Человеку, пожелавшему научиться игре на СЕКСОфоне, для начала необходима «Кама сутра». Также как Пушкину (поэту) для начала была нужна азбука.
Я родился в тельняшке и с книгой в руках, поэтому роды были тяжелыми. На тельняшку доктора не обратили внимания, а вот книгу отобрали, потому что «Декамерон» был в то время дефицитным товаром. Доктора отобрали книгу и ушли праздновать Новый год, а я обиделся и заплакал первый раз в жизни.
Я мужчина в возрасте от тридцати до пятидесяти лет. Моя мама говорит, что мне – тридцать, а мой отец говорит, что мне – пятьдесят. Им, конечно, виднее. Родился в городе Ленинграде, но это не означает, что я не петербуржец. Большая часть моей жизни прошла в прошлом тысячелетии. В новом тысячелетии я прожил всего один год. Первый трезвый год после пятнадцатилетнего запоя. Оказывается, к трезвой жизни тоже надо привыкать. И нельзя забывать о пьяном безумии, которым были пронизаны пятнадцать моих лет. В эти годы алкоголь управлял моей волей. Я жил, говорил и любил под его дудку /диктовку/. Но делал это от всей души, изо всех сил, потому что по-другому не умею. Я из тех людей, которые, начиная кроить из мухи слона, не останавливаются на полпути, и, несмотря на затраты и трудности, я, как правило, доделываю слона. Но слон, которого я создал за пятнадцать лет, оказался уродливым, переполненным дерьмом монстром. Год назад он лопнул и забрызгал своим содержимым меня и мою любовь. Но если бы этого не произошло, то я наверняка бы уже умер. Мне повезло. Умер этот урод. И пятнадцать лет моей жизни вылетели из моей памяти, потому что я трезвый абсолютно не помню меня – пьяного.
Я родился тридцать первого декабря, в двадцать четыре ноль-ноль. В это мгновение миллионы людей подняли бокалы с шампанским и радостно заорали: «С новым годом!!!»
По знаку зодиака я Козерог. И мне очень нравится, что под этим же знаком родились Христос и Чингисхан. Интересная компания, не правда ли?
Двадцатый век закончился. Начался двадцать первый. А какого-нибудь различия между ними я и не заметил. Конец одного стал началом другого. В мире на этом все и держится. Конец одного дает жизнь другому. Конец коровы, к примеру, обеспечивает сытую жизнь волчьей семье на пол месяца, а конец моего отца подарил жизнь мне, но это не означает, что мой отец уже умер (уж простите за такой каламбур).
К сожалению, уже октябрь. В девять вечера темно. С неба сыплется дождь. Иду по улице и смотрю внимательно под ноги, чтобы не попасть в лужу. Не сомневаюсь, что в каждой третьей луже притаился открытый канализационный люк. Во мраке над головой переговариваются между собой летящие на юг гуси. Отчаянно им завидую. Задираю голову вверх и ору: «Возьмите меня с собой, гуси!..» И тут же наступаю в лужу и проваливаюсь в канализационный люк.
Все мои друзья уверены, что у меня слабое здоровье, потому что когда я выпиваю литр водки, то потом в течение пяти часов абсолютно ничего не помню из своих действий. Любопытно, что в момент перехода к «изумленному» состоянию мои ярко-синие глаза становятся темно-зелеными, а зрачки начинают светиться по – бесовски (так называли это свечение мои жены).
У моего тезки Александра Македонского был девиз: «Пришел, увидел – победил.» А мой девиз: «Пришел, увидел – овладел!» И в отличие от Македонского, я никого не убиваю, не насилую, не граблю. Я ближе к нормальному человеку.
Заходил в ДЛТ, и у входа симпатичная девушка вручила мне лотерейный билет, который оказался выигрышным. Завтра поеду получать приз. Еще неизвестно – какой. Любопытно, кто же это меня сегодня вывел на выигрышный билет. Я ощущал присутствие невидимой силы целый день. И внутренний голос подсказывает, что завтра будет один из первых призов. Впрочем, проверить это я смогу только завтра.
Если верить господину Фрейду, то прекрасные сны с полетами истолковываются как сновидения в состоянии сексуального возбуждения, то есть как эрекционные сновидения. А я летаю во снах каждую ночь, без передышки, несмотря на то, что каждый день обязательно разряжаюсь (в смысле, эякулирую) не менее одного раза, начиная с пятнадцати лет. Если встречу Фрейда, то обязательно узнаю о его ночных полетах.
С лотерейным билетом меня надули. Эта оказалось игрой с простаком. В качестве простака выступал я. Заплатил двадцать долларов за две бумаги, на которых черным по белому написано, что я – простофиля и болван.
Начало ноября. Целый день идет дождь со снегом. Говорят, что так будет продолжаться до мая. Но не хочется в это верить.
Дождливая поздняя осень – унылая пора.
Моя бывшая жена Ирина, совершая подлость, всегда обвиняет в этом кого-то другого. Вначале это был ее отец. Потом ее мужья, по очереди. Теперь я. Любопытно, кто же будет следующим. Вероятнее всего, ее собака.
Нашел редакцию, в которой согласились прочитать мой материал /роман/ и решить, подходит он или нет /будут его покупать или нет/. В течение недели обещали сообщить результат. Настроение было прекрасным. Заехал к приятелю, и он его испортил предположением, что меня обманут, то есть рукопись не вернут, а книгу издадут под чужой фамилией (фамилией редактора). Не хочется верить, что кругом одни негодяи. Но…
Бывшая жена Рита, узнав, что я написал роман в двести страниц, подвела меня к полке с двадцатью шестью романами Эмиля Золя. Самый худенький /тоненький/ был на триста пятьдесят страниц. «Вот как надо работать, – сказала Рита. – Рядом с ним ты комарик на попе слона». Получается, что она считает Золя попой слона.
Сегодня день милиции. И, наверное, в честь праздника московским милиционерам повезло. Они обнаружили квартиру, в которой находилось сто пятьдесят единиц стрелкового оружия (пистолеты, автоматы, пулеметы), стоимостью в двести тысяч долларов. Человека, снимающего эту квартиру, задержать не удалось. И генерал милиции по телевизору обратился к неизвестному владельцу с просьбой явиться к нему в управление для делового разговора.
Один нарколог когда-то предупреждал меня, что выпитые мной залпом двести граммов водки – это воробей, подлетевший к моей печени и выклевавший из нее кусочек с ноготочек. Я сразу же подумал: а сколько же выпивал Прометей, если к его печени прилетал орел?
До чемпионата мира по футболу осталось двести дней. За это время я могу написать второй роман. Могу еще раз жениться и развестись. Могу пройти пешком до середины России. Могу выпить двести литров водки и умереть. А могу ничего не делать, если мне это позволят.
В России сто пятьдесят тысяч официально зарегистрированных больных СПИДом. А незарегистрированных наверняка в сто раз больше. С новыми секспартнерами больше не знакомлюсь. Занимаюсь онанизмом и смотрю телевизор.
Опять безработный. Наш начальник продал фирму и уехал в Англию. А нам, своим рабочим, забыл отдать заработанные нами деньги. Полмесяца мы вкалывали только для того, чтобы говнюк – начальничек без проблем добрался до Англии.
Сегодня назвал одну женщину красивой. Она мне не поверила и попросила привести хотя бы трех свидетелей. Я привел четверых. Они десять минут говорили ей комплименты. Потом ушли. Для меня это стоило два литра водки. Женщина была в восторге и отдалась мне, хотя я этого и не просил.
Иногда мне кажется, что я еще не любил по-настоящему, и все мои отношения с женщинами – это репетиция перед главным спектаклем. И спектакль этот начнется в ближайшем будущем. Завтра. А может быть, послезавтра. Необходимо только добежать до поворота дороги, по которой я бегу, повернуть за ближайший поворот и столкнуться с обыкновенным чудом. И этим чудом обыкновенным будет необыкновенная женщина, которая подхватит меня на руки и понесет от звезды к звезде. И эта женщина не будет спрашивать, сколько я зарабатываю и почему от меня пахнет алкоголем. Эта женщина будет любить меня таким, какой я есть, то есть бедным и нетрезвым, обидчивым и легкомысленным. И я не буду ей верным, надежным, потому что не умею этого. А главным будет могучая, похожая на весну, любовь этой женщины ко мне. И эта любовь сделает из меня, обычного алкоголика и бабника, необыкновенного человека, способного и блоху подковать, и на Луну слетать, и «Войну и мир» написать.
Заезжал в гости к моему знакомому японцу Федору Куросава. Его родители настоящие японцы, были в годы своей молодости поклонниками творчества русского писателя Федора Достоевского. И поэтому, в знак уважения к мастеру, назвали своего сына тоже Федор. Он приехал в Петербург вместе со своей беременной женой, тоже чистокровной японкой, совершенствовать знание русского языка.
Я познакомился с ними на каком-то празднике. Мы понравились друг другу. И поэтому иногда перезванивались и встречались. Месяц назад у жены Федора родился сын. Федор пригласил меня в гости, «обмыть ножки» новоиспеченного японца, которого тоже назвали Федором. Старший Федор встретил меня в прихожей словами: «Я думаю, что когда ты его увидишь, то будешь вынужден согласиться со мной – Куросава старший и Куросава младший похожи, как две капли воды». Но, увидев его, я понял, что похожи они, как капля воды и капля нефти. Куросава младший был негритенком.
В плохом настроении зашел в галантерейный магазин и для поднятия настроения попросил продавца подобрать мне плавки цвета детской неожиданности. Продавец поискал. Не нашел. И сказал: «Извините, детская неожиданность закончилась, осталась только взрослая, будете покупать?» Пришлось купить, хотя делать этого не собирался.
Кто-то мне весь вечер нашептывает, что мою рукопись вернут обратно как негодную, футбольная сборная Германии выиграет у сборной России, на хорошую работу я не устроюсь, женщины не захотят больше со мной встречаться, алкоголь вновь пересилит мою волю, а поздняя осень будет длиться двенадцать месяцев…Я прерываю шептуна и посылаю его к черту.
Позвонил мне мой приятель Марат. Похвастался, что написал уже треть своего романа. До нового года он собирается дописать оставшиеся две трети. Хотя осталось всего сорок дней. И для Марата создание ста страниц за такой срок будет подвигом, прыжком за шесть метров без шеста, потому что первые пятьдесят страниц он писал целый год.
У меня началось время неудач. На хорошую работу меня не берут. Мою рукопись мне вернули (без комментариев). Женщина, певшая мне о любви, поет о ненависти. На улице не переставая идет мокрый снег. Да еще и господин Остеохондроз напоминает о себе по несколько раз за день.
Заходил в гости к знакомой двадцатилетней девушке. У нее давно не было мужчины. Поэтому мы разговаривали совсем недолго и завалились в постель. Минут через двадцать мы одновременно кончили, и Юлия ушла в ванную. А ко мне в кровать нырнула ее мама. Сорокалетняя красотка. У нее давно не было мужчины. Поэтому я не мог ей отказать. Минут через двадцать мы одновременно кончили, и Елена ушла в ванную. А ко мне в кровать легла ее мама. Шестидесятилетняя конфетка. У нее давно не было мужчины. И я не мог ей отказать. Минут через двадцать мы одновременно кончили, и Мария Львовна ушла в ванную. А ко мне в кровать скользнула ее мама… Очнулся я на улице, в простыне на голом теле, бегущим босиком по ласковому питерскому снегу в северном направлении.
«Работа – сука – не оставила меня в покое даже после моего выхода на пенсию. Я предполагал, что буду с утра до вечера читать книги, смотреть телевизор, слушать музыку, гулять по музеям и паркам, любить красивых женщин. Но вместо этого, я целый день распиливаю одни и те же доски и забиваю гвозди. Моей сраной крохотной пенсии хватает только на сто буханок хлеба, но я съедаю гораздо больше, около трехсот, поэтому приходится горбатиться. Но в России других вариантов нет. Все горбатятся до самой смерти. Получается, что смерть – это избавление от горбатых земных мук. Смерть – это награда для угнетенных и сгорбленных», – мой сосед перестал говорить и задремал, а я допил свой кофе и пошел искать работу, потому что не горбатился уже месяц и денег не осталось даже на проезд в транспорте.
Бывают времена, когда мне очень не хватает сексуальных переживаний, и тогда я искренне завидую банному листу, прилипшему к женской попе.
По заснеженной дорожке Политехнического парка идет красивая стройная брюнетка в легком серебристом платье. В обнаженных руках – букет красных гладиолусов. На ветер и мороз не обращает внимания. Улыбается. А в ее голубые глаза страшно смотреть. Но я иду рядом и безотрывно смотрю в эту голубую бездну. Моя голова начинает кружиться. Не могу пройти мимо таких женщин. Мы знакомимся, ее зовут Диана. Великолепная охотница. Повелительница мужчин. Я иду рядом и говорю:
– Знаете, Диана, мне, конечно же, повезло, что я встретил вас в этом дремучем лесу, где можно пройти сотню километров и не встретить ни одного человека.
Диана улыбается:
– Вы шутник, Александр, я прошла по этому парку каких-то триста метров и познакомилась уже с двумя симпатягами. Первый снял с меня шубу и убежал. Второй подарил цветы и, не оставив даже номера телефона, тоже убежал. А что предложите вы?
– Я предлагаю вам чашечку кофе в уютном кафе и диалог между мужчиной и женщиной.
Диана соглашается. Я снимаю свою куртку, набрасываю ей на плечи, и мы бежим в кафе у метро. Замерзнуть не успеваю, потому что кафе недалеко. Садимся за столик. Пьем кофе и смотрим друг на друга. А она действительно красива. И знает об этом. Поэтому уверена в себе и спокойна. Мы смотрим друг на друга и улыбаемся.
– Ах, Диана, сегодня я полдня ходил и ныл о своем невезении. Работы не найти, денег нет. Роман не печатают. Бывшая жена не хочет со мной даже нормально разговаривать. И вдруг вы, прекрасная и недоступная.
Диана улыбается:
– Ну почему же недоступная? Для хорошего мужчины я готова на многое.
– А много ли хороших мужчин вам встречалось в жизни?
– Не много. Но встречались. Они подобны оазисам в пустыне. И когда идешь от одного к другому, тогда тяжело и страшно, потому что все барханы между оазисами похожи друг на друга, они бесполезны и уродливы. И их необходимо преодолеть, чтобы не погибнуть от скуки.
– А вы философ.
– Вы тоже.
– Сократ Платона видит издалека.
– Ну не Сократ, а Сократиха.
Мы смотрим друг на друга и улыбаемся. Кофе заканчивается, и я провожаю Диану до ее дома, который недалеко от кафе. Без куртки я начинаю замерзать, и Диана предлагает зайти к ней и отогреться за чашечкой чая. Я соглашаюсь. Мы поднимаемся на третий этаж по непривычно чистым для меня лестницам. В прихожей нас встречает огромный серый кот по кличке Фагот. Словосочетание «кот-фагот» кажется знакомым. Я даю ему обнюхать руки, затем глажу его. Мой запах ему нравится, и он не убегает.
Диана замечает:
– Вас любят животные, скорее всего, вы не хищник, как большинство мужчин.
– Меня любят не только животные, но и женщины.
– Наверное, им есть, за что вас любить.
– Ну конечно же, есть за что.
Мы проходим на кухню. Диана готовит чай. Она действительно красива. Я гляжу на нее и не могу оторваться. Она чувствует мое восхищение и это ее радует. Мы пьем чай из красивых фарфоровых чашек, едим печенье «Мария», смотрим друг на друга, улыбаемся.
– Александр, а вы верите в любовь с первого взгляда, а?
– Конечно, верю. Я по-другому не умею. Во всех своих женщин влюблялся с первого взгляда. И ни разу не пожалел.
– Я тоже верю. Любопытно, а вас не испугает мой стремительный напор?
Диана вдруг садится ко мне на колени и начинает целовать меня в щеку и в ухо. Для меня это, конечно же, неожиданно. Обычно быстрый переход от разговора к поцелуям в первый же день знакомства происходил у меня только в пьяном состоянии. Но мы были трезвыми. Отбросив замешательство, я отвечаю:
– Ваш стремительный напор меня восхищает.
Я глажу и перебираю ее шикарные волосы. Наши губы встречаются. И нам это нравится, поэтому поцелуй затягивается минуты на четыре, потом встречаются наши языки. Ощущение такое острое /приятное/, что у меня начинаются легкие спазмы в нижней части живота. Шикарная женщина шикарно целуется. Моя голова начинает кружиться. И я не хочу ни о чем думать. Мысли сейчас не нужны, они лишние. Я снимаю с нее серебристое платье и бросаю его в кота Фагота, сидящего на холодильнике. Нечего на нас пялиться! А Диана раздевает меня и швыряет вещи на пол.
Наконец мы обнажены. Да, действительно, мне досталась если не богиня, то королева. И очень решительная. От момента нашего знакомства прошло каких-то два часа, а мой возбужденный фаллос уже вошел в ее сладкую влажную пещерку. Я сижу на стуле, Диана сидит на мне, крепко обнимая меня руками за шею и ритмичными движениями бедер заставляя наши тела активно общаться. При каждом ее толчке /ударе/ стул сдвигается по паркетному полу на три сантиметра, а Диана стонет и считает свои удары /толчки/. На пятидесятом мы добираемся от кухни до прихожей, на сотом – через прихожую до комнаты, а на двухсотом комната заканчивается, мы утыкаемся в стену, и Диана бурно кончает, больно вцепившись в мою спину и называя меня любимым. Потом на несколько минут она замирает. А когда открывает глаза, то начинает мне улыбаться и спрашивает почему-то шепотом: «А где я нахожусь? Куда ты меня забросил, Сашенька? Это было великолепно. Ты позволил мне добраться до вершины. Я тебя очень прошу, в следующий раз будь таким же терпеливым. Позволь мне опять взобраться на эту чудесную гору».
Мне нравится, что мы перешли на «ты», и мне нравится вдвойне, что будет следующий раз. Секс с такой женщиной – это праздник для моего тела. И еще, я очень доволен, что ей было со мной хорошо. Немножечко, правда, обидно, что такие приятные мгновения заканчиваются. Но прошел вечер, и мне приходится уходить.
И в прихожей, целуя Диану на прощание, я подумал с испугом: «А не приснилось ли мне все это?» И чтобы это проверить, я прошу ее:
– Диана, ущипни меня, пожалуйста.
И когда она исполняет мою просьбу и довольно болезненно щиплет за руку, я улыбаюсь, как бедняк, выигравший миллион. Она существует!!!
Этот душка Амур не устает стрелять в мое сердце. Очень сладостное ощущение. Наверное, я – мазохист. А душка Амур, получается, что – садист.
Заехал в гости к моему отцу. Его тоже зовут Александром. Вернее, меня тоже. Он – шестидесятилетний мужчина в расцвете сил. Не пьет, не курит, утром и вечером пробегает по семь километров. С женщинами не спит (с мужчинами тоже). Правильно, с его точки зрения, питается. Много читает, но только техническую литературу, до художественной не опускается. Смотрит по телевизору исключительно политические программы. О сексе со мной не разговаривает, потому что считает меня еще маленьким. Планирует дожить до ста четырех лет, как его дед. Рядом с ним живет мой попугай Бахус, которого я подарил отцу в день его рождения.
