Плоды вдохновения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4
Из книги «Пегас – не роскошь» (1979)
Весь в голубом (Константин Ваншенкин)
Меж бровями складка.
Шарфик голубой.
Трепетно и сладко
Быть всегда с тобой.
Константин ВаншенкинМне мила любаяЧерточка твоя,Словно голубаяЛирика моя.Трепетна и томна,Чуточку сладка,Несколько альбомна,Капельку горька.Я всегда с тобою.Ты всегда со мной.Небо голубое,Шарфик голубой.Быть с тобою сладко.Ты мила, я мил.Острая нехваткаРозовых чернил.Мой пес и я (Владимир Костров)
Витой веревочкой доверья
Ко мне привязан старый пес.
Его глаза – глаза не зверя –
Все понимают наугад.
Он верит в то, во что я верю,
И рад тому, чему я рад.
Владимир КостровМой пес и я!Нельзя словамиНас достоверно описать.Есть много общего меж нами –Чутье и верность, ум и стать.Есть даже общее в обличье,Не то чтоб сходство, а чуть-чуть…Но ряд существенных различийЯ не могу не подчеркнуть.Не курит он, хоть это жалко,А то ведь мог бы угощать.Мой пес не ездит на рыбалкуДенька на три, четыре, пять…Все понимает он отлично,Но молчуном слывет зато.Он ест все то, что я обычно,Но пьет совсем, совсем не то…Короче, лишена собакаНам, людям, свойственных грехов.Но что ценней всего, однако,–Не пишет, умница, стихов!День в гиперборее (Юнна Мориц)
Как у нас в Гиперборее,Там, где бегают кентавры,Соблазнительные феиДнем и ночью бьют в литавры.Там лежит раскрытый томик,Не прочитанный Сатиром.Там стоит дощатый домик,Называемый сортиром.Одиссей свое отплавал,Греет пузо под навесом.Перед богом хитрый дьяволТак и ходит мелким бесом.Едут музы в Сиракузы,Не убит еще Патрокл.На Олимпе в моде блюзы,Гоголь-моголь и Софокл.Зевс в объятиях Морфея,Вельзевул песочит зама.Незаконный сын ОрфеяСпит, наклюкавшись бальзама.Сел Гомер за фортепьяно,Звон идет на всю катушку.Посреди дубравы рьяноСоблазняет бык пастушку.Пляшет Плоть в обнимку с Духом,Сладко чмокая и блея.А в углу, собравшись с духом,Сочиняю под Рабле я…Покамест я… (Станислав Куняев)
…Мы будем жить, покамест Пушкин с нами,
мы будем жить, покамест с нами Блок.
…И нищим надо подавать,
покамест есть они на свете.
Станислав КуняевПокамест Пушкин есть и Блок,литература нас врачует.Литература нам не впрок,покамест Кобзев есть и Чуев.Покамест все чего-то ждут,и всяк покамест что-то ищет.Покамест нищие живути на кладбище ветер свищет.Мы будем жить, а выйдет срок,то пусть земля нам будет пухом.И в жизни тот не одинок,кто уважает нищих духом.Покамест жив, цени свой труд,в бессмертье душу окуная…А пародисты не умрут,покамест не иссяк Куняев.Не до Европ (Ольга Фокина)
Мне рано, ребята, в Европы
Дороги и трассы торить…
Ольга ФокинаМне рано в Европы, ребята,Меня не зови, Лиссабон:Мне ехать еще рановатоВ Мадрид, Копенгаген и Бонн.Билет уж заранее купленВ деревню, где буду бродить.Не сетуйте, Лондон и Дублин,Придется уж вам погодить.Мужайся, красавица Вена,Боюсь, мы не свидимся, Киль…Ведь мне, говоря откровенно,Милей вологодская пыль.Не ждите, Альпийские горы,Не хнычьте, меня не виня…Какие поди разговорыВ Европах идут про меня!Смеются Женева и Канны,От смеха Афины в слезах:– Мадам, вам действительно рано,Сидите в своих Вологдах…Делай, как я (Александр Кушнер)
Когда, смахнув с плеча пиджак,
Ложишься навзничь на лужок, –
Ты поступаешь, как Жан-Жак,
Философ, дующий в рожок.
Александр КушнерКогда пьешь кофе натощакИ забываешь о еде,Ты поступаешь, как Бальзак,Который Оноре и де.Когда в тебе бурлит сарказмИ ты от гнева возбужден,Ты просто вылитый Эразм,Что в Роттердаме был рожден.Когда, освободясь от брюк,Ложишься навзничь на диван,То поступаешь ты, мой друг,Как мсье Гюи де Мопассан.Когда ты вечером одинИ с чаем кушаешь безе,Ты Салтыков тире ЩедринИ плюс Щедрин тире Бизе.Когда ж, допустим, твой стишокИзящной полон чепухи,То поступаешь ты, дружок,Как Кушнер, пишущий стихи.Расплата (Владимир Сергеев)
Быть может, я, сегодняшний, не прав,
И женщина совсем не виновата.
Быть может, на меня, за грубый нрав.
Как самосвал, наехала расплата?
