– Что будем делать?
– Накрыть их медным тазиком, – буркнул Филя.
Мурзилка почесал затылок.
– Я вот что думаю, – сказал он, со вздохом провожая глазами улетающую Гаечку. – Нет никакой гарантии, что они не смоются, пока мы будем ломиться внутрь. Я спросил у этих ребят и они мне сказали – Дуремар вошел в этот дом, но ни разу никто из него не вышел. Значит есть и другие выходы?
– Не забывайте и о том, – добавил Гена, – что нас могут запросто перестрелять на входе раньше, чем мы успеем крякнуть. Уж я-то знаю, как Карабас охраняет свои объекты. Я предлагаю осмотреть этот домик и быстренько смотаться домой. Там мы за пивком спокойно все обмозгуем.
Они приготовили оружие и вошли в тишину заброшенного дома. Как и предполагалось, ничего интересного они там не обнаружили – груды хлама, грязные стены и мертвые голуби.
Темный, залитый водой подвал тоже не вселял надежд. И лишь одно помещение в нем вызывало интерес. Это была сухая комнатка с окошечком под потолком и толстой железной дверью в стене. Было видно, что дверью пользовались совсем недавно.
– Здесь, – уверенно сказал Гена.
– Согласен, – ответил Чебурашка. – И что дальше? Вскрыть ее консервным ножом?
– Устроить засаду, – осенило Филю.
– Спасатели уже устроили, – сказал Гена, – и ничего не добились. Дверь мы нашли, теперь поехали домой. Дома думается лучше.
Хрюшу и Степашку оставили в тот день дежурить в гостинице на случай всяких неожиданностей.
Они и не возражали. С самого утра друзья развлекались тем, что выбирали из телефонного справочника номер наугад, по несколько раз звонили туда и извиняющимся голосом говорили:
– Здравствуйте, это вас из железнодорожного общежития беспокоят, из пятой комнаты. Федя с утра ушел посылку сестре в Витебск отправлять, а я сижу в ванной и жду его, а он все не идет. Может вы подъедете на «Щелковскую», потрете мне спинку, а то завтра к врачу идти...
Их проклинали, обещали разыскать и убить, но, выждав время, Хрюша опять брал трубку и говорил:
– Это Федя... У меня братан в ванной сидит, ждет, а я щас руку об бутылку распорол, мочить нельзя. Через полчасика к вам пацаны заедут, отвезут вас спинку ему потереть, а то ведь замерз уже, бедолага. Вы уж постарайтесь... А я еще перезвоню.
Веселье было в самом разгаре, когда телефон резко и настойчиво зазвонил. Друзья не на шутку испугались, неужели у кого-то из их жертв оказался определитель номера?
Степашка осторожно поднял трубку.
– Добрый вечер, пожалуйста, пригласите Чебурашку, – раздался далекий и мучительно знакомый голос.
– Он ушел, – подозрительно сказал Степашка. – А кто?..
– Передайте ему, что звонил Буратино и...
– Буратино! – воскликнул Степашка, подпрыгивая от радости. – Ты где?
– Степашка, это ты что ли? Я далеко – в Мексике.
– Приезжай, тут такие дела!
– Я все знаю. У меня мало времени, слушай внимательно. Зайдите в каморку моего отца, там за старым холстом – дверь. Ключ возьмите у соседей...
В этот момент в трубке пискнуло и раздался шум помех. Слышимость резко упала. Степашка с трудом разбирал отдельные слова.
– ...пригодится... слева... много... самое главное...
Снова в трубке пискнуло и голос Буратино сменился короткими гудками. Связь оборвалась.
Степашка сплюнул, бросил трубку.
– Ну! – подступился Хрюша, зеленея от нетерпения.
– Он сказал, что в каморке папы Карло есть дверь, а там... Там много чего-то, что нам может пригодиться. Слева где-то. А самое главное...
– Ну, что?!
– А самое главное он не сказал, потому что разъединили. И вообще, я мало чего понял.
– Может еще перезвонит?
– Вряд ли... Он в Мексике, а наша связь не способна совершить одно и то же чудо дважды подряд. Давай лучше быстренько домчим до каморки и поглядим, чего там много.
...В этих кварталах, где селилась московская беднота, они не были уже много лет. И все же сердце защемило от возвращения в места, где прошло их детство. Вот в эту лужу они не раз бросали Буратино, поспорив с окрестными мальчишками на бутылку газировки, что он не утонет, даже если не будет грести руками. А вот к этому забору они едва не прибили за уши Чебурашку в первый день их знакомства.
Каморка старика Карло была заколочена и опечатана. Друзья хотели войти, но какая-то бабка маячила неподалеку, пытаясь продать мешочек мелкой сморщенной картошки. Привыкший действовать без свидетелей Степашка подскочил я рявкнул:
– Почему без кассового аппарата?!
Бабка самоустранилась.
Хрюша дернул за ржавый замок и вырвал петли из трухлявого дерева вместе с гвоздями.
Если бы не пыль и запустение, они бы решили, что вернулись на десятки лет назад. Все было точно также: цельносварной стол из отходов автомастерской, ящик с деревянными игрушками Буратино, рулон бракованной типографской бумаги, из которой Карло мастерил сыну курточки, брючки, носочки, телогреечки, бронежилетики и прочее.
– Буратино сказал, что это где-то слева, – проговорил Степашка, отрываясь от воспоминаний.
Они одновременно повернули головы. Слева стоял ржавый железный ящик, висела картина «Л.Брежнев на открытии собственного памятника в Кампучии», а еще здесь была куча опилок.
– Так... – размышлял Хрюша. – Опилки слева и их много, но они нам вряд ли пригодятся. Картина тоже слева, но она одна и тоже не нужна, хотя мне лично Брежнев ничего плохого не сделал. Остается только ящик, видимо в нем что-то нужное.
– Ключ у соседей! – вспомнил Степашка и выскочил на улицу, а пока он бегал, Хрюша подобрал с пола кусок арматуры и начал поддевать дверцу.
Степашка вернулся быстро.
– Соседей там никаких нет, – сказал он и начал помогать Хрюше большим напильником.
Они пыхтели минут пятнадцать, наконец лопнули две заклепки, на которых держался замок и дверца со скрежетом отворилась.
Хрюша сунул руку внутрь и с идиотской ухмылкой достал ржавые плоскогубцы, зубило и несколько обломков ножовочного полотна.