиного отъезда. Иначе будет шум... и с загсом, значит, надо подождать. А заявление пусть полежит". Альберт вернул записку одному из своих собеседников и обиженно проговорил: - Боже мой! Лжеотъезд... Слежка... Какое коварство! Я оскорблен в своих святых чувствах! Ах, Леля, Леля! Как я тебя любил! Но клевета легла между нами, и вот... - А в загс с Калинкиной ездили? - опросил худощавый запальчиво. - Ездили или нет? Ну?! - Тихо, Вася, - остановил друга широкоплечий студент. - Во-первых, ты член профкома, а во-вторых, мы выступаем сейчас как чрезвычайные и полномочные послы... - Очень тонко подмечено! - делая шаг, подхватил Альберт. - Давайте держаться в дипломатических рамках... В атмосфере... этого... взаимопонимания... - Нет, я хочу принять чрезвычайные меры! - засучивая рукава, волновался худощавый. - Я его сейчас набальзамирую! - Папа! - закричал Альберт, делая скачок в сторону. - Папа! - и, пригнувшись, нырнул в толпу влюбленных. - Не уйдешь! - вскричал худощавый и бросился в погоню. Широкоплечий, крича на ходу: "Вася! Ты же член профкома!.. Не превышай полномочий!" - побежал следом за ними. ...Мартын Благуша и Юрий Можаев, пробившись к тупику свиданий, остановились у рекламного щита местного цирка: там было оговорено место встречи с Калинкиными. Нади И Веры еще не было. - Стань на эту тумбу, Март, и служи путеводным маяком для Калинкиных, а я пойду обзаводиться карнавальным ширпотребом. Раз принято решение веселиться, то надо это делать во всеоружии! И, задымив трубкой, Юрий ринулся к прицепному автофургончику, который торговал масками. Деятели местной торговли не обладали могучей фантазией: они подготовили к карнавалу только два типа масок - "поросенок" (свиное рыло в ермолке) и "чайник" (горшок из папье-маше с носиком-хоботом). Но и за этими шедеврами стояла очередь, ибо те же торговые деятели распустили слух, будто в парк без масок не пускают. Толпа напирала на автофургончик с такой силой, что он тихо катился по направлению к парковым воротам. Торговля производилась на ходу: за каждые полтора метра пройденного пути продавец успевал замаскировать минимум человек сорок. Впрочем, были и недовольные. - Десять рублей? - трагически восклицал какой-то дядя, вертя в руках горшок с хоботом. - За такую дрянь? Да ведь настоящий чайник и выглядит не хуже и стоит столько же! Да за десять рублей я в любом буфете так замаскируюсь, что меня родная жена не узнает! Сто пятьдесят, кружка пива... - А я наоборот, - сказал другой мужчина. - Чтоб меня никто не узнал, пойду на маскарад трезвым... Когда Юрий просился к заветному окошку, он бросил взгляд вокруг и увидел, что карнавальная толпа уже процентов на семьдесят состояла из "чайников" и "поросят". - Не буду терять индивидуальную внешность. Пожалуй, без маски оригинальней. И, махнув рукой, он отошел. Мартын возвышался над тупиком свиданий, как памятник неизвестному влюбленному. - Сюда! - вдруг закричал он и замахал кому-то рукой. Вера с Надей и Юрий почти одновременно подошли в каменной тумбе. - А мы вас ждем уже четверть часа! - сказал Благуша, спускаясь на землю и теряя свою монументальность. - Прийти раньше, - усмехнулась Надя, - это не значит быть точным! - Вы не видели здесь Бертика? - спросила Вера, оглядываясь по сторонам. Он где-то тут, мы проходили мимо его машины. - Потерялся влюбленный, - сказала Надя. - Принимаю заявку о потере. Фамилия - Бомаршов, особые приметы - масса добродетелей... - Опять это злоязычие, - сказала Вера, всматриваясь в текущую мимо толпу. - Лишь я одна его понимаю... Он хороший и умный... - Только ум у него легкого, а язык дурного поведения, - докончила Надя. Мартын хихикнул, но под взглядом Веры сразу замаскировал свой смех кашлем. - Наверное, что-то случилось, - сказала Вера. - Машина здесь, а его нет. Я начинаю волноваться. Дружный крик фанфар перекрыл все шумы. В небе хвостами гигантских павлинов раскрылись веера разноцветных ракет. Карнавал начался. - Пойдемте, - сказала Надя, - может быть, Альберт на радостях все перепутал и ждет Веру в парке? Да, поздравьте ее, товарищи: позавчера они с Бомаршовым ездили в загс сдавать заявление о браке. - Альберт, как я вижу, - заметил Юрий, - человек бури и натиска: вы недавно знакомы и уже... - Может быть, он действительно ждет у пруда? - засомневалась Вера. - Мы обычно встречались там. - Так пойдемте к пруду, - подхватил девушек под руки Юрий. - А то в парке сгорят все ракеты, лопнут все хлопушки, и нам не достанется конфетти. Мартын, ты, как таран, должен пробивать дорогу... - Слушаю и повинуюсь, - сказал Благуша. Два фонтана, словно почетный караул, обнажив свои водяные сабли, стояли возле входа. Слева начиналось массовое поле. Крутились карусели, вертелись какие-то колеса. Ларьки по случаю карнавала наряжены были в фанерные яркие кокошники. Грохотали мотоциклы аттракциона "вертикальные мотогонки по горизонтальной поверхности", мотались по воздуху оглобли аппарата "перелетные птицы" (бывшие "летающие люди", они же "вниз головой"). - Пруд вон там, за театром, - сказала Вера. Вера потянула сестру и операторов к пруду: - Меня волнует Альберт. Он может не дождаться и уйти! - Я чую, - сказал Мартын, - что где-то здесь могут осуществиться мои думки о кружке пива... Юра, поддержи хоть раз в жизни! - и Благуша так умоляюще улыбнулся, что Юрию оставалось только заметить: - А что скажут наши дамы? Не можем же мы их бросить На произвол маскарадной судьбы?! - Дамы будут пить томатный сок! - сказала Надя. - В конце концов горячо любимый жених может подождать горячо любимую невесту лишних пять минут. Надежда вдруг приняла небрежную позу, мизинцем поправила воображаемые усики и произнесла тягучим голосом: - Верусик, пупсик, я жду тебя пять с половиной минут. Меня могли похитить. Ты же знаешь, что все девушки города и области влюблены в меня до потери подсознания. Мой бедный богатый папа не пережил бы такой пропажи... Поцелуй меня, пупсик. - Свои пародии прибереги для самодеятельности, - обиделась Вера. Мартын хмыкнул и восхищенно посмотрел на Надю. - Мартын, не забывай о винницкой установке: не влюбляться с первого взгляда... - шепотом сказал Юрий, перехватив взгляд друга, и затем, уже громко, добавил: - А пародии у вас, Надя, получаются лучше, чем в некоторых сатирических изданиях, - Я не хочу пить, - отказалась Вера, но Надя силой увлекла ее к киоску "Воды - соки", а операторы направились к соседнему ларьку. Круглая будочка была оформлена под пивную кружку. Издали казалось, что на нее надета большая папаха, лихо сдвинутая набекрень: бумажное сооружение должно было означать бьющую через край пену. Возле ларька было людно. Потребители отходили в сторону, бережно неся кружки обеими руками. Мартын и Юрий взяли по кружке и тоже отошли в сторонку. Рядом с ними, у высокого столика, окруженные тарелками и стопками, пили двое мужчин. Один в маске поросенка, другой - чайника. Для того чтобы сделать глоток, они быстро приподнимали маски и, закусив, сразу же снова замаскировывались. Мартын шарил глазами по сторонам, надеясь увидеть Альберта, а Юрий, услышав несколько занятных фраз, невольно прислушался к разговору Поросенка с Чайником. - Живу ничего, - меланхолично говорил Чайник, - но никто не завидует. - Трудишься, значит, - хихикнул сильно выпивший Поросенок. Зарабатываешь, значит, деньги, а тратить их времени не имеешь. Надо так жить, чтоб твой рабочий день был пох-хож на сплошной об...беденный перерыв. - Я тоже хочу, чтоб... обеденный перерыв. - Держись за меня, братец. Ведь земля, братец, вертится не на оси, а на знакомстве и связях. Вот у нас в артели есть ребята - друг за друга. Деньги получаем не только по ведомости... И все шито-крыто. Но есть и у нас деж... журная зануда. Ей кое-что известно, и она все дело баламутит, до корней докапывается... Пуд крови мне испортила! - Федя небось? Белорыбицын? - Он, чтобы ему... И выгнать нельзя: стахановец, лучший производственник. Но все равно Феде до всего не додуматься... - А вдруг?.. - Впервой, что ли? Не подкопаться. План прошлого месяца на сто десять процентов. Среди кожевников на первом месте. Ну, а если что... Возьму и разбегусь в разные стороны. Ищи ветра... Своя лысина, братец, дор...роже чужих кудрей. - Сообразим еще грамм по сто? - вдохновенно произнес Чайник. - Ишь-ты, какой сообразительный... А впрочем, давай... Ты всегда был своим в доску, артельным парнем... Я тебя устрою... Ну, за то, чтоб все шло, как идет! За тех, кто нам не мешает жить! Поросенок с Чайником чокнулись и, приподняв маски, опорожнили стаканы. Калинкины уже насладились помидорным напитком и, не дождавшись своих спутников, сами двинулись им навстречу. - Что же вы задерживаетесь, мальчики? - кокетливо надула губки Вера. - Мы вас ждем! Юрий сделал было несколько шагов вслед за Мартыном, но потом решительно остановился. - У меня тут есть одно дело, - сказал он Благуше тихо. - Надо выяснить, о каких темных делах говорили наши соседи, где они работают... - Ты становишься смешным, - ответил Мартын громким шепотом - Де вже нашому теляти та вовка пиимати. Короче, не строй из себя сыщика, не лезь куда не надо. - Это почему же куда не надо? На наших глазах беседуют преступники, сказал Можаев, делая жест по направлению к столику, - а мы проходим мимо... - Так где же те пройды? - спросил Мартын насмешливо. Юрий поглядел на столик - за ним уже никого не было. Только пустые кружки да стаканы сверкали, отражая карнавальные огни. Поросенок и Чайник исчезли, растворились, надев маски, среди честных людей. - Впрочем, нет, я, кажется, их вижу, - быстро проговорил Юрий. - Я их не упущу. - И, уже удаляясь, крикнул: - Идите к пруду! Там встретимся! ...На пруду, возле берега, привязанный веревкой к сутулой иве-плаксе, плавал небольшой плотик. На нем валялись картонные гильзы. Доски были покрыты черными подпалинами. Во время открытия карнавала с этого плотика пускались ракеты. Из-за кустов, спугивая целующихся влюбленных, выскочил Альберт Бомаршов. Он быстро, по-заячьи, перебежал освещенную луной дорожку и нырнул в тень ивы. Двое студентов с полупогончиками горного вуза на плечах, выбежав из-за кустов, в недоумении остановились на берегу. - Что ж он, под воду ушел, что ли? - спросил широкоплечий, удивленно озираясь. - Я вообще не агрессор, - взволнованно сказал худощавый студент, - но считаю так: надо его набальзамировать... - Телесно его наказывать будет папа, - спокойно произнес первый, - снимет штаны и выпорет. А ты помни: профком не уполномачивал... - Ага! - вдруг радостно закричал студент и ринулся к иве. Худосочный ствол не мог укрыть полностью всего Альберта, и острый глаз будущего горного инженера сразу заметил кусок яркоклетчатой штанины, выглядывавшей из-за дерева. - Окружай его! - закричал студент. - Попался Альбертик! Бомаршов заметался вокруг ивы, ища пути к спасению. - Вася! - урезонивал приятеля широкоплечий. - Это не метод перевоспитания. Надо обсудить, сделать оргвыводы... - Не надо оргвыводов. Я понял, что люблю только Лелю, - заверещал Альберт. Но худощавый продолжал наступать на испуганного Бомаршова неумолимо, как рок. Пытаясь хоть на мгновение отдалить неприятную встречу, Альберт стал отступать к воде. Земля кончилась, и нога Бомаршова ступила на колеблющиеся доски плота. - Плыви, мой челн, - сказал Вася и, отвязав плотик, толкнул его нотой. "Челн" медленно отплыл от берега. - Вы за это ответите! - кричал Альберт. - Я пожалуюсь папе! - И тете! - кричал студент. - И бабушке! И всем родственникам! И мимо нашего института не ходи лучше - мумию из тебя сотворим!
