Плоды вдохновения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2
Из книги «Не своим голосом» (1972)
Они студентами были… (Эдуард Асадов)
Они студентами были,они друг друга любили,И очень счастливы былив своем коммунальном раю.Вместе ходили в булочную,вместе посуду мыли,И все знакомые радовалисьна крепкую их семью.Но вот однажды, вернувшисьдомой в половине шестогоС набором конфет шоколадных,красивым и дорогим,Подругу свою застал ониграющей в подкидного,Представьте себе,в подкидного играющую с другим.– Любимый! – она сказала,и влажно блеснули зубы,– Я еще поиграю,а ты пойди постирай. –Он побледнел, как наволочка,сжал посиневшие губыИ, глядя куда-то в сторону,глухо сказал: «Играй!»И больше ни слова. Ни слова!Ни всхлипа, ни стона, ни вздоха,И тут ее как ударило:да ведь случилась беда!Все было просто прекрасно,и сразу стало так плохо…Обул он белые тапочкии ушел навсегда.Мещане, конечно, скажут:подумаешь, дело какое!Да разве за это можножену молодую бросать?!…Сейчас он лежит в больнице,лечится от запоя,А чем она занимается,мне неудобно писать…Лесная дорожка (Виктор Боков)
Аукают дети,
Кукуют кукушки,
Ручей под гармонь
Распевает частушки.
Виктор БоковПетляет криваяЛесная дорожка,Кукует кукушка,Морочит морошка.Хмельной соловейРаспевает частушку,Детишки в лесуРаспивают чекушку.Влюбленная параУшла в уголочек,Примятая травка,Примят клеверочек…В деревне колхозницаБьет пустолайку,Колхозник выводитВо двор балалайку.А там, где резвятсяБукашки и мошки,Поэт вдохновенноПоет без гармошки.Андрей-70 (Андрей Вознесенский)
Беру трагическую темуи окунаю в тему темя,дальше начинается невероятное.Вера? Яд? Ной? Я?Верую!Профанирую, блефуя!!!Фуй…Чихая нейлоновыми стрекозами,собаки планируют касторкой на вельвет,таракашки-букашки кашляют глюкозой.Бред? Бред.Пас налево. Семь треф. Шах!Мыши перламутровые в ушах.– БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД –Троллейбус заболел кессонной.Изоп уполз. Слон – «элефант».И деградируют кальсоны,обернутые в целлофан.– БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД -Хаос. Хвост. Хруст. Пруст. Вуз. Туз.Загораем. От мертвого осла уши. Кушай!(Чревоугодник в чреве червя.)Шпрот в рот. А идиот – наоборот.– БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД, БРЕД –Джаз-гол! Гол зад! Гол бюст!Холст. Герлс. Хлюст.Я опууупеваю…Я опууух…Вкусно порубать Ге!Фетиш в шубе:голкипер фаршированный фотографируется в Шуе,хрен хронометрирует на хребте Харонахаракири. Хррр!!«Ay, – кричу, – задрыга, хватит, финиш!»Фигу!(Это только часть
задуманного мною триптиха.)
P. S.
Сам уйду, покуда не умыли,но, клянусь, что бредил я не зря,ведь еще никто в подлунном мирене пускалтакого пузыря!Моя речь (Александр Говоров)
Я лемех ценю
У крестьянского плуга.
Я честность ценю
У врага
И у друга.
Александр ГоворовЯ лемех ценюУ музейного плуга.Я промах ценюУ хорошего друга.Я, честное слово,Люблю свою хату,Люблю я быкаИ корову брюхату.Матрены, Глафиры,Варвары, НастасьиРосли без кефира,Но верили в счастье.ТеперьПелагеи,Анфисы,АриныВсе больше Изольды,Инессы,Марины!И смотрят на все это,Слез не тая,Добрыня с АлешейИ Муромец. Я.Да здравствуют предки,Обутые в лапти!Да здравствуют дедки,Да здравствуют бабки!Да здравствуют внуки,Да здравствуют внучки,Да здравствуют внучки,Одетые в брючки!Ай, кажется, вышлиПлохие стихи.Ой, мне разрешается,Я – от сохи!Спи, ласточка (Николай Грибачев)
Спи, ласточка. День шумный кончен. Спи!
И ничего, что ты со мной не рядом…
Мир в грохоте событий, в спешке дел,
Глаза воспалены, и плечи в мыле.