Бахус – алкоголик со стажем. Уже десять лет назад, с тех пор как я выиграл его в карты у одного приятеля, он ежедневно выпивал по пятьдесят граммов водки. И если напитка не хватало, он устраивал скандалы, выкрикивая на всю квартиру: «Дай водки, сволочь! Дай водки!»
Отец был покорен этими криками с первых мгновений знакомства с попугаем. И ежедневно приходил ко мне в гости, чтобы повидаться со своим любимцем. А когда я подарил ему попугая, он перестал приходить ко мне. Но зато я стал забегать к отцу через день. Вот и сегодня прибежал к отцу, прошел комнату, где сидел в клетке попугай Бахус, угостил того водкой, которую принес специально для него и похвастался о моем удачном знакомстве с Дианой. Попугай выслушал меня и сказал одно слово: «Классно!» А отец, который ничего не слышал, прокричал из кухни, где он жарил картошку с рыбой по-польски: «Человек предназначен для счастья, как страус для полета!»
Если, положив руку женщине между ног, ты почувствовал, что рука попала в капкан, то, скорее всего, ты напоролся на женщину-охотника.
Знакомый пятидесятилетний мужчина, по имени Вадим, провалился в канализационный колодец и сварился в кипятке, которым был заполнен колодец. Где-то прорвало трубу. Любопытно, что Вадим обожал есть вареных в кипятке раков. И вот сам стал вареным. Судьба сравняла его с раками.
Если тебе нравятся все встречные женщины, то либо ты не женат, либо твоя жена пуританка.
У меня появилась дурная привычка: не могу, как раньше, читать одну книгу от начала до конца. Читаю несколько. Вот и сегодня полчаса читал «Бедные люди» Достоевского. Надоело. Полчаса читал «Женщина в песках» Абе Кобе. Надоело. Полчаса читал «Центурии» Нострадамуса. Ничего не понял. Надоело. Полчаса читал стихи Александра Блока. Не успело надоесть. Прибежал из кухни мой черный котище Боцман, запрыгнул на стол, сел на книгу и заорал: «Рыбы хочу! Рыбы хочу!» Вообще-то он мяукал, но я понимал, что он просит рыбу. Пришлось бросить Блока и идти за деньгами к маме, чтобы купить коту рыбу.
Кошек заводят в доме исключительно для того, чтобы они обдирали обои со стен, царапали мебель и регулярно гадили в самых труднодоступных местах (но к Боцману это не относится).
Моя мама опять вышла замуж. Уже в двенадцатый раз. Молодец. Ей пятьдесят пять. Она в хорошей физической форме. Красива и остроумна. Многим мужчинам это очень нравится. А маме нравятся многие мужчины. После развода с моим отцом, она выходила замуж семь раз. А отец больше не женился. И женщин обходил стороной. Но мне ближе и понятнее мамина жизненная позиция. Человек обязан брать и отдавать. А для этого ему необходимо вступать в борьбу-дружбу с иным полом. Мама обрадовалась моему приходу и уже в прихожей затараторила:
– Александрик, крошка, очень рада тебя видеть. Заходи. Я как раз приготовила для Платона (ее новый супруг) щи и кашу. Он придет с работы пообедать. Тебя тоже накормлю на два дня вперед.
– Да я уже ел час назад.
– Я знаю, что ты плохо поел. За тобой же никто не следит, не ухаживает. Вон как исхудал бедняжка, я испеку блинчиков. И если ты меня уважаешь, то все, чем я буду тебя угощать, обязательно съешь, Александрик. У тебя опять синячок под глазиком. Ты же вроде бы уже не пьешь. Кто тебя приласкал?
– Мальчишка снежок бросил.
– А мальчишка был в милицейской форме, да? А ты не хотел подчиниться чужой воле, как всегда. Александрик, ты бунтарь и неудачник. Потому что бунтари не бывают удачниками. Проходи на кухню. Садись за стол. Я буду кормить тебя здоровой пищей. А для здорового мужчины здоровая пища – это большой кусок мяса. Как твои дела с устройством на работу?
– Пока никуда не берут.
– Но у тебя же отличное здоровье и высшее образование. Ты можешь пойти грузчиком на склад. Говорят, им платят бешеные деньги, которые позволяют не умереть от голода. А если ты способен не умереть от голода в России, значит, ты еще молод и силен. От голода умирают в основном пенсионеры. Поэтому я не желаю быть пенсионеркой. Умру прямо на работе. Кушай огурцы с помидорами. Платон их сам вырастил на даче. Александрик, а ты кота не забываешь кормить? Бедненький Боцман, наверное, тоже голодает, как и его хозяин.
– Я и пришел за деньгами, чтобы купить коту рыбу. Подкинь пару сотен, мам, бедному интеллигенту.
– Вот выдумал: интеллигенту! Александрик, ты же очень грубый мальчик и сам об этом знаешь. Все твои жены сбегали от тебя, столкнувшись с этим. Но на ошибках учатся. Ты изменился. Не куришь, не пьешь, работу ищешь, роман пишешь. В тебе начинает просматриваться настоящий мужчина. Попробуй ветчину с сыром и рыбой, Платоша обожает под грецкие орехи. Поживи с годик в таком режиме – и можешь снова жениться. Хотя, если честно признаться, мне очень жаль, что твоя Вера-Верушка бросила тебя, может быть, ты попробуешь ее вернуть. И начать все сначала, а?
– Да нет, это исключено. Я уже другой человек, в другой жизни. И тени прошлого меня пугают. Мам, подкинь пару сотен для голодного кота.
– Ну конечно, помогу-подкину. Хотя, Александрик, для кота на этой неделе я подкидываю уже в третий раз по двести. Что-то много он стал съедать. Наверное, влюбился. Александрик, попробуй бананы с брусникой и медом. Платон выдумал. Очень неплохо получилось.
Я попробовал бананы с брусникой и понял, что наелся на три дня вперед. Платону, наверное, нелегко приходится от маминого хлебосольства.
Говорят, когда Амундсен ехал открывать Северный полюс, ему навстречу попался человек, сказавший по-русски: «Товарищ, там кроме снега ничего нет, я уже проверил». Но Амундсен не знал русского языка и поехал дальше, и открыл полюс.
Зашел сегодня в ломбард, хотел заложить золотое обручальное кольцо. Передо мной в очереди стоял крепкий мужчина интеллигентного вида, с приветливым лицом. Мы с ним разговорились о всяких пустяках. И во время нашего разговора я вдруг заметил, что мужчина очень внимательно заглядывает ко мне в рот. Я поинтересовался, не стоматолог ли он. Мужчина засмеялся и рассказал, что его работа действительно связана с удалением золотых коронок из полости рта зазевавшихся граждан. Оказывается, очень не просто обнаружить на улице человека с золотыми коронками, поэтому приходится много общаться, а когда клиент обнаружен, то обработать его можно с помощью плоскогубцев, в течение минуты. И за день удается пропустить до двадцати человек. А в конце недели он обычно сдает коронки в ломбард. Денег хватает и на хлеб, и на масло, и на черную икру.
Один знакомый историк по интересам и сантехник по труду рассказывал мне, за кружкой пива, что скульптор Петр Клодт до потери пульса ненавидел Наполеона Бонапарта. И родилась эта ненависть вот после каких событий. Во время своего наезда на Россию Наполеон как всякий нормальный император не пропускал ни одной юбки, и, что вполне естественно, оставил неучтенное количество потомков – не такое большое, как в Европе, но и не меньше, чем в Африке. Так вот, одной из девушек, покоренных императором, была родственница Клодта. Все было бы прекрасно, но с Наполеоном в тот день произошел маленький конфуз, у императора не встал, и родственнице Клодта пришлось уйти ни с чем /не солоно хлебавши/. Обидно, конечно, но что тут поделаешь. И за эту слабость скульптор Клодт ненавидел Наполеона до такой степени, что у одного из коней, стоящих ныне на Аничковом мосту, между ног вместо полового органа мастер вылепил голову императора. Это можно легко проверить, необходимо только найти крайнего коня и заглянуть ему между ног.
Женщина – это таинственный лабиринт с чудесным входом. Мужчина – это вечно жаждущий войти в лабиринт путник, обладающий волшебным ключом, отпирающим чудесный вход.
Позвонил Диане. Я предполагал, что она не узнает меня, но ошибся. Она так бурно обрадовалась, что я расплылся в улыбке. А Диана говорила:
– Сашенька, Сашенька, это же великолепно, что ты позвонил. А я боялась, что ты меня позабыл. Ушел и забыл. Я так боялась этого. В прошлый раз я была очень нетерпелива и безрассудна. Но познакомившись с тобой, я не хотела и не могла думать. Ты покорил и очаровал меня, как надежное дерево – перелетную птицу.
– А я и не знал, что похож на дерево. А что касается надежности, то ты ошибаешься. Всем моим женщинам я принес разочарование.
– Просто они неправильно тебя оценили, Сашенька, они любили себя рядом с тобой. А нужно было просто любить тебя. Таким, какой ты есть на самом деле.
– На самом деле я был пьяным, вонючим, очень агрессивным и нищим.
– Эти мелкие недостатки можно исправить.
– У моих женщин не хватало терпения.
– Значит, это были не твои женщины.
– Возможно, не мои. Но чтобы это понять, нужно было пожить рядом с ними. Знаешь, великолепная охотница, мне очень приятно с тобой разговаривать.
– Мне тоже. Моя интуиция подсказывает, что ты – свой. А в этом огромном городе Петербурге так мало своих.
– Диана, мы расстались только вчера, а я уже скучаю по тебе. Я хочу тебя и не могу этому сопротивляться. Давай сегодня встретимся.
– Сашенька, я тоже этого хочу, но, к сожалению, не могу: через час уезжаю в командировку, в Москву. Когда я вернусь, то сразу же позвоню тебе. Целую тебя две тысячи раз.
И Диана положила трубку.
Терпеливому рыболову доступна царь-рыба, а терпеливому Дон Жуану – царь-дива.
Декабрь. Зима. День короткий до омерзения. И длинная, длинная ночь. Я разленился, сплю по десять часов в сутки. Смотрю по три-четыре плохих кинофильма за вечер. Ем много сладкого и мучного. Пугаюсь своего отражения в зеркале. И завидую людям, выигравшим миллион.
Через месяц мне стукнет тридцать шесть лет. В прошедшем году я наконец-то бросил пить. Для этого необходимо доказать самому себе, что ты болен, и если доказать удается, то принимаешься с этой болезнью бороться, выталкиваешь ее из себя в другое измерение. А когда это получается, вдруг начинаешь чувствовать себя подростком в начале жизненного пути. Я тридцатишестилетний подросток, которому необходимо и дом построить, и дерево посадить, и ребенка родить. Очень неплохо, что я это осознаю.
Птица, которая может во время полета остановиться, зависнуть и полететь задом наперед, конечно же вызывает восхищение. А имя ее – Колибри.
Говорят, Казимир Малевич рисовал ежедневно до тридцати черных квадратов. И так продолжалось до конца его жизни. Трудно теперь сказать, какой же из квадратов оказался гениальным.
Как-то я помогал одному немощному старику перебраться с одной стороны Невского на другую. При каждом шаге из штанин хрыча сыпался песок, из глаз капали слезы, из ушей вырывались струйки дыма, в позвоночнике что-то скрипело и хрустело. Вцепившись в меня своими иссохшими ручками, он тоненьким венским голоском лепетал мне: «Спасибо, миленький, пожалел дедушку, не оставил сиротинушку». А когда мы благополучно перешли проспект, он вдруг взял и поцеловал мою руку. Я так расчувствовался, что подхватил старичка на руки и за десять минут добежал до его дома, преодолев расстояние в два километра.
Одна симпатичная аппетитная женщина пригласила меня в гости, на рюмочку чая. Я пришел в назначенное время и был удивлен видом ее квартиры: с потолка свисала паутина, обои на стенах были грязными и рваными, пол, вероятно, не мыли полгода, в ванной плесневело грязное белье, на кухне громоздилась немытая посуда. А женщина, нисколько не смущаясь, объяснила мне, что она не собирается тратить свое драгоценное время на бытовые проблемы, пока по телевизору демонстрируют такие удивительные, поразительные, захватывающие сериалы, отображающие настоящую жизнь настоящих людей.
Надпись на кабинете стоматолога: «Чем больше денег вы отдадите доктору, тем меньше боли он вам причинит».
Мой дедушка купил новый японский телевизор. А я дотащил его телевизор от магазина до квартиры деда.
Деду восемьдесят шесть лет. Но он еще бравый мужчина, не пропускающий ни одной юбки. В прошлом году он развелся с бабушкой, потому что влюбился в молодую двадцатипятилетнюю медсестру Люсю, которую дед при удачном стечении обстоятельств лишил девственности. Дед был опытным Казановой. И за два месяца их близости Люся была покорена им и духовно, и физически. Дед тоже увлекся молоденькой женщиной и, когда та предложила совместную жизнь, он согласился и развелся с бабушкой. Бабуля этому чрезвычайно обрадовалась и уехала к сестре в Москву. А Люся переехала к деду.
Они казались счастливой парой. И хотя дед был пенсионером и не работал, но зато он готовил обеды и ужины, стирал белье, убирал в квартире и ходил в магазины. А Люся как более молодая и выносливая работала на двух работах. А вечерами, встречаясь, они пели о любви.
И вот дед купил японский телевизор для Люсеньки, потому что та без «ящика» никогда не жила. И когда перебралась к деду и не обнаружила у того ящика, то была очень расстроена /опечалена/. Я дотащил груз до места его стоянки. Распаковал картонную коробку, вытащил телевизор и установил его на столик /тумбочку/. Люся была на работе. Дед был в восторге от красивой упаковки. На телевизор он даже не взглянул. Я торопился, поэтому оставил деда восхищаться коробкой в одиночестве. А уходя, попросил его позвонить мне вечером и рассказать о своих впечатлениях. Тот пообещал. И я убежал. Но вечером он не позвонил. Тогда я начал звонить каждые полчаса, но никто не поднимал трубку. Через три часа я разволновался и позвонил Люсе на работу. Она мне пожаловалась, что тоже не может дозвониться до Петеньки (моего деда) и очень от этого тревожится /переживает/. Я бросил трубку и помчался к деду. Ключ от его квартиры у меня имелся.
Открыв входную дверь, я вбежал в комнату и увидел в центре на полу упаковку /картонку/, из которой торчали голова и ноги деда. Его лицо было красным, а голос хриплым:
– Сашка, паршивец, вытащи меня скорее из этой сраной коробки, а то обоссусь. Я и не думал даже, что она такая прочная. Сел туда нечаянно, сразу после твоего ухода и не смог освободиться, и рук не могу вытащить. Сраная картонка! Оказалась сильнее меня, Петра О`Бухаря, капитана второго ранга! Я же моими руками кирпичи крушил. А сегодня картонную коробку не смог разломать. Твою мать! Сашка, вытаскивай меня скорее из японского плена!
Как говорит мой прадедушка, когда ему приходится туго в жизни: «Любому человеку трудно жить только до семидесяти лет, а после семидесяти жить еще труднее».
В двадцать четыре часа на улице было темно, холодно и безлюдно. Их автобуса вышла женщина и торопливо пошла к дому по обледенелому асфальту. От остановки вслед за ней последовал мужчина, которого женщина не замечала.
Над домами висела полная луна. Деревья, украшенные снегом, казались неживыми /мертвыми/. Мороз был небольшим, но женщина, одетая не по сезону, мерзла и торопилась поскорее добраться до теплого дома. День был тяжелым, она устала. И шла почти автоматически, погруженная в свои размышления, и не обращая внимания на окружающие детали. Точно так же она бегала пять раз в неделю. С работы домой. К любимому мужу, к контрастному душу, к вкусному ужину, к любимым дискам /пластинкам/, к интересной книге на полчаса, к привычному скучноватому сексу и к блаженному /приятному/ погружению в сон.
Мужчина следовал за женщиной в трех шагах. Шел уверенно и бесшумно. Он знал, чем все закончится. И поэтому не тормозил свое возбуждение. Женщина вошла в парадный подъезд. Мужчина скользнул вслед за ней. Она склонилась к почтовому ящику, и в этот момент рука мужчины, сжимающая носовой платок, пропитанный каким-то дурманящим веществом, укрыла лицо женщины. Она два раза судорожно дернулась, два раза глубоко вдохнула в себя резкий, неприятный запах и обмякла. Мужчина подхватил ее на руки и спустился в подвальное помещение. В маленькой комнатке без окон было жарко, светло, чисто. У стены стоял кожаный диван. Мужчина прикрыл ногой дверь, осторожно уложил женщину на диван и стал ее раздевать. Куртка, кроссовки, джинсы, рубашка – полетели на пол. Он перевернул ее на спину, снял с нее трусики, поднял ее ноги вверх и развел их в стороны. Мужчина довольно заулыбался и сказал: «За это можно все отдать, уже много лет этот великолепный пейзаж мне не надоедает, слава богу». Он встал на колени рядом с диваном, ноги женщины опустились ему на плечи, и начал целовать ее нежную вагину. В этот момент женщина открыла глаза и тут же их зажмурила, потому что мужчина очень активно начал лизать ее клитор. Наверное, в такой ситуации оказывать какое-то сопротивление бессмысленно. Женщина это поняла и сдалась на милость победителя. Тем более, что язык мужчины был огромным и горячим, он вибрировал внутри женщины и зажигал в ней множество фейерверков; женщина стонала и кончала многократно… Через час мужчина резко встал с пола и ушел…
А я проснулся с улыбкой. Этот сон снится мне уже в четвертый раз за неделю. Знакомый психотерапевт рекомендовал побольше секса. Но Диана в командировке, неизвестно, когда вернется, а других женщин мне не хотелось, во всяком случае, сегодня.
Мне, конечно же, повезет, если я женюсь на дочке президента. Я это прекрасно понимаю и, выходя на улицу, начинаю знакомиться со всеми симпатичными женщинами. Но иногда внутренний голос меня охлаждает словами: «А вдруг у президента сын?» Я останавливаюсь, замираю. И начинаю знакомиться со всеми симпатичными мужчинами. Но внутренний голос мне намекает: «А вдруг президент бездетный?» Я соглашаюсь с внутренним голосом и иду пить пиво.
Любопытно. Моя мама накаркала /напророчила/ мне работу грузчика на складе и не ошиблась. Уже целую неделю перевожу на рохле с места на место различные коробки с конфетами. Рохля – это тележка, а я двигатель этой тележки. Весь день в хорошем /энергичном/ темпе нагружаю, перевожу, разгружаю. Стоит расслабиться и замедлиться, и сразу же кто-то из командиров начинает мне кричать: «Двигайся быстрее, водитель кюхли, а то не заработаешь даже на водку!» Поначалу меня удивило, что рохлю называли кюхлей, но когда пояснили, то стало понятно. Оказалось, начальник склада большой поклонник творчества Кюхельбекера /собутыльника Пушкина/, кличка которого была Кюхля. И в честь любимого поэта он попросил своих непосредственных подчиненных называть рохлю кюхлей. Все с этим согласились, потому что всем было все равно. И рохля стала кюхлей. А грузчик – водителем кюхли. Хотя на самом деле я был двигателем.
Горшки, конечно же, обжигают не боги, но и не грузчики.
Моя зарплата позволяет мне круизы только по Петербургу.