Фельетон девятый
СОЛОВЬИНЫЙ СВИСТ
Можаев нагнал своих друзей почти у самого пруда. Вид у него был сконфуженный. - Наш Юрий Холмс, кажется, потерпел здоровисенькое поражение, - съязвил Мартын. - Упустил... - вяло ответил Юрий. - Черт бы побрал эти серийные поросячьи маски! Со стороны пруда слышались залпы смеха. Плотное кольцо зрителей окаймляло водоем. - Цирк на воде! - кричали мальчишки. - Ну и комик! Зрелище, которое пользовалось таким успехом, было действительно смешным. В центре пруда, качаясь, как пресспапье, плавал небольшой плот. На нем, с трудом удерживая равновесие, балансировал долгогривый молодой человек в клетчатых штанах. В одной руке он держал штиблеты-босоножки, в другой - ракетную гильзу. Электрики, не разобравшись, в чем дело, направили на пруд прожекторы. Лицо молодого человека на плоту было бледно, как очищенная репа. - Альберт! - воскликнула Вера. - Боже мой! Что случилось, Бертик? - Вот сейчас начнется самый цирк, - сказал кто-то из зрителей. - С берега будут задавать вопросы, а тот водяной комик станет отвечать в куплетной форме! Но потомок именитого литератора, услышав свое имя, вздрогнул и неосторожно переступил ногами. Плотик закачался еще активнее и одним краем ушел под воду. - Папа! - пискнул Альберт, отчаянно взмахивая босоножками. Зрители засмеялись: они принимали борьбу Бомаршова со стихией за хорошо отрепетированный номер. - Эх, пропустили вы начало! - сказал сосед Благуши. - Он уже и на четвереньках ползал и сандалиями, как веслами, загребал. - Это кошмарно... - сжимая Надину руку, всхлипывала Вера. - Он тонет, а все хохочут.. Его спасать надо! - Пять шестых земного шара - вода, - философски изрек Юрий, - но человек вспоминает об этом только тогда, когда начинает тонуть. - Спа...па-па...сите! - донесся с пруда жалобный вопль. - Папа! - Милиция идет! - закричали мальчишки. Среди Поросят и Чайников замелькали белые фуражки блюстителей порядка. Сержант расспрашивал с помощью рупора Альберта: - Фамилия? Место жительства? Год рождения? Под судим и следствием не состояли? Отвечайте, гражданин! - Бомаршов его фамилия! - сказал Юрий. - Литераторов сын Спасать ребенка надо, а не разговаривать. - Что ж я, прямо так, при всей форме, и полезу в воду? - удивился милиционер. Другой блюститель порядка, услышав фамилию Бомаршова, крикнул уже почтительно: - Продержитесь еще маленечко, товарищ, сейчас все будет в полном порядке. - Но он же утонет! - простонала Вера, заламывая руки. - Он такой хрупкий, он такой неприспособленный! Неужели здесь нет настоящего мужчины? Что же все смотрят? Плывите к нему кто-нибудь! Юрий, мне говорили, что вы бывший моряк... Но прежде чем Можаев смог ответить, Мартын сбросил свою двухцветную спортивную куртку, тренировочные брюки, сандалеты на гуттаперчевом ходу и сдал очки Юрию на хранение. - Купаться здесь воспрещается! - закричал милиционер, бросаясь к Благуше. - Гражданин! Вы нарушаете постановление горсовета от двадцать восьмого апреля... - Он командировочный, - сказал Юрий, - поэтому имеет право не знать здешних указов! Мартын, кинув на Надю взгляд героя, легко вскочил на цементную лягушку и бросился в воду Публика бурно зааплодировала и тут же разразилась хохотом Благуша показался из воды, потирая ушибленную голову: пруд был ему лишь по пояс. Мартын зашагал к плоту. За ним, как за Гулливером, тянулись ниточки водорослей и целая армада каких-то листьев, похожих на игрушечные кораблики Альберт затих и тупо глядел на приближающегося Благушу. - Сидеть смирно! - приказал Мартын, вылавливая из воды веревку. - Поехали, хлопче! Юрий не удержался и, расчехлив свою "лейку", щелкнул несколько кадров. - Потом подарите мне один снимок, - сказала Надя, - для семейного альбома. Мама вам будет очень благодарна! Отфыркиваясь и похлопывая себя по плечам, Благуша вылез на сушу. Альберт, уже успевший надеть свои босоножки, ждал, когда плот накрепко привяжут к берегу. Мартын не выдержал, схватил Бомаршова за шиворот, приподнял, встряхнул его, как градусник, и поставил на землю. - Ты простудишься! - заботливо сказала Вера. - Немедленно поезжай домой! Боже, Альберт, как ты меня напугал! - Насморка я не боюсь, - сказал Альберт, поглаживая свои крысиные усики. - Ты такой храбрый, Бертик, - сказала Вера, смотря на Бомаршова влюбленными глазами. - Скажите, а вы не были водолазом? - спросила Надя Мартына. - Вам полагается медаль "За спасение утопающих". Об этом должна похлопотать Вера. - Говоря откровенно, похлопотать должны и вы, Надя, - не выдержал Юрий. До того как Мартын увидел вас, он столь героических поступков не совершал. И кто знает, какой бы оборот принял этот обмен мнениями, если бы около них не раздался официальный голос: - Простите, гражданин! Я вас предупреждал: купаться в пруду нельзя! Прошу уплатить штраф! - За что? - удивился Юрий. - Один из всех рискнул броситься на спасение, а вы его же и... - Большинство граждан - местные жители, - сказал милиционер, - они знают, что утонуть в этом водоеме невозможно. - Тогда и Альбертика штрафуйте, - сказал Мартын Добродушно, - в компании Как-то веселее. - Я не купался, я тонул! - возмутился Альберт. - И Кроме того... кроме того... у меня из кармана выпал паспорт. И утонул. Верусик, как же мы теперь пойдем в загс? - Человек без паспорта, - заметил Юрий, - имеет мокрый вид... - Товарищ Бомаршов, - почтительно произнёс милиционер, - в воду не влезали. У них, глядите, даже брюки сухие. А насчет утопленного документа не тревожьтесь. Выдадим новый в обычном порядке. - Паспорт можно вернуть, - усмехнулся Юрий. - А как быть с утерянной репутацией храбреца? - Скажите, Надя, - спросил Мартын, - ваше бюро возвращает потерянную репутацию? - Теряйте - заходите, - лукаво ответила Надя. - Но боюсь" что ничем помочь не сможем. - А вас, - бодрым голосом сказал Мартыну милиционер, - прошу уплатить десять рублей. Мартын улыбнулся виновато-чарующей улыбкой. Милиционер ответил ему тем же... Тогда Благуша покорно достал из кармана бумажник, уплатил десятку из командировочного фонда, а квитанцию в негодовании бросил наземь. - Стоп! - сказал Юрий. - Ты сделал первую ошибку, когда отдал червонец, а вторую - когда бросил квитанцию. По этой самой квитанции я получу деньги назад. Товарищ ми-лиционер, пойдемте в отделение. Там мы с вами выясним, как применять постановление горсовета от двадцать восьмого апреля... - Да не журись ты, Юра, из-за десятки, - небрежным тоном бросил Мартын. - Штраф вместо медали - нет, этого я так не оставлю! Не поминайте лихом. Встретимся через полчаса, ну хотя бы на горке. Эскортируемый милиционером, Юрий отбыл в отделение. Альберт вытянул шею, будто силился кого-то разглядеть Поодаль, и сразу же заторопился. - Мне пора домой. У нас сегодня гости, и мне нужно переодеться. Ты со мной, дорогая? - Да, - сказала Вера, - поедем. И они ушли. Мартын и Надежда долго молчали. Благуша, видимо, понимал, что рыцаря из него не получается. Лучшим выходом было покинуть это роковое место. - Знаете что, Надя, - наконец прервал молчание Благуша, - здесь столько народу, что сохнуть у всех на глазах просто неприлично. Да и студено что-то после ныряния. Давайте устроим пробежку до конца аллеи, на горку. Добре? - Идет! - согласилась Надя. Финиш состоялся у маленькой, увитой плющом беседки. Надя прибежала к беседке первой и целую минуту ждала Мартына. - Что значит узкая специальность, - запыхавшись произнес Благуша. - Я левой рукой могу сто раз выжать швейную машинку, а вот бег на средние дистанции не моя стихия! С вершины холмика был виден клочок массового поля. Там асе вертелось, кружилось, сверкало огнями. Здесь же было тихо, и луна светила так, будто ей перед этим прочитали инструкцию "Как добиться максимального эффекта в освещении Земли ночью". Из беседки доносились звуки поцелуев. - Гарно! - сказал Мартын. - Пойдемте посидим. Но осуществить этот замысел оказалось не так-то легко: все скамейки были заняты влюбленными. Когда Надя и Мартын проходили мимо, то парочки делали вид, что беседуют о выполнении квартального плана и о понижении себестоимости продукции. Попадались и смелые люди; те целовались, невзирая на окружающих. Наконец место было найдено. Над обрывом, среди старых лип притаилась какая-то древняя, еще допарковых времен, скамья. Ближайшее к ней дерево было покрыто червонными тузами и стрелами, а также инициалами нескольких поколений влюбленных. Мартын и Надежда подошли поближе к скамье и вдруг обнаружили в тени деревьев двух тихо переговаривающихся людей. Оба были в масках: один Поросенок, другой - Чайник. - Так по рукам? - покачиваясь, спросил Поросенок. - Я тебя з-за-зывал, я тебя и осчастлив-влю-лю... - А д-дач-чку построить пом-можешь? - в свою очередь, вопросил Чайник. - А насчет б-балансика не беспокойся... Мартын рассеянно прислушался. "Где я слышал эти голоса? Постой, постой... А не те ли это заговорщики, за которыми охотился наш Юрий Холмс?.." Поросенок и Чайник, заметив посторонних, испуганно икнули и, поддерживая друг друга плечами, быстро-быстро зашагали куда-то в сторону. "Остановить?.. Спросить?.. А ну их!.. Не до этих мистических разговоров сейчас..." Мартын обернулся к Надежде. Полянка подле скамьи лучилась от серебристого света. Луна, небесный прожектор, была направлена прямо на них. Мартын поймал себя на мысли, что Надя, конечно, гораздо красивее Веры: у той много искусственного: крашеные ресницы, губы. Хотя Вера с первого взгляда привлекает больше внимания. - Сколько сейчас времени? - нарушил молчание Благуша. На черной от загара Надиной руке серый ремешок часов казался почти белым. - Тридцать пять минут двенадцатого. - Мы с вами знакомы, Надя, ровно пять суток три часа и двадцать минут... Надя засмеялась. Смех был ей к лицу - она становилась еще красивее. В ее больших глазах дрожали две маленькие луны. Мартын попытался было найти в Наде какой-нибудь недостаток и обрадовался, обнаружив, что она немного курноса. Но через мгновение именно нос начал ему нравиться больше всего. - Бывают в жизни моменты, - сказал Благуша, - когда я жалею, что моя профессия - оператор-документалист. Есть же такие счастливцы, которые снимают лирические фильмы. - Если бы зрители учились у кино любить, - сказала Надя, - то самое слово "лирика" давно бы было забыто. - Вот они! - послышался голос. - Воркуют! Двое студентов с полупогончиками горного вуза на плечах подошли к скамье. - Простите, - сказал широкоплечий, - мы бы не вмешались в ваши личные дела, но есть важные обстоятельства. - А ведь это не она, - сказал худощавый, - не невеста Бомаршова. Та в другом платье... Но похожа-то как! Вы сестра той девушки, на которой женится Альбертик? Да? Я вас видел всех вместе у пруда! - Что вам, собственно, нужно? - грозно забасил Мартын. - Вот, ознакомьтесь с документиком, - протянул Наде записку широкоплечий. - Пусть семейство Калинкиных будет в курсе. Надя быстро пробежала послание. - Ах вот как! Это же Леля пишет, верно? - Верно, - подтвердил худощавый. - Какая девушка из-за этого пижончика чуть не пропала! А вы еще самоотверженно спасали такого типа, - сказал он Мартыну. - Его не спасать надо было, а совсем наоборот. - Будет очень хорошо, - сказал широкоплечий, - если вы доведете содержание письма до сведения вашей сестры! Все честные люди должны действовать сообща... Ну, простите великодушно! - Прощаем. И студенты удалились. - Як не вертись собака, а хвист ззаду, - сказал Благуша. - Конечно, я все расскажу Вере, - произнесла Надя, - но она мне не поверит. Скажет: "завидуешь, клевещешь". Но для нас с мамой это очень важно... Мы найдем Лелю через институт... Мартын с нежностью смотрел на Надю. "Ах, какая девушка! Решительная, тонкая, красивая!.. А