Плоды вдохновения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5
Кривое эхо (Из будущей книги)
Лирика с изюминкой (Владимир Цыбин)
Я слышу, как под кофточкой иглятся
соски твои – брусничинки мои,
ты властна надо мною и не властна,
и вновь сухи раскосинки твои…
Владимир ЦыбинТы вся была с какой-то чертовщинкой,с пленительной смешинкой на губах,с доверчинкой до всхлипинки, с хитринкой,с призывной загогулинкой в ногах.Ты вся с такой изюминкой, с грустинкой,с лукавинкой в раскосинках сухих,что сам собою нежный стих с лиринкойслагаться стал в извилинках моих.Особинкой твоей я любовался,вникал во все изгибинки твои,когда же до брусничинок добрался,взыграли враз все чувствинки мои.Писал я с безрассудинкой поэта,возникла опасенка уж потом:вдруг скажут мне: не клюквинка ли этос изрядною развесинкой притом?..В плену ассоциаций (Евгений Винокуров)
Я видел раз в простом кафе нарпита,
как человек корпел над холодцом,
трагическую маску Эврипида
напоминая сумрачным лицом.
Евгений ВинокуровЯ видел, как под ливнем кошка мокла,хотел поймать ее, но не поймал…Она напоминала мне Софокла,но почему его – не понимал.Я видел, как из зарослей укропанавстречу мне однажды вылез крот,разительно напомнивший Эзопаи древний, как Гомер и Геродот.А раз видал, как с кружкою Эсмархастарушка из аптеки шла к метро.Она напоминала мне Плутарха,Вольтера, Острового и Дидро.Я мог бы продолжать. Но почему-тоне захотел… Я шницель уминал,сообразив – но поздно! – что кому-токого-то же и я напоминал!Многоликость (Татьяна Реброва)
Ты думаешь – Джульетта?
Это я.
Я говорю.
Поверь, все доказали
В той драме у Шекспира, где моя
Печаль была в начале той печали
То Маргарита, думаешь, поет?
То я пою.
Татьяна РеброваМне не понятна холодность твоя…Во мне сошлисьвсе небыли и были.Я – это я.Но я – не только я.Во мне живутвсе те, кто раньше были.Ведь это мною очарован мир,Ведь это мне,сыграв на фортепьяно,Провинциальных барышень кумир Сказал:«Ужель та самая Татьяна?»Да, это я.Мы с ней слились в одно,В одно лицо…Но если б только это!Ведь я еще – Изольда и Манон,Коробочка, Офелия, Джульетта.Ту драму,не Шекспира, а моюСыгратьне хватит целого театра.Я – Маргарита.Это я пою.Ты не шути со мной.Я – Клеопатра!И сам Печорин,отдавая честь,Сказал мне «Мадемуазель Реброва!Я, видит бог, не знаю, кто вы есть,Но пишете, голубушка,не ново!»Поэт и табурет (Лев Озеров)
Что думал, как настроен был поэт,
Как он встречал закаты и рассветы,
Навряд ли объяснит нам табурет,
Или чернильница, или штиблеты.
Лев ОзеровПозвольте вам представиться: штиблет.Хозяин мой во мне ходил по свету.Мне табурет сказал, что он поэт,Но вряд ли можно верить табурету.Для табурета, в общем, все равны,Он в смысле кругозора ограничен,Людей он знает с худшей стороны,Поэтому и столь пессимистичен.Хозяин мой во мне встречал рассвет,По лужам шел по случаю ненастья,И вдруг зарифмовал «рассвет» – «штиблет»,Признаться, я был вне себя от счастья!Нет, все же он действительно поэт,Как не воздать бесценному шедевру!Поэта угадал в нем табуретПо одному седалищному нерву!Грустный вечер (Алим Кешоков)
Детских лет моих подружка,
Где тропы висит клинок,
Мчит Шалушка, мчит Шалушка…
………………………………………..
Счет годам ведут кукушки,
И, достав рукой до дна,
Пью с ладони, как из кружки.