Владимир СергеевБыть может, я опасность прозевал,А может быть, дорога виновата,Но на меня наехал самосвал,И я подумал: вот она, расплата!За то, что был я с женщинами крут,За грубый нрав – солдат ведь, не овечка.В стихи мои доныне так и прутСоленые солдатские словечки…И я сказал, отряхивая пыльИ глядя на обломки самосвала:– Вы верьте мне.Так было.Это – быль.Хоть не могло так бытьи не бывало…Девушки и женщины (Валентин Сорокин)
Влюбчивый, доверчивый, земной,
Я один виновен перед вами,
Женщины, обиженные мной,
Девушки с печальными бровями.
Валентин СорокинВлюбчивый, доверчивый, земной,Я достоин пращура Адама.Девушки, обиженные мной,Вы уже не девушки, а дамы.У одной – бедою сомкнут рот,Чистый лоб печален и бескровен.У другой – совсем наоборот:Грустные глаза, ресницы, брови.А у третьей – скулы сведеныИ ночами мучает одышка,А у этой – легкие больныИ растет разбойником парнишка.Ометелен, знойчат и фырчист[3],Не плененный скукой, как и все мы,Женщины, я перед вами чист,Не могу ясразу быть со всеми!Я вас всех по-прежнему люблю,Сердце по кусочкам растащили…Только об одном судьбу молю:Только быжене не сообщили…Для тех, кто спит (Яков Белинский)
Спит острословья кот.
Спит выдумки жираф.
Удачи спит удод.
Усталости удав.
Яков БелинскийСпит весь животный мир.Спит верности осел.Спит зависти тапир.И ревности козел.Спит радости гиббон.Забвенья спит кабан.Спит хладнокровья слон.Сомненья пеликан.Спит жадности питон.Надежды бегемот.Невежества тритон.И скромности енот.Спит щедрости хорек.Распутства гамадрил.Покоя спит сурок.Злодейства крокодил.Спит грубости свинья…Спокойной ночи всем!Не сплю один лишь я…Спасибо, милый Брем!Восточное пристрастье (Елена Николаевская)
…Под солнцем – горы в белой дымке,
Под снегом – теплая земля,
И липы на Большой Ордынке,
И в Ереване – тополя…
Елена Николаевская…Нет, что ни говори, недаром,Дыханья не переводя,Сижу, с волнением и жаромСтихи друзей переводя.Как свет, как ощущенье счастья,Вошло, как видно, в плоть моюВполне восточное пристрастье:Все что увижу – то пою…Живут в Армении армяне,Грузины в Грузии живут.В Москве в «Ромэн» живут цыгане,Они танцуют и поют.У молодых соседей – Надька,Дочурка, ростом не видна.И в Киеве, конечно, дядька,А в огороде – бузина.Один мой друг, явив отвагу,Сказал мне, осушив стакан:– Переводи, но не бумагу,Прошу тебя, Елена-джан[4]!Маясь животом (Лев Ошанин)
Смотрел сегодня танец живота.
Красивая девчонка, да не та,
Что спать не даст одной короткой фразой.
Восточная красавица, прости.
Восточная красавица, пусти
К непляшущей, к нездешней, к светлоглазой.
Лев ОшанинВ далекой экзотической стране,Где все принципиально чуждо мне,Но кое-что достойно уваженья,Смотрел сегодня танец живота.Живот хорош, но в общем – срамота.Сплошное, я считаю, разложенье!Не отведя пылавшего лица,Я этот ужас вынес до конца,Чуть шевеля сведенными губами:Восточная красавица, зачемТы свой живот показываешь всем?!С тобой бы нам потолковать на БАМе…Восточная красотка хороша!Но кровью облилась моя душа,Ведь так недалеко и до конфуза…Халат взяла бы или хоть пальто,А то нагая… Это же не то,Что греет сердце члена профсоюза!Восточная красавица, прости,Но я хотел бы для тебя найтиДостойное эпохи нашей дело.Чтоб ты смогла познать любовь и труд,Но я боюсь, что этот факт сочтутВмешательством во внутреннее тело…Разговор (Римма Казакова)
Бесконечными веками –
есть на то причина –
разговаривал руками
любящий мужчина.
Римма КазаковаПовстречался мне нежданнои лишил покоя.И что я ему желаннапоказал рукою.Молча я взглянула страстно,слова не сказалаи рукой, что я согласна,тут же показала.Образец любовной страстинами был показан.Разговор влюбленным, к счастью,противопоказан.А потом горела лампа,молча мы курили,молча думали: «И ладно,и поговорили…»Так вот счастье и куетсяиздавна, веками…Всем же только остаетсяразвести руками.Путь к мудрости (Алексей Марков)
Всю ночь себя четвертовал
И вновь родился утром.
Бескомпромиссно-твердым стал
И молчаливо-мудрым.
Алексей МарковВсю ночь себя колесовал,Расстреливал и вешал.Я так себя разрисовал,Что утром сам опешил.Зато когда наутро встал –Совсем другое дело!Душою за ночь мягким стал,А тело – затвердело.Молчанье гордое храня,Я сел на одеяло.Бескомпромиссностью меняОбратно обуяло!И – дальше больше! – мудрость вдругВо мне заговорила.И снова ахнули вокруг:– А вот и наш мудрило!Он может, но… (Николай Доризо)
Нет, жив Дантес.
Он жив опасно,
Жив
вплоть до нынешнего дня.
Ежеминутно,
ежечасно
Он может выстрелить в меня.