ведь совсем на днях я ее не знал, - думал Мартын. - А сейчас готов сделать для нее что угодно... Но что? Взять и носить на руках по всему парку? Или влезть на дерево, как герой одной юмористической повести? Глупо!" В это мгновение где-то рядом послышался звонкий, переливчатый соловьиный свист. - Давненько не слышал я соловьев, - шепотом сознался Мартын. - Красиво спивает птаха! Соловей пел так, будто выступал на заключительном туре вселенского конкурса вокалистов. Трели его струились среди притихших деревьев, извивались к луне. И вдруг он смолк. Под чьими-то шагами заскрипел песок аллеи, - Эх, спугнули пичугу! - кулаком стукнул по колену Мартын. Но соловей запел снова. Его песни, очевидно, загипнотизировала девушку: когда Мартын взял крепкую маленькую Надину руку и положил ее в свои большие ладони, то Надя даже не пошевельнулась. И опять трель прервалась. - Кто-то сюда идет, - сказала Надя и высвободила пальцы. - Юрка! - закричал Мартын. Вместо ответа Можаев залился соловьиным свистом. - А мы думали, что соловей был настоящим, - разочарованно сказала Надя. - Люди, Наденька, на природе немножко... глупеют. Надо знать, что натуральные соловьи давно уже кончили петь... Но Как Мартын-то поддался На этот розыгрыш? Он же знает, что на вечерах самодеятельности я всегда выступал в качестве мастера художественного свиста. Можаев бережно достал из кармана смятую ассигнацию. - Получите штрафную десятку, дорогой казначей. И не транжирьте деньги так легкомысленно. - Значит, добродетель восторжествовала в милиции? - спросила Надежда. Мартын благородным жестом отказался от возврата блудной десятки в лоно общей казны. - Червонец принадлежит тебе - трать по усмотрению. - С удовольствием, - согласился Юрий. - Да, кстати, - вдруг вспомнил Мартын, - по-моему, я бачил твоих таинственных незнакомцев. Подходим мы с Надей, а они возле дерева стоят, о каком-то балансе говорят, о дачном строительстве... - Где же они? - обрадовался Юрий. - Куда ты их девал? - А я... я что... они сами - увидели нас, испарились. - То-есть как? - Юрий опешил, - И ты даже не пытался ИХ задержать? Да ты знаешь, кто ты такой? Ты.. ты.. Эх, не будь здесь дамы, я бы сказал, кто ты... И это мой боевой товарищ! - горько закончил Юрий. Надежда в недоумении смотрела на операторов. Благуша чувствовал себя виноватым, Но пытался обороняться: - Что же, мне у них документы Проверить, что ли? Я же не милиционер! - Ты мог проводить их до милиционера, а он бы у них, проверил, что надо... Нам же, главное, получить их координаты! Эх, ты! Первый раз в жизни наткнулся на серьезное дело и то ухитрился пройти мимо... И не улыбайся, не улыбайся, ничего тут веселого нет... Операторы и Надя медленно спускались с холма. Юрий злился на Мартына и, скорбно поджав губы, шел сзади. Надежда была смущена тем, что стала невольной свидетельницей размолвки товарищей. А может быть, Благуша именно из-за нее не обратил внимания на какое-то нужное дело? Мартын шагал молча. Он радовался тому, что Юрий не продолжает разговора. Впрочем, в глубине души Мартын негодовал на себя: действительно, кажется, дал маху с этими Поросенком и Чайником... ...Вот так, к сожалению, очень часто случается в жизни. Заметил человек недостаток, фальшь, зло на работе ли, дома ли, на улице, в магазине. Заметил. Хотел потребовать жалобную книгу, позвонить по телефону куда следует, написать гневное письмо в редакцию... Хотел, но раздумал, да и махнул рукой, решил не вмешиваться не в свое дело. И по-прежнему покрывается пылью жалобная книга. И по-прежнему висит на рычаге телефонная трубка, сняв которую можно было позвонить "куда следует". И осталась чистой бумага, вполне пригодная для писем в редакцию, райком, горсовет. А недостаток, фальшь, зло... сохранились. Не потому сохранились, что глубоко скрыты. Не оттого, что их не приметили вовремя. А только потому, что люди прошли мимо. Один прошел мимо, не найдя в себе достаточно решительности, воли, энергии для борьбы. Другой прошел потому, что пожалел виновною. Третий успокоил себя: дескать, "сам я тоже не лишен житейских слабостей, и все мы смертны и все не без греха". Но порок в нашей жизни не остается незамеченным. Его рано или поздно разоблачают и уничтожают. И насколько раньше это случалось бы, если б ни один человек не проходил мимо! Если бы каждый был убежден: нет зла маленького и большого, любое зло равно достойно уничтожения, так как из маленького вырастает большое... ...В парке земля была покрыта густым слоем конфетти и серпантина осадками карнавальной бури. На глазах увядали фонтаны. Карусели описывали последние круги. Ракетный плотик мирно дремал, приткнувшись к корням ивы. Повара в ресторане-поплавке жарили последние, самые вкусные шашлыки - для себя. Когда Надя и операторы вышли на городскую площадь, то город уже спал. Только где-то вдали слышалась плавная мелодия вальса. Казалось, что Красногорску снится веселый сон.
Фельетон десятый
ПОКУПАТЕЛЬ И ПРОДАВЕЦ, БУДЬТЕ ВЗАИМНО БДИТЕЛЬНЫ!
В полутемном вестибюле облисполкома было прохладно. И деятели областного масштаба, владельцы стеклянных табличек на дверях, проходя мимо гардеробщика, завистливо вздыхали: их светлые, солнцеобильные кабинеты в эти жаркие дни превращались из рабочих комнат в филиалы парильного отделения. Юрий Можаев никогда не имел личного кабинета, выходящего окнами на юг (точно так же, как кабинета, выходящего окнами на остальные стороны света), и поэтому не мог в достаточной мере оценить рабочие условия гардеробщика. Свернув в коридор, Можаев зашагал к лифту. Из висящего в вестибюле указателя он выяснил, что Облпромкожсоюз базируется на третьем этаже. Возле лифта, на деревянном диванчике, дремал старичок. Заслышав шаги, он приоткрыл один глаз. - Здравствуйте, папаша, - сказал Юрий, - а лифт, как я вижу, приказал долго стоять? - Да! - оживился старичок и легко соскочил с диванчика. - Стоит как вкопанный! Механизм с характером! А тебе, сынок многоуважаемый, куда надо-то? - Облпромкожсоюз, - как заклинание, проговорил Юрий. - И такой у нас есть, - весело сказал лифтер, видимо соскучившийся по разговору. - Это тебе, значит, надо сначала в Областной совет промысловой кооперации попасть. А уж там и до Кожсоюза ногой подать Отсюда, от меня то-есть, тебе надо идти по коридору до развилки. Прямо пойдешь - в Облторф попадешь. Налево пойдешь - в Котлонадзор придешь, а направо пойдешь - до лестницы дойдешь... А как до нее доберешься, так и вверх полезай, на третий этаж. А там опять три коридора. Налево пойдешь... - Спасибо, папаша, - улыбнулся Юрий, - все ясно, местную географию я уже усвоил. - Эх, молодость! - забираясь на диванчик, мечтательно сказал лифтер. - Им лишний коридор пройти ничего не стоит. Ведь наверняка не туда попадет. ...На двери, перед которой стоял Юрий, были привинчены две стеклянные пластины: ОБЛПРОМКОЖСОЮЗ Председатель президиума
ОБЛПРОМДРЕВСОЮЗ Председатель президиума Можаев вошел в приемную. Вдоль стен небольшого зала стояли самые разнокалиберные скамейки. Здесь были и тяжелые, монументальные (на таких парятся в банях), и легкие, портативные (для интимных бесед в саду), и низенькие спортивные скамейки-таксы, и скамейки-сороконожки непонятного назначения. И на каждой - трафаретик: "Руками не трогать, не садиться и не ложиться - экспонат". Видимо, облкооперация готовилась к выставке. Неэкспонатных сидений в приемной не было, и человек двадцать посетителей слонялись по комнате, как неприкаянные грешники. По обе стороны дверей, как мраморные львы у старых усадеб, сидели секретарши. Миновать их было невозможно. На кожсоюзном фронте располагалась блондинка со строгим лицом. С древосоюзной стороны держала оборону девушка с шевелюрой чернобурки и великолепными белоснежными зубами. Она знала, что у нее красивые зубы, и была их рабой - ей приходилось все время улыбаться. Девушка поймала взгляд Юрия, улыбнулась как можно Шире и, скокетничав, спрятала лицо в большой букет анютиных глазок. Юрий подошел к столу серьезной блондинки. - Мне по поводу кожартелей. К кому обратиться за консультацией? Женщина старательно писала что-то, и губы ее, видимо от удовольствия, были вытянуты. Не поднимая взгляда, она равнодушно ответила: - Председатель президиума в отпуске. Начальник отдела кадров Иннокентий Петрович Поплавок никого не принимает. А без его разрешения я посторонним никаких справок не даю. И она продолжала выписывать из раскрытой перед ней книги какие-то цифровые данные. Юрий присмотрелся внимательнее и увидел, что книга кулинарная, а выписывает секретарь из нее рецепт хлебного кваса для окрошки. В кудрях блондинки виднелись кружочки конфетти: видимо, она пришла на работу прямо с карнавала. Бедная девушка! Не дали ей отдохнуть, и она вынуждена сгорать на работе. Стены были щедро оснащены плакатами. Особенно много плакатов призывало к бдительности: "Покупатель и продавец, будьте взаимно бдительны!", "Не пей вина: в пьяном виде ты можешь обнять врага!" В комнату вбежал молодой человек в голубых брюках. - Тш-ш! - зашипел он подколодным змием и подкатился к столу блондинки из Кожсоюза. - Привет, Таточка Петровна! - расшаркался он перед серьезной секретаршей. - Привет Наточке Ивановне! - послал он воздушный поцелуй чернобурой девушке. Та улыбнулась как только могла широко и, хихикнув, спрятала лицо в букет анютиных глазок. А Таточка Петровна продолжала невозмутимо изучать поваренную книгу. - Таточка Серьезновна! - сказал голубобрюкий. - Таточка Хмуровна, улыбнитесь хоть раз! Дайте мне папку отчетов ваших артелей за прошлый год и улыбнитесь! Берите пример с Наточки Улыбковны - она никогда не сердится! - В левом шкафу, на первой полке, папка номер семь, - сказала блондинка, мельком взглянув на шустрого служащего, И снова нахмурилась. Голубобрюкий молниеносно отыскал нужную папку, шлепнул ее о коленку, чтобы выбить пыль, и, сделав ручкой, понесся к двери. - Наточка, - сказала блондинка, - а кто этот тип? - Наверное, от Ивана Ивановича, - на всякий случай улыбнулась чернобурая секретарша. - А может быть, от Сигизмунда Моисеевича... Видно, наш сотрудник: и без пиджака и нас знает... Услышав последние слова, Юрий встрепенулся, поспешно выбежал в коридор и сдал пиджак в гардероб. Через минуту Юрий вбежал в комнату со скамейками. Скользя по паркету, подъехал к Таточке Серьезновне. - Привет, Таточка Петровна! - сказал он бодро. - Вчера на карнавале вы были самой авантажной маской. Мне нужно спешно цифры выполнения плана за последний месяц. - Для Ивана Ивановича? - сказала Таточка, не поднимая глаз. - Левый шкаф, первая полка, папка номер четырнадцать. Юрий достал папку. - А Иннокентий Петрович у себя? - спросил он. - Никого не принимает, но попробуйте, - сказала Таточка. ...