Алим КешоковНаша ветхая саклюшкаИ печальна и темна.Где же ты, моя Шалушка,Или выпита до дна?Колыбельная речушка,Или высохла она?Выпью с горя; где же кружка?Здесь, в Литфонде, у окна.Я живу, поэт московский,Кабарде любовь храня.Только жаль, что друг КозловскийПереводит так меня.Перевод читатель кроет,Головой в сердцах крутя.То как зверь он вдруг завоет,То заплачет, как дитя…Родня (Борис Слуцкий)
Мой дядя двоюродный был богпо части починивания сапог.А дедушка, сморщенный, словно трюфель, –маг по изготовлению дамских туфель.Не дворяне и не пирожники –в моей родословной были сапожникидовольно-таки высокого класса.Обуви ими наделана масса.Ее бы хватило обуть СП,Союз композиторов и т.п.Забывать свою родню не годится,и я до сих пор не устал гордиться,что каждый мой небольшой успехобсуждал не литературный цех,а мастера каблуков и подметок,не считая двоюродных теток.Они собирались обычно в среду,чаще к ужину, реже к обедуи рассуждали весьма отменно.Все говорили одновременно.И я с тех пор за собой замечаю:чуть что нацарапаю – к ним спешу.Не люблю говорить: «пишу».Предпочитаю сказать: «тачаю».Антипародия на автопародию (Булат Окуджава)
Жил на свете таракан,был одет в атлас и замшу,аксельбанты, эполеты, по-французски говорил,пил шартрез, курил кальян, был любими тараканшу,если вы не возражаете, без памяти любил.В то же время жил поэт жизнью странной и тревожной,только он любовь такуюописать достойно смог,хоть давно сменил Арбат, ходят слухи, на Безбожный,безобразное названье, как не стыдно, видит бог!Все куда-нибудь идут.Кто направо, кто налево,кто-то станет завтра жертвой, а сегодня – палачом…А пока что тараканшагордо, словно королева,прикасалась к таракану алебастровым плечом.Жизнь, казалось бы, прекрасна! И безоблачна!Но тольков этом мире все непрочно, драмы стали пустяком…Появилась злая дама,злую даму звали Ольга,и возлюбленную пару придавила каблуком.Бейте громче, барабаны!Плачьте, трубы и гобои,о развязке вам поведает серебряный кларнет:значит, жили тараканы,тараканов было двое,было двое тараканов,а теперь обоих нет…Реплика пародиста (Сергей Давыдов)
Очень остроумного и злого
жаль мне пародиста записного,
лучшего эстрадника Москвы.
…есть в нем что-то грустное
и даже
что-то есть еще от тети Даши,
не заведшей
собственных детей.
Сергей ДавыдовПародист немало озадачен,что-то вдруг случилось,не иначе:вдруг да пожалел его поэт!..Он сравнил беднягу с тетей Дашей,видно, осознал,что в жизни нашейгорше доли пародиста – нет.Пародист усталости не знает,пишут все!А он один читаетгоры графоманской чепухи.Легче быть, наверно, землекопом,сутками сидеть над микроскопом,нежели всю жизньчитать стихи.Пародист, конечно, пишет мало.Что и говорить,душа усталаи бумагу портить ни к чему…Да, не вышло из него поэта!И, конечно, за одно за этоможно ставитьпамятник ему!На коне (Марк Лисянский)
Я люблю приезжать в этот город,
И бродить, и ходить не спеша.
Снова скачет надменно и гордо
Всадник Бронзовый мимо меня.
А в Большом Драматическом горько
Плачет Лебедев в роли коня.
Марк ЛисянскийЯ люблю приезжать в этот городС каждым годом сильней и сильней.В город, воздух в котором распоротРжаньем всех знаменитых коней.Я смотрю затуманенным взором,Все навеки запомнить дабы,Вижу Аничков мост, на которомКони Клодта встают на дыбы.Медный всадник по-прежнему скачет,И легенды слагают о нем.В этом городе Лебедев плачет,В БДТ притворяясь конем.На любую вступаю я площадь,Вдоль проспектов гуляю седыхИ себя ощущаю как лошадь,А порою как пара гнедых.Здесь прохлада струится за ворот,Конский запах волнует до слез.Я люблю приезжать в этот город,Ржать, и плакать, и кушать овес.Змеи в черепах (Юрий Кузнецов)
Я пил из черепа отца
За правду на земле…
– Скучное время, – поморщился Гёте и встал.
Взял хворостину и ею меня отстегал.
Юрий КузнецовОдин, как нелюдь меж людьми,По призрачным стопам,Гремя истлевшими костьми,Я шел по черепам.Сжимая том Эдгара По,Как черный смерч во мгле,Как пыли столб, я мчался поОбугленной земле.Еще живой, я мертвым был,Скелет во тьме белел…Из чашечек коленных пил,Из таза предков ел.Блестя оскалами зубов,Зловещи и легки,Бесшумно змеи из гробовПолзли на маяки.Я сам от ужаса дрожал(Сам Гёте мне грозит!)И всех, естественно, пужалЗагробный реквизит.Я шел, магистр ночных искусств,Бледней, чем сыр рокфор…Прочтя меня, упал без чувствЗнакомый бутафор…Рок пророка (Вадим Рабинович)
Кривонос и косорыл,
удивился и смутился:
серафимный шестикрыл
в юном облике явился.