Николай ГрибачевСпи, деточка. Спи, лапочка. Усни.Закрой глаза, как закрывают пренья.Головку на подушку урони,А я сажусь писать стихотворенья.Я не скрываю, что тебя люблю,Но дряни на земле еще до черта!Вот почему я никогда не сплю,И взгляд стальной, и губы сжаты твердо.Нет, девочки! Нет, мальчики! Шалишь!Нет, стервецы,что яму нам копают!Я знаю, что они, пока ты спишь,Черт знает что малюют и кропают!Ты отдыхай.А я иду на бой,Вселенная моим призывам внемлет.Спи, кошечка. Спи, птичка. Я с тобой.Запомни, дорогая: друг не дремлет!Нам бы ямбы (Осип Колычев)
Стиляжьи штиблеты модерна
Порой не натянешь никак.
Но служит спокойно и верно
Разношенный ямба башмак.
Осип КолычевПусть помнят стиляги и монстры,Как, дверь запирая на крюк,Ношу я свободно и простоПоношенный ямба сюртук.Пусть те, кто бесстыдно поноситМеня за излюбленный штамп,Поймут, что хотя я и Осип,Но все-таки не Мандельштам!Пусть те, кто не знает России,Увидят меня за столомВ портах амфибрахия синих,С нахмуренным гневно челом.Извечный противник модерна,Я с классикой с детства дружу.С тех пор я спокойно и верноВ галоше хорея сижу!Мерин (Валентин Кузнецов)
Петух на сумерки покрикивал,
Сухой соломою шуршал…
А он бежал. Ногами взбрыкивал
И ржал!..
Валентин Кузнецов. «Жеребенок»В деревне хрипло и уверенноВовсю орали петухи.А я стоял, читая меринуСвои последние стихи.В глазах круги и мельтешение.Береза. Сад. Колодец. Сруб.Потел от жаркого волненияЕго не знавший ласки круп.А я читал. Порою вскрикивал.А иногда немножко пел.Он слушал и ногами взбрыкивал.Ушами прядал. И храпел.Тянул к тетрадке морду жадную,Потом вздохнул. И задрожал.И в первый раз за жизнь лошаднуюЗаржал!Дитя вокзала (Станислав Куняев)
Полжизни прошло на вокзалах –
в Иркутске, в Калуге, в Москве,
и несколько мыслей усталых
осело в моей голове.
Станислав КуняевВисит в переполненном залезадумчивый дым папирос.Мне кажется, я на вокзалеродился, учился и рос.С баулами и рюкзакамииз тамбура в тамбур сигал.И то, что добро с кулаками,должно быть, я здесь постигал.И что бы мне там ни сказали,я знаю, и верю, и жду,что именно здесь, на вокзале,я личное счастье найду.Я в самом возвышенном смыслеработу даю голове,считаю осевшие мысли:одна, и еще одна… Две!Долюшка (Иван Лысцов)
Ворога вокруг пообъявились,Знай снуют, орясины,твистя.И откуль она,скажи на милость,Привзялась, такая напастя?Что им стоит, супостатам ярым,Походя наплюнуть в зелени…Я насустречьвышел не задаром, –Ольняного, не постичь меня!Слово самоцветное сронили,Встряли нам, певцам,напоперек.Помыкнули нами, забранили…Я ж их – хрясь! – дубиной.И убег.Я сам-друг на страже.Не забудуЗа глухими в оба доглядать.Не сыпая ночи, дрючить буду,Чтобы не вылазили опять.Лесная буза (Юнна Мориц)
Был козлик тощий и худой,И жил он у старухи нищей,Он ждал соития с едой,Как ангел – с вифлеемской пищей.Он вышел в лес щипать траву,Бездомен, как герой Феллини.Алела клюква в черном рву,Господь играл на мандолине,И рай явился наяву!Козла трагичен гороскоп,Раскручена спираль сиротства.Жил волк, бездушный мизантроп,Злодей, лишенный благородства.По челюстям сочилась браньКартежника и фанфарона.Он ждал! Была его гортаньСуха, как пятка фараона.Он съел козла! Проклятье злуИ тем, кто, плоти возжелая,Отточит зубы, как пилу,Забыв о том, что плоть – живая!Старуха плачет по козлу,Красивая и пожилая.А волк, забыв о Льве Толстом,Сопит и курит «Филип Моррис»,Под можжевеловым кустомЛежит, читая Юнну Мориц,И вертит сумрачным хвостом.Письмо Франсуа Вийону (Булат Окуджава)
Добрый вечер, коллега!Здравствуйте, Франсуа!(Кажется, по-французскиэто звучит «бон суар».)Скорее сюда, трактирщик, бегии вина налей.Мы с вами сегодня живы,что может быть веселей!Но в темную полночьименем милосердного короляНа двух столбах с перекладинойприготовлена вам петля,И где-то писатель Фирсов,бумагу пером черня,Был настолько любезен,что вспомнил опять про меня.Все барабанщики мира,пока их носит земля,Пьют за меня и Киплингакапли Датского короля,И сам Станислав Куняев,как белый петух в вине(Правда, красивый образ?),речь ведет обо мне.Мы с вами, мой друг, поэты,мы с вами весельчаки;Мы-то прекрасно знаем,что это все – пустяки.Кому-то из нас (подумаешь!)не пить назавтра бульон…Да здравствуют оптимисты!Прощайте, месье Вийон!Мореплаватель (Григорий Поженян)
Лягу в жиже дорожной,
постою у плетня.