Николай ДоризоСанкт-Петербург взволнован очень.Разгул царизма.Мрак и тлен.Печален, хмур и озабоченБарон Луи де Геккерен.Он молвит сыну осторожно:– Зачем нам Пушкин?Видит бог,Стреляться с кем угодно можно,Ты в Доризо стрельни,сынок! –С улыбкой грустной бесконечноДантесвзирает на него.– Могу и в Доризо,конечно,Какая разница,в кого… –Но вдруглицо его скривилось,И прошептал онкак во сне:– Но кто тогда,скажи на милость,Хоть словомвспомнит обо мне?!..Ужин в колхозе (Давид Самойлов)
– Встречай, хозяйка! – крикнул Цыганов.
Поздравствовались. Сели.
В мгновенье ока – юный огурец
Из миски глянул, словно лягушонок.
А помидор, покинувший бочонок,
Немедля выпить требовал, подлец.
– Хозяйка, выпей! – крикнул Цыганов.
Он туговат был на ухо.
Давид Самойлов– Никак Самойлов! – крикнул Цыганов(Он был глухой). – Ты вовремя, ей-богу!Хозяйка постаралась, стол готов,Давай закусим, выпьем понемногу…А стол ломился! Милосердный бог!Как говорится: все отдай – и мало!Цвели томаты, розовело сало,Моченая антоновка, чеснок,Баранья ножка, с яблоками утка,Цыплята табака (мне стало жутко),В сметане караси, белужий бок,Молочный поросенок, лук зеленый,Квашеная капуста! Груздь соленыйПодмигивал как будто! ВетчинаБыла ошеломляюще нежна!Кровавый ростбиф, колбаса салями,Телятина, и рябчик с трюфелями,И куропатка! Думаете, вру?Лежали перепелки как живые,Копченый сиг, стерлядки паровые,Внесли в бочонке красную икру!Лежал осетр! А дальше – что я вижу! –Гигант омар (намедни из Парижа!)На блюдо свежих устриц вперил глаз…А вальдшнепы, румяные как бабы!Особый запах источали крабы,Благоухал в шампанском ананас!..«Ну, наконец-то! – думал я. – Чичас!..Закусим, выпьем, эх, святое дело!»(В графинчике проклятая белела(!)Лафитник выпить требовал тотчас!Я сел к столу… Смотрела Цыганова,Как подцепил я вилкой огурец,И вот когда, казалось, все готово,Тут Иванов (что ждать от Иванова?!)Пародией огрел меня, подлец!..Али я не я (Борис Примеров)
Окати меня
Алым зноем губ.
Али я тебе
Да совсем не люб?
Борис ПримеровКак теперя яЧто-то сам не свой.Хошь в носу ширяй,Хошь в окошко вой.Эх, печаль-тоска,Нутряная боль!Шебуршит мысля:В деревеньку, что ль?У меня МоскваДа в печенках вся.И чего я в ейОшиваюся?..Иссушила кровьМаета моя.И не тута я,И не тама я…Стал кумекать я:Аль пойтить в собес?А намедни мнеГолос был с небес:– Боря, свет ты наш,Бог тебя спаси,И на кой ты бесСтилизуисси?!..О пользе скандалов (Евгений Долматовский)
Что делать со стихами о любви,
Закончившейся пошленьким скандалом?
Не перечитывая, разорви,
Отдай на растерзание шакалам.
Евгений ДолматовскийНи разу малодушно не винилЯ жизнь свою за горькие уроки…Я был влюблен и как-то сочинилИзбраннице лирические строки.Скользнула по лицу любимой тень,И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий…Последнее, что видел я в тот день,Был черный диск чугунной сковородки.Скандал? Увы! Но я привык страдать,Поэтам ли робеть перед скандалом!А как же со стихами быть? ОтдатьНа растерзанье критикам-шакалам?Насмешек не боюсь, я не такой;Быть может, притвориться альтруистом,Свои стихи своею же рукойВзять и швырнуть гиенам-пародистам?Но я мудрей и дальновидней был,Я сохранил их! И в тайник не спрятал.Не разорвал, не сжег, не утопил,Не обольщайтесь – я их напечатал!Я и Соня, или Более чем всерьез (Роберт Рождественский)
Мог ногой
топнуть
и зажечь
солнце…
Но меня
дома
ждет
Лорен Софа.
Роберт Рождественский. Из книги «Всерьез»…А менядомаждетЛорен Соня.Мне домойтопать –что лететьк солнцу.А онав слезы,скачет как мячик:– Что ж ты такпоздно,милый моймальчик? –Я ейспокойно:– Да брось ты,Соня…Постели койкуи утрисопли. –А она плачет,говорит:– Робик!.. –и –долой платье,и меня –в лобик…Задремалутром,так усталза ночь…Вдруг менябудтокто-тохватьза нос!Рвут менякогти,крики:– Встань,соня!Я тебе,котик,покажуСоню!!Дерзновенность (Екатерина Шевелева)
Жизнь коротка. Бессмертье дерзновенно.
Сжигает осень тысячи палитр.
И, раздвигая мир, скала Шопена
Во мне самой торжественно парит.
Екатерина ШевелеваЗдоровье ухудшалось постепенно,Районный врач подозревал гастрит.Но оказалось, что скала ШопенаВо мне самой торжественно парит.Ночами я особенно в ударе,Волшебный звук я издаю во сне;Но это просто скрипка СтрадивариСама собой пиликает во мне.И без того был организм издерган,В глазах темно и в голове туман…И вот уже во мне не просто орган –Нашли собора Домского орган!Потом нашли палитру Модильяни,Елисавет Петровны канапе,Подтяжки Фета, галстук Мастроянни,Автограф Евтушенко и т.п.Врачи ломали головы. ОднакоРентгеноснимок тайну выдает:Представьте, что во мне сидит собакаКачалова! И лапу подает!Непросто изучить мою натуру,Зато теперь я обучаю всласть,Во-первых, как войти в литературу,И во-вторых, – в историю попасть.Пенелопа (Андрей Дементьев)
Ее улыбка неземная
звучит, как исповедь моя…
И Афродита это знает
и не уходит от меня.
Андрей Дементьев. «Афродита»Хоть о себе писать неловко,но я недаром реалист;ко мне пристала Пенелопа,как, извиняюсь, банный лист.Она такая неземная,и ясный взгляд, и чистый лоб.И я, конечно, это знаю:что я, не знаю Пенелоп?!Я долго думал: в чем причинамоих успехов и побед?Наверно, я такой мужчина,каких и в Греции-то нет…До этого была Даная…За мной ходила целый год.И Афродита это знает,но от меня не отстает.Шла бы ты домой, Пенелопа!Воздаяние (Василий Федоров)
Пропою про урожаи
И про Вегу, как фантаст.
Глядь, какой-нибудь Державин
Заприметит
И воздаст.
Василий ФедоровШел я как-то, трали-вали,С выраженьем на лице.И подумал: не пора лиСдать экзаменЗа лицей?Как-никак я дока в лирах,Правда, конкурс – будь здоров!Много этих… в вицмундирах,Как их там?..Профессоров.В жар кидает… Вдруг сомлею,Не попасть бы тут впросак.По-французски не парлею,Знамо,Истинный русак!Стар Державин.Был, да вышел…Как бы в ящик не сыграл…На середку тут я вышел,В груди воздуху набрал,Как запел про урожаиДа про Вегу как пошел!..Посинел старик Державин,Крикнул: «Ах!» –И в гроб сошел.Посвящение Ларисе Васильевой
…я оставляю это дело,
верней, безделицу – стихи.
Вот только пародист в убытке,
а он с меня не сводит глаз…
Но он утешится, неверный,
с другим, а может быть, с другой…
Лариса Васильева. «Посвящение Александру Иванову»Увы, сатиры нет без риска,с годами множатся грехи…Ужель Васильева Ларисаперестает писать стихи!..Неужто буду я в убыткеи пробил мой последний час?..И впрямь ее творений слиткидороже золота подчас.Прощай, созданье дорогое,мы были вместе столько лет!С другим, тем более с другоювовек я не утешусь. Нет,я жить могу и дальше смело,мне не пристала роль скупца:того, что ты создать успела,с лихвой мне хватит до конца!Стоеросовый дубок (Владимир Гордейчев)
…Днем весенним таким жаворонистым
я на счастье пожалован был.
Колоколило небо высокое…
Раззеленым дубком стоеросовым
возле деда я выстоял год.
Владимир ГордейчевЛягушатило пруд захудалистый,булькотела гармонь у ворот.По деревне, с утра напивалистый,дотемна гулеванил народ.В луже хрюкало свинство щетинисто,стадо вымисто перло с лугов.Пастушок загинал матерщинисто,аж испужно шатало коров.Я седалил у тына развалистои стихи горлопанил им вслед.На меня близоручил мигалистоМой родной глухоманистый дед.– Хорошо! – бормотал он гундосово,ощербатя беззубистый рот. –Только оченно уж стоеросово,да иначе и быть не могет…Душа в теле (Эдуард Асадов)
…Как возможно с гордою душой
Целоваться на четвертый вечер
И в любви признаться на восьмой?!
Пусть любовь начнется. Но не с тела,
А с души, вы слышите, – с души!
Эдуард АсадовДевушка со взглядом яснозвездным,День настанет и в твоей судьбе.Где-то, как-то, рано или поздноПодойдет мужчина и к тебе.Вздрогнет сердце сладко и тревожно.Так чудесны девичьи мечты!Восемь дней гуляйте с ним – и можноНа девятый перейти на «ты».Можно день, допустим на тридцатыйЗа руку себя позволить взять.И примерно на шестидесятыйВ щеку разрешить поцеловать.После этого не увлекаться,Не сводить с мужчины строгих глаз.В губы – не взасос – поцеловатьсяВ день подачи заявленья в загс.Дальше важно жарких слов не слышать,Мол, да ладно… ну теперь чего ж…Так скажи: – Покеда не запишуть,И не думай! Погоди… Не трожь!..Лишь потом, отметив это дело,Весело, с родными, вот теперьПусть доходит очередь до тела.Все законно. Закрывайте дверь.Бес соблазна (Евгений Храмов)
Посмотрите, как красиво эта женщина идет!
Как косынка эта синяя этой женщине идет!
Посмотрите, как прекрасно с нею рядом я иду,
Как и бережно и страстно под руку ее веду!
Евгений ХрамовПосмотрите! Не напрасно вы оглянетесь, друзья!Эта женщина прекрасна, но еще прекрасней я!Эта женщина со мною! Это я ее веду!И с улыбкой неземною это с нею я иду!Посмотрите, как сияют чудных глаз ее зрачки!Посмотрите, как сверкают на моем носу очки!Как зеленое в полоску этой женщине идет!Как курю я папироску, от которой дым идет!Я не зря рожден поэтом, я уже едва дышу,Я об этом, я об этом непременно напишу!Я веду ее под ручку из музея в ресторан.Авторучка, авторучка мне буквально жжет карман!Я иду и сочиняю, строчки прыгают, звеня,Как прекрасно оттеняю я ее, она – меня!Мы – само очарованье! И поэзия сама –Способ самолюбованья, плод игривого ума…Компромисс (Владимир Солоухин)
…Когда б любовь мне солнце с неба стерла,
Чтоб стали дни туманней и мрачней,
Хватило б силы взять ее за горло
И задушить. И не писать о ней.
Владимир СолоухинИтак, любовь. Восторг души и тела.Источник вдохновенья, наконец!И все ж был прав неистовый Отелло:«Молилась ли ты на ночь?..» И – конец.И у меня случилось так. Подперло.Она сильна как смерть. Но я сильней.Хватило б силы взять ее за горлоИ задушить. И не писать о ней!Но, полиставши Уголовный кодекс,Сообразил, что и любовь права.И плюнул я тогда на этот комплекс.И я свободен. И любовь жива.Глоток (Белла Ахмадулина)
Проснуться утром, грешной и святой,вникать в значенье зябкою гортаньютого, что обретает очертаньясифона с газированной водой.Витал в несоразмерности мытарствневнятный знак, что это все неправда,что ночью в зоосаде два гепардадрались, как одеяло и матрац.Литературовед по мне скулит,шурша во тьме убогостью бумаги,не устоять перед соблазном влагизрачком чернейшим скорбно мне велит.Серебряный стучался молотокпо лбу того, кто обречен, как зебратщетою лба, несовершенством зеване просто пить, но совершать глоток!Престранный гость скребется у дверей,блестя зрачком, светлей аквамарина.О мой Булат! О Анна! О Марина!О бедный Женя! Боря и Андрей!Из полумрака выступил босоймой странный гость, чья нищая бездомностьчрезмерно отражала несъедобностьвчерашних бутербродов с колбасой.Он вырос предо мной, как вырастают за ночь грибы в убогой переделкинской роще, его ослепительно белое лицо опалило меня смертным огнем, и я ожила. Он горестно спросил: «Еще глоточек?» Ошеломленная, плача от нежности к себе и от гордости за себя, я хотела упасть на колени, но вместо этого запрокинула голову и ответила надменно: «Благодарю вас, я уже…»
Спросила я: – Вы любите театр? –Но сирый гость не возжелал блаженства,в изгибах своего несовершенстваон мне сказал: – Накиньте смерть ондатр!Вскричала я: – Вы, сударь, не Антей!Поскольку пьете воду без сиропа,не то что я. Я от углов сиротстваоберегаю острие локтей.Высокопарности был чужд мой дух,я потянулась к зябкости сифона,а рядом с ним четыре граммофоназвучанием мой утруждали слух.Вздох утоленья мне грозил бедойза чернокнижья вдохновенный выпорх!О чем писать теперь, когда он выпит,сосудик с газированной водой?!..Крик рака (Виктор Соснора)
Я ли не мудр: знаю язык –
карк врана,
я ли не храбр: перебегу
ход рака…
Виктор СоснораЯ начинаю. Не чих (чу?):чин чином.То торс перса (Аттила, лей!)грех Греки?Не Гамаюна потомок юн:крем в реку,как Козлоногу в узле узд? –злоб зуды.Ироник муки, кумиров кум –крик рака.Не свист стыдобы, не трут утр,карк крика.Не кукареку в реке (кровь!),корм Греке…Неси к носу, а Вы – косой,Вам – кваса.Добряк в дерби – бродягам брод:суть всуе,и брадобрею гибрид бедр –бром с бренди.У Вас зразы (и я созрел!)Псом в Сопот.А языкается заплетык –нак тадо.После сладкого сна (Анисим Кронгауз)
Непрерывно,
С детства,
Изначально
Душу непутевую мою
Я с утра кладу на наковальню,
Молотом ожесточенно бью.
Анисим КронгаузМногие(Писать о том противно;Знаю я немало слабых душ!)День свой начинают примитивно –Чистят зубы,Принимают душ.Я же, встав с постели,ИзначальноСам с собою начинаю бой.Голову кладу на наковальню,Молот поднимаю над собой,Опускаю…Так проходят годы.Результаты, в общем, неплохи:Промахнусь – берусь за переводы,Попаду –Сажусь писать стихи…Сам себе звезда (Егор Самченко)
И снова на дорогу
Один я выхожу.
Какая это мука,
Когда рука молчит,
Когда звезда ни звука
Звезде не говорит.
Егор СамченкоЯ вышел на дорогуОдин без дураков.Пустыня внемлет богу,Но я-то не таков!Лежит на сердце камень,А звезды ни гугу…Но уж зато рукамиЯ говорить могу.У классиков житухаБыла… А что у нас?Заместо глаза ухо,Заместо уха глаз…Мне, правда, намекали,Мол, не пиши ногой,Не говори руками,А думай – головой!Все может быть (Дмитрий Смирнов)
Я Микеланджело, быть может,
Родившийся опять на свет.