В Петербурге сильнейший зимний шторм. Утром я выскочил из непарадного подъезда, чтобы добраться до работы, которая находится недалеко от метро «Пионерская», и заблудился в снеговой круговерти. Ветер дул одновременно со всех сторон, и обильный снег летел со всех сторон. Отойдя от дома на двадцать метров, я уже не видел дома. Под ногами была дорога, которая вела к автобусной остановке. До остановки от моего дома примерно двести метров. Но я прошагал минут пять, проваливаясь в снег по щиколотки, а остановку не нашел.
Я шагал уже полчаса, а остановка не появлялась. Если так пойдет дальше, то опоздаю на работу, а мне опаздывать нельзя, потому что работаю только вторую неделю, а мой испытательный срок – месяц. И во время этого срока я должен показать себя с лучшей стороны, настоящим грузчиком, для которого погрузка и разгрузка – это главное наслаждение в жизни.
Мужчина, выскочивший из снежного облака, прокричал мне навстречу:
– Снег и ветер на всем белом свете, только снег и ветер! И больше ничего!
И пропал за моей спиной.
Действительно, снег и ветер на всем белом свете. Иду уже около часа, а остановки все нет и нет. На работу уже опоздал. Но не это главное. Главное – дойти до остановки. Впрочем, главное – это не умереть. Я иду уже не по дороге, а по какому-то полю, проваливаясь в сугроб выше колен. Как будто живу не в Петербурге, а в какой-то деревне. Иду от северной окраины города к центру уже больше часа, а не столкнулся ни с одним домом.
– Ау-у! Дома! Где вы!? – ору я изо всех сил. Но мой ор /крик/ пропадает в надрывном хохоте, плаче и свисте ветра. Он, конечно же, главный на улицах Петербурга. Прекрасно это понимаю, поэтому замолкаю и иду дальше.
Проходит еще около часа и из снежного месива навстречу мне выныривает мальчик, едущий верхом на белом осле. Поравнявшись со мной, мальчик кричит:
– Вы не подскажете, далеко ли до цирка? Нас пригласили на день рождения медведя. Мы выехали из дома Пионеров на Невском проспекте. И едем уже третий час, а цирка все нет и нет!
Я объясняю мальчику, что тоже заблудился и не могу понять, где Север, а где Юг. Не могу понять, где Петербург с его домами. Мальчик разворачивает белого осла и мы уже втроем пробираемся сквозь кипящее снежное море. Втроем веселее. Ветер продолжает яростно дуть со всех сторон. Куда ведет нас наш странный жребий, неизвестно, но идти надо /необходимо/, потому что это не дурной сон, а дурная явь. Кстати, я мог бы утром не вылезать из теплой постели в шесть часов. Спал бы и спал часов до двенадцати (или до обеда) и не насиловал бы сейчас свои ноги. Не зря говорят: дурная голова ногам покоя не дает.
От моих мыслей меня отвлекает мальчик, он стучит меня сзади по плечу и кричит:
– Мне кажется, нужно повернуть направо!
Мне все равно, куда поворачивать, поэтому поворачиваю направо и иду, проваливаясь в снег по щиколотки. Наверное, мы вышли на какую-то дорогу. Проходит еще час, но ситуация не меняется. Снег и ветер на всем белом свете. Снег и ветер. Я спотыкаюсь обо что-то и падаю. Этим «что-то» оказывается труп замерзшего мужчины. Он умер уже несколько часов назад, поэтому успел стать ледяным, как и снег, который его окружает. Помочь ему мы уже не в силах, но мальчик не хочет его бросать, надеясь на чудо. Мы грузим труп на осла и идем дальше: чтобы самим не стать трупами, нам необходимо идти, идти и идти, пока не встретится какой-нибудь дом. Но все дома пропали. Петербург исчез, растворился.
Странно, мой рабочий день уже заканчивается, а я все продолжаю искать автобусную остановку, чтобы сесть на автобус и ехать на любимую работу, грузить коробки с конфетами. А десятилетний мальчик Владимир спешит на день рождения медведя в цирк. Мы держимся за руки, чтобы не потерять друг друга, а белый осел, везущий труп незнакомого мужчины, не отстает от нас ни на шаг. Сильнейший снежный ветер надрывно хохочет, рыдает, свистит. Не могу понять: это испытание или предупреждение?
Примерно через час из снежного кипения выскакивает негр, он бегает с большой скоростью вокруг нас и орет:
– Я учитель русского языка! Твою мать! Из Америки! Твою мать! Первый раз в Петербурге! Твою мать! Я никогда не видел снега! Твою мать! И больше никогда не хочу его видеть! Твою мать!
Негр перестает орать и скрывается в снежном кипении за нашими спинами. Конечно же, ему не повезло. У Петербурга белая горячка. И общаться с больным неприятно, даже любящим его детям. Снег и ветер на всем белом свете. Снег и ветер. Проходит еще час, и… мы выходим к железнодорожному вокзалу в городе Пушкине. На вокзале тепло и многолюдно. Мальчика с белым ослом и трупом куда-то уводят. А меня поят сладким горячим чаем с водкой. Перемешанных в пропорции один к одному. Я выпиваю четыре стакана, забыв о том, что бросил пить алкоголь, и теряю сознание. А в себя прихожу в теплом вагоне электрички, подъезжающей к перрону Витебского вокзала.
На следующий день я узнаю, что меня уволили с работы за прогул. Обидно, но не быть мне грузчиком.
Не всегда уверен, что завтрашний день для меня наступит, поэтому откладываю важные дела на послезавтра.
После бочки дегтя хотя бы ложечку меда…
Ах, Диана, куда же ты запропастилась? Уже третью неделю я звоню тебе домой по пять раз в день, и никто не поднимает трубку. Я скучаю по твоему голосу, по твоему телу, по твоему разуму. Третью неделю я не занимаюсь сексом. Такого со мной не было лет двадцать. Ежедневный секс вошел в привычку, как и чистка зубов по утрам и вечерам. У меня много знакомых женщин, которые в любое время дня и ночи готовы раздвинуть ноги и впустить меня. Стоит мне захотеть, и я буду трахаться двадцать четыре часа в сутки. Но один день с великолепной охотницей что-то во мне изменил. И третью неделю я не дотрагиваюсь до женщин, ожидая ее возвращения. Самец, живущий во мне, очень сильно бесится, он не привык к воздержанию. Он капризничает и орет на весь Петербург.
И, словно услышав его крики, вдруг звонит мой хороший приятель Владимир и предлагает, в счет погашения моих долгов, как следует оттрахать его жену, которой сегодня исполнилось тридцать лет. А лучший подарок для жены, по мнению Владимира, это хороший секс. Поэтому он мне и звонит. Если бы не долг, я бы отказал ему. Но долг платежом красен. Я соглашаюсь. Владимир привозит Ирину ко мне и уезжает. А мы три часа перемещаемся из ванной в кровать, с кровати на пол, с пола на стол, со стола в ванную. Ирина покорена моим самцом. Я же удивлен тем, что тридцатилетняя женщина, прожившая замужем десять лет, не умеет нормально трахаться, а целуется, как семиклассница. Советую ей прочитать «Кама Сутру». А она мне с обидой отвечает, что детскую литературу уже не читает. Ах, Диана, спаси меня от дилетантов!
Если, занимаясь сексом, вы мысленно разбираете шахматную партию, сыгранную вами накануне, то, скорее всего, вы шахматист от бога.
Знакомый искусствовед по интересам и токарь по труду рассказал мне подлинную историю создания скульптурной группы «Самсон, разрывающий пасть льву» в Петродворце. Оказывается, статуя Самсона – это точная копия, один к одному, Петра Первого, а лев – точная копия шведского короля Карла.
Если вы хотите посмотреть на бомжа, то приходите на помойку. Кто-нибудь из них наверняка будет копаться в мусорном бачке, ища чуточку черной икры. Бомжи просто не могут нормально жить без черной икры. И когда икры не хватает, бомж начинает испытывать дискомфорт, мир вокруг окрашивается в серые тона, и чтобы спастись от серого монстра, бомж пьет алкогольные напитки. А поскольку в Петербурге очень не просто отыскать в мусорном бачке черную икру, петербургские бомжи не бывают трезвыми.
Мои ласковый черный котище Боцман очень любит женщин (не меньше, чем я), и когда они приходят ко мне в гости, он уже не отходит от них, трется о ноги, урча от восторга и жмуря свои огромные лунные глаза. И ему в эти мгновения трудно отказать в ласке. А женщины и не отказывают. И невозможно определить, кто из них получает большее наслаждение.
А вот мой говорящий попугай Бахус очень не любит женщин, и, когда они приходят в гости, он своим писклявым пронзительным голосом начинает орать из клетки: «Суки! Суки! Суки!» И чтобы он заткнулся, нужно бежать и набрасывать на клетку черную тряпку.
Зашел в «Дом книги» на Невском. Хотел купить книгу Ромена Роллана. Взял ее в руки и на задней стороне обложки прочитал: «Ромен Роллан – это Лев Толстой Франции. М. Горький». Прочитав это, я сразу же вернул книгу на место: Льва Толстого уже читал. И купил томик Хорхе Луиса Борхеса, который, наверняка, не Лев Толстой Аргентины.
Новый год на носу. А в карманах моих ни гроша. То, что заработал на погрузках-разгрузках, – проиграл игральному автомату у метро. За десять минут он обыграл меня вчистую. Мой внутренний голос не успел мне ничего подсказать. Этот нахальный ящик всосал в себя все мои денежки, которые я зарабатывал три недели и даже не сказал спасибо. Неблагодарная тварь! Не могу понять, на что же я рассчитывал, когда начинал игру.
Скорее всего, я поглупел, после того как бросил пить. Но что бы я ни говорил, денег от этого все равно не прибавится. До Нового года всего два дня. В долг никто из знакомых не даст, потому что я всем должен. У мамы просить неудобно, у отца бесполезно. Что же может сделать тридцатишестилетний здоровый мужчина в данной ситуации? А он может своровать или ограбить. Но я однажды своровал /спер/ четыре картофелины на овощной базе и пронес через проходную в потайном кармане фуфайки, так мне после этого было так плохо, что я не пил две недели. И в зеркале не мог смотреть на себя полгода, сразу тошнило.
А вот грабить я еще не пробовал. Но пока у меня не съедет крыша, грабить не буду. И получается, что ничего-то я в жизни не умею: ни воровать, ни грабить, ни вагоны разгружать, ни дома строить, ни водку пить. А может быть, я должен играть на сексофоне, как бог лесов и полей Пан, который был классным сексофонистом?
«Женская красота – страшная сила», – подумала медуза Горгона, увидев свое отражение.
Дуракам везет. Сегодня повезло и мне. Ехал в переполненном автобусе, а какой-то мужичок залез ко мне в карман и вытащил бумажник с последними ста рублями. Вор выскочил на остановке. Я тоже. Погнался за ним. Догнал. Набил ему морду. Отобрал бумажник. Открыл. А там пачка стодолларовых купюр и ни одного рубля. Ошибочка вышла. А мужичок уже отбежал метров на сто. Я снова погнался за ним, но не догнал. Он успел запрыгнуть в тормознувшее такси и уехал перед моим носом, показав мне в открытое окно язык и два кукиша. Теперь я при деньгах, могу спокойно и весело встречать Новый Год.
Оказывается, Грибоедов А.С. хотел быть поэтом, но гениальный сатирик, живший в нем, боролся с этим изо всех сил. В результате борьбы появилось «Горе от ума». Александр Сергеевич с этим не смирился и продолжал писать плохие стихи, но сатирик все же был круче, значительнее. «…нас благословили, я повис у нее на губах на всю ночь и весь день…» (Из письма Грибоедова к Булгарину о своей помолвке с Ниной Чавчавадзе).
Позвонил мой дедушка Петр. Ничего не объясняя, прорычал в трубку:
– Сашка! Со мной чрезвычайное происшествие. Купи бутылку водки и срочно приезжай!
И сразу повесил трубку.
Я быстренько помчался к деду, потому что если уж он попросил бутылку водки, значит, с ним действительно произошло что-то неприятное. Дед был трезвенником всю свою сознательную жизнь, несмотря на то, что служил на военном флоте. Как говорил мой отец: «Трезвенник на флоте – это белая ворона в стае черных. Черные уверены, что если ты не пьешь, значит у тебя не все в порядке с головой, а такому человеку нельзя доверять ничего серьезного». Поэтому мой дедуля ушел в отставку капитаном второго ранга, несмотря на то, что закончил академию и был классным специалистом в своем деле разрушения и уничтожения.
По дороге я купил бутылку Смирновской водки и баночку черной икры, которую дед очень уважал. Дед был таким мрачным, что я растерялся и спросил:
– Может быть, тебе вызвать доктора?
– В задницу доктора. Люсенька ушла от меня.
Мы прошли на кухню. Я поставил водку и икру на стол.
– И что же произошло, дедуля?
– Сашка, мой «Адмирал» не вставал три дня подряд. Три дня я ласкал влажную женскую вагинку и не возбуждался. Три дня я обнимался и целовался с обнаженной красивой женщиной, и это меня не взволновало. Мой Адмирал даже не шевельнулся. Такого со мной никогда не было. Это же конец всем моим мечтам и планам. Мы с Люсенькой хотим ребенка, а теперь хрен под мышку. У капитана второго ранга Петра О`Бухаря не встает! Твою мать! Мой папа в свои сто лет двух любовниц имел! А мне всего восемьдесят шесть, и уже не стоит! Уже на свалку!..
Дед открыл бутылку с водкой и налил себе стакан.
– Сашка! А Люсенька думает, что у меня появилась любовница. Она оказалась очень ревнивой девочкой. По ее мнению, я все силы отдаю любовнице, а ей не оставляю даже капельку. Но, Сашка, это же неправда. Я люблю Люсю!
Дед выпивает полный стакан водки, впервые в жизни. Из его глаз текут слезы, он кашляет и шепчет:
– Какая гадость! Какие же люди извращенцы.
Потом он сидит минут десять за столом, раскачивается из стороны в сторону и читает вслух стихи Пушкина, своего любимого поэта. Меня дед не замечает. Потом он валится грудью на стол и начинает храпеть. Я беру деда под мышки и тащу его в комнату. Кладу на диван. Укрываю покрывалом. Дед храпит и стонет во сне. Водка – это не его напиток.
Через час приходит с работы Люся. А я убегаю. Пускай они сами разбирается в своих отношениях.
Не могу привыкнуть к ботинкам с квадратными носами. Всего десять лет назад, в прошлом тысячелетии, я надевал зимой лыжные ботинки с такими же носами. Все модники носили тогда ботинки с острыми носами. И когда я появлялся на Невском проспекте в моих лыжных ботинках, то обладатели острых носов (а их было 90 процентов) смеялись, глядя на мои ноги. А сегодня, когда я выхожу на улицу, у меня создается впечатление, что все вокруг ходят в лыжных ботинках прошлого тысячелетия.
У меня громкий голос, и когда я не могу себя сдержать и ругаюсь с кем-нибудь в моей квартире на шестом этаже, то живущие на первом этаже отчетливо слышат все мои слова. А сегодня у меня было прекрасное настроение. Я открыл книгу Николая Гумилева и два часа от всей души декламировал его замечательные стихи. Мне казалось, что я разговаривал с небесами. То же показалось и жильцам моего дома. Они все проснулись, хотя не было еще и двух часов ночи, и вызвали милицию, которая часов до трех стучала сапогами в мои двери. Но у меня не было настроения открывать им. Не понимают люди настоящей поэзии.
Душа нараспашку может остыть.
Один мой знакомый экстрасенс уверяет: если взобраться на кобылу Мерного всадника и сесть позади Петра, то у всех без исключения улучшается кровообращение и пищеварение, вылечивается радикулит и остеохондроз, а если сесть впереди Петра у то у женщин вылечивается бесплодие, у мужчин – импотенция.
Вот и закончился первый год третьего тысячелетия. Мне уже тридцать шесть лет. Вчера еще было тридцать пять. А сегодня – бац! И уже тридцать шесть. И я уже не мальчик, беспечный и веселый. Не помню, когда в последний раз смеялся. Что-то со мной произошло – и не смеюсь, как раньше по поводу и без повода. Иногда только улыбаюсь осторожно – и все. С Верочкой развелся и больше не смеюсь. Она ушла и что-то унесла с собой, что-то большое и светлое. Верочка так сильно хотела, чтобы я бросил пить. И вот я теперь бросил пить. Но Веры уже нет рядом. И я не смеюсь, а только улыбаюсь.
Вчерашний день так же далек, как и трехтысячный, до обоих можно дотянуться только памятью.
Впервые встречаю Новый Год в одиночестве и без алкоголя. Ну не совсем в одиночестве, а вдвоем с котом Боцманом. Но он не умеет болтать. И поэтому говорю вслух за двоих. Алкоголь тоже есть, но я его не вытаскиваю из холодильника, потому что он (алкоголь) надоел мне до омерзения.
В прихожей звонит звонок. Я открываю входную дверь. В квартиру вваливается пьяный Дед Мороз в красной одежде, с большой белой бородой и с мешком подарков. Он с порога басит:
– Кто Александр?
– Я Александр.
– Осень хорошо. Я веселый дед Мороз и подарок вам принес! Получите.
И вручает мне тяжелую коробку. Я отношу коробку на кухню. Наливаю деду Морозу сто пятьдесят водки. Он выпивает и уходит. Похоже, что кто-то из моих родственников решил подшутить. Раскрыть коробку и осмотреть подарок не успеваю, как в прихожей звонит звонок. Я открываю дверь и впускаю второго пьяного деда Мороза, он в два раза меньше первого и с писклявым голоском:
– Кто Александр?
– Я Александр.
– Прекрасно. А я прикольный дед Мороз, вам подарочек принес! Получите, детка!
И вручает мне тяжелую коробку. Я ставлю ее в прихожей на пол. Наливаю деду Морозу сто пятьдесят. Он выпивает и уходит. Любопытно, кто же так лихо надо мной шутит? Родственники или друзья? Но приятно, приятно.
Раскрыть коробку не успеваю, так как в прихожей снова звенит звонок. Открываю дверь и впускаю третьего пьяного деда Мороза. Все происходит точно так же, как и с двумя первыми. А в течение следующего часа ко мне приходят еще восемь пьяных дедов Морозов, которые вручают мне одинаковые коробки. На чью-то шутку это уже не похоже. Когда уходит последний, я жду полчаса и осторожно открываю одну из коробок. Внутри сотня пластиковых упаковок с белым порошком. Каждая упаковка с мой кулак. Я вскрываю одну, осторожно пробую языком. Героин (или кокаин). И, похоже, неплохого качества. Ни хрена себе новогодний подарок ко дню рождения! Каждая коробка весит килограммов под семь. Значит, кто-то мне подарил семьдесят килограммов наркоты. Такая щедрость меня абсолютно не радует. Я предпочел бы, чтобы коробки были заполнены дерьмом. С ним безопаснее. И что же делать простому петербуржцу с таким подарком? Можно сдать в милицию, можно выбросить, можно продать, можно все оставить так как есть. Но ни один из вариантов мне не нравится. Я складываю все коробки на балконе. И мое грустное философское настроение становится скверным. Но алкоголь не пью, потому что он не поможет. И дома сидеть тоже не могу. И иду на улицу проветриться.
А когда закрываю входную дверь, то вижу, что номер моей квартиры из девяносто девятой стал шестьдесят шестым. Верхний гвоздик сломался и номер перевернулся. Теперь понятно, что деды Морозы ошиблись, они шли в шестьдесят шестую квартиру, а попали ко мне. Говнюки пьяные, не могли взглянуть на соседние номера. Я выхожу на улицу, и мое настроение немного улучшается, потому что люблю гулять в первую ночь Нового года по зимнему Петербургу. Греет кровь мою легкий мороз. Приятно скрипит снег под ногами. Почти на каждом перекрестке стоит елка, украшенная светящимися гирляндами. Улыбающиеся люди водят хороводы, поют и запускают в ночное небо фейерверки. Вряд ли можно увидеть столько довольных людей на улицах Петербурга в другое время.
Проанализировав происшедшее со мной, я прихожу к выводу, что для начала мне необходимо выяснить, кто живет в шестьдесят шестой квартире. Следующий мой ход я планировать не стал. И лег спать, поскольку утро вечера мудренее (или вечер утра глупенее).
Если дорога, вымощенная благими намерениями ведет в ад, то в рай, получается, ведет дорога, вымощенная дурными помыслами…
«Любопытно, а что из этого получится?» – любит спрашивать мой знакомый, переходя улицу на красный свет светофора, но все машины не трогают его, пугаясь милицейской формы.
Если у тебя отказал парашют, расстраиваться ты будешь совсем недолго.
…Я бежал по коридору изо всех сил. Время от времени то справа, то слева встречались боковые коридоры. Иногда я пробегал мимо, иногда сворачивал. А за мной не стихал грохот шагов бегущего за мной преследователя. Он не спешил, потому что бегал быстрее меня и мог догнать в любую секунду. Он не спешил, потому что желал растянуть удовольствие на максимально возможное время. А я бежал изо всех сил по жуткому бесконечному коридору со светящимися стенами. Я не знал, куда бегу. Но остановить не мог, потому что не хотел знакомиться с Минотавром поближе…
А проснулся я оттого, что мой милый котик Боцман начал очень уж активно стучать лапами по моей левой щеке и орать на всю квартиру: «Рыбы давай! Давай рыбы!» Я был настолько обрадован выходом из кошмарного сна, что вскочил с кровати, прошлепал до холодильника, стоящего в прихожей, достал банку черной икры, открыл ее и отдал Боцману, который обожал черную икру не меньше дедушки Петра.
Позвонил Марат и три часа читал свой новый роман. У него неплохо получается. Но три часа мне было бы сложновато слушать самого Хорхе Луиса Борхеса. Но тот не позвонил.
Любопытно, что же это за Александр живет в шестьдесят шестой квартире. Наверное, он очень сильно ждал новогодние подарки от одиннадцати Дедов Морозов, ждал и не дождался. А дождался я. И теперь не знаю, плакать мне или смеяться. И тут я вспоминаю, что в шестьдесят первой квартире живет мой знакомый алкоголик Крохин, или Кроха, как его все называют. Он занимает в долг у всех жильцов дома без исключения и про всех все знает. Я набираю номер Крохи и узнаю: Александр, живший в шестьдесят шестой квартире, сегодня ночью сгорел вместе с квартирой. Вот как! В моем подъезде был пожар, а я этого и не заметил. Да, а о порошочке на моем балконе не стоит и заикаться даже перед чужими домашними животными. Пусть это останется моей маленькой тайной. Моей и Боцмана.
Как говорила когда-то моя бывшая жена Рита (когда мы жили вместе, я называл ее Дездемоной): «Ах, Александр, твой холодный разум способен потушить любое чувство. Он (разум) похож на сумасшедшего пожарного, который, увидев огонек спички, тут же выхватывает из потайного кармана огнетушитель и тушит этот крохотный огонек. Не спеши тушить мои маленькие эмоции. И, может быть, ты сумеешь меня сохранить. Если бы не твой великолепный член, Сашенька, если бы не твои умелые ласковые руки, если бы не твой умопомрачительный язык, которые все вместе забрасывает меня в великую страну без названья, где я не чувствую себя человеком, женщиной, где исчезает время и пространство, где становишься духом, парящим среди звезд, где пахнет вечностью, без этого чуда, Сашенька, я давно бы бросила тебя с твоим сумасшедшим „пожарником“.
Даже в самой отвратительной бабенка живет Дульсинея, и если этого не заметить, то останется только отвратительная бабенка.
С удовольствием отмечаю, что я не самый плохой из мужчин. Это отмечали все мои жены, хотя эти же жены отмечали, что я и не самый хороший. Я – золотая середина. Мои хорошие качества уравновешиваются плохими. Я не хватаю звезд с небес, но и не живу, уткнувшись носом в дерьмо. Со мной не всегда хорошо, но и не всегда плохо. Плохой хороший человек – это я. Для меня очень, очень важно быть искренним и не делать зла. Это не всегда приводит к хорошим результатам, но я ничего не могу с собой поделать. Я такой, какой есть. Таким я родился, таким я и умру. А горбатого и могила не исправит.
Заходила в гости моя мама. У нее удивительная способность растягивать одно предложение на сорок минут. А о на соорудила целых четыре предложения. После чего у меня заболела голова.
Кот Боцман, лежа на маминых коленях, в любовном упоении, беспрерывно урчал: „Кайф! Кайф! Кайф! Кайф!“ А у мамы улучшилось настроение и она, вспоминая моего отца, говорила уже не „старый двуногий козел“, а „пожилой сатир“.
Действительно, удивительная книга Сервантеса „Дон Кихот“: начинаю читать ее уже в двенадцатый раз и не могу прочитать больше десяти страниц.
Один знакомый гомосексуалист мне как-то говорил, что самый значительный, самый красивый, самый поэтический мост Петербурга – это Синий мост, а почему он так считает, объяснять не стал.
Это так тоскливо – ложиться спать одному. Не чувствовать рядом горячее страстное нежное женское тело, не шептать слов любви. Не брать и не отдавать. Конечно же, чтобы сперма не ударила в голову, можно и нужно помастурбировать. Но это похоже на хождение с костылями. Предпочитаю ходить без костылей. Предпочитаю брать и отдавать, шепча слова любви и лаская горячее, страстное, нежное женское тело.
Несмотря ни на что, мне нравится жить. У меня пока есть немного денег. И они позволяют мне бездельничать и поступать в зависимости от моего настроения. Деньги дарят мне свободу. И поэтому я сплю до одиннадцати, а потом намыливаюсь в Эрмитаж. Любопытно: пока мне не стукнуло тридцать, я посещал многие музеи Петербурга, а после тридцати – только Эрмитаж. Обязательно, хотя бы раз в месяц, я должен походить по его коридорам и лестницам, подышать его воздухом, подпитаться его энергией. Без этого я и не могу нормально жить, как наркоман без дозы.
А говорят еще, что Александрийский столп имеет высокую ценность для Петербурга, но вот уже вторую сотню лет его никто не стибрил /не украл/, выходит, не такой уж он и дорогой /в смысле, ценный/.
Добегаю до остановки, запрыгиваю в трамвай и еду к центру. В вагоне три пассажира: два негра и я, бледнолицый русский, а может, и не русский, но бледнолицый. Ко мне подходит кондуктор – азиатского вида мужчина – и предлагает купить у него билет. Я покупаю билет, и он проходит к неграм, которых тоже обилечивает. Затем кондуктор возвращается ко мне и снова предлагает купить билет. Я покупаю второй билет. А кондуктор опять идет к неграм, которых обилечивает. А потом кондуктор идет ко мне.… и я покупаю третий билет. Мне уже интересно ехать, но чтобы не спугнуть кондуктора и не сломать ситуацию, я ни о чем не спрашиваю и продолжаю покупать билеты. Негры тоже ничему не удивляются и продолжают обилечиваться. На протяжении двадцати минут в трамвай больше никто не садится. А кондуктор продолжает делать свое дело и продает нам билеты. Наконец подъезжаем к площади Восстания. Мне нужно выходить. Я покупаю последний, двадцать первый, билет и спрашиваю у кондуктора:
– Скажите, уважаемый, а вам не кажется, что вы продали мне несколько лишних билетиков, а?
– Возможно, возможно. Но у меня плохая память на лица. И все петербургские чурбаны для меня на одно лицо, как пингвины.
Я смеюсь и выхожу. На Невском, как всегда, излишне много народа и машин. Будь моя воля, ни одна машина не выехала бы на Невский. Но я, к сожалению, не губернатор. Впрочем, губернатором я бы не согласился стать ни за какие коврижки, потому что не люблю коврижки.
Вокруг меня сотни людей, и все куда-то спешат, все торопятся. А я не спешу. И может быть, поэтому ко мне через каждые сто метров пристает кто-то из попрошаек. Одному я даю червонец, другому рубль, а третьему носовой платок, пропитанный моими соплями. Нищий благодарит и начинает платок разворачивать. А потом кричит мне в спину:
– Козел!
Я улыбаюсь и иду дальше.
Вот наконец-то и Зимний, похожий на огромный торт. Наверное, архитектор Растрелли не доедал в детстве сладкого, и образ торта в его подсознании затмил все остальное. На контроле я показываю удостоверение дружинника, и меня пропускают. Хотя халявные деньги от обокравшего меня жулика есть, но я не плачу за вход по привычке. Обычно я предъявляю какое-нибудь дурацкое удостоверение, здороваюсь, пристально смотрю в глаза контролеру, и в девяносто девяти случаях из ста меня пропускают.
А внутри Эрмитаж действительно красив. Я смотрю на картины, на скульптуры, на вазы и радуюсь. Пусть их было не много, но они были, люди, которые занимались настоящим делом. От приятного созерцания меня отвлекает вопрос красивой женщины в белом:
– Вы не подскажете, откуда доносится музыка. Эта чудесная музыка преследует меня уже полчаса. И я не могу понять, где же ее источник?
– Это музыка сфер. И если вы ее услышали впервые, значит, вам повезло – вы стали более совершенным человеком внутренне. Внешне вы уже совершенны.
– Спасибо за комплимент.
– Это не комплимент, а констатация факта.
– А меня зовут Маргарита. Я впервые в Петербурге и впервые в Эрмитаже.
– А меня зовут Александром. Я тридцать шесть лет в Петербурге и тридцать из них в Эрмитаже.
– Вы счастливый человек.
– Да, и это меня радует.
Потом к нам присоединяется спутник Маргариты – Владлен. И я с сожалением от них ухожу. Женщина очень красива. Но не могу же я волочиться за каждой красивой женщиной. Даже если этого очень хочется. Напоследок прихожу в зал импрессионистов, поскольку к ним у меня особенно трепетное отношение. О, Мане! О, Дега! О! Гоген! Делаю по залу круги, причмокивая и пуская слюни. И на третьем круге меня тормозит красивая женщина в черном:
– Вы разве не знаете, что Ван Гог был сумасшедшим?
– Нет, не знаю.
– Да, все импрессионисты были сумасшедшими, вы разве не знаете?
– Нет, не знаю.
– Если вы не знаете, то не ходите в этот зал. Говорят, достаточно придти сюда три раза – и кто-то из импрессионистов сведет вас с ума. Лучше не рисковать, если не хотите сойти с ума.
– А я пришел сюда уже триста шестой раз. Но с ума не сошел, потому что дурак. А дурак может сойти лишь с глупости.
После этих слов девушка в черном отходит от меня и исчезает. Интересно, и почему это уже вторая красивая женщина пристает ко мне в течение часа. Ширинка на моих брюках, вроде бы, не расстегнута. Наверное, я много улыбаюсь.
Оказывается, в Тамбове есть музей волка. Любопытно, а есть ли в Тамбове музей Баратынского?
Марсиане несомненно побывали в Петербурге, не зря же поле названо Марсовым.
Говорят, когда Пушкин Александр Сергеевич говорил: „Ай да Пушкин, ай да сукин сын“, – его мать потом с ним не разговаривала два месяца.
Это мне подсказал один умник. Для того чтобы избавиться от тараканов, необходимо прийти в место их скопления ровно в двадцать четыре часа по московскому времени и, не включая света, тридцать три минуты ругаться матом максимально громко и с чувством, поскольку тараканы – существа очень ранимые, они обидятся и уйдут искать более культурные пространства. В тот же день я прошел в полночь на кухню и в темноте тридцать три минуты выкладывал невидимым мною тараканам все, что я о них думаю, все, что наболело и накопилось за годы борьбы с ними. За тридцать три минуты я вылил столько словесной грязи на головы невидимых слушателей, что они (я так надеялся), в слезах и соплях, должны были подбегать к Финской границе. Я закончил, и могучий шквал аплодисментов ошеломил и оглушил меня. Под окнами моей квартиры собрались бомжи со всего района и бешено аплодировали мне.
Говорят, человек может лишь восемь минут слушать и понимать стихотворный текст. А я недавно слушал по телевизору выступление поэта Неклюева-Неблока, через две минуты после начала я отключился и проснулся только на следующий день.
Наконец-то позвонила Диана:
– Сашенька, здравствуй. Я только что приехала из Москвы. Командировка немного затянулась. Поздравляю с Рождеством и с Новым годом.
– Ах, Диана. Твой звонок – это самый лучший подарок для меня. Месяц без тебя показался мне вечностью.
– Я тоже скучала. Хотя работа была такой интенсивной, что ни на что другое не хватало времени.
– А я опять безработный. Поэтому времени на все хватало, даже на безумства.
– Но мужчина и должен быть немножечко безумным.
– Ну не больше чем женщина.
– В этом мужчина и женщина похожи.
– Ах, Диана, я так сильно по тебе соскучился, что хочу только одного – две тысячи раз в тебя кончить.
Диана смеется и приглашает меня в гости. Это царский подарок для меня, спавшего с женщиной в прошедшем месяце всего один раз. С огромной скоростью принимаю душ, одеваюсь и пулей выскакиваю на улицу. До метро бегу бегом, словно опаздывая на последний поезд. Через полчаса нажимаю на кнопку звонка, рядом с дверью Дианы. Дверь распахивается, и я вручаю великолепной охотнице огромный букет красных роз. Диана довольна. С минуту мы смотрим друг другу в глаза, улыбаемся, а потом обнимаемся и целуемся. Она очень красива и очень здорово целуется. Мне повезло. Впрочем, у нее есть один недостаток – она умна. Но это пока не мешает нашим отношениям. От женщины приятно пахнет. Я имею в виду не парфюмерию, которую она использует, а ее родной запах изо рта, из подмышек, от кожи шеи, рук, грудей, живота, ног, промежности /розы экстаза/. Я ищу, с чем бы сравнить ее запах и нахожу. От любимой, от неповторимой любимой моей опьяняюще пахнет цветами и травами полей. От великолепной охотницы и пахнет великолепно.
О, я и не заметил, как мы разделись! На Диане было что-то красное, на мне тоже что-то было. Но сейчас мы уже голенькие и возбужденные. Из магнитофона выливается негромкая классическая музыка. Кто-то из Моцарта или Бетховена. Диана встает на колени и начинает ласкать меня ртом. Это очень приятно и красиво.
Находятся говнюки, которые считает оральный секс противоестественным, потому что он не служит для продолжения рода человеческого. Но для продолжения рода служит осеменение самцом самки. И к сексу это не имеет никакого отношения. А секс – это красивый диалог между мужчиной и женщиной (или между мужчиной и мужчиной, или между женщиной и женщиной, уж это кому как нравится), приносящий удовольствие, диалог двух тел, позволяющий улетать в космос.
Я прерываю размышления, потому что едва не кончаю. Но кончать еще рано. Диана встает, и мы переходим в комнату. У стены – широкая кровать, укрытая красивым покрывалом. Диана ложится на спину и разводит ноги. Несколько мгновений я любуюсь. Потом встаю на колени и начинаю языком трогать ее большие и малые губки (у женщин на две пары губ больше, чем у мужчин) – влажные, скользкие и приятно пахнущие. Глаза Дианы закрыты. Она тихонечко постанывает и делает ритмичные движения бедрами и животом навстречу моему языку. Это еще сильнее меня возбуждает. Вместо языка я запускаю в женщину мой меч /фаллос/. Ощущения настолько сказочно-приятные, что я тоже закрываю глаза и начинаю тихонечко постанывать. Реальность исчезает… я плыву на лодке по летней реке. Вокруг тысячи поющих птиц и тысячи шелестящих деревьев. Над головой теплое ласковое солнце. И мне очень хорошо, потому что я люблю… я кончаю и кричу:
– Я люблю тебя, Диана!
– А я люблю тебя, Сашенька! – кричит мне Диана.
Секс – это удовольствие, испытать которое люди стремятся большую часть своей жизни. Секс – это искусство. Умные люди во все времена стремились к овладению тайнами этого искусства. В сексе царит закон отдачи: чем больше отдал, тем больше получил. Высшая форма секса – это искусный секс двух влюбленных людей.
Сегодня – четырнадцатое января. Уже целую неделю мы не вылезаем из кровати. Седьмого залезли и…! Да мы же половые гиганты! Впрочем, если уж быть точным, то раз в неделю мы выходили на улицу – покупать продукты. Потому что постоянно ели. Мы трахались и ели. Трахались и спали, и снова ели. Трахались и смотрели телевизор. А потом снова ели и трахались. И в таком режиме промелькнула неделя. А утром четырнадцатого я вдруг вспомнил о своем коте Боцмане. Бедняга Боцман, наверное, с голодухи сожрал свой шикарный хвост. Я попрощался с Дианой, решившей показаться на своей работе, и помчался домой, опасаясь обнаружить засохшего от голода четвероногого друга. Но опасения оказались напрасными. Боцман сумел открыть холодильник и скушал продукты, которых мне хватило бы на месяц. Живот кота стал вдвое больше, словно Боцман готовился родить десяток котят. А вот его слова, с которыми он всегда обращается ко мне, не изменились:
– Рыбы давай! Давай рыбы! Рыбы давай!
Я еще не встречал женщину, которая с удовольствием бы: стирала белье, мыла грязные полы и грязную посуду и готовила обеды. Скорее всего, не женское это дело.
Иногда я удивляюсь моим талантам. Раньше даже не подозревал, что способен на такое: у меня зачесался нос, я взял и неожиданно для себя самого почесал его языком. Затем засорился глаз, и опять я прочистил его языком. И лишь когда языком я освободил мои уши от серных пробок, пришло удивление, а после него восхищение: „У меня действительно великий и могучий русский язык“.
Пижон – это мужчина, у которого 3,1415… жен.
Я в хорошей физической форме. Преодолел недельный сексуальный марафон и не чувствую себя уставшим и опустошенным. Наоборот, чувствую себя на подъеме. Но Донжуан и должен трахаться. Так же как Отелло должен душить, а Нерон травить и поджигать. А самое приятное в этой истории – это то, что я опять влюбился. В такую женщину, как Диана, невозможно не влюбиться. Красива, умна, сексуальна. Ее приятно слушать, на нее приятно смотреть. Рядом с ней я чувствую себя обновленным. Любит импровизировать и в разговоре, и в сексе. У меня, конечно, было много женщин, но такой подходящей для меня не было никогда. Если я Орфей, то она Эвридика, если я Ромео, то она Джульетта, если я Одиссей, то она Пенелопа. Она моя вторая половинка. И вместе мы – гармоничная пара. И мы ощутили это с момента нашей первой встречи в Политехническом парке. Куда я зашел, как мне казалось тогда, случайно. А на самом деле меня вела судьба на встречу с Дианой, великолепной охотницей. И наша встреча состоялась, и мы не смогли пройти мимо друг друга. Диане тридцать лет. Она в расцвете сил. Два раза была замужем. Детей не имеет. Закончила академию художеств в Петербурге. Теперь она искусствовед. Обожает свою работу, также как секс, хорошую литературу и Петербург. Кстати, Петербург – хорошая литература-секс – это наши точки соприкосновения. Живет одна в однокомнатной квартире, недалеко от метро „Политехническая“. Впрочем, не одна, а рядом с котом Фаготом. И здесь мы похожи.
Мои размышления прервал ветер. Он сорвал с меня кепку и швырнул ее в лужу, а по луже проехал автобус. Искать кепку я не стал. Хрен с ней. Куплю новую. Тем более что старая не понравилась Диане.
В Петербурге мерзейшая погода. Плюс два. И сильнейший ветер. Снег почти растаял. Повсюду огромные лужи. Но мне нужно дойти до магазина. Иду по лужам и матерюсь. Мысленно. Он настиг меня в десяти шагах от магазина. Подкрался сзади и сильно ударил в спину. От боли у меня потемнело в глазах. Я спросил его:
– Как же тебя зовут?
– Остеохондроз, – ответил он и захохотал.
Болеть одинаково неприятно и в десять лет, и в тридцать шесть, и в восемьдесят. Еще несколько мгновений назад человек был деятельным и веселым. Разговаривал, шутил, строил планы, трахался, работал, с удовольствием ел, с удовольствием спал, наслаждался работой своего организма и вдруг – БАЦ! Сломалась какая-то деталька, и все изменилось. Человек уже не шутит, не строит планы, не трахается, не работает, потому что ему больно. И чтобы избавиться от боли, необходим срочный ремонт. И чтобы избавиться от боли в позвоночнике, я иду к знакомому доктору. То, что он проделывает со мной, называется мануальной терапией. Это довольно болезненная процедура, но она мне всегда помогает. Я благодарю доктора сотней баксов и еду домой с одним желанием – поскорее лечь в кровать, уснуть и утром проснуться здоровым.
Один мой знакомый любитель секса /сексуальный любитель/ похвастался, что всю ночь напролет занимался сексом с тремя женщинами. Утром у него было такое состояние, словно он в одиночку разгрузил вагон дров. Я удивился: когда-то я разгружал вагон дров, но после этого у меня не было состояния, будто я ночь напролет занимался сексом с женщинами.
Знакомый Пушкиновед по увлечению и сантехник по работе рассказывал, что недалеко от угла Мойки (или Фонтанки, точно не помню) и Невского есть парадный подъезд, куда Пушкин Александр Сергеевич часто забегал по малой нужде, когда после шумного бала не мог дотерпеть до дома. И в подъезде его радостно встречал огромный черный кот, который, как цепная собака, бросался на всех, кроме Пушкина. И пока поэт облегчался, кот ему и песни пел, и сказки рассказывал. А Пушкин потом прибегал домой и все записывал.
Ночью во сне выиграл в карты сто тысяч долларов. Играл с губернатором Петербурга. Раньше видел его только по телевизору. А теперь вот встретились во сне. Мы сидели друг напротив друга за круглым столом на вольтеровских креслах и играли в покер. Вообще-то в покер я играть не умею, но во сне у меня все получалось очень неплохо. Я был гроссмейстером, а губернатор всего лишь мастером. Я выиграл, и соперник, восхищенно глядя на меня и хлопая в ладоши, прокричал:
– Блестяще, блестяще, партия в стиле Алехина.
А потом пододвинул ко мне пачки долларов. Я взял деньги и направился к выходу.
– Может быть, еще партию? – предложил губернатор.
– В следующий раз.
Я открыл дверь и увидел темную воду Невы. На другом берегу – Исаакиевский собор и Медный всадник.
– Вам придется плыть, и вы погубите деньги. Оставьте их, я пришлю почтовым переводом, – сказал губернатор.
Я оглянулся, чтобы отдать деньги и вместо губернатора увидел Джек-пота, сидящего в вольтеровском кресле.
А потом я проснулся – и сразу позвонила мама:
– Александрик, детка, ты где пропадал целую неделю? Звоню – и никого нет.
Я рассказал ей о своем сне. И она сразу же начала его разгадывать:
– Выигранные деньги – это к хорошему. Река – препятствие. Собор и Медный всадник – духовные ценности. Игровой автомат – это, скорее всего, материальные ценности. Тебе нужно будет преодолеть препятствие, чтобы уйти от материального к духовному.
– Мам, а Фрейд истолковал бы этот сон по-другому. И собор бы он сравнил с пенисом.
– Александрик, ты же знаешь, я не люблю Фрейда, он был сексуальным маньяком, постоянно неудовлетворенным сексуально и сводящим поэтому все свои построения к половым органам. Ему следовало бы воплощать все свои сексуальные фантазии в жизни.
– Но тогда бы он не создал свою теорию.
– Теорию неудовлетворенного человека, конечно же, не создал бы. Зато создал бы теорию человека удовлетворенного.
– Мам, но удовлетворенные люди ничего не создают, кроме дерьма.
– А Иоганн Себастьян Бах? У него же все было.
– У него не было мужчины, о котором он страдал. Матфея.
– Александрик! Ты омерзителен, как и твой Фрейд.
И мама повесила трубку. Она очень любила Баха. Я тоже любил, но это не мешало говорить о нем все, что угодно было моему настроению.
По радио сказали, что в зоопарке недавно родившая свинья выкармливает заодно новорожденного тигренка (тигрица, видите ли, не захотела его кормить). Охотно этому верю, потому что у моего знакомого, в деревне, крыса, недавно родившая, выкармливала теленка, от которого отказалась корова, и теленок выжил. И сейчас он уже взрослый бык.
В прихожей зазвонил звонок, и я пошел открывать дверь. В квартиру втиснулась соседка Алиса Ольгердовна. Огромная женщина шестидесяти пяти лет. Однажды, когда мне еще было двадцать пять, я очнулся в ее объятиях, в ее постели. Каким образом меня туда занесло, не помню, потому что был пьян до „изумления“, но занесло, и отрабатывать пришлось по полной программе. Соседка потом лет пять, встречаясь со мной, требовала повторений, и мне не всегда удавалось отказать. Но после того как ей стукнуло шестьдесят, она угомонилась и ко мне больше не приставала.
Сейчас в своих могучих руках Алиса Ольгердовна держала коробку:
– Алекс, это твое. В Новый год ко мне ввалился в жопу пьяный дед Мороз. И отдал этот стиральный порошок. Сказал, для Александра. Для тебя, значит. Я к тебе целый час звонила, но ты не открыл, наверное, кого-нибудь тискал, шалун. И потом на неделе несколько раз звонила, но никого. Ты, наверное, опять в командировку на Марс улетел. Но порошок тебе хреновый подарили, самый дешевый. Я когда стирала белье, то один пакетик использовала. Пены почти нет, не отбеливает и жирные пятна не отмывает. Пришлось в магазин бежать „Лотос“ покупать. Тот, наверное, подороже твоего, но зато все отстирывает.
Соседка отдала мне вскрытую коробку и ушла. А я вначале хихикал, потом хохотал, затем ржал на всю квартиру минут десять. Оказывается, „дешевым“ порошком-кокаином белье не отбеливают, он не дает пены и не отмывает жирные пятна.
Выходит, без меня приходил еще один (двенадцатый) в жопу пьяный дед Мороз. И на моем балконе теперь около восьмидесяти килограммов кокаина. Любопытно, и чем же это закончится? Может быть, стоит расслабиться и уехать в кругосветное путешествие?
Смотрел по „ящику“ шоу с мыльными пузырями. Артист надевал мыльные пузыри на ведущего. Когда пузырь лопался – ведущий смеялся и хлопал в ладоши, как маленький ребенок. В конце артист похвастался, что в его будущей программе он будет натягивать пузыри на слона. Но это мелочь рядом с мыльными пузырями, которые Ленин натягивал на Россию.
Зашли с бывшей женой в кафе, перекусить /в смысле – пообедать/. Взяли две пиццы с курицей и два кофе. Сели за столик. И тут к нам подбежала бродячая собака (по внешнему виду). Отломили ей половину пиццы и угостили, чтобы бедняжка-дворняжка не умерла с голоду, но собака понюхала угощение, брезгливо сморщила нос и отошла. Инна тут же предположила, что собака дворянских кровей. Но когда мы откусили по кусочку пиццы, то сразу же сообразили, что собака просто не любит есть дерьмо.
У моей соседки по лестничной площадке живет огромный черный дог по кличке /по имени/ Отелло. И когда соседка, нестарая незамужняя женщина, выводит его на прогулку, то хрычевки, круглый год сидящие на скамеечке у подъезда, обязательно скрипят ей в спину: „Опять Маргарита пошла своего супруга выгуливать“.
Мой знакомый грибоедовед по увлечению и грузчик по работе рассказывал, что Грибоедов Александр Сергеевич считал день потерянным, если ему не удавалось откушать грибов. Однажды, приехав в Москву, он зашел пообедать в ресторан, а там грибов не было, тогда он зашел в другой – и там грибов нет; в третьем – тоже нет, и после тринадцатого фиаско /пролета/, Грибоедов произнес слова, ставшие потом знаменитыми: „Вон из Москвы, сюда я больше не ездок!“
С грибами же связано и начало литературной деятельности Грибоедова. Как-то он сходил в лес за грибами и вместо подосиновиков набрал мухоморов. Дома их поджарил и съел. После этого Грибоедов, почувствовав себя не в своей тарелке, заперся в туалете и создал „Горе от ума“.
Сегодня купил книгу Пастернака „Доктор Живаго“. Давно хотел ее прочитать. Мне очень любопытно, по делу за нее дали Нобелевскую премию или не по делу. Брожу по „Дому книги“ и смотрю, что бы еще прикупить. И вдруг ко мне подходит мужчина с удивительно знакомым лицом. Это лицо я видел множество раз, но не могу вспомнить, кто же это такой. Вероятнее всего, кто-то из моих многочисленных родственников. Ему немного за пятьдесят. Стройный симпатичный брюнет в красивом пальто и шикарных ботинках. Он подходит ко мне, улыбаясь, и говорит:
– Привет, Александр, ты не изменяешь своим привычкам. Пятнадцатого числа каждого месяца обязательно приходишь в „Дом книги“ за очередной неузнанной тобой еще книгой.
– Здравствуйте, не могу вспомнить, как вас зовут.
– Меня тоже зовут Александром. Не переживай, мы очень хорошо знакомы, поэтому можешь на „ты“.
– Хорошо.
– Поздравляю, ты бросил пить.
– Но откуда вы это знаете?
– Я о тебе все знаю. Зайдем в кафе. Выпьем чая. Ты ведь любитель хорошего чая. А на Садовой, недалеко от Невского, подают очень даже неплохой чай.
Мы выходим из „Дома книги“ и идем в сторону Садовой. Мужчина одного со мной роста. Ширина шага такая же, как и у меня. Он тоже прихрамывает на левую ногу. И так же размахивает руками. У него мое лицо. Только более зрелое. Лицо пятидесятилетнего. И мои глаза.
– Скажите, а сколько вам лет?
– Шестьдесят семь. – Мужчина довольно улыбается. – Я всегда выглядел моложе своих лет.
– Я тоже.
– А я об этом знаю. Я о тебе все знаю.
– Если вы все обо мне знаете, то скажите: издадут мой роман или нет.
– Судьбу твоего первого романа я знаю, но ничего о ней тебе не скажу, потому что независимо от моего ответа ты все равно будешь писать (в смысле – ручкой по бумаге).
Мужчина улыбается. Мы заходим в кафе и заказываем чай. Он действительно хорош.
– Знаете, а я догадываюсь, кто вы. Но это невозможно.
– Очень даже возможно. Например, Хорхе Луис Борхес встречался сам с собой. И это не исключение.
– Если вы – это я, то скажите, где находится моя любимая родинка.
– Она на правой ягодице Дианы.
Мы смотрим друг другу в глаза и улыбаемся. Затем я задираю рукав своей куртки, на левой руке между локтем и кистью открываю крупный шрам, похожий на молнию. Мужчина, в свою очередь, тоже задирает рукав пальто и оголяет точно такой же шрам на своей левой руке. От таких совпадений моя голова начинает кружиться, словно мы пьем не чай, а водку, я решаю рискнуть и спрашиваю:
– Подскажите, Александр, а что мне делать с порошком? Я хочу рискнуть и боюсь.
– Сохраняй чувство юмора, дружище, оно тебе пригодится, и наслаждайся жизнью.
– Даже тогда, когда стучат по голове сучковатой палкой?
– Если ты не дурак, то в этот момент на твоей голове будет находиться каска.
Я улыбаюсь и говорю:
– Знаете, Александр, вы на тридцать один год ближе меня к финишу, поэтому тоже сохраняйте чувство юмора, дружище, оно вам пригодится у финиша.
– Спасибо.
В этот момент на улице сталкиваются два автомобиля. Я отворачиваюсь к окну. Никто не пострадал. Но водители выскочили наружу и начали драться. Я поворачиваюсь обратно к собеседнику и никого не обнаруживаю.
Мужчина исчез. Лишь на столе осталась его наполовину выпитая чашка с чаем, а рядом с ней небольшой листок бумаги, свернутый в трубочку. Я перегибаюсь через стол, хватаю эту трубочку, разворачиваю ее и читаю предложение, написанное моим почерком: „Писатель не имеет права на бессмысленную жизнь, так же как бомж“.
Сегодня ко мне в гости заходила Мэрилин Монро. Да, да, та самая красивая американская крашеная блондинка. Она приятная женщина, но не совсем в моем вкусе. Кто-то говорил по телевизору, что она умерла. Но по телевизору много чего врут. Наврали и здесь. На самом деле она жива и здорова. Рассказывала мне, что Америка ей надоела хуже горькой редьки. Поэтому она и приехала в Петербург в поисках интеллектуальных приключении и настоящих мужчин. Угостил ее водкой с медом. Потом читал ей стихи Иннокентия Анненского. Потом занимались с ней сексом. Оказалось: она не хуже моих бывших жен.
Лучше женщин могут быть только женщины, которых еще не ласкал.
В прихожей загремел звонок. Я открыл дверь, и мне стало не по себе. Все, допрыгался, дошутился мальчик. Теперь я вряд ли что-то смогу сделать по собственной воле. На лестничной площадке стоял наш участковый инспектор милиции капитан Орлов. Огромный мужичина. Я тоже мужчина не маленький, но участковому утыкаюсь носом в грудь. Он подмигнул мне и забасил:
– Привет, Шурик, вынеси скорее чистый стакан и луковицу, неочищенную. Мне нужно срочно остограмиться, а потом – бегом на работу.
– Может, зайдете и остограмитесь у меня? – предложил я, протягивая ему то, что он просил.
– Нет-нет, на беседы нету времени. В следующий раз.
Он схватил пустой стакан, луковицу и ушел. А я закрыл дверь и вытер со лба обильный пот. Я не трус, но испугался сильно. Даже ноги задрожали. И началась революция в животе. Пришлось бежать в туалет.
С капитаном Орловым лучше жить в мире. Его сын умер от передозировки наркотика. И с тех пор капитан ненавидит наркоторговцев. Ну что бы я ему рассказал о происхождении восьмидесяти килограммов порошка на моем балконе? Это, мол, подарок от деда Мороза на Новый год. После этого я бы поехал в тюрьму (в лучшем случае). А в худшем, если бы у капитана была в это время нехватка алкоголя в крови, я бы схлопотал пулю в колено, как один мой знакомый Фархад, схлопотавший пулю в колено за пятьдесят граммов дури для себя. И Орлова, который в это время был полковником, разжаловали в капитаны. Но он от этого стал еще злее.
Говорят, чтобы акула вела себя спокойно и мирно, ее необходимо перевернуть вниз спиной и, нежно поглаживая ладонью по хвостику, прошептать на ушко десять раз: „Милая моя, солнышко морское!“ – (если успеешь, конечно).
Кстати, о трусости и смелости. Когда я пил, то ничего не боялся, был безрассудным на двести процентов. Однажды меня, пьяного, выбросило с корабля в море. Это событие так сильно меня восхитило, что я впервые в жизни начал сочинять стихи. Они изливались из меня, как из рога изобилия. Я лежал на спине, смотрел на звездное небо и сочинял-читал одно стихотворение за другим. Стихи мне казались бессмертными шедеврами. Но, к сожалению, я ни одного не запомнил и не записал. До ближайшего берега было больше двухсот километров. На моем корабле никто не заметил моего исчезновения, и поэтому корабль продолжал удаляться от меня со скоростью тридцать узлов. Но я совершенно не боялся, потому что в эти мгновения мне было очень хорошо. Вода была теплой, море – спокойным, коньяк в моей фляжке – высшего качества, стихи, залетевшие в мою голову, прекрасными. Я читал их громко и красиво. Время летело незаметно.
И вот, когда я заканчивал очередное стихотворение о незнакомке и о пьяницах с глазами кроликов, до меня вдруг донесся чей-то голос:
– Александр Александрович, держитесь, я спешу к вам на помощь! Держитесь!
И из темноты вынырнула яхта, с нее мне бросили конец (в смысле – веревку). Я схватился за него и взобрался на палубу яхты. Ее хозяином оказался американский пенсионер, сын русского эмигранта Джон Борисов, в одиночку совершавший кругосветное путешествие. Джон был пьянее меня. Что-то в его мозгах заклинило, и он был уверен, что сейчас начало двадцатого века. Я же казался ему Александром Блоком, его любимым поэтом. Джон, восхищенно глядя на меня, бормотал:
– Ах, Александр Александрович, то, что вы читали – превосходно. Я знаю наизусть все ваши стихи, но те, что вы сейчас читали, еще более превосходны. Но зачем же вы заплыли так далеко?
Я решил не разочаровывать Джона:
– Знаете, я всегда перед тем как сесть за стол и начать творить, проплываю десяток-другой миль, чтобы разогреть кровь до кипения.
– Но зачем?
– Кипящая кровь мне необходима для того, чтобы я не замерз в ледяном мире вечных идей.
– Но зачем вам этот мир?
– Без контакта с этом миром я бы ничего не написал, в смысле не создал.
Джон улыбается:
– Ах, Александр Александрович, как это красиво звучит: кипящая кровь в ледяном мире вечных идей. За это надо выпить.
– Да, пожалуй, надо выпить, – говорю я и достаю из карманов фляжку с недопитым коньяком. А Джон достает недопитую бутылку виски. Мы чокаемся и пьем, каждый из своего сосуда. Потом мы обмениваемся емкостями и пьем уже за яхту хозяина „Линду“ – его самого близкого друга. Потом мы пьем на брудершафт, целуемся и поем хором песни из репертуара „Битлз“, хотя я по-английски не знаю ни одного слова. Потом мое сознание отключается, и в себя я прихожу в самолете, летящем в Россию.
Оказывается, чтобы приготовить настоящий гамбургер, необходимо мясо гамбургской крысы, а не петербургской (иначе получается петербургер).
Подавая милостыню нищему, я подаю себе, и мне жалко себя, нищего, и я кладу в протянутую ладонь нищего рубль, пятерку, сотню, а когда деньги заканчиваются, я вдруг понимаю, что кроме денег, ничего больше дать не могу, даже доброго слова и того нет.
