Батя сказал так:
— Занимайся своим делом. Мы не бедные. Одного писателя прокормим.
Я упёрся. Просился «учеником» на бульдозер «Т-330» Челябинского завода.
— Учиться надо в Алдане. Зачем тебе это надо? — кисло отмахнулся Батя.
— На тракторах — электроника, — гнул упрямо свою линию.
Клеймёнов хорошо подумал. Скоротечные решения не в его духе. На бульдозерах японского и челябинского производства работали мужики с десятилетним стажем; постоянные кадры артели. Доверить дорогую технику мне, казалось, безумием. Но Клеймёнов потому и Батя, что понимал суть человека. Мотив настоящего старателя.
— Хорошо. Надеюсь, трактором управлять научишься, — согласился.
Совков упёрся:
— Голову снимет технадзор. Выбирай любую работу — слова не скажу. К технике — не допущу.
Клеймёнов развел руками.
— Петровича ещё могу уговорить. А вот Технадзор — бессилен. Иди, не морочь себе и нам голову. У тебя есть работа — пиши.
К Клеймёнову в «Мир» пришёл четыре года назад. Он сам позвал.
— Валера, я знаю, что тебе тяжело. Приходи, потолкуем. Я тебе помогу, — однажды в феврале позвонил он.
Телефонный звонок Клеймёнова был неожиданным. Мы даже не знакомы.
Председателя артели «Мир» знал понаслышке. Начальник Госпожнадзора майор Попов мой друг. Он «инспектировал» артели и общался с председателями лично. О Клеймёнове отзывался душевно. Жил я трудно. Нигде не служил. Наталья нервничала. Газетных денег едва хватало на папиросы. Коля Шелях, младшенький сродный брат из Сибири — «старался» в артели «Западной» у Бушмакина, и каждый год помогал деньгами для поездки в столицу. Учился на третьем курсе Литинститута. Готовилась к изданию первая книга. По рукописи книги и публикациям в журналах меня приняли в Союз писателей СССР.
На приглашение Клеймёнова отозвался.
Пришел.
В конторе «Мира» тесно от старателей. Галдёж.
— Тихо!
И наступила тишина. Только запели хрустальные брюлики люстры под высоким потолком. Такой у председателя сочный и мощный баритон.
— Вот, Сан Саныч! Пришел русский писатель. У него есть то, чего мы с тобой не купим на всё наше золото — душа! Придумай ему должность. Положи оклад. И пусть он занимается своим делом. Пустяками человека не беспокоить.
Сказано это было Губареву Сан Санычу, его заму по кадрам. Мне уступили край стола. Сан Саныч подсунул чистый листок бумаги.
— Распишись. Число не ставь. Номер счета есть? Жене на книжку? Хорошо…Текст заявления напишет отдел кадров.
Народ схлынул быстро. Остались мы в кабинете с глазу на глаз. Клеймёнов вытиснулся из своего кресла во главе долгого стола; в узком проходе в паре шагов от меня остановился у карты СССР на стене кабинета.
— Валера, скоро русские начнут отсюда разбегаться. Тяжёлые времена нас всех ждут. Вот карта страны. Ткни пальцем в любой город, и я куплю тебе там квартиру. Проплачу из своего председательского фонда.
Я помолчал, пораженный предложением. Мне, конечно, было многое известно о старателях. Клеймёнов завидно, по отзывам людей, отличался от своих коллег — председателей. Золотодобывающая артель — такая мельница, что любого сотрет в порошок, если станешь показывать норов. И уж точно, работа там не для поэтов. У Бати работать было безопасно людям в том смысле, что он сам любил неординарных людей, выслушивал их и не обижал. Хотя боялись Батю его заместители до тряскости в коленях и до заикания. Гигант внешне, он и в делах и поступках не проявлял мелочности, не жил злопамятным и сволочным. «Каждому — своё», — вершил справедливо. Народ знал это. И устроиться работать в «Мир» было не так просто. Сволочной народишко сам отсеивался.
Я молчал, сбитый с толку:
Кто я есть такой? За какие заслуги.
Клеймёнов вернулся к окну за его креслом.
Развалистый в плечах. Всё в нём крупное — изящное, будто точёное из античного мрамора. Кучерявится седым волосом грудь под распахнутым воротом клетчатой рубахи. Зрелый мужик. Просторная меховая безрукавка скрадывает полноту; лоб породистый — высокий залысинами.
Подчёркивает античность образа и шелковистая русая борода, в меру подобранная ножницами. Умный взгляд таит в себе нечто такое, что если носишь ты камень за пазухой, камень этот не утаить.
Фамилия Клеймёнов на Иртыше знатная. Атаман «Клеймёный» — сподвижник батьки Ермака.
Клеймёнов продолжил, заметив моё замешательство.
— Валера, все эти годы я следил за твоей судьбой. Справедливо мыслишь, хорошо пишешь. И я не хочу, чтобы ты, талантливый русский писатель, здесь спился и сгинул от безнадёги. Мне не трудно тебе помочь. Хочешь, сделаю богатым человеком?
Я подумал. «Богатым сделаться» — отказался.
— А квартиру? На родине в Канске. Давно отец зовет. Семью везти некуда…
Разговор неожиданный для меня и тяжелый. Впервые столкнулся с такой бескорыстной оценкой моего литературного ремесла.
Батя, прежде чем пригласить меня, подумал хорошо.
Так стал «работать» в артели «Мир».
В апреле Клеймёнов оплатил из «председательского фонда» квартиру в Канске, купленную в доме с «долевым участием».
Прошел год.
В конторе артели «Мир» бывал не часто, чтобы не мозолить глаза заместителям Клеймёнова. Тихо и незаметно обитал в ветхом бараке на улице Советской. Если требовался к семье, звала дочь.
Наталья посмеивалась:
— Кадет, проклятый…
Дочерей и Наталью любил и тосковал постоянно.
Так складывалась жизнь.
За пару недель до Нового года зашел в контору к Клеймёнову. Батя был не один. Ругался он на Сан Саныча так, что тот дар речи потерял:
— В артели столько народу числится, а на свинарнике работать не кому. Уткин сдохнет на Малтане без помошника. Триста свиней в говне тонут! Молочных поросят — вам подавай к Новому году?!
Молодым специалистом я работал на Малтане геологом от Верхне — Индигирской геологоразведочной экспедиции. В те годы на речке Малый Тарын базировалась разведочная партия. После разведки золотоносной россыпи, ГОК отдал месторождение старателям. В общежитии, в котором я когда-то обитал, теперь располагался свинарник на триста свиней. Я хорошо представлял озабоченность Бати. Сам вырос при свиньях и корове в частном секторе на окраине Канска. День не уберешь загон, в навозе тонет скотина. А свиней еще поить и кормить комбикормом надо дважды в сутки. Обогревать от лютых морозов. На долгий барак две печки из бочек. Дрова пилить бензопилой на морозе. В общем, ад, а не работа. Понятно почему, что кто-то не выдержал и дернул с участка. От районного центра до участка Малтан сотня верст. Он за прииском «Нелькан». Летом дорога на Нелькан через горный перевал. Зимой перевал непроходим, переметается; зимник по Индигирке.