- Там уже очень много дыма. Не прорваться, - покачал головой Паша.
Том тем временем отошел от нас к любимому фикусу. Вряд ли он мог найти еще более неподходящее время для заботы о растении.
- Нужно выбить дверь, тут нельзя больше оставаться, - с этими словами Том взялся за глиняную кадку и вытряхнул из нее фикус.
С треском ломающихся веточек деревце неуклюже вывалилось на пол. Черные комья земли посыпались на ковер, когда Том, не глядя на фикус, еще раз отряхнул пустой горшок. Замахнувшись, Том швырнул кадку в дверное стекло, тоже выкрашенное в белый цвет и покрытое тонким плетением железных прутиков. Стекло глухо треснуло, а горшок черепками разлетелся во все стороны. Казалось, фикус из последних сил сказал: «Удачи, вам ребятки!» и затих.
Том плечом высадил треснувшее стекло, переступил одной ногой через образовавшийся проем и кивнул, чтобы мы проходили следом. Я подтолкнула первой Симку, которая еле держалась на ногах. Том поддерживал ее за руки, помогая вылезти на лестничную клетку.
В этот момент из беспросветного дыма, наполнившего коридор, вынырнул перепачканный сажей Валера. В кулаке он сжимал связку горящих простыней, которые огненным шлейфом волочились за ним по шипящему ковролину. Валера замахнулся чадящими простынями так, будто в его руках была ракетка, а сам он - игрок в бадминтон. Горячие искры и сгоревшие кусочки разлетелись из-за сквозняка по всему холлу – часть принялась за мягкую обивку кресел, другие легли на яркую зелень многострадального фикуса. Мы с Пашей успели только отскочить друг от друга в разные стороны. Валера отрезал нас от выхода. С ухмылочкой он надвигался на Пашу, я приставным шагом кралась в противоположную сторону.
Чем ближе Валера был к Паше, тем сильнее он раскручивал горящую ткань. На бритом затылке отлично просматривалась шишка от удара полкой. Искорки уже касались Пашиной одежды, когда я швырнула бедное дерево в Валеру. Фикус не был настолько тяжел, чтобы сбить его с ног, но горящие простыни запутались в многочисленных веточках, которые немедленно стали разгораться. Дыма стало еще больше - едко чадил поролон в обивке кресел, шипели, тихо взрываясь, зеленые листики фикуса.
За эти секунды Валериного замешательства мы с Пашей почти одновременно нырнули в дверной проем, и вместе с Томом и Симкой скатились по лестнице вниз, на первый этаж.
Том закричал первым:
- Нет! Только не это!
Паша повис на железных прутьях решетки, преграждавшей наш путь к спасению. Неожиданно Симка оттолкнула его в сторону, сложила руки рупором и закричала изо всех оставшихся сил. Ее крик эхом отскакивал от стен коридора первого этажа.
- Настя, молчи! Настя! – вскричала я. – Валера – он же сейчас спустится. Остановите ее, ну что вы стоите?
Паша с Томом, разинув рты, пялились на орущую Симку.
- Что...
Только и смог выдавить Том.
- Что ты кричишь? – пришел в себя Паша. – Зачем?...
Я готова была разразиться проклятиями, когда Симка глубоко вздохнула и снова затянула свой ор. И тогда я различила одно-единственное слово:
- Папа-а-а-а-а!!
* * *
Мне хотелось верить, что в действиях Симки не было злого умысла. И я до сих пор в это верю, хотя остальные вряд ли когда-нибудь простят ее. Симка откровенно делилась со мной переживаниями, и прояви я хоть немного интереса к ее рассказам, включи я логику, многого можно было бы избежать.
Симку нельзя было винить в произошедшем хотя бы потому, что в награду за все попытки вырядиться настолько ярко, чтобы неизвестный Он обратил на нее внимание, ей, наконец, выпал шанс добиться желаемого. Если б в моих руках оказался выигрышный лотерейный билет, я бы показала язык любому, кто заикнулся бы о том, что нужно разорвать его. Вот и Симка, показав нам язык, поступила так, как посчитала нужным.