Я, может быть, Джордано Бруно
Или Радищев новых лет.
Дмитрий СмирновВсе может быть.Да, быть все может.Поставят столб. Вокруг столба,Который хворостом обложат,Сбежится зрителей толпа.Произнесет сурово словоЛитературоведов суд.Поэта Дмитрия СмирноваИз каземата принесут.И к делу подошьют бумажкиИ, давши рвению простор,Литфонд торжественно бедняжкеВручит путевку на костер.Сгорит Смирнов…Великий боже,Ты воплям грешника не внял…За что его? А все за то же:За то, что ересь сочинял.Уход Фонякова из дома рано утром по своим делам (Илья Фоняков)
Парк пел и плакал на ветру
До полшестого.
Хватились в доме поутру:
Нет Льва Толстого.
Куда ж девался Лев Толстой?
Ведь не иголка…
Ведь как-никак – «Война и мир»
И «Воскресенье»…
Илья ФоняковПарк пел и плакал на ветру,Выл бестолково.Хватились в доме поутру:Нет Фонякова!В саду следы от башмаков…Стол, кресло, полка.Куда ж девался Фоняков?Ведь не иголка.Вон приготовлена едаИ стынет кофе.Неужто сгинул навсегда,Как на Голгофе?!Все в панике, кричат: «Эге!» –Ворон пугают.Ведь как-никак спецкор «ЛГ»,Стихи слагает!Неужто вышел просто такИ не вернется?Ведь он писатель как-никак,Он издается!Ушел, быть может, как Толстой,Судьбу почуяв?Ведь как-никак не Островой,Не Феликс Чуев!И только дворник дед ЕгорСтоит смеется:– Да просто вышел он во двор,Сейчас вернется…На пути к себе (Вадим Шефнер)
Говорят, что плохая примета
Самого себя видеть во сне.
Прошлой ночью за час до рассвета
На дороге я встретился мне.
Вадим ШефнерБезусловно не веря приметам,Чертовщиной мозги не губя,Тем не менее перед рассветомНа дороге я встретил себя.Удивился, конечно, но все жеУдивления не показал.Я представился: «Шефнер». Я тожеПоклонился и «Шефнер» сказал.Мы друг другу понравились сразу.Элегантны и тот и другой.Я промолвил какую-то фразу,Я ответил и шаркнул ногой.Много в жизни мы оба видали,Но свидание пользу сулит.Я себе рассказал о Дедале,Я поведал себе о Лилит.Я и я очарованы были,Расставались уже как друзья.Долго шляпы по воздуху плыли,Долго я улыбался и я.К чудесам мы приучены веком,Но такое – непросто суметь!С умным, знаете ли, человекомУдовольствие дело иметь!Кремень с гаком (Егор Исаев)
По мотивам поэмы «Даль памяти»
А день-то бы-ыл!Не день,А праздник вечный,Коси, коса!А что ж, оно ведь так!А что коса?Коса, она конечно,На то она, коса, и есть.Не гак.А гак-то как? И то сказать,Со смаком!А смак – он что?Да просто – смак и смак.Не упредишь,Ведь он-то – гак за гаком! –Изглубока, горстьми,На то и гак!А ежли конь?Он что? Да тут и вовсе,Навроде да. Не конь, а помело.Куда за ним? Да некуда…А возит!Оно ведь так. Куда ж его?..ТяглоИз тех времен… А без тягла?Не в паре жТащиться с ним! А душу – распотешь!И – градус внутрь! Нутро –Его ожваришь –И с перецоком – в тень!А гак-то где ж?Забыли, что ль?Куда там!Не иголка,Степану что? И Нюрка – нипочем.Не охмуришь! Оно ведь не без толку,Не в баню!Не заманишь калачом.Поехали!Да те ль они, ворота?А ну-ка, тпру!Ищи их, тормоза…И – вот оно! С налета, с поворота –Кувырк! –Разрыв-трава, кремень-слеза.Эксперимент (Виктор Парфентьев)
Распад во много тысяч лет
Эквивалентен дням разлада,
Ведь человек не элемент,
Недели хватит для распада.
Виктор ПарфентьевСо вторника экспериментКак начался, так не кончался…И так как я не элемент,То к понедельнику распался.Глядела горестно женаГлазами обреченной птицы,Как быстро муж распался наЭлементарные частицы.Непрочен наш материал,Точней, он вовсе пустяковый…И по частицам собиралМеня инспектор участковый.Не зря один интеллигентСказал, сомнения развеяв:– Парфентьев – это элемент,Не знал о коем Менделеев…Кое-что о потолке (Вадим Кузнецов)
Выпью вечером чаю,
в потолок посвищу.
Ни о ком не скучаю,
ни о чем не грущу.
Вадим КузнецовЯ живу не скучаю,сяду в свой уголок,выпью вечером чаюи плюю в потолок.От волнений не ежусь,мне они нипочем.Ни о чем не тревожусьи пишу ни о чем…Выражаю отменносамобытность свою.Посижу вдохновеннои опять поплюю.Наблюдать интересно,как ложатся плевки…Да и мыслям не тесно,да и строчки легки.Чтим занятия те мы,что пришлись по нутру.Есть и выгода: темыс потолка я беру.И плевать продолжаюсмачно,наискосок.Потолок уважаю!К счастью, мой – невысок…Архивная быль (Владимир Рецептер)
Терпенья и мужества впрок накопив
и перед судьбою смиренья,
спускайся, верней, поднимайся в архив,
спроси номерное храпенье…
Владимир Рецептер. «Архив»Терпенья и мужества впрок накопив,душою возвышен и тонок,как ныне сбирается прямо в архивнаш интеллигентный потомок.Хватило бы только старанья и силв бесценные вникнуть страницы…И вдруг, замирая, потомок спросил:– А где тут Рецептер хранится?Хранитель архива, бессмертных кумир,сказал ему: – Сам удивляюсь!Здесь Пушкин, там Хаустов, ниже – Шекспир,Рецептера нет, извиняюсь!– Да как же! – воскликнул потомок, дрожаи мысленно с жизнью прощаясь. –Ты режешь, папаша, меня без ножа,ведь я ж по нему защищаюсь!Он столько гипотез и столько идей,как помнится, выдвинул славных,что должен среди знаменитых людейв архиве пылиться на равных!Ответил хранитель, взглянув из-под век,спокойным пытаясь казаться:– Не лучше ли вам, молодой человек,за первоисточники взяться…Что делать? (Нина Королева)
Мой первый ненаглядный человек
Был молод, и умен, и человечен…
А мой второй мужчина был красив.
И были годы, полные тревоги…
А третий мой мужчина – был ли он?
И кто он был? Да разве в этом дело!
Нина КоролеваЯ первого забыла. И второйИз памяти ушел, как в лес охотник…А первый, между прочим, был герой.Второй был мореплаватель. Нет, плотник!Мой третий был красив. Четвертый – лыс,Но так умен, что мне с ним было тяжко.Мой пятый строен был как кипарис,И жалко, что загнулся он, бедняжка…Шестой, седьмой, восьмой… Да что же я?Что обо мне подумают отныне?Ведь это все не я, а лишь мояЛирическая слишком героиня!Что делать мне? И что мне делать с ней?Пора бы ей уже остановиться…Мне кажется, необходимо ейНемедленно в кого-нибудь влюбиться!С кем поведешься (Евгений Антошкин)
Меня не так пугают психи –
Они отходчивы,
Смелы.
Боюсь восторженных и тихих:
Одни глупы,
Другие злы.
Евгений АнтошкинНе всем дано понять, возможно,ПолетВозвышенных идей.И мне тоскливо и тревожноСредиВменяемых людей.Совсем другое дело – психи!Порой буйны,Порой тихи.С каким они восторгом тихимБормочут вслухМои стихи!Их жизнь близка мне и знакома,Я среди нихВо всей красе!Я им кричу: – У вас все дома? –Они в ответ кричат:– Не все!Да разве выразить словамиТо, как яУдовлетворен.Ведь я и сам – но между нами! –С недавних порНаполеон!Пропавший день (Александр Шевелев)
Тиха вечерняя равнина,
Звезда вспорхнула надо мной.
Весь день душа была ранима
Красивой женщиной одной.
Александр ШевелевЯ пробудился в девять двадцать,сказав себе: «Пора вставать!»Поел и вышел прогулятьсяпримерно в десять сорок пять.Пешком по Невскому я влекся,порхало солнце надо мной.В двенадцать десять я увлексякрасивой женщиной одной.Пошел за нею. Вдохновеньеснедало грудь. Глаза зажглись.И – о волшебное мгновенье! –в семнадцать тридцать мы сошлисьу гастронома. Так ранимабыла душа на склоне дня!..Она прошла с улыбкой мимои не заметила меня.Пришел домой я, дверью хлопнули понял, севши на диван,что я, дурак, весь день ухлопална изнурительный роман.Бесовские штучки (Юрий Панкратов)
На лугу, где стынут ветлы,
где пасутся кобылицы,
обо мне ночные ведьмы
сочиняют небылицы.
Юрий ПанкратовНечестивы и рогаты,непричесаны и сивы,прибывали делегатына конгресс нечистой силы.Собрались в кружок у дубаи мигали виновато,все пытали друг у друга:– Братцы, кто такой Панкратов?!Ведьм немедля допросили:– Что за шутки, в самом деле? –Но они заголосили:– Ночью мы не разглядели!..Домовой пожал плечами,в стенограмме бес напутал.Водяной сказал, скучая:– Может, кто его попутал?..Делегаты повздыхали, –тут сам черт сломает ногу!И хвостами помахали,и послать решили… к богу!…Обижаться я не вправе,но придется потрудиться,о своей чертовской славесочиняя небылицы.Сколько будет дважды два (Лев Куклин)
Я немало дорог истоптал в этом мире,
И на собственной шкуре я понял зато:
Дважды два – не всегда в нашей жизни четыре,
А порою – и пять.
А бывает – и сто.