Вадим РабиновичЯ хоть музой и любим,только, как ни ковырялся,шестикрылый серафиммне ни разу не являлся.Вместо этого, уныл,словно он с луны свалился,серафимный шестикрылна распутье мне явился.– Ну-с! – свою он начал речь. –Чем желаете заняться?– Вот хочу жаголом глечь –так я начал изъясняться. –Сочиняю для людей,пред людьми предстал не голым.Так сказать, людца сердейсобираюсь глечь жаголом…Шестикрыл главой поники, махнув крылом как сокол,вырвал язный мой грешык,чтобы Пушкина не трогал.Поток приветов (Анатолий Брагин)
И взрослым, вероятно, баловство
Присуще. Вот свечу я зажигаю…
Недаром вдохновенно Пастернак
Свечу воспел. От Пушкина привет
Она ему, колеблясь, посылала…
Анатолий БрагинБеру свечу. Конечно, баловствоВ наш сложный век – подсвечники, шандалы,Гусарский пир, дуэльные скандалы…Но в этом все же есть и волшебство.Минувший день – сверканье эполет,Порханье дам… Но как не верить знакуСвечи зажженной? Это ж ПастернакуОт Пушкина таинственный привет!..Но вот свеча и мною зажжена.И новый труд в неверном свете начат.Свеча горит… и это что-то значит…Внезапно понял я: да ведь онаГорит не просто так, а дивным светомОт Пастернака мне – ведь я поэт! –Шлет трепетный, мерцающий привет!..Так и живу. Так и пишу. С приветом.Яблоко от яблони (Павел Калина)
Мне эта жизнь явилась садом,
Где я, как яблоко, легко
Упал, почти с корнями рядом,
Да откатился далеко…
Павел КалинаНа ветке яблочком налился,Упал поблизости. Да вотДалече слишком откатился…С тех пор тоска во мне живет.Я сохну без корней и чахну,Мне невозможно без земли.Я тленом, может быть, запахнуОт милой яблони вдали.Как без меня созреет колос?Как расцветет весною сад?Но тут вмешался трезвый голос:– Что за беда? Катись назад!Свое и мое (Диомид Костюрин)
И вот я иду дорогой,
Не чьей-нибудь, а своею,
К друзьям захожу под вечер,
Не к чьим-нибудь, а своим.
Диомид КостюринЯ меряю путь шагами,Не чьими-то, а моими,Ношу я с рожденья имя,Не чье-нибудь, а свое.На мир я смотрю глазами,Не чьими-то, а своими,И все, как поется в песне,Не чье-нибудь, а мое.Вожу я знакомство с музой,Не с чьей-нибудь, а моею,Бывает, стихи слагаю,Не чьи-нибудь, а свои.Иду в ресторан с женою,Не с чьей-нибудь, а своею,Друзья меня ждут под вечер,Не чьи-нибудь, а мои.Я потчую их стихами,Не чьими-то, а своими,Я им открываю душу,Не чью-нибудь, а свою.Стихами по горло сыты,Не чьими-то, а моими,Они вспоминают маму,Не чью-нибудь, а мою…Игра (Лариса Тараканова)
Я любила тебя понаслышке…
Лариса ТаракановаЧто за мука – ни дна, ни покрышки,Как сдержать невсамделишный пыл!..Я любила тебя понаслышке,Ты меня невзаправду любил.Завела я, играя, тетрадку,Карандашик сосед очинил.Я тебя полюбила вприглядку,Ты и этого не оценил.Как бы шла яПо как бы дорожке,Как бы вся задыхаясь от слез.Я писала стихи понарошке,Вы их зря принимали всерьез…Занос (Эдуард Балашов)
Я бросился в тебя, как в реку,
С того моста,
Куда заносит человека
Его мечта.
Эдуард БалашовМой путь причудлив чрезвычайно,Мой путь непрост.Меня мечтой необычайнойВнесло на мост.Не исключение из правилИ не каприз.Я огляделся, грудь расправилИ глянул вниз.Там все искрилось и сверкало, –Текла река.Там ты, раздевшись, загоралаСреди песка.Что еще надо человеку?Зовет мечта.Я бросился в тебя, как в реку,С того моста.Лечу и думаю: давненькоЯ не летал…Но, к сожалению, маленькоНе рассчитал.Летел я правильной кривоюПод плеск волны.Но приземлился головоюНа валуны.Должно быть, слишком разогнался,Устал парить…Встал, отряхнулся, причесалсяИ сел творить.Все путем! (Геннадий Касмынин)
Льды на реке ломает март.
Апрель как вор в законе,
И льдины стаей битых карт
Разбросаны в затоне.
Геннадий КасмынинВ свои права вошла весна,Вокруг светлей и чище.И стаи воробьев, шпана,Спешат на толковище.Грачи, как крестные отцы,Глаза свои таращат,Везде домушники-скворцыУже чего-то тащат.Барыга-мерин погорел –Мужик его треножит.А голубь, фрайер, ожирел,Взлететь и то не может.Лохматый пес сидит как ворИ пайку ест из плошки.Крадется кот как сутенер,На тротуарах – кошки…Ворона, словно человек,Разинула едало.Сорока, падла, будто векСвободы не видала.Всех обогрел весенний свет,Длинны, как сроки, тени…И вот уже сидит поэтИ ботает по фене.Кому кого (Борис Пуцыло)
Не та, что есть, –
Совсем иная
Ты плакала легко во мне.
Себя однажды вспоминая,
Не думай плохо обо мне.
Борис ПуцылоНе ты во мне,А ты – иная,Иная, впрочем, не вполне, –Себя однажды вспоминая,Тебе нашла себя во мне.Не я в тебе,А ты, родная,В моей запутанной судьбе,Меня однажды вспоминая,Себе нашла меня в тебе.Ты плакала,Ты мне внимала,Моя твоя рвалась к себе.Твоя моя не понимала,Того, что я себя в тебе.Косноязычно и занудноТянулись мысли в полусне…И понял я:Конечно, трудноНе думать плохо обо мне.Страсть охоты (Яков Козловский)
Страсть охоты, подобная игу,
И людей покорила и псов…
Занеси меня в Красную книгу,
Словно редкого зверя лесов.
Яков КозловскийВижу ряд угрожающих знаков,В мире зло громоздится на зло.И все меньше становится яков,Уменьшается племя козлов…Добротой в наше время не греют,Жизнь торопят – скорее, скорей!..Жаль, что люди все больше звереют,Обезлюдело племя зверей.Век жестокий, отнюдь не толстовский…Скоро вовсе наступит конец.Лишь останется Яков Козловский,Красной книги последний жилец.Примета века (Лариса Васильева)
И стала я приметой века:
не волновалась, не ждала,
от женщины до человека
довольно легкий путь прошла.
А мой талантливый ребенок
был в непорочности зачат…
Лариса ВасильеваБыла я женщиной. На блюдемне был предложен бабий век.Мне захотелось выйти в люди,И вот теперь я – человек!Оригинальной быть решила,и это удалось вполне,ведь я не стряпала, не шила,поскольку это не по мне.Была допущена в печать я,не поэтесса, не поэт!И непорочного зачатьяпознала редкостный секрет.К несчастью, избежать пеленокдо сей поры никто не смог.Но мой особенный ребенокзато талантливый как бог.И стала я приметой века,везде и всюду на виду.И вот теперь от человекая к божьей матери иду…В это лето (Иван Лысцов)
Падают груши в саду августовском,
Глухо стучат о траву…
В тихой усадьбе, совсем по-толстовски
Я это лето живу.
Иван ЛысцовТворческим духом я нынче питаюсь,Тихою радостью пьян.В славной усадьбе, где я обретаюсь,Множество ясных полян.В теплых лучах золотится деревня,Нежится речка и дол.Добрая баба, как Софья Андревна,Мне собирает на стол.С рани землицу пашу я не сдуру,Круп вытираю коню.Скоро, видать, про Каренину НюруРоман большой сочиню…Про мед и деготь (Галина Чистякова)
Невозможно не заметить
Вам моих блестящих глаз!
У меня медовый месяц!
И уже не в первый раз.