В Черный Храм она попала не только по вине компьютерных игр. Хотя, конечно, чрезмерная увлеченность играми не прошла даром для неокрепшей детской психики и упала на благодатную почву легкого помешательства.
Для отца Симки в судьбе дочери было слишком много иронии. Ведущий психотерапевт, кандидат медицинских наук, Илья Валерьевич Сухой, лечил многих безнадежных детей и вселял надежду в десятки родительских сердец. Узнав, что у его собственной дочери первая стадия шизофрении, единственное, что он мог сделать – это основать клинику по лечению психических расстройств, вызванных чрезмерным увлечением играми, пристроить туда дочь, лечить других пациентов и надеяться.
Мы никогда не замечали особого отношения к Симке, которое, в общем-то, было положено ей, учитывая ее положение. Но поведение ее отца было подчеркнуто отстраненное, и так появились яркие кофточки, кричащие платья, футболки с блестящими рисунками. В безликой толпе пациентов Симка выделялась невероятно, и это замечали все, кроме ее отца. Поэтому, когда в руках Симки оказался счастливый лотерейный билет, она тут же воспользовалась им. Она выдала отцу – грозному Иллидану – все наши планы. Илья Валерьевич не переселил дочь с этажа, на котором назревал бунт, в безопасное место. Он послушался Шахраз, которая твердила, что нужно оставить своего шпиона, потому что Делавер отказался с ней сотрудничать.
- Отказался? – шепотом повторила я.
Симка кивнула, размазывая по щекам слезы. На ее крики так никто и не явился, Настя с рыданиями сползла на пол и рассказала нам все, что мы хотели знать. Мы сидели возле запертой решетчатой двери и ждали, что вот-вот спустится Валера, а он все не шел.
Слышался вой сирен, значит, подоспели пожарные. По лестничным ступеням к нам полз серый, разбавленный дым.
На втором этаже с хрустом стали ломать двери, и мы затихли. Кто бы это ни был, нас не могло ждать ничего хорошего. Возможно, Симка расскажет отцу о нашей невиновности, но уж Шахраз без наказания нас точно не отпустит.
- Послушайте, но я ведь не знал! – раздался грозный голос, и в коридор первого этажа, от которого мы были отгорожены решетками, влетел низенький мужчина в штанах с подтяжками.
Симка вскочила на ноги.
- Папа! Папа, мы здесь!
По лицу Иллидана нельзя было прочесть испытываемые им чувства, он только ускорил шаг. Из-за поворота следом за ним вынырнула шумная толпа. Вспыхивали белые вспышки, над головами маячили мохнатые игрушки, насаженные на металлические шесты. Люди догоняли Иллидана и говорили в голос, отчего нельзя было различить ни слова.
- Журналисты? – первым догадался Том. – Им-то что здесь надо?
В тот же момент к нам по лестнице стал кто-то спускаться со второго этажа.
- Эй, тут есть кто? – крикнул санитар, перегнувшись через перила.
- Да-а-а! – ответили мы хором.
- Спасибо, Василий, я уже нашел их, - сухо ответил Иллидан и принялся ковырять в замке ключом. – Здесь моя дочь, в конце концов! – взорвался Иллидан, ключ прыгал в ржавом замке. – Василий!
- Да, Илья Валерьевич? – Василий вынырнул из-за наших спин.
- Проведи товарищей журналистов в мой кабинет.
Толпа завопила, словно единый организм с пушистыми микрофонами на тонких усиках.
- Я отвечу на все ваши вопросы. В кабинете! Товарищи, здесь дети! В клинике еще не до конца потушили пожар! Половина комнат второго блока залита водой и пеной, и нужно всех расселить на ночь! Или вы считаете, что дети могут подождать?!
Журналисты притихли и отступили на шаг назад. Василий открыл замок своим ключом. Симка кинулась к отцу.
- Настенька, - обнял ее Иллидан.
Десятки фотокамер взорвались вспышками. Махнув на них рукой, санитар провел нас через журналистское оцепление дальше по коридору. Что говорил Иллидан мы не слышали, и всему происходящему ответа не находили.
- Это они из-за нас примчались? – спросил санитара Паша.
- Ага, - не оборачиваясь, ответил Василий. – Там вас родители ждут, идемте быстрее.