Лев КуклинЯ когда-то мечталинженером стать горным,В этом деле хотел получить я права.Но везде мне вопрос задавали упорно:– Сколько будет, товарищ Куклин,дважды два?– Пять! – всегда отвечал я упрямо и гордо,В эту цифру вложив темперамент и злость.Инженером, увы, а тем более горным,К сожалению,так мне и не довелось…Я хотел быть актером, врачом и матросом,Стать ботаником чуть не решил я едва.И повсюду меня изводили вопросом:– Сколько будет, товарищ Куклин,дважды два?Улыбались, не то еще, дескать,мы спросим…Стал везде отвечать я по-разному всем:«Шесть», «одиннадцать», «тридцать один»,«сорок восемь»,Как-то сам удивился, ответив: «Сто семь!»Кто, не помню,помог мне однажды советом,Поклониться советчику рад и сейчас:– Ваш единственный путь – становитьсяпоэтом,Ибо уровень знаний подходит как раз…И с тех пор я поэт. Сочиняю прилично.Издаюсь, исполняюсь,хоть в мэтры бери…Я, конечно, шутил, ибо знаю отлично:Дважды два – как известно и школьнику – три!На задворках (Евгений Елисеев)
Выйдешь на задворки
и стоишь как пень:
до чего же зоркий,
лупоглазый день!
А потянешь носом –
ух ты, гой еси!..
Евгений ЕлисеевКто-то любит горки,кто-то – в поле спать.Я люблю задворки –чисто благодать!Дрема дух треножитцельный божий день.Всяк стоит как может,я стою как пень.Думать – энто точно –лучше стоя пнемвислоухой ночью,лупоглазым днем.Бьешься над вопросом,ажно вымок весь.А потянешь носом –хоть топор повесь.Хорошо, укромно,как иначе быть…Тут мысля истомна –инда да кубыть.Если ж мыслей нету,господи спаси,выручить поэтаможет «гой еси»!Тайна жизни (Василий Захарченко)
Я часто замираю перед тайной.
Ей имя – жизнь.
В разрядах молний, в грохоте грозовом,
В рассоле огнедышащей планеты
Родился крохотный комочек жизни –
Икринка, сгусток…
Василий ЗахарченкоЯ часто замираю перед тайной,Я бы назвал ее – преображенье.Загадочнее тайны нет нигде.…Немыслимо бывает пробужденье:Глаза разлепишь – что за наважденье? –Лежать лежишь, но неизвестно где…А в голове – все бури мирозданья,Да что там бури – просто катаклизмы,Как написал бы Лавренев – разлом!Глаза на лбу, в них молнии сверкают,Язык шершавый, в членах колотун,Ни встать ни сесть,Во рту бог знает что,Не то Ваала пасть, не то клоака,Выпрыгивает сердце из груди,И что вчера случилось – помнишь смутно…И тут, я вам скажу, одно спасенье,Верней сказать, единственное средство.Берешь его дрожащими рукамиВ каком-нибудь вместительном сосуде,Подносишь к огнедышащему рту!..Струится он, прохладный, мутноватый,Грозово жгучий, острый, животворный!..Захлебываясь, ты его отведал –И к жизни возвратился и расцвел!Есть в жизни тайна!Имя ей – рассол.Смертельный номер (Лада Одинцова)
Весна, весна, – хоть горло перережь,
Весна –
Хоть полосни себя по венам.
И жизнь была – заполненная брешь,
Любовь была – случайна и мгновенна.
Лада ОдинцоваСебя я странно чувствую весной:Весна –А я ищу глазами ветку.Веревку взять бы, в петлю головойИ – ножками отбросить табуретку…Без этих грез я не живу и дня,Приходит лето, соловьям не спится.Кто в отпуск, кто на дачу,А меняПреследует желанье утопиться.Про осень я уже не говорю.До одури, до головокруженьяЯ вся в огне,Я мысленно горю,Испытывая зуд самосожженья.Мне хочется зимою в ванну лечь,Не совладав с мгновенною любовью,Вскрыв бритвой вены,Медленно истечьГорячей поэтическою кровью…Вы не волнуйтесь!Это я шучу,Не забывая дать себе отсрочки.О смерти бойко в рифму щебечу,Слова изящно складывая в строчки…Продолжатель (Александр Ревич)
Ты скажешь мне: «Унылая пора»,
Ты скажешь мне: «Очей очарованье».
Александр РевичСкажу тебе: «Унылая пора».Ты скажешь мне: «Очей очарованье».Красиво сказано! Что значит дарованьеИ резвость шаловливого пера!Продолжу я: «Приятна мне твоя…»«Прощальная краса», – ты мне ответишь.Подумать только! Да ведь строки эти жСтихами могут стать, считаю я.«Люблю я пышное…» – продолжу мысль свою.Добавишь ты: «Природы увяданье».Какая музыка! И словосочетанье!Я просто сам себя не узнаю…«В багрец и в золото»! – вскричу тебе вослед.«Одетые леса», – закончишь ты печально…Наш разговор подслушан был случайно,И стало ясно всем, что я – поэт.Призыв (Григорий Корин)
Ты кроши,
кроши,
кроши
Хлебушек на снег,
Потому что воробей
Ест, как человек.
Григорий КоринТы пиши,пиши,пиши,Сочиняй весь век,Потому что пародист –Тоже человек.Он не хочет затянутьТуже поясок.Для неготвои стихи –Хлебушка кусок.Ты пишии мой призывНе сочти за лесть,Потому что пародистТожехочетесть!
Слова принадлежат Вал. Сорокину.
Джан – дорогая (арм.).