Галина ЧистяковаНе могу понять, хоть тресни,Где вы, юные года?Замечательную песнюХором пели мы тогда:«Юбку новую порвалиИ подбили правый глаз!Не ругай меня, мамаша,Это было в первый раз!»А теперь, прошу заметить,Манны с неба я не жду.У меня медовый месяцДесять месяцев в году!Я с избранниками смелоТо вожусь, то не вожусь.Надоело это дело –Через месяц развожусь.А потом опять как в воду,Не зевай да успевай…Да и что мне ложка меду?Ты цистерну мне давай!Но вину свою за этоМне придется искупать:Могут девушку-поэтаВ бочке дегтя искупать…Если выследить… (Ирэна Сергеева)
Если долго за нами следить,
если наш разговор записать,
то обоих нас надо судить,
но меня за любовь оправдать.
Ирэна СергееваНачинаем с тобой понимать,если долго за нами следить,если выследить нас и поймать,то, конечно, нас надо судить.И хоть ты, мой любимый, не вори на мне не разбоя печать,будет очень суров приговор,громом с неба он будет звучать.Обрекут нас, дабы проучить,ты и я будем вместе страдать:я – пожизненно в рифму строчить,ты – пожизненно это читать…Когда скошено и вылазит (Александр Щуплов)
У меня нахальством плечи скошены
и зрачки вылазят из углов.
Мне по средам снится критик Кожинов
с толстой книгой «Тютчев и Щуплов».
Сегодня я – болтун, задира, циник –
земную тяжесть принял на плечо,
и сам себе – и Лев Толстой, и Цыбин,
и Мандельштам, и кто-то там еще.
Александр ЩупловСобрались вместе Лев Толстой и Цыбин,и Мандельштам, и кто-то там еще.И вроде бы никто из них не циники все что нужно принял на плечо.– Вы кто такой? – у Цыбина Володиспросил Толстой. – Не знаю вас, мой друг,мы в свете не встречались раньше вроде…– А я Щуплов! – ответил Цыбин вдруг.Толстой застыл, сперва лишился слова,потом смутился и сказал: – Постой,не может быть, откуда два Щуплова?Ведь я Щуплов! – промолвил Лев Толстой.Стояли молча рядом два титана.– И я Щуплов! – кричали где-то там.И, чувствуя себя довольно странно:– И я Щуплов! – воскликнул Мандельштам.Вокруг теснилась публика, вздыхала,и кто-то молвил зло и тяжело:– На молодого циника-нахала,должно быть, вновь затмение нашло.Если не я, то кто? (Олег Хлебников)
И так живу в очерченном кругу,
людей по полочкам располагаю
и только одного не понимаю:
как я-то не понравиться могу…
Олег ХлебниковЯ от восторга что ни день горю,меня влечет божественное «эго».Меня зовут как вещего Олега,я о фамилии не говорю.Я сам свою предначертал судьбу,хулить меня не пробуй – труд напрасен.Остановись, мгновенье, я прекрасен!А ты, Нарцисс, перевернись в гробу…Пишу стихи и в зеркало гляжусь,Я сам не свой, я сам с собой не справлюсь.Себе я нравлюсь! А тебе не нравлюсь?!Ты бяка, я с тобою не вожусь!..Давай не говорить (Марина Тарасова)
Давай не говорить о лете,
лоскутик памяти порви.
Сегодня нет со мной
на свете
ни колоска твоей любви.
Марина ТарасоваСудьбы моей поникли перья,любви загнулся колосок.Порвалась ниточка доверья,и выпал дружбы волосок.Подохла в клетке птичка страсти,котенок ласки не поет.И щепочка былого счастьяв корыте памяти плывет.Давай погасим пламя муки,обиды тряпочку порви.Меж нами дырочка разлукии нет ни корочки любви.Ты не смотри на это косо,как ясный полдень на грозу.Ведь я нашла отличный способнемножко выжимать слезу…Парад бессмертных (Игорь Ляпин)
Такое утро светлое, погожее,
Речушка убегает за село.
На Льва Толстого облако похожее
По небосклону медленно взошло.
Игорь ЛяпинДеревня под лучами солнца греется,Какое утро – просто чудеса!А в небесах такое нынче деется –Парад бессмертных, а не небеса!Из леса песня слышится кукушкина,Речушка убегает далеко.Вот облако, похожее на Пушкина,Плывет недостижимо высоко.Вот слышу грохотанье грома близкого,Была погодка, да, глядишь, сплыла…То туча – просто копия Белинского –Сердясь, на тучу Гоголя нашла.Но туча уплыла вослед за тучею,И снова чист и ярок горизонт.Вот облака поменьше, но бегучие –Поделков, Вознесенский, Доризо…Все небеса великими заляпаны,И лишь одно гнетет и душу рвет,Что ничего похожего на ЛяпинаПо небосклону что-то не плывет.