-- Ну-ка, ну-ка, подойди сюда, грибничок!
-- А что вам, собственно, нужно, товарищ?
-- Ты не ершись, а отвечай: собирал грибы?
-- Да, собирал.
-- А ты их сеял, сажал?
-- Позвольте пройти, товарищ!
-- Вот то-то, грибничок: собираешь то, что не сажал, и жнешь то, что не сеял, и потому не позволю я тебе никуда больше пройти.
И застучит грибнику Сеня морду до смерти. Сегодня ты живой, а завтра тебя нету.
(-- Слушай, это что же такое показывают? - с тревогой спросил Иван у Валеры.
-- Как чего? Про партизан. А может про революцию.
-- Какие партизаны, балда? Ты видел как они жигуленки взрывают, Икарусы?
-- Да что ты, Иван, обычный фильм про войну. А может, про партизан.
-- Ну, дурак ты, Валера. Совсем у тебя чердак сВехал от браги! Не могут такого показывать, понял? Не могут! Может,
37
правда, научная фантастика? Да нет, не похоже...
Валера равнодушно смотрел на экран. Иван вскочил и в тревоге заходил по комнате, не отрывая глаз от телевизора.)
. .
Пантюха Мокрый уже третий час лежал в лопухах и вел наблюдение за большим селом Косицоке. Иногда он вскидывал руку, будто желая ударить рой синих, жирных мух, летающих вокруг, ползающих по траве, по лопухам, по потному лицу Пан тюхи. Солнце перевалилось за полдень, жара усиливалась. Пан тюха утирал налипшую на лицо травяную труху и мошек, зорко вглядываясь в малоподвижное от зноя село.
Прямо перед глазами Пантюхи желтые одуванчики на фоне черной тени сарая гордо клонились в теплоте, как прекрасные женщины Вермеера; дальше несколько баб пололи серое болоти ще. В самом селе влезал то на один, то на другой столб и трогал электричество электрик.
Пантюха несколько раз поднимал было обрез, чтобы снять электрика со столба, но обрез был враль - с трех выстрелов только одного и забирал, а обнаруживать себя раньше времени и даром Пантюха не хотел.
Оцепенение нашло на него, веки смыкались. Незаметно из отвратительного звона мух выделился разноголосый, рокочущий рев. Пантюха вздрогнул, приподнялся из лопухов и взглянул на залитую солнцем дорогу: из леса к селу ползла разноцветная лента какой-то толпы.
Это была банда некогда известного художника, а ныне бандита Витьки Тихомирова.
Дюжие, вполпьяна для куражу, молодцы ошибали шашками репейник, гарцуя на лоснящихся конях, в дрожащем от зноя воздухе колыхались знамена и хоругви кисти Витьки Тихомиро ва, изображающие самого Витьку Тихомирова, насупленного Нес тора Махно, Бакунина, князя Кропоткина с топором в руке, Че Гевару, Джека Потрошителя, Бонни и Клайда и многих других только Саши Жегулева не было на этих хоругвях, о чем уже и раньше знал Пантюха.
Бойцы у Витьки были самых разных мастей - больше всего, конечно, было румяных, усатых, с пьяными красными рожами, поющих "Ударили Сеню кастетом", но была, например, группа молодчиков в черных рубашках, горланящих "Джовенеззу" (а ко е-кто из них осторожно мычал "Хорста Весселя"), поодаль еха ли с усталыми, грустными лицами ребята в конфедератках, пою щие "Красные маки под Монте-Кассино", с ненавистью глядели они на чернорубашечников, а на них самих свирепо поглядывали самоварные рожи бандитов с самодельными георгиевскими крес тами.
Не было у Витьки в отряде только толстовцев, ментов не было, шпионов всяких; но особенно Витька не любил буддистов. Три раза брал Тихомиров приступом город Нирваново-Возне сенск, гнездо и рассадник буддистской заразы, и вырезал всех буддистов вчистую, и три раза город отстраивался, наезжали на ласковых баб-ткачих мужики (буддисты, как утверждал Вить ка), и снова вел Тихомиров свой отряд раскурочивать Нирвано во-Вознесенск, третий раз за одно лето.
За бойцами ехало пропасть накрашенного бабья на телегах и десятки подвод обоза - с семенным зерном, бочковою свини ной, ящики с самогоном, шампанским и водкою "Золотое коль цо", штуки тканей и югославских обоев, запчасти автомобилей, мебель, посуда, стереоаппаратура.
Особенно держалась подвода менее ширпотребных товаров,
38
предметов обихода лично Тихомирова: краски, гипсовые статуи, портрет батьки Махно на велосипеде, реквизированная в крае ведческом музее картина "а ля рюс" американского, видимо, художника, Э.Кэбпэкоба (подписанная латинскими буквами: П.Саврасов).
Банда подВехала к селу. Витька махнул рукой: отдельные голоса замолкли и после нескольких секунд молчания гнусный голос запевалы заныл где-то посередине колонны: Нинка как картинка С фраером гребет. Дай мне, кенарь, финку, Я пойду вперед, Поинтересуюсь, А шо это за кент...
И сытые, распираемые удалью бандиты брызнули, как гни лой апельсин, не дожидаясь конца куплета припев (впрочем, из совсем другой песни): А водки сВем бутылочку, Взгромоздюсь на милочку, А потом в парилочку, Т-т-ттваю мать!
Банда вВехала в село. Девки высыпали на площадь перед почтой и, раззявя рот, любовались на сытые морды бойцов. Ка кой-то старик на костылях притащил хлеба с полотенцем и, утирая слезы, подал Тихомирову.
И Пантюхе Мокрому так обидно было глядеть на эту зажи точную вольницу, что он вскочил и, не отряхнувшись, побежал через огороды в село. Он выбежал на площадь, матерясь рас толкал баб, и вплотную подошел к Тихомирову.
-- Харю разворочу! - задыхаясь, крикнул он.
Все замолкло. Старик с караваем перестал плакать и по пятился за баб.
Витька важно поправил папаху и, кашлянув, разгладил усы.
-- Трись ты своими папахами! - крикнул Пантюха, - банты еще анархистские нацепил, бандит!
Витька Тихомиров склонил голову назад и поднял одну бровь гораздо выше другой. Тотчас к нему, спешившись, подбе жал бледный, гнилой юноша в ленноновских очках.
-- Пантюха Мокрый, из жегулевских, - шепнул юноша Вить ке.
Витька кашлянул, поправил пулеметные ленты на груди и важно, как ласковый барин холопу, сказал:
-- Что же ты меня ругаешь, дружок? Чем же я хуже твоего Сашки?
Пантюха заскрипел зубами и сжал кулаки:
-- Сашка светлый, свету дите! Сашка - положительно имя стало, мы с ним совесть народную упромыслим, а ты за нами вылез, как вошь на гребень! Ишь, "чем я хуже!"
Ты бандит и вор, вон ряху-то наел на грабленных сельпо, а мы в отряде по три дня не жрамши!
-- Как же нам не экспроприировать? - вмешался в разго вор бледный юноша-анархист, - Ведь мы так же как и Жегулев, выступаем с прикладной инициативой ультрапарадоксальной фазы тотального отказа!
Девки в толпе прыснули смехом.
-- А?! "Астрал-ментал", с-сука! - с лютой злобой сказал Пантюха, глядя на анархиста, - Эх, вот на кого патрон бы стратить! Слыхал я про тебя, гнида, да руки не доходили.
39
-- Скажите, Пантелей, у вас есть определенная полити ческая программа? - спросил юноша, ко многому привычный.