Иннокентий Поплавок был не то что толст, а несколько округл. На первый взгляд он казался составленным из шаров: на шарообразном туловище сидела глянцевитая, как биллиардный шар, голова. На голове шарик поменьше - нос. Двумя серыми мячиками казались большие вялые глаза. И помещался Поплавок на каком-то особом кресле, сиденье которого было сплетено из шнуров и провисало, как гамак - ни дать ни взять биллиардный шар, загнанный в лузу. - Я приезжий, - сказал Юрий. - Прибыл в ваш город по специальному заданию. О причинах своего визита расскажу после. А пока объясните мне: те плакаты о бдительности, которые висят в соседней комнате, имеют к вам отношение? "Покупатель и продавец" и так далее? - Имеют, - сказал Поплавок. - Мы Же, более-менее, бдительные люди. Даже скорее более, чем менее. Вот, например, я не могу с вами дальше разговаривать до тех пор, пока вы не заполните анкетку... Простите, у нас такой порядок... Мало ли кто ко мне придет... Надо, более или менее, знать... - Скорее более, чем менее, - вставил Юрий. - Вот именно! Фамилия... Год рождения... Национальность... Образование... Все-таки сразу видно человека, какой он... Когда Юрий заполнил все графы, Поплавок взял у него анкету, пробежал ее глазами и сказал: - Та-ак, та-ак. Вот теперь мы можем разговаривать... Вас, значит, плакаты интересуют? Это же к выставке, экспонаты. Поплавок обвел кабинет глазами. Вздохнул. - Выставка нас угнетает. Будем показывать результаты работы. А пока из-за этих результатов работать нельзя. Стол Иннокентия Петровича был завален самыми различными предметами: резиновыми подушками, гуттаперчевыми мальчиками, эмалированными кастрюльками. К шкафу кто-то привязал гроздь детских воздушных шариков разных расцветок. А на подоконнике валялся полусвернутый лист ватмана, видимо с диаграммой роста производства. Юрий прочел: "телеги крестьянские (в двухосном исчислении) - 465%". - Здесь и "Резинсоюз", и "Игрушсоюз", и союз "Посудотара" расположились. А наши изделия еще у кого-то в кабинете лежат - голова кругом идет... - и Поплавок озабоченно почесал затылок карандашом... - А там, среди скамеек-экспонатов, нет ли у вас скамьи подсудимых? спросил Юрий. - Может быть, она напомнила бы вашим сотрудникам, что не стоит давать папки с данными о выходе готовой продукции первому попавшемуся человеку. Вот я получил папку. - Ай-ай! - воскликнул Поплавок. - Это ужасно! Вы меня пугаете, - и щечки-шарики задрожали. - И с вас даже не взяли расписку о неразглашении? - Потом он успокоился и сказал: - Впрочем, вы не жулик... Жулика я сразу вижу по анкете. Но расписку о неразглашении все-таки оставьте. Так спокойнее. Правильно написано на том плакате: покупатель и продавец, будьте взаимно бдительны! Я с вопросом бдительности, более или менее, знаком. - Скорее менее, чем более, - заметил Юрий. - Нет, более, чем менее... Тем более, что я от общества по распространению лекции о бдительности читаю. - А ваши сотрудники на этих лекциях бывают? - Более или менее, - вяло отозвался начальник отдела кадров Кожсоюза, очевидно не совсем понимая, что хочет от него этот энергичный молодой человек. - Чего вы волнуетесь? Вы же, насколько я понял, не из нашей системы? О чем вы хотите узнать конкретно? Юрий рассказал о разговоре Поросенка с Чайником, который они с Мартыном вчера слышали в парке, на карнавале. - Вы понимаете, что кроется за этим разговором? - спросил Юрий. - Это же преступление! В вашей системе работают жулики! - А в вашей системе ни одного жулика уже нет? - спокойно сказал Поплавок. - Есть. Но ведь мы с вами не уголовный сыск? Более или менее, нет. - Вы член партии? - спросил Юрий. - Да? Тогда вы не имеете права проходить мимо таких фактов. Под вашим носом совершаются уголовные махинации, а вы и не думаете разоблачать жуликов. - Не читайте мне лекцию, дорогой! Я сам лекции читаю. Зайдите через недельку, я тут личные дела посмотрю, выясним. - Это надо не в личных делах искать, а на месте. - На каком месте? - переспросил Поплавок. - На месте преступления, конечно, - запальчиво ответил Юрий. - Кто из ваших артелей выполнил план прошлого месяца на сто десять процентов? В какой артели работает Федя Белорыбицын? - Этого я, пожалуй, точно не скажу. Списки 9 сейфе, а я не помню, куда ключ задевал... Два дня никак не найду. Приблизительно сказать могу. Более или менее. - Лучше более... - высказал свое пожелание Можаев, - Этот Федя в Кудеярове работает - то ли в "Ремешке", ТО л" в "Лакокоже". Пожалуй, даже более в "Ремешке". - Так вот, значит, Поросенок и был из "Ремешка". Там И надо уголовников искать! - легко заключил Юрий, и ему самому понравились его сообразительность и оперативность. Поплавок захихикал. Все составляющие его шары - большие и маленькие пришли в движение. Казалось, ими кто-то жонглировал. Послышалось бульканье, и Юрий дважды огляделся, прежде чем понял, что это смеялся начальник отдела кадров Кожсоюза. Иннокентий Петрович булькал все громче, словно должен вот-вот закипеть: - Да разве можно так говорить? Буль... буль... Там, знаете, кто руководит? На кого напраслину возводите? На председателя лучшей артели! Да он рационализатор... буль... механизатор, инициатор - высокого качества личность. Вот, например, кто "Резинсоюзу" мысль подал радиоподушки делать? Он, Вот она, подушечка, - надувается, а в ней наушники: лежишь, а у тебя оркестр словно в ухе мурлычет. Душа-человек. Выпить, верно, буль... буль... любит. Я с ним борюсь в этом плане... Как лектор общества по распространению... А вообще это человек проверенный: анкета у пего абсолютно чистая... И личное дело без единой кляксы... - Я сам проверю, что за деятель ваш этот передовой председатель, - сказал Юрий. - По роду занятий я буду в Кудеярове и зайду в артель. Вот видите, не надо быть работником сыска, чтобы установить личность. - Это скорее более, чем менее, - пробормотал Поплавок и почесал затылок карандашом. Тут только Можаев заметил, что похожая на биллиардный шар голова Поплавка в районе затылка исчерчена фиолетовыми полосами: карандаш, которым почесывал голову Поплавок, был химический, - Я вот только не понял ещё, - с ударением сказал Юрий, - к какой категории руководителей вы относитесь... - Областного масштаба, - быстро вставил председатель. - ...лодырей по убеждению или разгильдяев по заблуждению? И Можаев вышел из кабинета. - У этого парня энергичные мозги, - сказал Иннокентий Петрович. А в это время обладатель энергичных мозгов уже возвращал папку Таточке и говорил ей: - Следующий раз не давайте документации кому попало. Вот вам влетит от начальства. И тут впервые Таточка улыбнулась, а Наточка удивилась так, что забыла улыбнуться. - Ей влететь не может: ведь Иннокентий Петрович родной брат Таточки Петровны! - пояснила Наточка. - Разве ВЫ не знали? Тогда, значит, вы не местный, приезжий... Юрий получил от гардеробщика-официанта пиджак и вышел на улицу. - Ого, я опаздываю на съемку! - взглянув на часы, молвил он. - Дорогой, - крикнул кто-то сверху, - вы захватили не ту папочку! В окне второго этажа лоснился биллиардный шар. - У меня на столе была папочка с более или менее закрытым материалом, а вы ее захватили, оставив свою, дорогой. - Своей у меня не было, а ту папку я отдал вашей сестре, - сказал Юрий. Я, очевидно, перепутал их - папочки одинаковые. Зря, зря вы не поставили на выставке той скамейки, о которой я вам говорил... Напомнила бы! - Это, более или менее, правильно, - сказал Поплавок громким голосом, так что прохожие на улице подняли головы. - На всякий случай распоряжусь, чтобы все бумаги заперли в сейф и никому не давали. - Вот это проявление бдительности! - обрадовался Юрий. - Расскажите-ка об этом на своей лекции... Тем более, что ключ от сейфа у вас, кажется, потерян!
Фельетон одиннадцатый
"СПРАВА - ВЫ, СЛЕВА - СКОВОРОДКА!"
Когда Юрий вошел в квартиру Тимофея Калинкина, съемка была в разгаре. Казалось, что десять минут назад тут состоялось землетрясение в одиннадцать баллов. Обеденный стол лежал набоку, протянув ножки. Кушетка в углу стала на дыбы. Посреди комнаты, развернутый в три четверти, высился шкаф. С него свешивались ноги Благуши. - Вот она, та точка, которую я шукаю уже целый час! - раздался из поднебесья голос Мартына. - Левее. Опять правее. Нет, опять левее. Фиксируйте эту позу! Внимание! Начали! Пошли! Аппарат дал короткую очередь. Юрий обошел шкаф. Перед ним за маленьким столиком в окружении книг сидела Вера Калинкина. В руках она держала толстый том. - Ага, - сказал Юрий. - Кадр номер семьдесят восемь. Вера - член научного студенческого общества лингвистов. Дома она погружена в подбор цитат для своего доклада. Какова же тема доклада? - Я.. я не помню, - зардевшись, сказала Вера. - Но что-то захватывающее. - Надо, Юра, внимательно читать сценарий, - нервно бросил Мартын с высоты своего положения. - Верочка, скажите положа руку на книгу: когда вы были в последний раз на заседаниях этого уважаемого общества? - Это было давно, - вздохнула Вера. - Она же записана в это общество, значит, все в порядке, - вновь раздался голос сверху, и Мартын спрыгнул со шкафа. - Перейдем к следующему эпизоду, - продолжал он, двигая шкаф на место. - Съемка на кухне. Учтите - вы готовите на газовой плите ужин брату, воротившемуся с собрания актива работников торговли. Юрий взял в руки толстую книгу, которую Вера старательно читала при съемке. "Производство макарон в древней Хиве (по воспоминаниям современников и литературным источникам). Издание научно-исследовательской лаборатории экспериментального института вермишельной промышленности". - Тема вашего доклада, - догадливо сказал Юрий, - макаронизмы древневосточных языков? - Книгу дал я, - вмешался Мартын, ставя кушетку на место. - Я нашел этот реквизит под шкафом, и он мне сразу сподобился своей солидностью, Я думал, это какой-нибудь словарь. Послышался скрип двери. Из-за шкафа донесся голос Пелагеи Терентьевны: - Ну, кончили спектакль? Можно домой возвращаться? - и она поставила на стул сумку с покупками. - Вы застали нас в переходный период, - сказал Мартын. - Мы переходим к варке ужина. - А потом, - сказал Юрий, - раз мы решили строго придерживаться сценария, мы вас отобразим в кресле с вязаньем в руках... Такой свежий, новаторский кадрик. - Верочка, наденьте передник, - распорядился Мартын, - вы будете хозяйничать. Пелагея Терентьевна испытующе посмотрела на операторов: - Передник? Откуда он у нее? И потом что ты, Вера, можешь приготовить? - Чайник поставить могу, - уклончиво ответила Вера. - На примус. - Примус - это первая половина двадцатого века, - сказал Мартын. - При чем здесь керосин, когда есть газ? Вот плита. - Плиту-то нам поставили, - ответила Пелагея Терентьевна, разбирая покупки, - а газ все еще не подвели. Этим заявлением Мартын был выбит из седла. Лихорадочно перелистав сценарий, он несмело сказал: - Значит, вы, Вера, в принципе что-то делаете к приходу брата и в принципе газовая плита есть? Тогда возьмите полкило бульбы. Вы ее начистите и будете поджаривать. Вера с печалью освидетельствовала свой фиолетовый маникюр. - Для экрана я готова на все жертвы... Но чистить картошку не могу. От корнеплодов портятся руки. - Жарьте мясо, - вздохнул Мартын. - Отличный кадр, - поддержал Юрий: - справа - вы, слева - сковородка! - Кстати, мясо я принесла, - сказала Калинкина-старшая. - Вот, пожалуйста. Только, Вероида, не забудь его помыть и разрубить на части. - Все что угодно, - сказала Вера, - но не мясо. Это умеет только мама. - Мама умеет все, - авторитетно заявила Пелагея Терентьевна. - Но жарить она сейчас не будет: ей положено сниматься в кресле... Ах, Вероида! Скоро ты станешь женой, хозяйкой, а мясо поджарить не можешь. А ведь Альберт такие бифштексы-рамштексы с тебя потребует, что держись... У него вкус тонкий и кровь голубая... Недаром он столько невест побросал. - Оставьте, мама, ваши колкости. Он меня любит! Он готов на все... Он благороден и, слава богу, свою жену чистить картошку не заставит... А что касается гнусной записки, которую притащила из парка моя благоверная сестрица, так Бертик вам же сказал, что это подлог. - Дай срок, я сама вас с этой Лелей сведу. Наговоришься всласть. - Ах, мама! Это просто смешно. Вы меня пугаете какой-то несуществующей Лелей, точно букой. А вы-то ее сами видели? Надежда, наверное, две пары каблуков сносила, рыская по всему Красногорску. - А ты не огорчайся, Вероида. Разыщем. Жаль, Надежда в парке промашку дала - у студентов адреса не прознала. А пришли мы в институт - все на каникулы разбежались... - Она помолчала и после паузы добавила: - Но ужин за тебя я все-таки готовить не буду. Вот и весь сказ. И