-- Но вы могли бы сформулировать?
-- Коли я кому сформулирую, дык он не встанет, а прог рамма наша проста: сегодня ты живой, а завтра тебя нету.
-- Ты, дурак, думаешь, мы крамольничаем? - продолжал Пантюха, обращаясь к Витьке, - Мы не крамольничаем, мы го рюшко народное невосплакучее слезами омываем, для народа ра деем! А ты уркаган, тебя в тюрьму надоть! Водку пьешь! - с обидой вскричал Пантюха напоследок.
Все помолчали.
-- Уймись ты, дурачина, сейчас тебе Витька "Встань, хряк" устроит! - крикнула из толпы какая-то баба в мукояро вой душегрейке.
Пантюха, усмехнувшись, сплюнул; и даже не сплюнул, а как-то особенно презрительно уронил слюну с языка.
Все снова, восторгнувшись, помолчали.
-- Сашка-то твой небось побольше моего народу перекоко шил! - произнес Витька, подумав.
-- Саша наш кокнет одного, дык потом час мучится. Де сять кокнет - десять часов мучится, плачет! А ты... Шпионов все ловишь! В Ожогином Волочке и было-то 40 дворов, а ты там сто шпионов настрелял! Хоть Машка из сельпо продавщица - ка кая она тебе шпионка, если и по выходным нам косорыловку да вала!
Все враз затаили дыхание. Витька чуть улыбаясь, туманно смотрел на Пантюху. Кровушкой запахло на солнечной площади села. Явная обидка вышла атаману - ведь дело в том, что жен щин-то Витька принципиально никогда не кокал - жалел; и убо гих жалел, и фригидных, и тех, которые совсем не давали все равно жалел. Тетю Машу из сельпо покрошили двое подгу лявших чернорубашечников, за что Витька их потом самолично шлепнул, а с ними заодно еще пяток АКовцев; ведь скор был Тихомиров в таких случаях, и девиз его был еще проще, чем у Саши: сначала действуй, а потом разберись.
Пантюха мигом сообразил все это, когда ласковая рука Витькиного ординарца Нароконного вынула у него из под пиджа ка обрез, а другая рука нежно взялась за плечо. Пантюха по нял, что сегодня он живой, а завтра его не будет.
Бабы заранее заголосили, ведь всех Сашиных бойцов жале ли, а Пантюху любили как родного.
Витька поднял руку, переждал, когда все замолкнут, и негромко осведомился:
-- Буддист?
Бабы снова заголосили, услышав такой жуткий вопрос, од нако ошибка была слишком очевидна - на буддиста Пантюха явно не тянул.
-- Шпион, толстовец, мент, Дэвид Бауи? - выдал Тихоми ров сразу обойму предположений, от каждого из которых разило могилой.
-- На толстовца похож... - услужливо закивал головой гнойный анархист, зная, что одного из роковых определений Пантюхе не миновать.
-- Ну, а раз толстовец, так и рубай его, хлопчики! - не повышая голоса, бросил Витька Тихомиров через плечо и тронул коня.
Заулюлюкали, засвистели, блеснули в пыльном воздухе ве селые шашки, глянцевитые лошадиные крупы и жирные загривки
40
бойцов заслонили от стонущих баб хрипло матерящегося Пантюху Мокрого.
Да. Сегодня ты живой - а завтра тебя нету.
. .
Одновременно с Пантюхой Мокрым не стало и Сени Грибного Колотырника, причем обидно, нелепо: Сеня, не в силах обой тись без алкоголя, стал помногу есть ядовитые грибы и вско ре, так и не придя в сознание, умер.
Узнав о гибели Пантюхи, Саша весь отряд бросил в жесто кий бой с Витькой Тихомировым, и почти победил разжиревших на краденом сале бандитов (которых теперь в народе прямо уже и считали за бандитов), но пешим жегулевцам не взять было Витьку в кольцо, и он ушел зализывать раны под Новгород. Но и Саша не досчитался многих лучших бойцов, а некоторые пре дали народное дело и ушли за Тихомировым, к его бабам и дар мовой выпивке.
Мало осталось верных, но железным строем сплотились они.
Близилась осень; Саша понимал, что зиму в лесу перенес ти не удастся, придется возвращаться в город, к семье, к постылой работе в конторе, и поэтому отряд торопливо боролся день и ночь: вчистую вырезали геологическую партию и зарыли скважины, которые геологи успели пробурить, взорвали все рейсовые автобусы в области, пустили под откос десяток поез дов дальнего следования. Удалось даже сбить несколько низко летящих самолетов-кукурузников, опыляющих поля.
Однажды зябкой сентябрьской ночью Саша и Томилин бес шумно сняли сторожа детсадовской дачи, тихо подперли двери колышком и принялись осторожно забивать окна, Саша придержи вал доску, а Томилин обернутым в вату молотком прихватывал ее гвоздочком.
Только к утру, когда небо посветлело, были заколочены все окна большого деревянного строения.
Томилин приник к щели и долго слушал: все было тихо, все спали.
-- Давай, Сашок, - шепнул он и стал отвинчивать крышку канистры с керосином.
Саша взял в руки канистру, чуть наклонил ее, но вдруг задумался и с тоской поглядел на небо. Слезы замерцали в его глазах под светом тускнеющих на небосводе звезд. Он сел на крыльцо и крепко сжал голову руками.
Томилин острожно, бережно положил ему руку на плечо:
-- Тяжело тебе, Сашок?
Саша, не отвечая, сглотнул слезы и кивнул.
-- Тяжело, Саша, ох тяжело... - с тяжким вздохом сказал Томилин. - И мне тяжело. А кому сейчас легко-то? Подлецу од ному легко! Ничего, Сашок, все упромыслим... Без изВяну по ворот не сделаешь такой крутой и гораздый в совести людской! Наше время - это молотьба чего-то такого... Мути какой-то. Должен ведь кто-то ее перелопатить!
Саша сдавленно застонал.
-- Саша, Сашок, - зарыдал Томилин, - тебе бы у грамоты сидеть, умильный ты да светлый!
Голос Томилина звенел - и сколько же не исплаканной си лушки народной было в нем!
-- Да, Томилин, да... Ох, тошно мне! - задушевно сказал Александр, рванув воротник, - но зачем, зачем, Томилин?
-- Зачем? - вскричал Томилин, - Зачем? А за тем, что упадет кровушка в мать сыру-землицу, и вырастут цветы совес
41
ти народной! Саша, Сашок! Ты знаешь... Кто? Ты, говорю, зна ешь для меня кто? Ты для меня все горюшко, болюшко и силушка людская, вот кто! Саша, не молчи! Хочешь, землю есть буду?! - и Томилин, припав к мокрой от росы земле, стал хватать дрожащими губами землю.
Александр задумчиво ухватил тонкими пальцами комок за топтанной черной земли и поглядел не нее заплаканными глаза ми.
-- Вот она... Землица... - дрогнувшим голосом сказал он.
Томилин, шмыгая носом и всхлипывая, взял в руки канист ру с керосином и...
(Иван, выйдя из оцепенения, дернулся и прохрипел:
-- Переключай...
Валера удивленно посмотрел на него: