– Так что, Боря?. . Мы пошли, или как?. . – кивнул он на бутыль.
– По-о-жалуй, по-ойдем… – вздохнул Игорь Савченко.
Барнет прошелся по комнате. Поглядел в окно на гололед
мостовой. Потом решительно направился к буфету. Разлил содержимое бутыли по рюмкам. Извлек корень женьшеня.
– Отличная закуска, – подмигнул он повеселевшим друзьям. – Представляю, как разозлится Лариса… И поделом – пусть не занимается глупостями.
* * *
Новый 1948 год я и писатель Михаил Шатирян встречали в Москве, в доме Бориса Васильевича. В ту памятную ночь было произнесено множество достойных тостов. Выпито огромное количество коньяка. И, когда были исчерпаны все тосты и выпит весь коньяк, Барнет запальчиво заспорил с Ша-тиряном. Тот пытался отстаивать сюжетные ходы нашего сценария. Борис Васильевич громил их со страшной силой, рушил, как карточные домики. Умел он это делать с необыкновенной «доказательностью» даже тогда, когда был неправ (как мне кажется, и в этом случае – сценарий явно этого не заслуживал).
В третьем часу Алла Александровна (супруга Барнета) собралась спать:
– Боря, не забудь утром купить молоко Ленке, мне не проснуться.
Барнет молча кивнул ей и, когда жена скрылась за дверью, облегченно вздохнул. Извлек из-за томиков Чехова «заначенную» бутылку. Разлил коньяк по рюмкам с аптекарской точностью (это, пожалуй, единственное, что делал он с подобной дотошностью).
А потом… выяснилось, что «заначена» не одна бутылка…
На рассвете Борис Васильевич пошел провожать нас к Киевскому метро.
– Я, это… за молоком… Алла велела, тут ничего не поделаешь… – словно оправдываясь, сказал он. И надо же было случиться такому.
Навстречу нам в предутреннем тумане ползла тучная кривоногая корова. За ней еле поспевал большеголовый теленок.
Барнет, не раздумывая, устремился к хозяину коровы, который, спешил на новогоднюю ярмарку.
– Сколько пол-литров дает эта особа? (излюбленная емкость Барнета) Почем корова?. . Без теленка, конечно, им обоим в ванной не хватит места, – скороговоркой выпалил Борис Васильевич тщедушному человеку в ватнике.
Тот затянулся самокруткой и промычал сквозь зубы:
– Ни-и… Без теленка не пойдеть… Как это без его можно?. . Без его нельзя…
Мы молча наблюдали за этим неожиданным торгом. Спорить с Барнетом в подобных случаях (впрочем, как и во всех других) было бесполезно.
… К тому времени, когда Борис Васильевич приволок корову к себе на Можайку, огромный, многоэтажный дом кинематографистов еще не спал.
На балконы своих квартир высыпали соседи, друзья – Галя и Борис Андреевы, Игорь Савченко, Столперы, Алексей Дикий, Иван Пырьев и Марина Ладынина…
Приученные к «художествам» Барнета, они шумно галдели
– советовали, как сподручнее втолкнуть корову в лифт.
– Ты, пле-е-чом… Плечом подто-олкни… Коро-ову, а по-о-том телку… – по пояс свесившись с балкона, заикался Савченко.
Почти час потребовался на то, чтобы Барнет убедился в том, что корову (даже ему – Барнету) на седьмой этаж не поднять.
Борис Васильевич махнул рукой и, сопровождаемый шутками и смехом окружающих, отправился к себе отсыпаться, оставив корову и теленка на наше попечение.
Злополучную корову и ее пучеглазого отпрыска в тот же день за полцены сбыл на «Скотном базаре» друг наш, кинорежиссер Генрих Оганесян – по самоличному признанию «понимающий толк в подобных деликатных акциях». К ним он, мол, «с детства приучен»…
* * *
В сорок девятом это было. Мне поручили самостоятельную постановку полнометражного художественного фильма. Нетрудно представить мое воодушевление и радость. В те годы дебют молодого режиссера в «большом кинематографе» был событием почти невероятным.
Барнет охотно согласился прочитать сценарий. Обещал с помощью «могучих связей» утвердить его в министерстве кинематографии.
Спустя два дня я позвонил Борису Васильевичу.
– Могу тебя обрадовать, я все уладил, – картаво пробасил в трубку Барнет.
Я тут же помчался в министерство.
Большаков принял меня сразу (видимо, сработали «могучие связи»).
– Барнет прав, сценарий никудышный. Он решительно непригоден для вашего дебюта, – сказал Иван Григорьевич…
По-своему истолковав мою растерянность, министр добавил: |
– Не волнуйтесь. Сценарий мы отклоним – это избавит вас от неприятных объяснений с вашим руководством.
* * *
… Пил Барнет всю ночь напролет. Пил «по-черному». В мрачном одиночестве. Не оказалось рядом даже Михеича, неизменного свидетеля пьяных, бессонных ночей.
Сохранилась запись-до боли знакомые слова – «Не пей!»
… Строки разных лет – фразы из писем, подписи под рисунками, дарственные надписи на фотографиях.
Рисунок, сделанный в сорок четвертом, в Ереване. Мой портрет. Текст на лицевой и оборотной стороне листа:
«Дорогой, хороший Юрик! Этот плохой рисунок (см. на обороте) является доказательством необходимости работать и работать.
Вот результат того, что я не работаю. Вы не похожи и рисунок ГО….Й.
Нарушайте все заповеди, кроме одной – НЕ ПЕЙ!!!
Б.Барнет. 27 V 44г.»
Другой рисунок. Автопортрет мастера. И снова:
«ЕЩЕ РАЗ НЕ ПЕЙ!
Б.Б. 7 VII 44г.»