И не жаль, что, возможно,
не узнают меня.
Григорий ПоженянНадоело на сушупялить сумрачный взор.Просмоленную душуманит водный простор.Лягу в луже дорожнойсреди белого дня.И не жаль, что, возможно,не похвалят меня.А когда я на берегвыйду, песней звеня,мореплаватель Берингбросит якорь. В меня.Блики (Владимир Савельев)
По страницам книги «Отсветы»
Снятся мнекандалы, баррикады, листовки,пулеметы, декреты, клинки, сыпняки…Вылезаю из ванны,как будто из топки,и повсюду мерещатся мне беляки.Я на кухне своей без конца митингую,под шрапнельюза хлебом ползу по Москве,в магазине последний патрон берегу яи свободно живу без царяв голове.Зов эпохи крутойпочитая сигналом,для бессмертья пишу между строк молоком,потому что, квартиру считая централом,каторжанским с женойговорю языком.Я и сам плоть от плоти фабричного люда,зажимая в карманепоследний пятак,каждый день атакуюбуржуйские блюдаи шампанское гроблю, туды его так!Мы себя не жалели.И в юности пылкойв семилетнюю школу ходили, как в бой.Если надо,сумеем поужинатьвилкойи культурнопосуду убрать за собой.Безвыходное творчество (Марк Соболь)
Всю душу разодрав на клочья
и каждый нерв растеребя,
я погибал сегодня ночью –
я перечитывал себя.
Марк Соболь. «Творчество»Всю ночь я шевелил губами,сучил ногами, пол дробя;я мерзко выл, скрипел зубами, –я перечитывал себя.Я от стыда пылал, как спичка,себя готов был разорвать.Гори она огнем, привычка –как заведенный, рифмовать!Довольно, хватит! Слово чести,я образ жизни изменю!Да провалиться мне на месте,когда хоть строчку сочиню!Да будь я проклят, если сядуопять за стол с пером в руке!Чтоб выпить мне пол-литра яду,чтоб утонуть мне в молоке!!Глаза б вовеки не гляделина этот ворох чепухи…Но ежедневно, встав с постели,я вновь сажусь писать стихи.Романс без контрабаса (Владимир Соколов)
У меня совсем другое
Было на уме…
Владимир Соколов. «Романс»Кто-то что-то пишет где-то.В голове темно.Есть сюжет иль нет сюжета –Это все равно.Может, это? Нет, не это.Но ведь и не то.Не зима. Но и не лето.Надевай пальто.Акварельная картинка.Серебрится лес.Тихо крутится пластинка.Я в себя залез.Хорошо в себе! КонфетаТает на губе.Я лежу. Читаю Фета,Надоев себе.Кто-то в душу влез без мыла,Значит, я поэт.У попа была кобыла,Впрочем, тоже нет.Я пошевелил ногою.Кот чихнул во тьме.…У меня совсем другоеБыло на уме.Ночной разговор (Владимир Туркин)
В изголовье уснувшего города
Только звезды, да Пушкин, да я…
Владимир ТуркинГород спит и во сне улыбается,В небе звезды мерцают, маня.Александр СергеевичМается –В изголовье сидит у меня.Посидел, помолчал, пригорюнился,Головою курчавой трясет…– Что, брат, Пушкин? – в сердцах говорю ему.– Ничего, – молвит, – так как-то все…Скушно, сударь. Куда бы полезнееПочитать.Где же книжка твоя?Так-то, брат. В изголовье поэзииТолько звезды, да Туркин, да я.Жарко! (Игорь Шкляревский)
В столовой автопарка жарко!
Внизу шурует кочегарка.
В окне блестит электросварка.
А со стены глядит доярка.
Игорь ШкляревскийСижу в столовой автопарка.В столовой автопарка жарко.От щей в желудке – кочегарка.В глазах блестит электросварка.Ко мне подходит санитарка.А санитарку звать Тамарка.Она по паспорту татарка.А у нее в руках припарка.А со стены глядит доярка.Ее зовут, наверно, Ларка.Есть у нее сестра – свинарка.И муж – бухгалтер зоопарка.На горизонте – друг Захарка.С Захаркой друг его Макарка.В зубах у первого цигарка.А у того в кармане старка.Сидим в столовой автопарка.Там где-то жуткая запарка.А нам ни холодно, ни жарко.Нам хорошо! Эх, старка, старка…Приключение в комиссионном магазине (Белла Ахмадулина)
Затормозил изящный лимузин,в пути не сбившись с усложненной трассы,и я, дитя сомнений и пластмассы,вошла в комиссионный магазин.Среди партикулярного старьянашла колпак, которого алкаладуша моя. С изяществом бокалау зеркала остановилась я.Он выглядел как старый баклажан,в нем было что-то от орды татарской,от благовоний шашлыка по-карски,карающих безумных горожан!В углу рыдал гриппозный продавец…– Вы говорите, шил колпак художник?– Помилуйте! – А кто? – Да он сапожник,он вертопрах и Каин, наконец!Печальна сущность злых полугримас!Изящен хор больных столпотворений!Оплаканы сюрпризы повторений,хрустально изнуряющие нас…Я молвила: – Колпак упаковать!Мне ненавистны нити канители,заняться надо им на той неделеи горестно переколпаковать.С тех пор, томясь сознанием вины,взывал во мне нездешний голос мрака.Я, наконец, устала как собакаи продала колпак за полцены.Баллада о Кларе (Николай Доризо)
Клара,Девочка,Вихрем влетает ко мне.От смущения яПрилипаю к стене.– Понимаете, Коля,–Она говорит, –У меня, понимаете,Сердце горит!Полюбила я Карла,А он – идиот.Он позорной,Неправильной жизнью живет!Он женат на мещанке,На глупой козе…Понимаете,Он на неверной стезе!Он меня, представляете,Выгнал взашейИ кораллыИз розовых вынул ушей.Помогите! –Подумав, я дал ей совет:– УкрадитеУ этого Карла кларнет!О святая наивность,Ты кредо мое.О святая невинность,Храните ее!…Тут она засмеяласьСветло и земноИ на крыльях любвиУпорхнула в окно.Я к окну подошел –Хорошо на душе!Я не зряНа десятом живу этаже.Баллада о левом полузащитнике (Евгений Евтушенко)
Устав от болтовнии безыдейности,заняться я хочуполезной деятельностью,в работу окунувшийсяпо щиколотку,я в левые идуполузащитники.Что б ни болталишкурники и лодыри,в команде нашейстал я первым номером!Я получаю мяч. Бегу.Мне некогда,тем более что пасовать мне некому,а если бы и было –на-кась, выкуси! –я сам хочуфинты красиво выполнить.И вот ужезащита проворонила,и я уже возник перед воротами,вопят трибуны –мальчики и девочки, –и мне вратарьглазами знаки делает…Я бью с размахув правый верхний угол,бросок! Вратарьлетит на землю пугалом,но где уж там…Удар неотразимый,как материт менявратарь-разиня!Я оглушенкоманды нашей криками,и тренеркак-то очень странно кривится,и голос информаторапротивный:«Счет 0:1».Ликует… наш противник.И по трибунамходят волны ропота,ах, черт возьми,я бил в свои ворота!И сам себея повторяю шепотом:«А что потом,а что потом,а что потом?..»Баллада об убиенном козле (Фазиль Искандер)
Когда-то давно по горам я шел,я шел по горам пешком.И встретился мне на пути козел,с которым я не был знаком.Я до сих пор не могу понять,как он туда залез…Стояли друг против друга мы.Козел с рогами, я – без.Узка тропинка, внизу обрыв,дна пропасти не видать.Стояли мы часа полтора,мы долго могли стоять.Но я торопился, в Москву спешил,как полуабрек, был зол.– Уйди, – сказал я, – с дороги прочь!Уйди с дороги, козел!Пока не поздно, уйди, покане вижу в тебе врага… –Но он (шайтан!) промолчал в ответи лишь наклонил рога.– Ах так! – сказал я. – Козлиный хвост!Стало быть, не уйдешь?!Тогда уничтожу тебя я так,как уничтожают вошь!Пускай поможет тебе аллах(не знаю козьих богов!). –И я с разбегу ударил лбомпромеж козлиных рогов.Вот так я закончил дело, вот такя смог наконец пройти.А бренного тела его до сих порнигде не могут найти.Я и теперь помянуть готов(мир праху его!) козла,Если виновен, пусть Козлотуррассудит наши дела.Да здравствует дружба! Сегодня мыза это сидим и пьем.Но если тропа как кинжал узка,так что ж не ударить лбом?Случай в Коп-Чик-Орде (Сергей Марков)
Жирный лама Жамьян-жамцо,
Погрязший в смертном грехе,
Всем говорил, что видел в лицо
Богиню Дара-ехэ.
И в Эликманаре и в Узнези,
В ущельях горных – везде
Я слышал хвалы тебе, Ээзи,
Живущему в бурной воде.
Сергей МарковПахла ночь, как голландский сыр,Когда, прожевав урюк,Ушел искать красавец Тыр-ПырКрасавицу Тюк-Матюк.Сто лет искал он ее везде,На небе и под водой.Нашел он ее в Коп-Чик-Орде,Что рядом с Кишмиш-ордой.Она вскричала: «Бэбэ, мэмэ!Полундра! Мизер! Буза!»Хотя он не понял ни бе ни ме,Сверкнули его глаза.Призвал к себе их абориген,Владыка Туды-Сюды.И жирный лама Глотай-ПургенСказал им: «Аллаверды!»Еще сказал он: «Пардон, батыр,Битте-дритте Утюг!»И пала в объятья красавцу Тыр-ПырКрасавица Тюк-Матюк.Хлеб, любовь и Азия (Гарольд Регистан)
По мотивам поэмы «Звезды в снегу»
На полевом далеком стане(Не уточняю, что за стан)Однажды в труженицу МанюВлюбился труженик Степан.Она сама к нему тянулась,Шептал он что-то, к ней припав…И это дело затянулосьНа много полновесных глав.И вдруг он встал.– Послушай, Манька!Послушай, звездочка моя,Прости, любимая, но встань-ка,Гляди, о чем подумал я.Я за тебя отдам хоть царство,С тобою быть всегда готов,Но знаешь, сколько государствуМы можем недосдать пудов?!Она вскочила.– Невозможно!Пошли! Того гляди, гроза…И разом вспыхнули тревожноИх изумрудные глаза.О как они в труде горели!На них залюбовался стан.Они умаялись, вспотели,Но перевыполнили план!Не сорвались хлебопоставки…Над степью плыл густой туман.И снова на широкой лавкеМарусю обнимал Степан.И вновь она к нему тянулась,Шептал он что-то, к ней припав.И это снова затянулосьНа много полновесных глав.Больше не хочу! (Екатерина Шевелева)
Я была в Женеве, Бонне, Ницце,До чего же скучно за границей!Целый год томилась я в Париже,Мне Перхушково духовно ближе.На Монмартр ходила, не робела,Но, придя, о Зюзине скорбела.Я мартель и арманьяк пивала,Но о «Трех семерках» тосковала.Проезжая Вену в «мерседесе»,Мне хотелось на трамвай в Одессе,А в отелях Дели и МадрасаНе нашлось московского матраца…В Филадельфии дрожали губы:«Надоело. Поскорее в Мгу бы!»В Токио мне ночью снилась Шуя…Крест поездок на себе ношу я.Боже мой, к кому бы обратиться,Чтоб не ездить больше за границу!Ремесло (Яков Белинский)
Легко сапожнику: сработал сапоги –
пощупай хром! И каждому из тыщи
понятно, что хорош… О бедные стихи,
у вас – ни каблуков, ни голенища.
Яков БелинскийПоэтам нелегко.Мастеровым перадо подлинного далеко искусства;то смысл насквозь течет,а то в строфе дыра,спадает форма,жмет безбожно чувство.А то еще, глядишь,стихов не тот размерглухое вызывает раздраженье.Сапожники – вот кто классический примертрудящихся, достойных уваженья!В поэзии – для нихдоступным быть хочу.На разговоры лишних слов не трачу,в руках сапожный нож,то бишь перо, верчу,подметки строфгвоздями рифм собачу.Спины не разогну,как белый раб, тружусь,искусство – ремесло, учти, художник.Вот почему всегдая так собой горжусь,когда мне говорят, что я – сапожник!Мы чаврим (Михаил Беляев)
Обнажилась девушка в лесу…
Хочется остановиться,
Но стоять не хочется.
И зачаврит она,
Как в дождях колосок.
Михаил БеляевЯ в смятенье,Головой трясу.Снял очки, глаза протер рукою.Обнажилась девушка в лесу.В первый разУвидел я такое!Надо бы уйти,Но не могу.Посидеть решил – так не сидится!Лег на траву –Отлежал ногу,Встал, но тоже плохо – не стоится.Крикнул: «Эй!» –И вижу – вот те на! –У нее глаза на мокром месте…Я зачаврил,Чаврит и она,Лучше, если мы зачаврим вместе.Бутылка (Валентин Берестов)
Среди развалин, в глине и в пыли
Улыбку археологи нашли…
Молчок. Щелчок. И – праздник позади…
Валентин БерестовСреди развалин, в глине и в пылиБутылку археологи нашли.Кто знает, сколько ей веков иль дней.«Московская» написано на ней.«Особая» добавлена внизу.Я улыбнулся и смахнул слезу.Взошла луна, и долго при лунеНаходку созерцал я в тишине.…Пещера. Питекантропа рука.Пол-литра. Птеродактиль табака.Сгрудились питекантропы. У нихГлаз-ватерпас – чтоб ровно на троих!Иначе в глаз – и впредь не подходи.Кусок. Глоток. И – эра позади.Феерическая фантазия (Петр Вегин)
Но во Флоренции
фонари – словно реплика в споре фокусника
и философа.
Флоренция. Фонарь. Фортуна. Фанты.
Петр Вегин. «Фонари Флоренции»Фи! Фонтан фразна фронтоне филиала Флоренциикак фото франта Фомы во фраке философа,как фальцет форели,фетр в футляре флейты,фунт фольги, филателия фарфора.Фехтование ферзем,как филе из филина с фруктамидля фарисея, фараона, феодалаи фанфарона Франца-Иосифа.Флора. Фауна. Фортуна. Фонари.Фигли-мигли. Фокус-покус. Формализм.Фисгармония фатальных Фермопил.Факты. Фанты. Фрукты. Федор Фоломин.Фиакр фанаберии фосфоресцирует фиестойв сфере флюидов фисгармонической феериина фуникулере фестиваля фиалок.Флюс Люцифера, фимиам Бонифация, фиги Нафанаила –фарс марафона, нафталин на патефоне,сифон фаворита из Карфагена…Фату фата –фифти-фифти фунт фикциифантазирующему под Франца Кафку в февралена файф-о-клокена пуфе с туфлей Франчески.Но вотиз сфер фальцетом Фантомас:– О, Фегин, фы фелик! Я поздрафляю фас!Но я за фас трефожусь – фдругАндрюфа Фознесенский фыркнет: «Фу-ух!..»Философия в штанах (Константин Ваншенкин)
Уже знакомы с Гегелем и Кантом,
И сами не последние умы,
Но шаровары те с армейским кантом
В студенчестве еще таскали мы.
Константин ВаншенкинУже влечет к изысканной культуре,Освоен Кант, уже прочел «Муму»,И сам работаю в литературе,Давая выход острому уму.Пора уж вроде становиться в позу,Но не поставьте искренность в вину,Любую философскую СпинозуЯ променять готов на старшину.Подобного афронта в том причина,Что к дисциплине тянет с давних лет.Хотя в штанах цивильных я – мужчина,Но без штанов армейских – не поэт!Клопус вульгарис (Евгений Винокуров)
Его приходПотряс меня, как электрический разряд!Он двигался, ритмично шевеляУсами.Он приоткрыл завесуНад глубочайшей тайной мирозданья.Его пути лекальная криваяДышала благородным донкихотством,АрхитектоникаНапоминала купол храма Ники.Безумец, современный Герострат,Он шел на смерть! Ему была чуждаСлепая иерархия природы.Молебствия, сказал бы я, достойнаПатетика героики его,А может быть, героика патетики,Что тожеКрасиво, хоть и не совсем понятно.И в тот же мигЯ левою рукой схватил перо, а правойНадавил!! И запах коньякаПотряс,Ожег меня,Как греческий огонь!Ну, отвечайте,Не профанация ли это –Назвать живое, мыслящее тело«Клопус вульгарис»?!Вот видите,Как много может датьПростое созерцаньеОбыкновенного клопа.Глазковиада (Николай Глазков)
Что вижу я во тьме веков?Кто мне под стать? Не вижу… Словом,Стоит Глазков, сидит ГлазковИ восторгается Глазковым.Что ныне глаз Глазкова зрит?Кто смеет не учесть такого:Глазков Глазкову говоритО гениальности Глазкова!Все – чушь, не будь моих стихов!И в будущем, поверьте слову,Опять Глазков! Один Глазков!!Дороги все ведут к Глазкову!!!Короче, вывод мой таков,И больше нету никакого:Есть бог в поэзии – ГлазковИ я, Глазков, пророк Глазкова…Медведь (Анатолий Жигулин)
Как-то в чертовой глухомани,Где ходить-то надо уметь,Мне в густом, как кефир, туманеПовстречался шатун-медведь.Был он страшно худой и нервныйИ давно, как и я, не сыт.Я подумал:«Убьет, наверно.Он голодный как сукин сын».Что ж поделать, такая доля.Не такой уж я важный гусь…Вдруг сказал он:– Ну что ты, Толя,Ты не бойся, я сам боюсь.Под холодным и хмурым небомТак и зажили мы рядком.Я его подкармливал хлебом,Он делился со мной медком.Путь его мне теперь неведом,Но одно я запомнил впредь:Основное – быть человеком,Даже ежели ты медведь.Для того ли? (Василий Журавлев)
Для того ль
Мичурину
усталость
не давала роздыха в пути,
чтобы ныне
вдруг такое сталось:
яблока в Тамбове не найти?!
Василий ЖуравлевНету яблок!Братцы, вот несчастье!Мочи нету взять такое в толк.Где-то слышал я,что в одночасьеяблоки пожрал тамбовский волк.Для того льловили наши ушипесню молодых горячих душ«Расцветали яблони и груши»,если нетни яблоки ни груш?!Для того льМичурин,сын России,скрещивал плоды в родном краю,чтобыиз Марокко апельсиныоскорбляливнутренность мою?!Нету яблок!Я вконец запутан,разобраться не могу никак.Ведь за что-тогреб зарплатуНьютон,он же, извиняюсь, Исаак!И от всей души землепроходца восклицаю:«Надо ж понимать, что-то нынчеяблочка мне хотца – очередьне хотцазанимать!»Сердце, полное бумаг (Алексей Заурих)
Работа на почте.Рассвет.Этажи.Я нес пробуждение в сонные души.И, словно цветные – в окне – витражи,Горели моивдохновенные уши.Мне мало платили,но я не хотелРаботы другой,заявляю железно.Я так восхитительно-крупно потел,Себя ощутивмолодым и полезным.В одном переулке,в заветном окне,Девчонка знакомая мне улыбалась,Мечтая всю ночь напролет обо мне…Недаром же мнепостоянноикалось!Меня уважали,кормили треской,На кухню пускали,поили бульоном…А ныне сижу,напевая с тоской:«Когда я на почте служил… почтальоном!»Кому нужна гитара (Александр Кушнер)
Еще чего, гитара!
Засученный рукав.
Любезная отрава.
Засунь ее за шкаф.
Пускай на ней играет
Григорьев по ночам,
Как это подобает
Разгульным москвичам.
Александр КушнерСпасибо, Кушнер Саша,Спасибо за совет.Тебе столица нашаПередает привет.Хотел я ту гитаруПодруге подарить…Да ну ее, отраву!Еще начнет корить.Нет, подарю другое…И, вмиг решив вопрос,Я трепетной рукоюТвой сборник преподнес.Она вскричала: – Браво!Ты, безусловно, прав.Какая прелесть, право!Засунь его за шкаф!Пушка (Сергей Островой)
Вижу давних времен опушку.
Плачут кони. Горят дома.
Разрядите меня, как пушку,
А не то я сойду с ума.
Сергей ОстровойСлышу в дальнем лесу кукушку.Вижу пламя. Чего-то жгут.Заряжают меня, как пушку.Плачут кони. И люди ржут.Я немного того… от счастья,Но при деле зато всегда.Заряжаюсь с казенной частиИ стреляю туда-сюда.Предо мной лежит панорама.Я готов начинать обстрел.Отойдите. Осечка. Мама!Неужели я отсырел?!Я стрелять хочу. Я упрямый.Жаль, увозит жена домой.(Я жену называю мамой,А она меня – мальчик мой.)Скоро выстрелю в вас поэму.Привкус пороха на губах.Я устал. Закрываю тему.Разрядите меня. Ба-бах!Заколдованный круг (Юрий Ряшенцев)
Площадь круга… Площадь круга… Два пи эр.
– Где вы служите, подруга?
– В АПН.
Юрий РяшенцевГоворит моя подруга, чуть дыша:– Где учился ты, голуба, в ЦПШ[1]?Чашу знаний осушил ты не до дна,Два пи эр – не площадь круга, а длина,И не круга, а окружности притом;Учат в классе это, кажется, в шестом.Ну поэты! Удивительный народ!И наука их, как видно, не берет.Их в банальности никак не упрекнешь,Никаким ключом их тайн не отомкнешь.Все б резвиться им, голубчикам, дерзать.Образованность все хочут показать…Орех (Вадим Сикорский)
Мне больше прочих интересен – я.
Не надо иронических усмешек.
Объект для изученья бытия
я сам себе. Я крепенький орешек.
Вадим СикорскийНе смейтесь! Не впадайте в этот грех.Не кролик я, не мышь, не кот ангорский.Я убедился в том, что я – орех.Не грецкий, не кокосовый – Сикорский!Приятно говорить с самим собой,Впитать себя в себя подобно губке.Вселенная открыта пред тобой,Когда пофилософствуешь в скорлупке,Когда порассуждаешь о мирахБез видимых физических усилий…Но временами наползает страх –Боюсь, как бы меня не раскусили.Береза (Ирина Снегова)
Березы – это женщины земли…
Ирина СнеговаДа, я береза. Ласковая сеньМоя –приют заманчивый до всхлипа.Мне безразлично, что какой-то пеньСказал, что не береза я, а липа.И нипочем ни стужа мне, ни зной,Я все расту; пускай погода злится.Я наливаюсь каждою весной,Чтоб в «Августе»[2] талантливо излиться.Пусть критикна плетень наводит тень,Пусть шевелит зловредными губами.Мы, женщины-березы,каждый деньОбщаемся с мужчинами-дубами.Разговор с вороном (Николай Тряпкин)
Говорят – промчатся годы,
и кругом померкнут воды,
И восходы и закаты
запакуются в багаж;
И фотонные ковчеги
прорыдают в мертвом снеге,
А потом за пылью Млечной
промерцают, как мираж.
Николай ТряпкинКак-то в полночь за деревнейя сидел на лавке древней,И, чего-то вспоминая,кой о чем подумал я.Вдруг летит из мрака птица,на плечо ко мне садится,И скажу я вам, ребята,обмерла душа моя.Я сказал ей: «Птичка божья,ты на всех чертей похожа,На испуг берешь поэта,чтоб тебя, нечистый дух!Отвечай-ка мне без спора,буду ль я прославлен скоро,И когда по всей Россииобо мне промчится слух?»Погрустнела ворон-птица,головою вниз клонится,Жутко стало отчего-то;темнота вокруг и тишь…Наконец, расправив перья,скрипнув клювом, точно дверью, –Nevermore! – прокаркал ворон,что по-русски значит «шиш».Чудеса перевода
Где ты, где я? (Михаил Квливидзе / Белла Ахмадулина)
О, уезжай! Играй, играй
в отъезд. Он нас не разлучает.
О глупенькая! Рви цветы,
спи сладко иль вставай с постели.
Ты думаешь, что это ты
идешь проспектом Руставели?
А это я.
Михаил Квливидзе. Из стихотворения «Я и ты» в переводе Беллы АхмадулинойЧитатель мой! Ты взят в полон,ты на дуэль талантов вызван.Ты думаешь, что это – он,грузинский лирик М. Квливидзе!Но здесь и не было его.Кавказский дух его не бродитмеж этих строк. И оттогоздесь чудеса. Здесь переводят!О, размышляй, идя домой,кто все так дивно усложняет!Кого тебе, читатель мой,все это – о! – напоминает?Здесь горестно рука мояпрошлась по подлиннику смело…Сие писал не он, а я,о Ахмадулина, о Белла!Песня о наших делах (Сильва Капутикян / Евгений Евтушенко)
А где-то праздничные, разные,
забившись тихо в уголки,
в земле таились камни радости,
как бы под пеплом угольки.
Сильва Капутикян. Из стихотворения «Песня о наших камнях» в переводе Евгения ЕвтушенкоМы занимались переводами,переводя друзей своих.И появились в периодикестихи –не наши и не их.А мы поэзию армянскуюпереводили – кто бы знал! –и люди плакали, как маленькие,влюбленные в оригинал.А мы, натруженные, разныеи где-то праздные вразрез,вгоняли в строфы рифмы радостные,как будто только с Братской ГЭС!Моя топография (Матвей Грубиан / Ярослав Смеляков)
Не ради шутки в общем разговоре,
Не для того, чтоб удивить семью,
Хотел бы я на побережье моря
Поставить типографию свою.
Матвей Грубиан. Из стихотворения «Моя типография» в переводе Ярослава СмеляковаНе ради перевыполненья плана,Не для того, чтоб прокормить семью,Хочу в стихи Матвея ГрубианаПоставить интонацию свою.Его стихи я строго обстругаю,Сначала, впрочем, строго подпилю,Где надо – по-отцовски обругаю,Где надо – безответно полюблю.Тогда сосредоточенно и рьяноЗаговорит под грохот молотковСтихами Ярослава ГрубианаПоэт Матвей Васильич Смеляков!
Церковноприходская школа
«Август» – книга стихов И. Снеговой.