Пелагея Терентьевна рассерженно удалилась на кухню. - Придется тебе, Мартын, самому возиться с картошкой и мыть мясо, предложил Юрий. - Это будет оригинально: оператор-стажер за чисткой корнеплодов. - И почищу, - решительно сказал Мартын. - Бульба - мое любимое блюдо. Вера пошла переодеваться, а он отправился на кухню, налил котелок воды, засучил рукава. Пелагея Терентьевна подала ему кривой и длинный, как ятаган, нож и с интересом стала наблюдать. Юрий осторожно расчехлил свою съемочную камеру и увековечил друга за приготовлением "любимого блюда". Услыхав жужжание аппарата, Мартын оглянулся. Но было уже поздно. Ему оставалось только скорбно улыбнуться в объектив. Пелагея Терентьевна поправила пенсне и долго разглядывала Мартына. Оператор поежился. - Вот вам такую жену, как Вероида, - заплакали бы. Всю жизнь у плиты простоите - снимать некогда будет... Может, оно и к лучшему? Вы же не делом сейчас занимаетесь... Если бы я была вашей матерью... - и Пелагея Терентьевна, резко сорвав пенсне с носа, ушла в комнату. - Съемка продолжается, - раздраженно сказал Мартын. - Картошка есть, кастрюля имеется, вода тоже кипит от нетерпения... Нет только главного действующего лица. Вера, вы готовы? - Чистите, чистите, я сейчас! - крикнула Вера. - Подлог продолжается, - заметил Юрий. - Об ужине я уже не говорю, но ты газифицируешь город раньше, чем это догадался сделать горсовет. - Пока фильм выйдет, газ будет. Я верю в коммунальные темпы. А кроме того, у меня сценарий, утвержденный и подписанный. Что ты все лезешь в мои дела, товарищ Можаев? Вера, вы скоро? - Ах, до чего нетерпеливы работники искусств! - провор* ковала Вера. Сейчас иду! Юрий закурил трубку. - Не сваливай всей вины на Бомаршова. Учти, Март, что по делу о лжесценарии ты проходишь как соучастник. Вера вышла в новом платье. Его раскраска напоминала перья павлина, а может быть, даже и жар-птицы. - Ну как? - спросила Вера, делая поворот "кругом". - Вам нравится? Моя подружка Вика говорит, что точно в таком платье Бетти Грэйбл готовила обед в фильме "Мой бэби". - Ах, как жаль, что у нас не цветная пленка! - вскричал Юрий. - М-да, - неуверенно произнес Мартын. - Сейчас я проверю точки съемки, освещение. Встаньте вот здесь. Смотрите на картошку любящим взглядом. Возьмите кастрюлю. Благуша закончил съемку домашних кадров и собирался скоро уйти вместе с Верой. - Следующий эпизод - в магазине, - без воодушевления объяснял Мартын. Закупки ширпотреба! Демонстрация роста материального благосостояния! Вы покупаете пылесос, холодильник, запасное колесо для автомобиля, - во всяком случае, что-то в этом роде. Идемте, Верочка. Вы остаетесь, товарищ Можаев? - Так надо же кому-нибудь снимать фильм! - самоотверженно сказал Юрий. Мартын молча вышел вслед за Верой на лестницу. - Насовсем ушли или временно? - появляясь в комнате с бумагой в руках, спросила Пелагея Терентьевна. - Благуша совсем. - Слава богу! - вздохнула Калинкина. - А ведь мне дружок ваш показался вначале симпатичным. И вот, пожалуйте, тоже начал... это... ну, как... - Инсценировать, - подсказал Юрий. - Спасибо.. Вот об этом как раз я и написала сейчас вашему киноначальнику. По-нашему, по-колхозному, это все называется дутыми трудоднями. Вот что... Нет, не хотела бы я иметь такого сына, как ваш Благуша. - Пощадите, Пелагея Терентьевна! Это такая система съемки. Мы снимаем ряд кадров два раза - в порядке творческой дискуссии, так сказать. С учебно-производственной целью. Как надо и как не надо. Он сейчас снял как не надо, а теперь я буду снимать как надо. Так что письмо посылать пока не стоит... Но я хотел бы его показать Марту - из педагогических целей.. Спасибо... А теперь я все-таки хочу немного вас помучить. Ужин-то вы иногда готовите, верно? Вот я вас и сниму за варкой, жаркой и паркой! На чем будете готовить? - На газовой плите... - Нельзя быть такой злопамятной, Пелагея Терентьевна. Ведь я же знаю, что газ-то еще не включен! - Плита у нас вместо бывшего кухонного стола - ставим керосинку на газовую плиту... А дальше все по-старому... Картошку-то начистили? Хоть за это спасибо. - Я так буду снимать, - пояснил Юрий: - керосинка на газовой плите, и все газовые краники открыты - пусть зритель видит, что работает и что нет. Скажите, Пелагея Терентьевна: а правду говорят, что из картошки можно сделать две тысячи блюд? Калинкина сняла пенсне и, подняв высоко над головой чищеную картофелину, произнесла: - Знаете ли вы, что кушать любят все, а готовить умеет только несколько процентов населения?.. Пелагея Терентьевна, оседлав любимого конька, прочла целую лекцию о вкусной и здоровой пище, а Юрий, будучи человеком любознательным, почерпнул из нее массу полезных сведений; конечно, шеф-поваром его не взяли бы даже в станционный буфет, но в любом ресторане он мог уже кушать вполне сознательно. Проводя инструктаж, Калинкина демонстрировала приготовление блюд из картофеля. Юрий успевал задавать наводящие. вопросы и одновременно делать свое операторское дело. Когда час спустя Можаев вышел на улицу, голова его была нафарширована сотней образцовых кулинарных советов, жизненно необходимых каждой молодой хозяйке. А в кассетах лежало несколько кусков пленки, снятой не по Бомаршову... Можаев побрел к центру. Раскаленная сковорода солнца висела над Красногорском. Город раскинулся в истоме. Недалеко от "Тянь-Шаня", возле комиссионного магазина, стояла толпа. - В чем дело? - спросил Юрий у одного из зрителей, пожилого человека с пылесосом в руках. - Дешевая распродажа античных ценностей? - Нет, - сказал пылесосовладелец, - киносъемка идет, - вот он, их ответственный киносъемщик, чуть в витрину не залез. Пробравшись в передний ряд увлеченных зрелищем горожан, Юрий увидел взлохмаченного Мартына, стоявшего на двух огромных уникальных самоварах. Мартын священнодействовал. - Уберите эти два рояля! Они отражают свет! - кричал Благуша. - А статую Венеры поверните в профиль! А то у нее чересчур античные формы. Так, хорошо! - Простите, я на съемку, - сказал Юрий швейцару, стоявшему на пороге магазина. - Видите, аппаратура. - Он к нам! - крикнула Вера, увидев Можаева. - Пропустите его, дядя Митя! Вера сидела у прилавка и копалась в пестрых фарфоровых болванчиках. Мартын лазил по полкам, выбирая точку съемки. Продавцы и еще какие-то люди стояли в стороне. А по магазину, не реагируя на иронические улыбки обслуживающего персонала, металась женщина в дымчатых очках и соломенной шляпке-нимбе, состоящей из одних полей. Под нимбом качались серьги величиной с сибирские пельмени. В одной руке женщина держала статуэтку, в другой - пучок десертных ножей, - Я покупаю этот "Копенгаген"! - кричала она. - Он создан персонально для меня. Сплошной люкс! Март, вы не жалеете, что я привела вас сюда? Если бы не я, вы бы снимали сейчас универмажный ширпотреб! А тут - пассаж, Эрмитаж, шик-модерн! Юрий в недоумении остановился. - Какая очаровательная минута! - увидя аппарат в руке Можаева, воскликнула женщина со статуэткой. - Столько операторов сразу! Чувствуешь себя как в столице! Будем знакомы - Вика Закусил-Удилова! Мой муж - ответственный работник Кудеяровского горсовета. - Можаев, - без энтузиазма представился Юрий. - Можаев? Блестяще! Мне знакомо ваше лицо. Вы не лауреат? - Кандидат. - Но за этот фильм вы наверняка будете лауреатом. Вас ждут впереди персональные машины и должность главного режиссера. Это, кажется, номенклатурное звание? Ах, как это заманчиво! Ваша жена будет счастливой. Юрий окинул взглядом свою собеседницу. Она была одета так воздушно, что в эту сорокаградусную жару около нее казалось прохладнее. - Все в полном порядке! - сказал Мартын. - Можно пускать публику - съемка окончена! - и слез с полки. Вика порхала от прилавка к прилавку. - Подберите-ка мне кожаный реглан. Хочу сделать мужу подарок. Только чтобы реглан был с блеском. Люкс! - Размер? - с готовностью спросил продавец. - Пятьдесят шестой, рост пятый... - Ваш муж - большой человек... - Конечно, это знают все, он видный работник, - ответила польщенная Вика. - Едва ли подберем, - загрустил продавец. - Редкий размер. - А у вас не бывают подушки-думки? У меня теперь новая страсть. Я уже купила одиннадцать штук! И среди них есть одна персидская и две сиамские. Ах, они очаровательны! Я не понимаю, почему музей изоискусств не коллекционирует думки?! - Думок не держим, - с ударением сказал продавец. Получив приказ "пускать", швейцар дядя Митя отступил на заранее подготовленные позиции, и покупатели вошли в помещение. Окружив тесным кольцом Вику и Веру, они с любопытством обозревали участников съемки. - А здорово вы играли эту буржуазную штучку! - восхищенно улыбаясь, произнес гражданин с пылесосом. - Разрешите от имени, так сказать, общественности поблагодарить! - Фуй! - сказала Вика. - Разговоры, как в универмаге! - и, растолкав толпу, вышла на улицу. - Вот молодец! - завистливо заметила девушка с томиком Станиславского в руке. - Как она вжилась в образ! - Так вжилась, что ее оттуда никак не выживут, - сказал кто-то. - Это же жена кудеяровского Закусил-Удилова. А вы уж и прослезились - "актриса", "образ"... От хохота зазвенели стекляшки люстр в отделе ламп и абажуров. Операторы и Вера вышли, на улицу. Вика стояла у машины. - Ах! Сколько еще сталкиваешься с некультурностью публики! - сказала она, презрительно поглядев в сторону магазина. - Что ты, Вика? - почему-то покраснела Вера. - Разве так можно? - Ах! Они же обо мне говорят нехорошие вещи... Впрочем, какой кокетливый денек! - переменила тему Закусил-Удилова. - Вы знаете, у пас под Кудеяровом - избранное местечко. Сплошь виллы, персональные дачи. Спросите дачу Закусил-Удилова - каждый покажет. Приезжайте к нам в воскресенье. К сожалению, на неделе мы будем заняты: меняем квартиру. - Что, лучшие условия, больше площадь? - спросила Вера. - Нет, менее роскошная, чем прежде, но зато в доме, где живут одни ответственные работники... Ну как, приедете? - Благодарствую, - пробормотал Мартын, - работы много, не знаю, удастся ли выкроить время... - Тимофей снимает дачу рядом, - сказала Вера, - вы же все равно там будете. - Приезжайте, - проворковала Вика и дотронулась до руки Мартына. - Вы будете чувствовать себя у нас как дома. А ваш приятель какой-то бука... Молчит и смотрит, смотрит и молчит. Впрочем, есть сорт мужчин, которые, увидя меня, немеют. - Не нахожу слов, - сказал Юрий, - лишился дара! - Острота - высший класс! - воскликнула Вика и, сделав глазки Можаеву, подхватила Веру под руку. Женщины зашагали по тротуару. Лимузин Закусил-Удилова, как хорошо воспитанная собачка, шел у Викиной ноги, не обгоняя и не отставая. - Пойдем питаться! - сказал Юрий. Мартын поглядел на Можаева затуманенными очками: - Мне почему-то сегодня не хочется есть! - Таинственное явление природы, - усмехнулся Юрий. - Впервые в жизни Благуша отказывается от обеда. Может быть, ты тайно ел сырую картошку у Калинкиных? Была не была: знаешь, что сказала Пелагея Терентьевна? Что не хотела бы иметь такого сына, как ты. Ясно почему? Не совсем? Ну, тогда почитай письмо, которое она хотела отправить на студию. И молись на меня за то, что я ее отговорил это сделать. Чем не поступишься ради друга, даже принципами... Как это у вас говорят в Виннице? Любишь смородину, люби и оскомину? Так, да?.. Мартын молча прочел письмо и закручинился. Ему было явно нехорошо. Хотелось остаться одному... умчаться куда-нибудь, где нет ни сценариев, ни киноаппаратов, ни Калинкиных, ни Умудренских, ни комиссионных магазинов, ни иронических улыбок покупателей... - Кстати, Март, Пелагея Терентьевна собирается ехать к Бомаршову. Поедем вместе, а? Есть возможность дать бой нашему сценаристу. Едем!..