Зашел сегодня в парикмахерскую, потому что надоели длинные черные волосы. Попросил мастера подстричь меня под Юлия Цезаря. Потрясающе! Я и не подозревал даже, что Юлий Цезарь был наполовину лысым и рыжим.
Неделю назад сломали нижнюю часть мусоропровода в моем подъезде. Кто-то выломал дверь и оторвал мешок-приемник для мусора. И весь мусор вылетал из трубы и скапливался прямо у дома. За неделю образовалась гора до второго этажа. А когда я пошел в ЖЭК выяснять, где же дворник, который обязан этот мусор убирать, мне объяснили, что он уехал на Канары в свадебное путешествие и появится через неделю. К тому времени гора мусора дорастет до четвертого этажа. Хорошо, что я живу на шестом. Но если дворник задержится на Канарах на две недели, то мусор доберется и до меня.
Сегодня Крещенье. На улице крещенский мороз плюс два. Позвонил Диане, а она, оказывается, заболела и не хочет никого видеть. Даже меня. Я купил букет роз, бананов с апельсинами, банку меда, бутылку водки и приехал к ней в гости. Она, действительно, болеет. Глаза слезятся, нос заложен, чихает каждую минуту, жалуется на головную боль и температурит. Но мне все равно обрадовалась. Правда, целоваться отказалась. Боится меня заразить.
– Сашенька, Сашенька, я же ходячая инфекция, не надо меня целовать.
– Но я поцелую хотя бы твои руки.
– Ну, руки можно, я их только что вымыла. А розы красивые.
Я целую ее красивые руки, а Диана нюхает красивые розы. Из комнаты выплывает небольшое серое облако – кот Фагот. В прошлый раз я его не видел. Наверное, он у кого-то гостил, во время хозяйкиной командировки. Фагот нюхает мои носки, чихает и начинает тереться о мои ноги. Я смеюсь:
– Фаготу, похоже, очень нравится запах от моих носков.
– Да нет, просто ты пришел на его территорию и он тебя метит.
Мы идем на кухню. На Диане короткое платье в обтяжку, позволяющее любоваться ее стройными ножками и великолепной „сладкой“ попкой. Попка настолько хороша, что я не могу не погладить ее. Мне очень повезло, если я могу трахать такую красивую женщину. Диана что-то рассказывает о своей работе, а я смотрю на нее, возбуждаюсь и готовлю ей горячий чай с медом и водкой. В двести граммов чая добавляю сто граммов водки и две столовых ложки меда. Перемешиваю все это в большом бокале. И начинаю поить больную. Она не сопротивляется. Потому как уже знает, что со мной в подобных ситуациях спорить бесполезно. Она пьет и хвалит:
– Очень вкусно. Нужно было тебя пригласить еще вчера, после того как меня продуло на остановке. Ты мой доктор Айболит. Нет – Авиценна. Нет – Гиппократ.
– Да! Я Айболит Авиценнович Гиппократов. Но не догадывался о своей сущности и работал: то грузчиком, то плотником, то инженером. А на самом деле я должен всегда лечить любимую женщину.
– Сашенька, не целуй меня так страстно. Мои соски окаменели. Я тебя еще не успела огорчить. Милый мой доктор, у меня начались месячные.
– У-у-у-у!
Я замычал как голодный теленок, от которого отобрали мамино вымя. А Диана засмеялась:
– И ртом я ничего не смогу сделать. Потому что беспрерывно чихаю.
– У-у-у-у! – продолжаю мычать я.
Да, действительно, у меня сегодня маленький пролет, в смысле маленькая неудача. А я настроился на большой секс до утра. Свеча на столе. Классическая музыка из приемника. И наши стройные и сильные тела, ласкающие друг друга – то на кровати, то на стуле, то на полу, то в ванной. „Диана, любимая!..“ „Любимый! Сашенька!.. Как же мы жили друг без друга?…“ „Я только минуту назад кончил и хочу снова…“ „Я молилась бы на твой стоящий член, он похож на Будду“. „Ночь такая короткая, мы не прошли даже и половины намеченного пути…“
А на самом деле /в реальности/ я захожу в ванную, достаю свой стоящий, гудящий от напряжения меч и, немного помастурбировав, эякулирую в раковину, прямо под струю льющейся из крана воды. Обидно! Каких джигитов топлю!..
Очень приятно, когда женщина снизу. Очень приятно, когда женщина сверху. Очень приятно, когда женщина сбоку. Тем более приятно, если рядом с ней – ты.
Вчера пил пиво с черным (по внешнему виду) колдуном. Он по-русски разговаривает не хуже, чем мой попугай Бахус. После выпитой десятой кружки, он за десять баксов /долларов/ продал мне баночку чудодейственной мази для ухода за кожей лица. Колдун объяснил, что втирать мазь необходимо каждое утро, не обращая внимания на неприятный запах – тогда через две недели благоприятный результат будет на лице. После пятнадцатой выпитой кружки он раскрыл мне состав этой чудо-мази. И хотя это была тайна их семьи, передаваемая от отца к сыну многие столетия, но ко мне он проникся таким огромным доверием, что раскрыл свою душу, и оттуда выпорхнула эта тайна. Вот она: необходимо полкилограмма дерьма черных кошек, полкилограмма дерьма черных собак, полкилограмма дерьма черных птиц, полкилограмма дерьма черных людей – все это тщательно перемешивается в серебряном сосуде серебряной палочкой в течении одной ночи, при полной луне. И продукт готов к употреблению.
Это рассказывал мой знакомый гоголевед по увлечению и крановщик по труду: оказывается, Николай Васильевич Гоголь очень сильно гневался, когда ему в руки попадалась скучная и бездарная книга. Обычно, прочитав ее до конца, он рычал: „Какая ерунда, блин!“ – и бросал книгу в огонь камина. Так же он поступил и со второй частью „Мертвых душ“.
Если вы хотите посмотреть список нескромных людей Петербурга, то приезжайте на малую Конюшенную улицу, найдите там памятник Николаю Васильевичу Гоголю и на одной из граней постамента, за спиной писателя, вы обнаружите этот милый список нескромных людей. Хорошо еще, что они не изобразили своих фамилий на чугунной заднице мастера.
Закончились деньги. Впервые в этом году. Двадцать дней в январе я прожил без забот. Хорошо питался, ходил в музеи и театры, делал любимой женщине небольшие подарки, – типа французских духов и красивого женского нижнего белья; нищим и то раздавал червонцы. А сегодня утром руку в карман засунул и… нету больше халявных денежек. Обидно, блин. Опять бегать в поисках работы, а найдя, получать гроши за каторжный труд. Надоело. Может, взять с балкона пакетик порошочка и загнать его на черном рынке по дешевке? И тогда несколько месяцев я смогу ни о чем не волноваться. Обедать буду в ресторане, ездить – на такси, курить – гаванские сигары, пить – французский коньяк, трахать – валютную проститутку. Но такие перспективы пугают меня так сильно, что я залезаю в ванну и принимаю контрастный душ. Холодно-горячо-холодно-горячо-холодно – и раздражение исчезает, а искушение уходит. Я снова умненький-благоразумненький, как Буратино, создавший теорию относительности. Я шевелю ногами и вдруг вспоминаю, что очень давно не играл с Джеком Потрошителем в азартные игры. Несколько раз в прошлом году я у него выиграл. В этом году мы еще не встречались (разве что во сне). Но чтобы выяснить: играть или не играть, – мне необходимо бросить жребий. Я намазываю тоненький кусок хлеба с двух сторон толстыми слоями сливочного масла и подбрасываю бутерброд в воздух. Если он приземлится маслом к полу, то игры не будет. Бутерброд встает на ребро. Джек Потрошитель зовет меня. И я предчувствую его поражение. Быстренько одеваюсь и бегу на свидание с игровым автоматом.
На последние деньги покупаю жетоны, делаю максимальную ставку и получаю максимальный выигрыш. Но Герман играл три раза. И два раза был в выигрыше. Я делаю еще одну максимальную ставку, и еще один максимальный выигрыш погружается в мой карман. Двадцать шесть тысяч рублей за полчаса, если начинать считать время с момента приземления бутерброда на пол. В третий раз играть не стал, потому что я не Герман, а Александр. А за такой приличный выигрыш Александру необходимо что-нибудь выпить.
Захожу в кафе. Помещение такое миниатюрное, что кроме меня туда не влезло бы больше четырех взрослых человек. Я радуюсь, что в кафе больше нет посетителей, пью кофе и чувствую себя Остапом Бендером, раскрутившим Корейко на миллион. Лед тронулся. Командовать парадом буду я. И в этот момент в маленькое кафе вошел такой огромный толстяк, что для меня места не осталось. Гигант придавил меня к стене с такой силой, что в глазах у меня потемнело, я закричал от боли и на несколько секунд потерял сознание. Очнувшись, я начал материться. А толстяк прохрюкал:
– Ах, простите, я не заметил.
И вышел на улицу. А я, отдышавшись, решил купить новый кофе, так как старый пролил. Сунул руку в карман и, не обнаружив там ни копейки, выскочил на улицу, почти сразу вслед за толстяком, секунд через семь, крича на весь Петербург:
– Стой, сволочь!!!
Но никакого толстяка не обнаружил. Лишь одна маленькая девочка прыгала через скакалку и больше никого до самого метро. До метро я домчался за двадцать секунд, преодолев не менее двухсот метров. За десять секунд слетел по эскалатору. Но на поезд не успел, не добежав да последнего вагона метров пяти. Поезд тронулся перед моим носом, а в последнем вагоне огромный толстяк танцевал лезгинку, держа в зубах толстую пачку моих денег, впрочем, уже не моих. Если бы я не видел все это своими глазами, то никогда бы не поверил, что такая масса жира может так быстро бегать.
Странно, но прошло всего лишь двадцать минут с момента моего чудесного выигрыша, а я уже опять без копейки в карманах. Сегодня явно не мой день.
Трудно сказать, где вода гаже, – в Мойке, в Фонтанке или в канале Грибоедова.
„Боже мой, да что же этой суке было надо?“ – этими словами меня встретил на улице мой приятель по кличке Васька-Импотент, от которого ушла очередная жена. „У нас же все было: и дом – полная чаша, и поездки в любые страны, и все сексуальные игрушки, и драгоценная дребедень, и зависть всех ее подружек, и мое постоянное внимание, и мои комплименты ее красоте. Она просто неблагодарная сука, Господи!“
Устроился работать грузчиком в продовольственный магазин. Нас в бригаде пять человек. И только у одного меня – одно высшее образование. У троих ребят – по два, а у бригадира целых три. Поэтому меня взяли пока временно. Хотят удостоверится, смогу ли я с одним высшим образованием правильно разгружать и нагружать фруктами и овощами грузовые автомашины. Работа неплохая, а главное, перспективная. Во время рабочего дня мне разрешено съедать овощей и фруктов столько, сколько в меня влезет, а если будет настроение, то и в два раза больше. И так можно работать до самой пенсии. Шикарная перспектива!
Если бы Дарвин регулярно занимался физическим трудом, он превратился бы в обезьяну и не создал бы никакой теории.
Прихожу домой, а на двери моей квартиры приколота кнопкой записка. Я ее разворачиваю и читаю: „Если вы хотите получить своего котика обратно, то занесите в квартиру № 100 двести долларов“. Захожу в свою квартиру и минут десять ищу Боцмана. Он, похоже, открыл окно и пошел прогуляться по подоконнику. Иду к соседу, в квартиру № 100. Сосед, обрусевший китаец, Виктор Дзедун улыбается мне как лучшему другу, крепко жмет мою руку и рассказывает:
– Знаете, Александр, у меня сегодня день рождения. Пятьдесят лет исполнилось. И вечером придут друзья и родственники, человек тридцать.
– Поздравляю.
– Спасибо. И вот я приготовил для гостей праздничный ужин. Я много чего приготовил, но главное блюдо – это мой фирменный салат из вареных в вине лягушачьих лапок с овощами.
– А укроп туда добавляете?
– Нет. Он бы все испортил. Так вот, для приготовления салата я использовал пять килограммов лягушачьих лапок.
– А какое вино вы использовали?
– Красное. Так вот, ваш милый котик залез ко мне в комнату и сожрал весь салат на тридцать персон.
– Боцман жив?
– Конечно, жив. Он хотел скушать еще и маринованных змей, но я не позволил, я запер его в спальне. Да, на приобретение лапок пошло двести долларов. Будьте добры их мне возместить.
– Хорошо. А вы не могли бы одолжить мне двести долларов на три дня?
– Пожалуйста.
И Виктор достает из кармана пачку долларов, отсчитывает двести и протягивает мне.
– Спасибо, – говорю я, беру деньги и протягиваю их обратно:
– Это двести долларов за Боцмана.
Сосед забирает деньги и отводит меня в комнату, где лежит на диване мой милый котяра. Впервые в жизни он не встречает меня криками: „Давай рыбы! Рыбы давай!“ Его живот так безобразно раздулся, что лапы висят в воздухе. А Виктор идет за мной и советует:
– Кошек нужно регулярно кормить, два раза в день.
– Но я кормлю пять раз в день и три раза ночью.
– Поэтому он и чувствует себя голодным и ищет приключений.
– Просто он не может отказаться от лягушачьих лапок. Как алкоголик от стакана вина, а курильщик от сигареты. Если бы на вашем столе лежало десять килограммов – он бы умер от передозировки. Да, Виктор, одолжите еще сто баксов. Я вызову скорую помощь. Пусть – ка они промоют ему желудок.
Виктор дает мне деньги, и я ухожу.
Оказывается, больше всех в мира дров продает Финляндия. А я думал, что Монголия.
Мне нравятся картины импрессионистов. Если бы я был художником, то работал бы в их стиле. Для меня картина Ван Гога – это таинственная бездна, которая зовет, пугает и очаровывает. В нее /в бездну/ вполне можно прыгнуть и не вернуться. Рядом с этой картиной тревожно, потому что чувствуешь присутствие нечеловеческого мира. А картина – просто вход в этот мир, вход, закрытый для „слепых“ и открытый для чувствующих искусство.
Еду в трамвае. Рядом со мной садится мужчина лет тридцати. Кладет мне на колени брошюрку „Радуйся семейной жизни“ и журнал „Сторожевая башня возвещает царство Иеговы“. Узнав, что я женат, начинает мне рассказывать: " Лучше блюдо зелени и при нем любовь, нежели откормленный бык и при нем ненависть»; «Лучше кусок сухого хлеба, и с ним мир, нежели дом, полный заколотого скота, с раздором»; «Мужья, любите своих жен, как свои тела»; «Жена же должна уважать мужа своего»; «Супружество должно сохранятся в чистоте между супругами».
Эти фразы меня настолько растрогали, что я тут же рассказал мужчине о моем пятнадцатилетнем семейном опыте, о моих двадцати одной жене, о нашей с ними любви и о маленькой зарплате, о трудной мужской доле в семейной жизни, об алкоголе, мешающем жить, и о презервативах, которые рвутся. Я красиво говорил примерно полчаса, не давая мужчине возможности что-либо вставить между моими предложениями. Жалко, что он не доехал со мной до кольца. Освободившись из моих крепких дружеских объятий, он выскочил из трамвая, крикнув: «Бог тебя накажет!» А я успел отпарировать: «Бог и насилие несовместимы!»
Бог вообще-то один, только имена у него разные. Одни его называют Бахус, другие – Вакх, третьи – Дионис, но суть его от этого не меняется.
Интересный все-таки у меня организм. Если я не кончу в течение дня хотя бы один раз, то ночью буду часами вращаться в постели. Не усну, пока не найду женщину или не разряжусь вручную. И это не дурная привычка, как мне намекают многие специалисты, а естественная потребность организма. А вот Казанове требовалось кончать не менее двух раз в сутки, и если этого не происходило, то он по собственной инициативе нарывался на неприятности типа дуэлей и скандалов. Кстати, природа подарила Казанове не только выдающиеся физические возможности, но и натуру поэта. Он был классным секспоэтом. А для настоящих женщин это качество перевешивало все остальные недостатки. Обидно немного, что он не догадался соорудить книгу с описанием своей сексуальной техники, типа Кама Сутры. Может быть, это необходимо сделать мне, преданному сексу до последней капельки спермы?
Если бы у людей отняли секс, то мужчины и женщины жили бы в различных государствах.
Некрасивая, похожая на паршивую овцу, женщина лет шестидесяти, при первом взгляде на которую мне захотелось закрыть глаза и задержать дыхание, попросила починить на ее доме за городом крышу. Я – без денег. Поэтому назвал цену за работу выше средней. Женщина засмеялась, показав свои гнилые зубы, и сказала:
– О, Александр, денег у меня нет, но я могу заплатить натурой.
– И что же вы предлагаете мне в качестве натуры?
– О, Александр, вы можете заниматься со мной сексом столько, сколько вам захочется. А в перерывах вы почините мне крышу.
– Но я же не доктор и не смогу починить вашу крышу.
– А кто же вы, Александр?
– Я дворник шестого разряда.
Женщина больше не улыбалась:
– А мне порекомендовали вас как плотника.
– Но вам же необходимо чинить кровлю, а плотник и кровельщик – это совершенно различные специальности.
– А мне кажется, что у вас просто не стоит. Поэтому вы и говорите всякую ерунду.
– Вы угадали.
– О, я очень проницательная женщина в расцвете сил.
И женщина ушла, а я порадовался за себя, что больше не пью. В пьяном состоянии я бы наверняка согласился на ее предложение.
Как-то одна проститутка выпалила мне в сердцах: «Я тебе не блядь какая-нибудь!»
Если женщина мне не нравится, если я не хочу эту женщину, то это однозначно означает, что передо мной не женщина, а некрасивый мужчина.
Сегодня Татьянин день. Позвонил Диане, хотел поздравить, я ее поздравляю со всеми праздниками и не праздниками, но никто трубку не поднял. Я выждал до двадцать первого гудка и опустил трубку. И сразу же позвонил мой приятель Марат. Предложил хорошую работу на сутки. Его знакомый сегодня едет в Москву, и ему нужен человек, который будет нести его сумку от Московского вокзала в Петербурге до Ленинградского вокзала в Москве. И за это он платит пятьсот долларов. Я поинтересовался у Марата, почему же он сам не берется за столь выгодную работу. Марат посмеялся и рассказал, что он сегодня сопровождает из Петербурга в Москву брата этого знакомого. Тоже несет сумку. Но они летят самолетом. И он (в смысле – Марат) получает две тысячи баксов.
Я по-прежнему без денег, поэтому согласился. И вечером, недалеко от Московского вокзала, я встречал новенький «Мерседес», из которого вышел крупный, похожий на американского актера Арнольда Шварценеггера, мужчина. Он спросил меня:
– Александр?
– Да.
– Возьмите багаж на заднем сиденье.
И я забрал с заднего сиденья небольшой и легкий портфель. Мы прошли через вокзал и сели в спальный вагон. Через пару минут поезд тронулся и помчался в Москву, в которой я ни разу не был. Хотя ехать до нее всего десять часов. Мужчина, сидя у окна, вытащил из кармана красивого шикарного пиджака пачку папирос «Герцеговина Флор», закурил и предложил мне:
– Курите.
– Спасибо, я не курю.
– В таком случае, это вам за вред, который я вам причиню.
И мужчина протянул мне стодолларовую бумажку. Поколебавшись секунду, я взял. Почему бы и нет? Я очень не люблю находиться в одном помещении с курильщиком. Но за сто баксов могу и в ресторане посидеть, чаю попить. При переходе в ресторан, в одном из тамбуров, молодая красивая женщина, одетая в песцовую шубу, предлагает посмотреть на живую Венеру всего за десять баксов. Я молча прохожу мимо. В ресторане много народа, хотя поезд отошел от вокзала двадцать минут назад. Нахожу свободное место и подсаживаюсь к симпатичной брюнетке, пьющей пиво из огромного фужера и читающей «Фауста» Гете. Подходит официант, и я заказываю чай и бутерброд с красной икрой. Симпатичная брюнетка отрывается от чтения, смотрит на меня и начинает улыбаться:
– Сашенька, здравствуй. Сколько лет, сколько зим!
Я смотрю на нее и не могу вспомнить, когда и где мы встречались, скорее всего, это знакомая из моего пьяного прошлого.
– Здравствуйте. Не могу вас вспомнить.
– Сашенька, мы должны на «ты». Я же Лора. Помнишь, два года назад, летом, я упала с крейсера «Аврора» в воду, а ты прыгнул вслед за мной и вытащил меня на берег. Мой спаситель.
– Ах, Лора, упавшая с «Авроры»?
– Да!
– Нет, не помню.
– Ну как же так, Сашенька, мы потом выпили шампанского и двадцать два дня не вылезали из постели.
– Двадцать два – это уже перебор.
– Ну вот, ты уже начал вспоминать, в прошлый раз ты сказал те же самые слова.
– Нет, все равно не помню. А много ли мы выпили за эти двадцать два дня?
– Мы выпили с тобой целое море.
– Но Ксанф не может выпить море, значит я не Ксанф.
– И эти слова ты говорил. Сашенька, ты же все помнишь. Ты просто разыгрываешь меня, да?
– Нет. Я просто пытаюсь вспомнить и не могу.
Лора наклоняется ко мне через стол и гладит меня по руке:
– Все равно я очень рада нашей встрече. Вот и Гете читаю уже в третий раз. Помнишь, ты смеялся над тем, что я не читала Гете.
Внешне, женщине лет под сорок. Она небольшого роста. Красиво сложена. С полными грудями. Я роняю салфетку, нагибаюсь за ней под стол и разглядываю красивые ножки в маленьких сапожках. Как же я мог их забыть? Двадцать два дня ее трахал и не помню ни одной черточки. Чертова амнезия. Я разгибаюсь и смотрю в ее красивые карие глаза:
– Лора, ты красива…
– …как Медуза Горгона, – договаривает Лора и смеется.
Я тоже смеюсь, потому что это мои слова. А поезд несется к Москве, громыхая на стрелках. За окнами темно и неуютно, потому что там идет мокрый снег. А внутри вагона-ресторана светло, тепло и очень кайфово /хорошо/, хотя бы мне и Лоре. Она подзывает официанта и заказывает бутылку коньяка с закуской. Официант приносит красивую бутылку, коробку шоколадных конфет и три лимона. Мы забираем все это с собой и идем в Лорино купе. Нам очень повезло, потому что она едет в купе одна.
В одном из тамбуров молодая красивая женщина, одетая в песцовую шубу, предлагает посмотреть на живую Венеру за десять долларов. Лора соглашается. И женщина распахивает шубу, под которой ничего нет, кроме некрасивого тощего тельца с маленькими грудями и бритой пиписькой. Лора смеется, отдает деньги, и мы идем дальше. Оказывается, мы едем в одном вагоне. Я заглядываю в свое купе. Шварценеггер уже спит. Портфель стоит на столе. А накурено так много, что до утра я сюда не приду. Впрочем, у меня есть запасной (и очень сексуальный) аэродром. Я захожу в Лорино купе и закрываю за собой дверь на защелку.
Коньяк уже разлит по стопкам. Раскрыта коробка шоколадных конфет. А маленькая симпатичная женщина режет на столе лимон. В помещении тепло, поэтому она сняла свое шерстяное платье и осталась в беленькой кофточке без рукавов и черных колготках. Меня она не стесняется. Для нее это естественно, потому что два года назад она со мной занималась сексом двадцать два дня (и двадцать две ночи) подряд. Но я-то этого не помню. Я познакомился с этой женщиной час назад. Для меня это новый человек. И я люблю Диану, но несмотря на это, я все равно очень хочу Лору, и я ею овладею (или она овладеет мной, какая разница, если мы оба этого хотим). А когда женщина и мужчина хотят друг друга, они обязательно сольются в одно целое, ведь половой акт и есть объединение мужчины и женщины в одно целое. И это происходит не потому, что они хотят ребенка родить, это происходит ради огромного удовольствия, которое оба получают. Человечество давно бы вымерло, если бы мужчины и женщины забирались в постель ради ребенка.
Оказывается, я не могу сказать женщине «нет», когда она предлагает позаниматься сексом /потрахаться/. Уж очень это приятное занятие. У секса свои законы, нормы и правила. И когда разум говорит «нет», а тело говорит «да», – тогда, в моем случае, всегда побеждает тело.
Я сажусь рядом с Лорой и беру стопку коньяка, несмотря на то, что бросил пить. Женщина берет свою стопку. Мы смотрим друг другу в глаза и отпиваем по маленькому глоточку огненного напитка. Лора мурлычет:
– Хороший коньяк.
– А хороший коньяк необходимо сочетать с лимоном и шоколадом.
– И с хорошим поцелуем.
Мы ставим стопки на стол. И целуемся. Лора закрывает глаза, а я нет, потому что обожаю наблюдать. Ее ладонь ложится на мой меч, пока еще прикрытый джинсами, он мгновенно твердеет /встает/, потому что готов к полету всегда, в любое время дня и ночи. Мы перестаем целоваться. А я снимаю с нее рубашку, под которой не оказывается лифчика. Две шикарных груди так соблазнительно хороши, что я начинаю их массировать руками и целовать поочередно: то левый сосок, то правый. Соски твердеют и увеличиваются. А я начинаю их посасывать по очереди: то левый, то правый. А руками залезаю в колготки на упругую попку. Женщина гладит мою голову и шепчет:
– Сашенька, я очень долго скучала по твоим ласкам.
– А я всегда скучаю по таким женщинам, как ты. Без них я чувствую себя нищим.
– Сашенька, я так хочу, чтобы ты в меня кончил. Где твой двадцатисантиметровый малыш?
Женщина действительно со мной знакома очень близко, жалко, что я ничего не помню из тех двадцати двух суток. Наверняка там есть, что вспомнить. Я быстренько снимаю с себя одежду и кидаю ее на вторую полку. Затем сдергиваю колготки и трусики с Лоры и бросаю их туда же. Лора ложится на спину и разводит ноги. Сейчас для меня нет ничего прекраснее, чем чудесный вход в обрамлении черных волосиков, вход в пещеру наслаждения (из подобных вышло все человечество). Я встаю на колени и вхожу. Если есть в жизни рай, то достигается он не после смерти, а во время полового акта…
Когда я кончил во второй раз, мы проезжали Бологое. Сразу после третьего мимо окна промелькнула Тверь. А четвертый раз получился на подходе к Москве. Лора за это время кончила раз двадцать. И каждый раз в момент оргазма она называла меня: «Коленька, любимый!». Так звали ее мужа. А когда оргазм затуманивал мои мозги, то я кричал: «Диана, любимая!» Коньяк мы не допили даже до половины. Расставаясь, мы обменялись номерами телефонов, хотя Лора живет у мужа в Москве, а я у себя в Петербурге.
Перед самым Ленинградским вокзалом я возвращаюсь в свое купе. Мой работодатель, уже проснувшийся и одетый, сидит и курит папиросу. Увидев меня, он вытаскивает из кармана сто долларов и протягивает мне, со словами:
– Вам не удалось нормально поспать?
– Да.
– Это вам за неучтенное неудобство.
Беру деньги и думаю, что за такую шикарную ночь должен платить я, но платит обычно тот, кто считает себя должником. Поезд останавливается. Я беру портфель и иду вслед за «боссом». Народ в Москве ничем не отличается от народа в Петербурге. Язык и тот такой же.
У вокзала нас ждет новый «Мерседес», двойник петербургского. Мой наниматель садится рядом с водителем и обращается ко мне:
– Положите сумку на заднее сиденье.
Я кладу сумку на заднее сиденье и получаю конверт, в котором обнаруживаю пятьсот долларов и обратный билет. Мой поезд отходит через пятнадцать минут. Познакомлюсь с Москвой в следующий раз. За ночь я заработал семьсот долларов, четыре раза кончил в красивую женщину Лору и выпил сто пятьдесят граммов коньяка. Такие приключения мне очень нравятся. Но, к сожалению, они происходят так же редко, как и выигрыши в рулетку.
Фортуна тоже женщина, не забывай делать ей комплименты.
Обратно в Петербург я ехал в общем вагоне, в одном купе с тремя пьяными фокусниками. Они со своей программой десять лет покоряли Москву и не сумели покорить. Теперь они тащились покорять Питер. Узнав, что я петербуржец, они сразу же захотели меня угостить. Старший по возрасту, Борис, взмахнув рукой перед моим лицом, вытащил из кармана моей куртки полную стопку водки и сказал:
– Пожалуйста, Александр, выпей за Петра Первого.
– Я не пью. Пусть Петр Первый пьет сам, – ответил я.
Водку за Петра Первого выпил средний по возрасту – Михаил. А Борис опять взмахнул руками перед моим лицом и вытащил из другого моего кармана полную стопку конька:
– Александр, выпей за Екатерину Вторую.
– Я не пью. Пусть Екатерина Вторая пьет сама.
Коньяк за Екатерину Вторую выпил младший по возрасту – Василий, а Борис вытащил из моего внутреннего кармана полную стопку джина:
– Александр, выпей за Пушкина Александра Сергеевича.
– Я не пью. Пусть Пушкин пьет сам.
Джин за Пушкина выпил сам Борис.
В течение часа Борис вытаскивал из моих карманов стопки, полные различных алкогольных напитков и предлагал мне выпить за знаменитых петербуржских поэтов, музыкантов, скульпторов, художников и политиков, я неизменно отказывался, и выпивал кто-то из троих фокусников. Первым сломался Михаил, он прислонился спиной к стене, уронил голову на свое плечо и захрапел, вторым сломался Василий, он соскользнул пол стол и тоже захрапел. Самым стойким оказался Борис, он еще минут пятнадцать пил в одиночестве уже никого не вспоминая, потом упал к Михаилу на колени и затих. А я, довольный, что они от меня отвязались, вытащил йогурт и книгу Пастернака «Доктор Живаго», собираясь немного подкормить мои уставшие тело и душу. Но только я вскрыл упаковку с йогуртом и открыл книгу на первой странице, как с верхней полки мне на голову упал пакет с розовыми мячиками, а следом за пакетом свалился и их хозяин – артист оригинального жанра жонглер Васин (так было написано на его визитной карточке, которая упала ко мне на колени чуть раньше Васина). В себя я пришел, когда поезд подъезжал к перрону Московского вокзала.
Путешествие из Петербурга в Москву оказалось чудесным по сравнению с кошмарным путешествием из Москвы в Петербург.
Читал Афанасия Фета. Я слышу все его стихи, в отличие от стихов Пастернака. Фет, кстати, был убежден, что истинный лирик «готов броситься с седьмого этажа вниз головой с непоколебимой верой в то, что он воспарит по воздуху». В этом есть своя правда. И для поступающих в Литературный институт неплохо было бы устроить экзамен для выявления истинного лирика, сделав прыжок с седьмого этажа, без страховки, обязательным упражнением.
Я удивляясь моей способности смотреть на себя со стороны. Целый день могу ходить следом за собой и смотреть, как я куда-нибудь еду, работаю, общаюсь с людьми, ем, пью, улыбаюсь, радуюсь жизни, обижаюсь, ругаюсь, брызгаю слюной, пью алкоголь, хмелею, бормочу какие-то глупости, ласкаю женщину, смотрю телевизор, сплю. Но, случается, что я крепко задумываюсь, теряю ориентацию в пространстве и сталкиваюсь сам с собой. Мы ударяемся лоб в лоб, из глаз летят искры. Когда я прихожу в себя, то не выдерживаю и выговариваю сам себе: «Ну что ты все время вертишься под ногами, не мешай мне нормально жить. Иди своей дорогой. А я пойду своей.» Я ударяю себя по плечу, мы улыбаемся друг другу и расходимся в резные стороны. И каждый идет своим путем.
Петербург обледенел до омерзения. В начале недели шел проливной дождь. Потом ударил мороз. Потом снова шел дождь и снова – мороз. В результате все улицы и проспекты превратились в катки. Без коньков из дома лучше не выходить. Люди без коньков падают и разбиваются. А люди на коньках чувствуют себя вольготно /уверенно/. Едущих автомашин на улицах почти не видно, потому что на ледяных дорогах удается не разбиться только гонщикам и сумасшедшим. Но таких немного.
А у меня свидание с Дианой на выходе из метро «Маяковская», в восемнадцать ноль-ноль. Я отоспался после чудесно-кошмарного путешествия в Москву и обратно, и позвонил Диане на работу. Она, как всегда, обрадовалась мне и предложила вечером встретиться и погулять по Невскому. И вот я спешу на свидание.
Недалеко от метро «Гражданский проспект» торможу автобус «Икарус», сажусь в него. В автобусе, кроме меня и кондуктора, никого нет, Приняв меня в свое чрево через заднюю дверь, автобус срывается с места на полном газу и разгоняется до максимальной скорости. Кроме нас, никто так быстро не едет, потому что люди хотят жить, а наш водитель, похоже, ничего не боится и несется по ледяному проспекту, как будто везет рожающую женщину в роддом. Но в автобусе едем только я (не рожающая женщина) и старичок кондуктор в очках, читающий газету. Старичок на излишнюю скорость не обращает внимания, скорее всего, он уже к ней привык, а я чувствую себя очень неуютно. Особенно когда мы проскочили через проспект Непокоренных на красный свет светофора. На наше счастье, машин, едущих по проспекту Непокоренных, перпендикулярно нашему движению, было всего две. И мы вписались между ними, никого не задели и помчались дальше. Я, конечно, не выдержал такого издевательства над моими расшатанными нервами, подбежал к кабине водителя, стал в нее стучать кулаками и заорал:
– Водитель! Водитель! Если вы не умеете управлять машиной, то притормозите и выпустите меня на волю! Я дальше пойду пешком! Я куплю у вас все билеты! Водитель! Водитель!
Здесь старичок-кондуктор оторвался от чтения газеты и сказал:
– Молодой человек, не кричите так громко; вы можете разбудить водителя, а если вы разбудите водителя, то он поедет еще быстрее.
– Но если водитель спит, то мы можем в кого-нибудь врезаться в ближайшие секунды и погибнуть.
– Не беспокойтесь. Я езжу с этим водителем уже третью неделю, и мы ни в кого еще не врезались. Не судьба, значит. Кому суждено умереть, трахая женщину, тот не погибнет в автокатастрофе.
В этот момент автобус совершил резкий поворот, и мы помчались в сторону Лесного проспекта. После резкого поворота меня бросило прямо на колени к старику. Тот этого даже не заметил и продолжал говорить:
– Не расстраивайтесь так активно. Водитель наш тоже молодой человек. У него медовый месяц. Он целыми ночами пендюрит свою молодуху, а вот днем иногда засыпает. Но это не мешает ему выполнять свою работу. Кстати, если он начал совершать повороты, значит, уже понемногу просыпается.
Автобус резко свернул налево и мы выскочили на Лесной проспект. Старик продолжал:
– Опять свернул. Похоже, уже совсем проснулся. Если сейчас ему в форточку в его кабину всунуть сто рублей, и он их интуитивно почувствует, то вполне возможно – проснется на сто процентов, чтобы схватить их. Попробуйте, юноша, найти сто рублей в своих карманах, и у вас появится шанс выйти из машины на волю.
Мы промчались мимо станции метро «Выборгская». Я лихорадочно порылся в карманах. Нашел стольник. Подбежал к кабине водителя и через маленькую форточку метнул деньги. Водитель денег не заметил. Подошел старик-кондуктор и посоветовал:
– Мало. Ищи еще стольник.
Я выхватил из кармана еще один стольник и метнул в водителя.
– Недолет. Давай еще снаряд! – прорычал старик.
Третий стольник я скомкал в подобие шара и запустил им в водителя. Шарик попал ему в затылок.
– Есть попадание! – возликовал старик.
Водитель дернул головой и…автобус поехал еще быстрее. Слева промелькнул поворот на Финляндский вокзал. Впереди уже виднелся Литейный мост. Мчаться по мосту со спящим водителем абсолютно не входило в мои планы. Я быстро скатал шарик из трех сторублевых бумажек и всадил его водителю в ухо. Он наконец-то поднял голову, заулыбался и притормозил прямо перед мостом. Я вышел из автобуса и пошел к Финляндскому вокзалу. Твою мать! Везет же мне на встречи со странными людьми. Впрочем, нестранных людей не существует. У любого обязательно найдется какое-то завихрение в мозгах: либо в одну, либо в другую строну. И в зависимости от силы этого завихрения, люди делятся на группы, которые понимают и любят лишь подобных себе.
Дурак не может сойти с ума, дурак может сойти с глупости.
Диана ждала меня у выхода с эскалатора. Красивая стройная брюнетка в длинном темно-красном пальто и элегантных черных сапожках ждала меня, безработного алкоголика, бросившего пить. Гладиатора, получившего вольную. Все-таки мне сказочно повезло. Остался живым после сумасшедшей гонки и получил в качестве приза шикарную женщину. Подхожу и дарю ей огромную красную розу. Диана настолько рада мне, что начинает светиться:
– Сашенька, милый, какая красивая роза. Спасибо. Она одного со мной роста. И роза очень красива.
– Она также красива, как ты. Но через сутки она завянет, а ты многие годы будешь цвести и радовать мужчин, увидевших тебя.
Диана улыбается и вдруг обнимает меня за шею и начинает целовать. Мимо проходит множество людей, они смотрят на нас и улыбаются. Я отрываюсь от Дианы и говорю:
– А если мы разденемся и займемся сексом прямо сейчас? Можно на лотке, где лежат книги для продажи.
– Каждый второй обязательно будет к нам подходить и советовать, как правильно делать то, что мы делаем.
– И в итоге у нас ничего не получится.
– Что ж, отложим секс на более удобное время.
– Или на более удобное место.
Мы выходим на Невский и идем в сторону Невы. Несмотря на гололед, проспект заполнен двигающимися в обоих направлениях людьми и машинами. Бесконечный поток людей и машин. Мы держимся за руки, словно боимся потеряться и заблудиться. Диана говорит:
– А в Москве все проспекты заполнены так же густо, как Невский.
– Хорошо, что я не живу в Москве. Среди такого множества людей чувствуешь себя очень одиноким.
– Как в глухом лесу.
Диана улыбается:
– Я тоже боюсь заблудиться в суете городов и в потоках машин.
В это время нас атакует в меру пьяный бомж, пахнущий, как большая куча дерьма:
– Господа, дайте доллар бывшему предводителю дворянства. Мне сам Филипп Эдуардович Ленин руку жал, после штурма Бастилии.