Фельетон двенадцатый
СРЕДИ ЗАБЫТЫХ И ПОТЕРЯННЫХ
Бюро находок, или, как его попросту называют, "Камера хранения забытых и потерянных вещей при коммунхозотделе Красногорского облисполкома", занимает всего две комнаты. В первой стены почти сплошь заняты стеллажами. Тут за маленьким столиком сидит Надежда Калинкина. Во второй, за стеклянной перегородкой, базируется директор - коренастый мужчина в мохнатой розовой тюбетейке и парусиновом костюмчике. Раздутием штатов учреждение явно не страдало, и в нем, следовательно, отсутствовали и бюрократизм, и склоки, и зажимы всех видов, и прочие недуги "расширенных аппаратов". Даже рационализаторские предложения тут внедрялись быстро, без волокиты и заседательской суетни. Казалось бы, какие могут быть новшества в таком консервативном деле, как выдача владельцу забытой им вещи? Именно так и мыслили работавшие до Нади на столе выдачи сотрудницы. Они, не мудрствуя лукаво, регистрировали доставленные зонтики да свертки, списывали в утильсырье непарные калоши и аккуратно оформляли ежемесячные балансы потерь и находок. Если же за какой-либо вещью долго не являлся хозяин, то согласно инструкции ее сдавали на склад госфонда. Вот с них, с невостребованных предметов, и начала Надежда Калинкина пареосмысливание методов работы. Самое любопытное заключалось в том, что "бесхозяйными" оказывались, как нарочно, ценные находки. И это обстоятельство очень сердило Надю. - Ведь это типичное неверие в честность советского человека! - возмущалась Калинкина. - Жила-была в феодальные времена пословица: "что с возу упало, то пропало". Так вот, владельцы этих вещей все еще считают "упавшее с возу" пропавшим. Безобразие! Я предлагаю: если больше двух недель за находкой никто не приходит, мы начинаем разыскивать хозяина вещи. И вручаем ему ее. Это не только улучшение обслуживания, но, если хотите, форма агитационно-массовой работы! Так как первой и последней инстанцией в бюро является директор, то рационализаторское предложение Надежды было тут же одобрено и рекомендовано к незамедлительному проведению в жизнь. В первый же месяц количество невозвращенных предметов уменьшилось втрое. Надин почин пришелся по душе и работникам бюро находок других городов. Но найти человека, давно махнувшего рукой на свою потерю и примирившегося с ней, - дело не шуточное. Особенно в большом городе. Надя, например, полмесяца пыталась сыскать владелицу редкого золотого перстня, в который вместо камня были вставлены миниатюрные часики. Они, правда, отставали немного, но если учесть, что им насчитывалось не менее ста лет отроду, то можно было простить микромеханизму некоторые старческие причуды. Калинкиной пришлось провести несколько консультаций с ювелирами и часовщиками города, прежде чем отыскался след: один часовых дел старичок вспомнил, что видел перстень на руке жены некоего ответработника по фамилии Закусил-Удилов. Дальнейшее, как говорится в комментариях к шахматным партиям, было делом голой техники: Надежда поехала к Виктории Айсидоровне и вручила ей тикающую драгоценность. Ответжена была весьма обрадована возвращению блудного колечка, но еще больше изумлена. - Когда я приобретала это кольцо, меня обманули! - простонала она, эффектно хрустнув пальцами. - Вместо уникальной вещи мне подсунули что-то неоригинальное и пошлое. На это кольцо никто даже не польстился! А мой поставщик клялся своими детьми, что кольцо прямо из музея, чуть ли не с мумии снято! Ах, нельзя никому верить! Кругом жулики, жулики и жулики. Несколько успокоившись, Виктория Айсидоровна доверительно спросила Надю: - Надине, я обращаюсь к вам неофициально, как к сестра моей лучшей подруги, - скажите, вы уверены, что это настоящее золото? Ведь у вас там эксперты, консилиумы, проверки... Меня не обманули? Нет? Так почему же тогда мне его вернули?! Ведь если бы я персонально наткнулась на такую штучку... Надежда поняла, что воспитательную работу среди Закусил-Удиловой вести бесполезно. Стоило бы, конечно, сказать ответсупруге несколько отрезвляющих слов, но Калинкина помнила, что находится при исполнении служебных обязанностей, и ограничилась какой-то трафаретной вежливо-колючей фразой. Но таких, как Закусилиха, попадалось мало. Как правило, Надю принимали везде с распростертыми объятиями и искренне благодарили за чуткость. Случались иногда и самые непредвиденные казусы. ... - Можете меня увольнять, - оказала Надя, войдя в стеклянный закуток директора, - но я ничего не понимаю! Глава забытых и потерянных поглядел на огорченную Калинкину и на небольшой, спортивного вида чемодан в ее руке. - Ты давай все по этапам, без спешки! - сказал директор, обмахиваясь, как всегда в минуты волнения, тюбетейкой. И Надя рассказала начальству события этого бурного утра. Собственно, история с "ничейным предметом" уже подходила к концу. Отречение владельца от собственного родного чемодана было финалом. А началось все пять дней назад. Даже, пожалуй, еще раньше - в тот день, когда небольшой, спортивного вида чемодан занял свое место на стеллаже. Именно в такой среднегабаритной таре футболисты носят бутсы и запасные трусы, боксеры - любимые перчатки, а теннисисты - учебники повышения квалификации. Как положено, попав в камеру, вещи теряют свои жанровые наименования и становятся "предметами". В книге поступлений было записано о спортивном чемодане следующее: "Предмет забыт мужчиной в трамвае маршрута № 7 возле остановки Тупик имени Таракановой 30 июня, в 19 часов". Две недели предмет спокойно простоял на стеллаже. Сначала его соседями были гроздья бутафорских не то сосисок, не то сарделек и разрез печени алкоголика (спецзаказ магазина наглядных пособий). Потом вместо сосисо-сарделек появился дамский парик времен императрицы Анны Иоанновны, а пропитая печенка сдала свой пост патефонной пластинке "Выпьем, ей-богу, еще..." Чемодан же стоял, как утес. И только на пятнадцатый день он был вскрыт. Надя считала, что содержимое "предмета" подскажет, где и как искать его владельца. В чемодане ничего любопытного не оказалось: выкройки, куски подкладочного материала, ножницы, связка еще не кроенных хромовых кож. - Типичное снаряжение закройщика кожаных изделий, - резюмировал директор, обмахиваясь тюбетейкой. Калинкина развернула связку кож и увидела на них клейма Красногорского кожкомбината. - А как они могли сюда попасть? - опросила она. - С комбината кожа не поступает в продажу: из нее там же, на месте, делают всякую галантерею... Вынос кож с комбината запрещен. Я это знаю, мой брат Николай там работает. Он мне рассказывал: за вынос кожи за пределы территории - под суд... А здесь - одна... две... три... пять! Ведь это уголовщина! - Не из-за этого ли владелец и не пришел за чемоданом? - задумчиво произнес директор. - Конечно, - подхватила Надя. - Мы напали на след преступников! - Погоди, погоди, - махнул тюбетейкой директор. - Давай разберемся по этапам, без спешки... А если никакого проступка нет? Представь себе: может закройщик комбината по спецразрешению руководства совершенно официально брать работу на дом? Новый фасон пальто или еще что-нибудь... Может. А кроме тою, существуют, конечно, и другие варианты, ничего общего с уголовным кодексом не имеющие... Так что, Надежда, давай действуй пока как обычно. Найдем владельца, а там видно будет. Надя связалась незамедлительно с кондуктором трамвая № 7, которая дежурила в тот рейс, когда был забыт чемодан. Та описала приметы забывчивого пассажира и даже припомнила, как подвыпившие порядком спутники называли его Никодим Никодимычем, как уговаривали ехать дальше, а он сказал, что идет домой и "никаких гвоздиков". Сошел Никодимыч на остановке "Тупик Таракановой". Калинкина побывала в адресном столе и после многочасового разбирательства установила, что в районе Таракановского тупика прописан Н. Н. Чижиков, закройщик ателье верхнего платья. Сегодня утром Калинкина отправилась на квартиру к забывчивому Чижикову. После очередного запоя закройщик бюллетенил. К визиту Нади он остался равнодушен. И на уставно-инструкционный вопрос: "Не было ли вами, гражданин Чижиков, недели три назад забыто что-нибудь в трамвае?" ответил отрицательно. Надя растерялась. Это был первый случай в ее практике - владелец отказался от своих вещей! Калинкина даже показала Чижикову чемодан, доселе аккуратно завернутый в чистую холстинку. - Нет, - помахал головой закройщик, - отродясь таких не имел... До свиданья! Надя, выйдя во двор, задумалась. Кругом, мешая ей сосредоточиться, верещали впавшие в футбольный азарт ребятишки. Когда крики форвардов раздались над самым ухом, Калинкина увидела, что она стоит на линии штрафной площадки, а к ее ногам катится видавший виды пожилой футбольный мяч. - А если он нарочно отказался от чемодана? Чтобы не давать объяснений по поводу кож? - вслух подумала Надя и ударила по мячу, стараясь попасть в ворота. Мяч шмыгнул мимо ошарашенного вратаря-малолетки, игроки завопили еще громче, и сразу же началась дискуссия: засчитывать гол или нет? По футбольным правилам мяч, отскочивший от постороннего предмета, оказавшегося на поле, в ворота, засчитывается. Суть спора заключалась в другом: может ли девушка сойти за предмет и что вообще подразумевать под словом "посторонний"? Пока кипели страсти, Надя ушла со двора, села в трамвай № 6 и поехала в ателье, профорганизация которого аккуратно оплачивала чижиковские запои. Мастера сразу признали чемодан: - Десять лет с ним Никодимыч ходит! - Давай, дочка, передадим ему! Можешь довериться! Надя попросила извинения за беспокойство и вернулась в бюро. Рассказав начальству все перипетии своего утреннего похода, Калинкина выжидательно замолчала. - Улики имеются, - подвел итог директор. - Я буду звонить в милицию, - сказала Надя. - Это теперь уже ее дело. И через десять минут за чемоданом заехал шустрый паренек в кепочке. Надя запротоколировала свои соображения и описание утреннего похода к Чижикову. - Спасибо, - поблагодарил паренек и исчез. Директор кончил было обмахиваться своей тюбетейкой, Надежда села за приходную книгу, и жизнь бюро находок стала входить в свою обычную колею, как вдруг снова заработала тюбетейка-веер. Лицо директора приняло испуганное выражение. - Он! - пробормотало начальство. - Опять он! Надя проследила направление директорского взгляда и увидела в большом застекленном окне знакомые фигуры двух операторов - Юрия Можаева и Мартына Благуши. ...Раскланявшись с Надей, Юрий направился к стоящему на пороге своего стеклянного закутка директору. - Мы снимаем очерк о семье Калинкиных! - предъявляя удостоверение кинохроники, представился Юрий. - Я хочу взглянуть на обстановку, в которой протекает трудовой процесс одной из наших героинь. И, если удастся, заснять несколько кадров. Директор пожал руку Можаеву и, косясь на Благушу, который о чем-то оживленно беседовал с Надей, прошептал: - Прошу вас, товарищ оператор, на минуточку ко мне... Для конфиденциального разговора. Юрий положил аппарат на стеллаж с забытыми и потерянными и прошел в директорский аквариум. Руководитель камеры притворил дверь и плюхнулся в кресло. Мохнатая темно-розовая тюбетейка вертелась в руках директора с пропеллерной скоростью. Бросая испуганные взгляды на видневшегося вдали Мартына, директор произнес Громким шепотом: - Вы хорошо знаете молодого человека, с которым пришли? - Да, - тоже почему-то переходя на шепот, сознался Юрий. - Он мой друг. Директор упал в кресло. Махнул тюбетейкой в сторону стула: садитесь, мол. Можаев присел. - Очень странные у вас друзья, юноша. Это знаете кто? Рекордсмен потерь! Чемпион рассеянных! Мой кошмар! Стихийное бедствие! - Да мы всего девять дней в вашем городе, - сказал Юрий. - И мой товарищ, по имеющимся у меня сведениям, вполне нормальный человек... Потери - они бывают у всякого... Но насчет рекордов не слышал... Может, вы путаете его с кем-либо? - Нет, - шлепнув тюбетейкой о стол, сказал директор. - Я не преувеличиваю и не путаю. Я даже знаю его фамилию - Благуша! Верно? Так вот - это загадка природы. Он ходит к нам восемь дней подряд. Вчера и позавчера был два раза. Надя часто бывает в разъездах, так что я заменяю ее на выдаче вещей. И вот сижу, приходит он. Озирается растерянно по сторонам... Видит меня и очень смущается. Я его спрашиваю: "Что вы потеряли, молодой человек, и что вы хотите найти?" Он смущается еще больше и говорит: "Зонтик". - Зонтик? - изумился Юрий. - Это занятно. Мартын под зонтом - феерия! - Да, да... Зонтик. Я записываю, где произошло событие, когда... Он путается... Наконец все оформляем. "Зайдите завтра, - говорю, - зонт будет ждать вас". Ваш друг приходит на следующий день - Нади снова нет, снова сижу я. Калинкина уезжала в автобусный парк - получить забытые в течение дня вещи. Вы думаете, нас только двое сотрудников? Нет, все жители города - наши работники... В Красногорске вы можете оставлять вещи, как в собственной квартире, - никуда они не пропадут - Так вот, приходит этот... друг... Я, знаете, в шутку его спрашиваю: "Опять потеря?" Он как-то очень вяло говорит: опять, мол, и опять зонтик... Понимаете? Уже два зонтика! Заполнили карточку - он уходит. На следующий день та же картина. Надя поехала отдавать вещи одному инвалиду - потерял человек часы, сам передвигается с трудом, мы обслуживаем таких на дому... А у меня на столе - груда калош. Был, знаете, дождь накануне; в такие дни у нас косяком идут калоши, плащи, зонты... И выясняется, ваш приятель забыл калоши... На следующий день - чемодан. Потом - пудель по кличке Эскалоп, потом... - Подождите, - сказал Юрий, - у меня завихрение мыслей... Этого не может быть... Пудель... калоши... Бред! - Конечно, бред! - радостно вскричал директор. - Ведь ни одной из этих потерь мы ему не смогли вернуть... Понимаете - ни одной! Ладно, Эскалоп мог сбежать. Это, так сказать, проходит по рубрике "самодвижущегося имущества"! Но все остальное? Мистика! У нас в городе процент честности растет из года в год. Сейчас он равен девяноста пяти. Это значит, что из ста заявок об утерянных вещах мы удовлетворяем девяносто пять. А сейчас из-за вашего друга у меня вся статистика полетела кувырком... Из-за этих процентов уже звонили из прокуратуры. Выходит, какая-то шайка появилась в городе! Десять заявок вашего приятеля сбил" процент честности на восемь процентов! Кроме того, мой потерянный аппетит и мой пропавший сон. Эти вещи - вы еще, может быть, не знаете, но я-то в курсе - найти и вернуть гораздо труднее, чем пару калош... Директор поник в кресле. Тюбетейкой, как пресспапье, он промакнул вспотевший лоб. - Сейчас мы развяжем этот узелок, - сказал Юрий вставая. - Мы устроим небольшой допрос, а если понадобится, то и очную ставку. Кстати, почему ваше учреждение называется "камерой"? Как-то несимпатично. Вы приносите людям радость, и вдруг - камера!.. Юрий вышел из аквариума. Надя и Мартын оживленно беседовали. Девушка смеялась. - Простите, - сказал Юрий, - но у меня к тебе, Март, есть один разговорчик. - Разумею, хлопче, - пробасил Мартын, радостно улыбаясь, - директор журился, верно? Ну, да мы сейчас с Надеждой все выяснили, я признал свои ошибки и лично все объясню руководству. Мартын поправил очки и пошел за перегородку. - Ничего не понимаю, - Юрий развел руками, - в чем дело? Надя лукаво поглядела на стеклянную стенку директорского кабинета: - Мартын сам вам все расскажет. Не волнуйтесь - конфликт исчерпан. - Ну что ж, - произнес Юрий, закуривая трубку. - Я могу вытерпеть минут пять... Но не больше, потому что нераскрытая тайна не дает ни о чем думать, лишает человека работоспособности... - А вы пришли к нам как на рабочий объект? - спросила Надя. - Ого, - удивился Юрий, - вы уже усвоили нашу профессиональную терминологию? Не иначе, как Мартын тайком от меня проводил с вами индивидуальные консультации! Надя хотела что-то сказать, но в это время входная дверь распахнулась и в камеру вкатился шарообразный мужчина с глянцевитой головой, немного исчерченной на затылке химическим карандашом. - Поплавок Иннокентий Петрович, русский, девятьсот одиннадцатый, да, нет, не состоял, не имею, служащий, начальник отдела кадров Облпромкожсоюза. Он перевел дыхание и продолжал: - Если вы мне, более или менее, поможете, я буду очень благодарен... - Не узнаете знакомых, Иннокентий Петрович, - сказал Можаев, приготавливая к съемке камеру. - Можаев Юрий, русский, оператор кинохроники, не состоял, холост, не имею... - А-а, - равнодушно протянул Поплавок, - привет! Я вас, более или менее, помню. Но, простите, очень спешу. Так вот, гражданочка, потерян... Поплавок оглянулся подозрительно - не подслушивает ли кто? - и тихо договорил: - ...ключ от сейфа... Затем он повысил голос и принял ораторскую позу: - Понимаете, что может произойти, если этот инструмент попадет в чужеродные руки? Надо быть бдительным! Ни в коем случае не отдавайте и не показывайте такой ключ никому. У меня есть доказательства, что он мой. На нем номер - я вам его сообщу сугубо секретно... И он еще на коричневом шнурке... С зазубренной, более или менее, бородкой... Надя достала из ящика ключ на коричневом шнурке. - Ваш? Лежит уже несколько дней. Попрошу паспорт... - Как? Нашли? Не может быть!.. Люди находят чужую вещь и все-таки ее возвращают... Это, более или менее, удивительно. Пока Юрий искал точку съемки, Надя уже оформила выдачу ключа изумленному людской честностью товарищу Поплавку. Но Иннокентий Петрович не уходил. Он пошарил взглядом по полкам, осмотрел коллекцию зонтов и калош, потом поглядел на пачку папок, лежащих в углу. - Простите, - произнес он, - а может быть, нашли случайно и мою лекцию? Она переплетена в синий картон. - Случайно у нас ничего не бывает, - веско сказала Надя, - раз вещь утеряна - она поступает к нам. Тут есть одна синяя папка... Вот, взгляните: докторская диссертация "Девятилетний опыт наблюдения за взаимоотношениями кошки (felis maniculata domestica) и мышки (mus muskulus)". - Это, более или менее, не мое амплуа, - пробормотал Поплавок. - А кандидата, - добавила Надя, закрывая папку, - этот автор получил, наверное, за хорошие взаимоотношения с членами ученого совета... Как называется утерянная вами лекция? Может, ее будет легче отыскать по внутренним, так сказать, признакам, а не по внешним. - О бдительности, - важно сообщил Поплавок, подозрительно поглядывая на трещащий в Юриных руках аппарат. - Не поступила еще. - Будьте здоровы, - сказал Поплавок, выкатываясь из камеры. - Веселый кадр я схватил, - довольно произнес Юрий. - Как по заказу... Потерянная лекция о бдительности... Здорово! - Да, веселый кадр, - повторила Надя многозначительно. Можаев взглянул на девушку и проследил за ее взглядом. Надя смотрела на перегородку. И Юрий увидел, как директор камеры радостно обнимает Мартына. - Печально, - сказал Юрий, - когда все вокруг в курсе событий, а ты один находишься в неведении... Морально тяжело... Стекло не пропускало слов, и все происходящее в кабинете-аквариуме походило на немое кино: безмолвные объятия, попытки лобзаний. - Если, Надя, вы мне сейчас все не расскажете, - пригрозил Юрий, - то я сниму вас таким образом, что ни один зритель не признает вас красивой. Вы в моих руках, учтите. Надя рассмеялась. - Мартын наделал глупостей. Он, не сговариваясь со мной, несколько раз заходил сюда. И заставал директора. У Мартына не хватило смелости сознаться, что он заходит по личному вопросу, и он придумывал потери. А сегодня, когда вы пришли, я увидела, как директор смотрит на Мартына, мне стало страшно. Я допросила вашего друга, и он во всем сознался... Он, оказывается, не придавал значения своим заявкам... - Ну, мы от вас так просто не отстанем, - сказал Юрий. - Сейчас Мартын освободится из начальственных объятий, и мы продолжим съемку...
Фельетон тринадцатый
АРГОНАВТЫ
- Местное время восемь часов две минуты, - любезно предупредило радио. Начинаем передачу для членов-корреспондентов Академии наук. Слушайте, товарищи члены-корреспонденты, песни из кинофильмов. Мощные молодые голоса дружно ухватили мелодию: - Мы парни бравые, бравые, бравые... Но, несмотря на ранний час, под вокзальными сводами студии царил оживленный гомон: отправлялся в экспедицию очередной кинообоз. Возглавлял его сам Протарзанов. - Пора в путь-дорогу, - призывало радио, - в дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю... - Пора, давно пора, - бормотал Гиндукушкин, заглядывая в перечень предметов, необходимых для внестудийного творчества мэтра. - Папах бараньих - двадцать шесть... черкесок обычных - десять... черкесок парадных - двадцать... бурок черных - пять, бурок белых - пять, бурок сивых... сивых... сивых... Где сивки-бурки? - гаркнул Власий и ринулся к складу бутафории. На экипировку протарзановской группы была брошена половина студии. Верному Гиндукушкину доверили один из важнейших участков: реквизит и личные вещи мэтра. В дорогу брались неизменные папиросы любимой фабрики "Борнео", складной стульчик и походный бочонок с коньяком, достигшим совершеннолетия. Протарзанов в командировках всегда старался обеспечить себе максимальный комфорт. Дабы не чувствовать оторванность от дома, мэтр возил с собой скотч-террьера по кличке Чита, портативную грелку и плетеную кушетку. ...В своем неизменном мохнатом от выпирающего подкладочного волоса пиджаке редактор сценарного отдела Константин Шишигин двигался по студии. В Костином сердце кипели страсти. Получив из Красногорска письмо от Можаева и Благуши, он отправился прямо к директору студии товарищу Фениксову. Перед Шишигиным носились страшные видения: в номере красногорской гостиницы сидят, изнывая от безденежья и беспокойства, всеми забытые молодые операторы. Юрий насквозь прокоптился табачным дымом. Мартын же расстроен так, что утратил аппетит и тощает с каждым часом. - Как жизнь в искусстве? - подобострастно подхватил Шишигина под руку Гиндукушкин. - Минуточку, - не отрывая глаз от текста, фыркнул Шишигин. - "Аппарат панорамирует. Крупным планом - станок. Он вертится. Стружка, как локон Вали, вьется из-под резца. "Я люблю тебя, Валентина!" - шепчет Володя, довыполняя двухсотый процент плана. Затемнение..." А-а, здорово, Власий! сворачивая сценарий, вяло произнес Шишигин. - Какой у тебя протарзанистый вид! Одет Гиндукушкин был действительно а-ля мэтр. Искрился светлый и жесткий, как оцинкованное железо, костюм. На щуплой ассистентской труди болтался новый галстук леопардовой масти. - А как же! - самодовольно усмехнулся Власий. - Мы с мэтром едем на большой сюжет. Спецзадание! Я готовлю отъезд. А вы чем-то расстроены? - Предвкушаю удовольствие от свидания с Фениксовым. Получил из Красногорска восторженное письмо от операторов: ребята без денег, сценарий просто находка для документалистов - сплошная фантастика... Гиндукушкин изобразил на лице самое глубокое сочувствие. - Ай-ай-ай! Какая неприятность! Но Фениксов в ней разберется!.. Многие не ценят товарища Фениксова! А ведь это выдающаяся личность! Я случайно знаю его биографию. Он. был брандмейстером, заведовал горводопроводом, выпускал духовые инструменты... Прошел огонь, воду и медные трубы! Ничего каламбурчик, а? Гиндукушкин еще может, а?.. Словом, Фениксов умеет устраиваться! Хотите, расскажу такую потеху! Но между нами, конечно... Когда он заведовал пожарами где-то в провинции, то устроил юбилей собственной каланчи. И вдруг во время фейерверка вспыхнули обозные бочки. Пожарная часть сгорела дотла. Оказывается, в бочках хранился чистый спирт. Юбиляры держали его про запас с разрешения любимого брандмейстера. В результате расследования погорели все. А возродился из пепла один Фениксов. - Ого! Какие милые новости, - удивился Костя. - И никто к нему до сих пор не применил противопожарных мер?.. Ну, а ты что же держишь свою информацию в кубышке? Ведь молодые следователи мечтают по ночам о таких фактах! - А-а, - махнул ручкой Гиндукушкин. - Кому это нужно - совать нос в старое биографическое белье? Мне это нужно больше всех, что ли? Мое дело сторона! Но вы слушайте дальше... Фениксова перебросили на завод газированных вод. - Ну, а когда же он устроился выдающимся деятелем киноискусства? осведомился Шишигин. - Не кощунствуйте! - взмолился Гиндукушкин и тревожно огляделся по сторонам. - Это же все-таки наш общий любимый директор!.. Перед тем как перейти на студию, он уже работал по искусству. Командовал фабрикой духовых инструментов. Там под руководством Фениксова изобрели полировальную мазь "Фениксин". Она придавала медным трубам солнечный блеск. На инструменты, обработанные этой мазью, можно было смотреть только через копченое стекло. И подумайте, на этих трубах Фениксов чуть не вылетел в трубу... Хорош каламбурчик? Гиндукушкин еще может, а? Трубы блестели, но не играли!.. Весь изобретательский коллектив погорел. ярким пламенем, а Фениксов возродился! Несгораемая личность! Но это между нами, а то еще впутаешься во всю эту историю... - Пресса плачет по таким фельетонам! - подытожил Шишигин. - А ты, вместо того чтобы об этом написать... - Не в нашу ли многотиражную газету? - прищурился Гиндукушкин. Подумаешь, авторитетный орган! А потом мне что, больше всех нужно? Я человек маленький, Простите, у вас торчит волосочек! И почтительно, двумя пальчиками выдернув из редакторского пиджака пучок конского волоса, ассистент-адъютант умчался в неизвестном направлении. - Надо проверить материал! - задумчиво пробормотал Костя. Перед тем как проникнуть к Фениксову, Шишигин долго и безрезультатно укладывал свои дикорастущие кудри. Костя знал, чей взгляд он встретит, и ему очень хотелось быть красивым. - Сегодня я решил достигнуть высшей власти, - молвил Шишигин, входя в приемную, где сидела секретарь директора Феня. - Как вы думаете, Фенечка, достигну? - Торопитесь, - учтиво ответила Феня и поглядела на Костину шевелюру, которая на глазах приобретала обычный лохматый вид. - И вообще у него пониженное настроение: готовит доклад для творческой конференции "Практическая повседневная помощь молодым специалистам". Когда Шишигин вошел в директорские апартаменты, Фениксов что-то нервно диктовал. Сизый, как струйка дыма, хохолок "несгораемого" руководителя вибрировал. При виде Кости глава студии быстро замахал бумажкой: "Зайдите завтра!" - и продолжал, обращаясь к машинистке: - "...Так же, как о молодых режиссерах, мы ежечасно и ежеминутно заботимся о молодых операторах". - Стоп! - произнесла машинистка. - Кончилась страница! Шишигин воспользовался паузой и быстро изложил суть дела. - Срываются? Съемки? - встревоженно пробормотал Фениксов. Он задумался на мгновение, и вдруг лицо его просияло: - Я это предвидел! - Но ведь операторы не виноваты, - загорячился Шишигин. - Бомаршов напутал в сценарии... Молодым надо помогать! - Продолжим, - сказала машинистка. - "...Прежде всего мы обеспечиваем их полноценными, доброкачественными, высокохудожественными сценариями", - бубнил Фениксов. - Значит, наши юнцы жалуются на самого Бомаршова?! Что еще им нужно? Толстого Льва им нужно? Продолжаем. "...Активно способствуем интенсивному росту дарований, смело оказываем творческое доверие, поручаем самостоятельные сюжеты, поощряем дерзания и новаторство..." Я всегда против того, чтобы неоперившимся юнцам доверять самостоятельные задания. Студия не может рисковать. Кино не альпинизм! Сообщи же им, чтобы немедленно прекращали съемку и присоединялись к группе Протарзанова. Она будет где-то там, рядом. Вы все поняли? Директорские пальцы нервно пробежались по бумажкам. - Я вас, кажется, наконец-то понял, - дерзко сказал Шишигин и вышел из кабинета. "Не повезло ребятам! - рассуждал Костя. - Эх, если бы все у нас делалось так, как пишется в докладах! Придется ребятам сообщать печальные вести... Может, позвонить им в Красногорск? А как угадать точное время, когда они будут в гостинице? Мотаются где-нибудь на съемках... И потом лично сообщить друзьям о неприятностях у меня язык не повернется. Лучше напишу, И пошлю вместе с деньгами". - Знаете, Костенька, - драматически зашептала Феня, - Я хочу с вами кое о чем посоветоваться. Как с редактором. - И вы пишете сценарии? - ужаснулся Костя. - А вы мне так нравились! - И хочу нравиться в дальнейшем! - заявила Феня. - Я говорю с вами не как с деятелем сценарного отдела, а как с редактором нашей многотиражки. Костя, у нас происходят таинственные истории. Вчера я работала вместо Зои - я ей была должна одно дежурство. Фениксов дал мне для регистрации свое заявление по поводу фильма "Тише едешь - дальше будешь". Ведь директор на худсовете не высказывается, как вы знаете. Заявление резко отрицательное. А сегодня он передал второе заявление о той же картине - абсолютно положительное. Чудеса! - Подождите... подождите... Значит, вчера... так... А сегодня... Увлекательный сюжет! Но раньше таких случаев не бывало? Тогда материалов для выводов еще маловато, - произнес Костя, в задумчивости вытаскивая из борта пучок волоса. - Знаете что? Выясните все детали. Тогда подумаем и о фельетоне. Он может прозвучать! И раз навсегда учтите, Фенечка, я люблю вас вообще, а за веснушки в частности... Фенечка отмахнулась, дернулась плечиком и зарделась так, что веснушки на ее лице исчезли. ...О Фениксове недаром бродили самые фантастические слухи. Его проницательность казалась сверхъестественной, а непогрешимость легендарной. Когда на художественном совете разгорались страсти, директор бывал молчалив, как немой кинофильм. Ежели обстоятельства складывались так, что необходимо было выразить свое руководящее мнение, то Фениксов, отказываясь от слова, пояснял: - Устный экспромт может быть истолкован превратно. Свои личные соображения я приобщу к стенографическому отчету позже... в письменной форме. И тут начиналось самое таинственное, самое непостижимое! Оценка Фениксова всегда совпадала с мнением вышестоящей инстанции! Если главк критиковал решение худсовета, директор предлагал поднять протоколы. И, ко всеобщему удивлению, демонстрировалось его собственноручное заявление, которое в принципе соответствовало мнению начальства. На документе стояла виза секретариата, доказывающая, что бумага подшита на следующий же день после заседания, как и обещал Фениксов. Директор постоянно оказывался прав. Так случилось, когда забаллотировали фильмы "Первая зарплата", "Два конца, два кольца", "Третичные признаки". Так было, когда подняли на щит картины "Четыре угла", "Пятое колесо"... Робкие попытки научно-естественного толкования Фениксовой непогрешимости разбивались в пух и прах. Прозорливость нового директора стала притчей во языцех. ...На студии продолжался аврал. Через вокзальный вестибюль тащили, катили и вели передовую кинотехнику. Тут можно было встретить прожекторы всех видов и родов. От маленьких, как детские барабанчики, до громоздких, величиной с полковую кухню. Самый большой прожектор называли "Племянником солнца". Он съедал электроэнергии на такую сумму, что за эти деньги иная студия могла бы снять полнометражную цветную ленту. Когда "Племянника" включали, все лампочки начинали светить вполнакала. Осветителям, состоящим при этом агрегате, выдавали спецмолоко: они были приравнены к рабочим горячих цехов. Процессия ассистентов пронесла жестяные щиты-отражатели, похожие на гигантские подносы. Казалось, их только что взяли напрокат в закусочной великанов. Посреди вестибюля стоял комплект мегафонов. Мелкие усилительные раструбы напоминали урны, - такими обычно коммунхозы украшают улицы. Самый же большой рупор был грандиозен, как шахтерский террикон. О нем ходили легендарные слухи. Рассказывали, что он побывал в работе только один раз на съемках документально-исторического фильма "Стены Иерихонские". Реплики в сценарии были настолько неудобопроизносимы, что их никто не мог выговорить целиком и полностью. Тогда режиссер сам решил поддержать престиж автора. Четверо помрежей поднесли гигантский мегафон к губам постановщика. И едва он произнес одну только фразу, как в тот же момент обрушились все декорации. Решающим этапом сборов руководил товарищ Леденцов. Его затуманенные, точно у рыбокопченостей, глаза появлялись всюду. Участливый голос раздавался то среди светоаппаратуры, то в костюмерной, то в районе фонотеки. Леденцов исчезал и возникал так быстро, что человек, впервые попавший на студию, невольно начинал верить в раздвоение личности. - Со съемочной погодкой вас, товарищ э... э... Каковы творческие планы? участливо спросил Леденцов, хватая за рукав молодого ассистента с кладью в руках. - Мечтаю о работе, - грустно молвил ассистент. - Правильно делаете, - закивал Леденцов, - А как жена? - Спасибо, я холост. - Это хорошо. А возраст, простите, ваш? - Двадцать семь лет. - И кто бы мог подумать! А вы давненько на студии? - Ровно пять лет. - Хорошего раккурса! - вскрикнул Леденцов и тут же исчез. - Чуткая натура у этого товарища, - произнес остановившийся звукооператор. - Очень внимателен! Меня лично он раз десять спрашивал... И всегда одни и те же воп... Звуковик так и не успел кончить фразу, потому что Леденцов вдруг оказался рядом и потянул его за рукав. - Приятного освещения, товарищ э... э... Каковы творческие планы? - Спасибо, я холост, - невинно отвечал звукооператор, подмигивая ошеломленному ассистенту. - Правильно делаете. А как жена? - Мечтаю об отдыхе, - едва удерживаясь от смеха, бойко отрапортовал звукооператор. - Это хорошо! - Леденцов посмотрел куда-то вдаль затуманенными буркалами. - А возраст, простите, ваш? - Ровно пять лет. - И кто бы мог подумать! А вы давненько на студии? - Двадцать семь лет. И вдруг глаза Леденцова приобрели испуганное выражение: вокруг стояли работники студии и дерзко смеялись. Леденцов дернулся в сторону и трусливо побежал. Смех подчиненных подталкивал его. В последнее время Леденцов все чаще испытывал непривычное смущение. Его благие намерения, заключенные в анкетную форму, почему-то не находили отклика среди личного состава студии. Для установления контакта с подчиненными он опросил каждого сотрудника не менее четырех раз и только за последний квартал задал 183 647 вопросов. Но, как ни странно, взаимопонимания не было. на леденцовскую чуткость все чаще реагировали самым неподобающим образом. Для того чтобы восстановить душевное равновесие, ему захотелось побыть одному. Но в коридорах сновали люди, в кабинетах шли споры и оперативные совещания. Наконец Леденцову удалось наткнуться на пустую комнату в сценарном отделе. Состояние относительного покоя продолжалось недолго. Зазвонил телефон, и усталый голос междугородной станции сообщил, что на проводе Красногорск. Затем кто-то очень далекий назвался Можаевым и обрадовался, узнав, что говорит с самим Леденцовым. Можаев сообщил о несоответствии сценария действительности, о протесте матери-героини Калинкиной, о том, что товарищ Шишигин в курсе. Затем он доложил, что они с Благушей решили обязательно заехать к драматургу Бомаршову, чтобы он внес исправления, и попросил руководящих указаний относительно съемок фильма. Леденцов не вникал в дополнительные мелочи. Важно было иное: к нему давно уже не обращались, как положено, с почтением! А тут... И былой апломб постепенно начал возвращаться обратно. - Трудности? Их надо преодолеть! Препятствия? С ними надо бороться! Студия вас поддержит! - отчеканил Леденцов. Сам товарищ Фениксов вас поддержит! Да что там Фениксов! Я, я лично вам помогу! Съемочной погодки вам! Да, можете больше не звонить! Хорошего раккурса! ...Эхо в вестибюле отдыхало после бурно проведенного дня. Лишь изредка откликалось оно на шаги запоздалого ассистента, который торопился на крыльцо. Там, под сенью колонн, раздавались последние звуки экспедиционной увертюры. Перед крыльцом-перроном стоял караван автомобилей. Трепетал от нетерпения флажок на радиаторе протарзановского лимузина. Из машины выглядывала прямоугольная мохнатая морда Читы. Участники экспедиции неторопливо заняли своя места. Печальные ассистенты чинно восседали на "пикапах" цвета дорожной пыли. В трехосном грузовике, нервно обнимая хрупкую аппаратуру, разместились осветители. К машине была прицеплена специальная платформа. На ней, обложенный войлочными матрацами и запеленутый брезентом, высился "Племянник солнца". Колонну замыкали автофургоны звукооператоров. Протарзанов проводил последний смотр. Сопровождаемый Гиндукушкиным, Виктор Викторович дважды обошел караван, пока не убедился, что все готово к дальнему рейсу. Мэтр величественно взошел на крыльцо: - Ну как? Есть еще пленка в кассетах? Не затуманены объективы? Не померкнут в дороге софиты? - зычно вопросил Протарзанов и подмигнул подчиненным. Но участники экспедиции почему-то без энтузиазма смотрели на руководителя. - Есть еще пленка! - бодро закричал Гиндукушкин. - Не затуманены объективы! Еще ярче будут гореть софиты! - Ну, тогда трогай, - скомандовал Виктор Викторович. - Вперед! Навстречу суровой правде жизни! В это время к Протарзанову подбежал Шишигин: - Виктор Викторович, директор распорядился, чтобы Можаев и Благуша присоединились к вам. Я им должен сообщить, где раскинется наш лагерь. - Подле Красногорского кожкомбината есть Синтетическо-аналитическая лаборатория Хватадзе. Пусть там спросят меня. Ну, до свидания, мой друг! и Виктор Викторович распахнул дверцу своей машины. Власий Гиндукушкин долго тискал руку мэтра, потом демонстративно отер набежавшую слезу. Лимузин укатил. - А я еду завтра, - почтительно поворачиваясь к Шишигину, сказал Гиндукушкин. - Получил важное задание. Надо провернуть одно дельце в самом Красногорске. - В Красногорске? - обрадовался Костя. - Отлично! Я тебе дам записку для Можаева и Благуши. Сейчас только напишу название гостиницы. У тебя есть ручка? Они остановились в "Тянь-Шане". - К чему эти светские условности? - поморщился Гиндукушкин. - Во-первых, в Красногорске один-единственный приличный отель. Во-вторых, Мартына и Юрия я знаю еще с пеленок. Впрочем, может быть, вы мне не доверяете? Тогда посылайте по почте! Но Гиндукушкин еще пользуется доверием! Даже сам Виктор Викторович поручил мне дело деликатного свойства. Между нами, в красногорском зоопарке я должен раздобыть для съемок десяток орлов-беркутов. И Власий, спрятав конверт в карман, снисходительно оглядел расходящуюся толпу провожающих. - Местное время восемнадцать часов, - объявило радио. - Начинаем концерт для детей ясельного возраста. Слушайте, детки, песенки из кинокартинок! - Мы парни бравые, бравые, бравые... - забасил хор. - Правильно подмечено, - ухмыльнулся Гиндукушкин. - Уж кто-кто, а мы, протарзановцы, бравый народ. Ну кто бы еще на нашей студии мог так подготовить экспедицию, а? Учтите сложность сюжета - короткометражная новелла об овце "Золотое руно"? - Пора в путь-дорогу, - советовал хор, - в дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю... - Верно, - сказал Власий, - пора. И я отплываю! До скорых встреч. И Гиндукушкин сбежал с крыльца-перрона. Шишигин вспомнил, как уезжали Мартын и Юрий, - просто ушли из студии, захватив по аппарату. И ведь они ехали на съемку большой и важной темы. А здесь новелла об овце и уйма техники, десятки машин... ...На этот раз Костя шел по студии без очередного сценария в руках, но по-прежнему не замечая ничего вокруг: он был погружен в размышления об очередном номере многотиражной газеты...
Фельетон четырнадцатый
ЛИТБОЯРИН