От предводителя дворянства так противно пахнет, что меня начинает мутить. Я даю ему деньги, лишь бы поскорее отвязался. Диана смеется:
– Если ты будешь подавать всем нищим, то к концу проспекта у тебя ничего не останется.
Но Диана ошиблась. У меня ничего не осталось уже после перехода через Литейный проспект. Мы нарушили правила дорожного движения, как и несколько десятков других людей. Но дорожный полицейский выбрал почему-то нас, оштрафовав на сто рублей. С полицией не стоит спорить. Я вытащил из кармана бумажник, нашел сто рублей и отдал их офицеру. Взяв деньги, он не отдал нам квитанцию и сказал:
– Разрешите взглянуть на бумажник. Полчаса назад у меня украли точно такой же.
Я протянул ему бумажник, в котором находились все мои деньги. Офицер взял его, понюхал и, не открывая, протянул обратно:
– Я ошибся, мой был другим.
Я засунул бумажник обратно в карман, и мы пошли дальше. Через пятьдесят метров дошли до кинотеатра «Титаник». Диана предложила:
– Давай сходим в кино. Я там не была две тысячи лет.
Мы зашли в кассу. Я достал бумажник и, открыв его, очень сильно удивился, потому что он был пустым. Надо же, полицейский офицер, не открывая, понюхал его и всосал в себя все мои деньги. Ему бы Кио позавидовал.
Диана громко засмеялась и захлопала в ладоши:
– Браво! Браво! Знаешь, Сашенька, пойдем скорее к офицеру и подарим ему розу. Он настоящий артист.
Мы возвращаемся к Литейному проспекту, но офицер исчез вместе с деньгами, не дождавшись нас. Мы снова являемся в кассу кинотеатра. Теперь уже платит Диана. У нее постоянно имеются деньги, наверное, она много работает. Занимается своим любимым делом и получает за это хорошие деньги. Я тоже постоянно работаю над вторым романом. Но денег от этого у меня не прибавляется. Знающие люди говорят, что необходимо написать /создать/ одиннадцать романов и после этого начнут капать деньги. Но чтобы создать одиннадцать романов, необходимо прожить одиннадцать жизней. А за один год одиннадцать жизней не прожить. Мне, во всяком случае.
В «Титанике» очень крутая лестница. Однажды, в пьяном состоянии, я упал и скатился по ней сверху до низа три раза подряд и ничего у себя не повредил. Если бы я был трезвым, то переломал бы все ребра.
Мы заходим в кафе при кинотеатре и пьем кофе. Кофе – это напиток, который очень вкусно пахнет, но вкус у него – как у очень плохого чая. Посетителей в кафе нет. Диана кладет розу себе на колени и начинает пить кофе маленькими глотками. Сейчас она похожа на Венеру Тициана. Я смотрю в ее глаза, и моя голова начинает кружиться. Мне очень повезло, потому что меня любит великолепная женщина. Она перестает пить и спрашивает меня:
– Ответь, Сашенька, ты ревнивый мужчина или нет?
– Или нет. Я всегда был очень спокойным в этом вопросе, и это нравилось моим женам.
– Очень хорошо. Тогда я расскажу тебе о моем небольшом приключении. Вчера я встретилась со своим бывшим мужем Михаилом. Он приехал из Парижа на один день. Ты знаешь, он меня всегда очень сильно возбуждал. И вчера произошло то же самое. Стоило ему поцеловать меня в щеку – и я кончила. Желание продолжать было таким сильным, что мы начали заниматься сексом прямо в лифте и продолжили у него в номере гостиницы. И знаешь, что меня поразило. Во время оргазма я называла его «Сашенька». Оказывается, ты заслонил для меня всех остальных мужчин.
Диана смолкла и снова принялась пить кофе. А у меня перехватило дыхание, закололо в области сердца, и задергалась левая рука. К подобным рассказам всех моих бывших женщин я относился совершенно равнодушно. А сейчас словно ожогом рот скривило господину. Я закашлял, поставил чашечку с кофе на стол и смахнул слезинку, выкатившуюся из моих глаз. Не могу понять, что же со мной происходит. Ведь еще вчера я всю ночь трахал в поезде Лору и не считал это преступлением. Наоборот, я был очень доволен приятным приключением. А вот теперь, когда я узнал, что Диана в то же самое время трахалась с другим мужчиной, вдруг почувствовал себя обманутым и преданным. В это время нас пригласили в зал смотреть кинофильм. Диана взяла меня за руку:
– Сашенька, а ты все же меня заревновал. Спасибо тебе за это. Значит, ты действительно ко мне не равнодушен. А если ты изменяешь мне, то лучше не рассказывай, потому что мне будет очень больно.
Кинофильм был отвратительным, как и большинство американских лент, прокручиваемых в наших кинотеатрах. Мы ушли, не досмотрев до середины. Лучше бы мы пошли в Филармонию или Эрмитаж, но теперь уже поздновато. Я провожаю Диану до ее квартиры, но от чашечки чая отказываюсь, потому что это означает секс до утра. А мне, после ее признаний, ничего не хочется. Я целую ее в щеку и ухожу.
Истина – это рога, которых ты не замечаешь.
Заходила ко мне в гости моя бывшая жена Надежда с девятилетним сыном Артемом, рожденным от одного из других мужей. Артем – славный мальчик, выпили с ним по стаканчику кока-колы (не понимаю, зачем добровольно пьют эту гадость), и он признался, что все в жизни успел попробовать – и женщин, и курево, и алкоголь, и наркоту, и все развлечения взрослых придурков не стоят разжеванной жвачки, приклеившейся к подошве ботинка. У взрослых есть только одна ценная вещь – это компьютер, он запросто заменяет собой всех друзей, родителей, школу, улицу и книги с телевизором. И ради компьютера стоит жить, потому что компьютер – это клево, это смысл жизни.
«Когда я объясняюсь женщине в любви, она почему-то начинает блевать», – рассказывает мне знакомый ассенизатор.
Странно, мы живем уже в двадцать первом веке, а вокруг меня мелькают те же рожи /лица/, которые мелькали в двадцатом. Они говорят те же слова, обливают друг друга тем же дерьмом, втыкают те же шпильки; они так же недовольны жизнью. Толпа недовольных, негармоничных, некрасивых людей вокруг меня не изменилась. От них невозможно избавиться, как от комаров с мухами летом. Приходится терпеть…
Оказывается, в России один миллион заключенных. Каждый пятнадцатый россиянин сидит за решеткой, в темнице сырой. Говорят, к началу двадцать второго века в тюрьме будет сидеть каждый второй россиянин. А вторая половина будет работать по двадцать часов в сутки, чтобы прокормить первую. К этому времени я уже буду таким дряхлым, что не смогу оттрахать женщину даже указательным пальцем.
Сегодня мне принесли телеграмму с любопытным текстом: «Поздравляем юбиляра с трехсотлетием. Желаем свободного неба для могучих крыльев. И еще сто лет жизни. Братья и сестры из Эквадора». Телеграмма пришла из Эквадора на мой адрес. Мой день рождения уже прошел месяц назад. Да и мне стукнуло поменьше трехсот. Самое смешное, но я не мог вспомнить, где же находится этот Эквадор. Вроде бы недалеко от Парагвая или Китая. Хотел посмотреть на карте, но не нашел ее в моем холостяцком беспорядке. И вдруг, заваривая чай, я вспомнил, что второго февраля – день рождения моему (бывшему моему) попугаю Бахусу. Мой приятель, его предыдущий хозяин /владелец/, уверял, что Бахус – попугай самого капитана Флинта. Возможно, это и так. Выпив водки, попка иногда рассказывал о пиастрах, острове Сокровищ, жизни-жестянке и свирепых мужчинах под черными парусами. Впрочем, попугай знал множество рассказов, потому что сменил за свою долгую жизнь множество хозяев. И вот сегодня Бахусу исполнилось триста лет. Солидный возраст, с точки зрения человека, конечно. В такой день его обязательно необходимо поздравить. Тем более что мой отец, его новый владелец, не знает о дне рождения.
Я покупаю бутылку Смирновской водки, килограмма два различных орехов и еду к отцу. Он живет в километре от меня. В однокомнатной квартире. Звоню у его дверей и слышу приглушенный голос отца:
– Входите, не заперто.
Я вхожу в квартиру и застаю моего милого родителя стоящим на голове у стены, в кухне. На нем ярко-синий спортивный костюм и ярко-желтые носки. Лицо сильно покраснело от прилива крови. Увидев меня, отец заговорил:
– Здравствуй, Александр Александрович. Не удивляйся. Я уже вторую неделю по три часа в день стою на голове. Это улучшает мою мыслительную деятельность. Потому что к мозгам приливает больше крови. Если Ньютону на голову не падает яблоко, то он просто обязан сам допрыгнуть до этого яблока, сбить его своей головой и открыть свой закон.
Я здороваюсь с отцом и рассказываю ему о дне рождения Бахуса. Хрюкнув, он встает на ноги:
– Что же ты раньше мне об этом не рассказывал? Великому Бахусу триста лет, а я в спортивном костюме. Непорядок, который необходимо срочно исправить.
И отец убегает из кухни. Через две минуты он уже одет в черный смокинг, белую рубашку, черный галстук и черные, начищенные до зеркального блеска, ботинки. Отец жует жвачку и говорит:
– Пойдем к имениннику.
Мы заходим в комнату. Посредине стоит круглый стол. На центре стола клетка, укрытая /укутанная/ черным бархатом. Отец сдергивает покрывало и говорит:
– Я даже и не знал, что попугаи живут так долго.
Бахус просыпается и орет на всю квартиру:
– Дай водки, сволочь! Дай водки!
Отец убегает в кухню и приносит оттуда открытую бутылку Смирновской и три хрустальных фужера. Он никогда не пил алкоголя. И вот в честь своего любимца решил отклониться от своей нормальной жизни. Кстати, ни дед, ни отец никогда не пили алкоголя. Зато я пил за троих. Отец разлил водку и один фужер поставил в клетку. Затем чокнулся со мной и с Бахусом и выпил до дна. Попугай тоже с удовольствием начал пить, прекратив свои крики. Я пить водку не собирался, поэтому принес из кухни кефира. Через пару минут отец налил себе еще половину фужера:
– Странный напиток эта водка. Ничего не почувствовал. Надо повторить, чтобы понять, зачем же ее пьют.
Отец поднял фужер и выпил:
– Удивительно. Зажгло во рту, и в животе стало тепло. А голова стала легкой. Я все могу, как Ницше, покоривший Африку.
Бахус оторвался от своего фужера и ответил:
– Ницше! Заратустра! Пусто! Пусто!
Отец сел рядом с клеткой на пол и обратился ко мне:
– Нина, а в чем смысл жизни? И где истина?
Попугай ответил вместо меня:
– Истина в вине! Истина в вине!
Я же сходил в кухню за орешками и угостил обоих. Отец уставился на меня помутневшими глазами, икнул и поблагодарил:
– Спасибо, Нина!
Попугай же съел орех и сказал:
– Нина! Глина! Псина! Джина!
Отец продолжал сверлить меня мутными глазами:
– Нина. Ты не смотри, что я такой страшный. На самом деле я такой умный, что самому становится страшно.
Бахус выпил водки и продолжил:
– Страшно жить среди людей мамонтенку Пете! Прокатиться бы сейчас на велосипете!
Отец налил себе еще половину фужера водки, набрал в рот, пополоскал зубы, пополоскал горло и проглотил:
– Прометеев напиток. Прометей его настаивал на собственной печени. Нина! а ты водку не пей, она превращает женщин в мужчин. А мужчин в обезьян. Ты пей кефир и рожай детей.
Попугай тоже выпил еще водки:
– Женщина, рожай детей! А мужик – имей блядей!
Отец допил свой фужер и снова обратился ко мне:
– Мамочка! Я сделал все уроки на завтра. Спокойной ночи! Спокойной ночи, мамочка!
После этих слов он лег под столом, укрылся черным бархатным покрывалом и захрапел. А попугай Бахус тоже допил свой фужер и проворчал:
– Люди несчастны, потому что они осознают свою смертность.
В Петербурге появилась служба «Телефонный кайф». Кроме секса, они обещают накормить вас по телефону любым продуктом питания, если найдут описание этого продукта.
По значимости смерть можно сравнить только с рождением. Рождение обозначает приход в этот мир из какого-то другого, а смерть – уход из этого мира в какой-то иной. И бояться смерти смешно, потому как это то же самое, что и бояться своего рождения.
Только пришел домой от отца – и сразу звонок в прихожей. Открываю дверь – в квартиру вваливается капитан милиции Орлов. Он дышит на меня омерзительным перегаром – смесью переработанных водки, лука и табака. Это основные продукты, которые употребляет капитан. Приветствуя, он жмет мою руку так сильно, что я приседаю от боли. Человек-бык, как его называют в нашем районе, смеется и басит:
– Здравствуй Шурик. На тебя тут кое-кто стукнул. Говорят, прячешь в квартире кое-что ворованное.
После такого вступления мне стало очень нехорошо. Неприятные мысли закрутились в голове, вызывая тошноту. Вот теперь точно кранты. Допрыгался, молодой красивый и сильный! Доигрался! Теперь в Кресты – клопов кормить, баланду хлебать и мудаков слушать многие-многие годы. Мог бы давно этот гребаный порошочек в унитаз спустить. Но теперь уже поздно что-либо изменять, потому что Орлов был неподкупным и умелым ментом. Его люди наверняка стоят на лестничной площадке, страхуя своего шефа. Через них не пробиться. А с балкона шестого этажа прыгать не хотелось. Твою мать! Ситуация дрянь. Все мои ходы приводили к моему падению.
Капитан продолжил:
– Надо бы осмотреть твою квартирку.
– А ордер на обыск у вас есть?
– Нет, конечно. У меня есть только орден. Ха-ха-ха! Но твою нору я все-таки осмотрю, Шурик. Потому что стукачок у меня серьезный, зря врать не будет. Так что ты лучше не мешай.
– Хорошо, ищите что вам нужно.
– Вот и прекрасно, – сказал Орлов и прошел в комнату в своих огромных грязных сапожищах, которые я смог бы надеть, не снимая своих ботинок. Капитан потоптался по комнате не больше минуты и прошел на балкон, где стояли коробки с порошком. Все. Теперь эти сраные новогодние подарки он засунет мне в жопу. Я слышал, как он шуршит коробками. Твою мать! Может, огреть его стулом по башке и выкинуть порошочек с балкона? Но капитан наверняка его уже увидел. И чтобы он все забыл, его необходимо устранить из жизни. Но я на это не способен, потому что слаб в коленках.
Мое сердце колотилось с бешеной скоростью где-то у меня в горле. Воздуха не хватало. Со лба стекал пот, словно я пробежал десять километров в жаркий день. Я сам оказался творцом помойки, в которую меня затолкал Орлов. Какой же я дурак! И с этим ничего нельзя поделать. Дураку – дураково. А менту – ментово.
Капитан вышел с балкона и прошел мимо меня на кухню. По пути заглянул в туалет и в ванную. Осмотрел кухню и сказал:
– Шурик, неувязочка вышла. Не нашел я краденого мотоцикла. С тебя за это полагается сто пятьдесят.
Я на ватных ногах дошел до холодильника. Вытащил бутылку Смирновской и налил ему полный стакан.
– Шурик, лука не забудь.
Я очистил самую большую луковицу и протянул ее капитану. Он выпил водку одним глотком и откусил от луковицы половину. Быстро прожевал, проглотил и, улыбаясь, пробасил:
– Спасибо. Теперь смогу два часа спокойно работать, не думая о хлебе насущном.
После этого он закурил и ушел. А я закрыл дверь. Потом, оседлав унитаз, хорошо пропоносился. Говорят, и медведи от страха поносят.
Если в тебе много дерьма – живи ближе к туалету.
Говорят, Цицерон был немым от рождения, поэтому его и считали великим оратором. Он выходил на трибуну, воздевал руки к небу, открывал рот, и многотысячная толпа, затаив дыхание, часами слушала его красноречивое молчание. Многие, не выдерживая напряженности момента, плакали. Но стоило Цицерону показать людям палец, и они умирали от смеха. На смену умершим приходили живые.
По радио сказали, что в зоопарке недавно родившая свинья выкармливает заодно новорожденного тигренка (тигрица, видите ли, не захотела его кормить). Охотно этому верю, потому что у моего знакомого, в деревне, крыса, недавно родившая, выкармливала теленка, от которого отказалась корова, и теленок выжил. И сейчас он уже взрослый бык.
Начало февраля, а на улице настоящая весна. Температура – плюс шесть. Снег сошел. Вокруг лужи и грязь. Словно уже не февраль, а март. Будет очень приятно, если весна начнет приходить на месяц раньше. Иду в магазин, потому что у кота закончилась черная икра. И он ходил за мной по пятам все утро и нудил:
– Рыбы давай! Давай рыбы!..
Это интересно. Каждому игроку футбольного клуба «Реал Мадрид» выдадут премию за победу в кубке Испании, в размере полтора миллиона долларов. Ах, почему я не играю в «Реале»? А ведь предлагали в прошлом году. В пивном баре на Невском проспекте. Я сидел в одиночестве за столиком, пил пиво и читал дурацкую книгу Сальвадора Дали о говне. Впрочем, с такими деньгами, как у него, – можно писать о чем угодно, и это издадут, и раскупят мудаки, типа меня. Я сидел, читал о говне и допивал тринадцатую бутылку пива. Пустые бутылки с моего стола не убирались, потому что официант тоже пил пиво за соседним столиком. На другой половине моего стола стояло еще восемь полных бутылок. И в этот момент ко мне за столик подсел еврей, похожий на немца (или немец, похожий на еврея) и представился сто двадцать восьмым тренером футбольного клуба «Реала» из Мадрида, который ищет талантливых молодых людей для своего клуба. Узнав о моих тридцати пяти годах, тренер заверил меня, что в «Реал» принимают до сорока. Необходимо только заполнить анкету, которую он разложил на столе перед моим носом, и сдать сто долларов на билет до Мадрида.
К сожалению, у меня оставались последние десять рублей, о чем я и сообщил тренеру. Он очень огорчился тем, что «Реал» не получит такого ценного игрока, забрал свою анкету и пересел за соседний столик к официанту, которому было не меньше пятидесяти. Официант был пьянее, чем я. Поэтому он согласился на заманчивое предложение, заполнил анкету и выложил сто долларов. Тренер забрал деньги, пожал ему руку и сказал:
– Поздравляю вас с зачислением на должность левого полузащитника «Реала». Завтра ровно в десять ноль-ноль жду вас в аэропорту, с вещами. А сегодня больше не пейте, потому что работники «Реала» не пьют алкоголя.
По телевизору сказали, что Дантес и Пушкин опять стреляли друг в друга недалеко от Черной речки и опять с тем же результатом. И это будет повторяться каждый год.
Я русский человек, но быстрой езды не люблю, потому что я тот человек, на котором ездят все, кому не лень. И если бы Николай Васильевич Гоголь познакомился со мной поближе, он вписал бы меня в ряд своих отрицательных персонажей (других у него не было). Но Гоголя к себе в гости я не приглашаю, потому что человек мужского род, не познавший женщину и всю жизнь занимавшийся онанизмом, вряд ли нормален.
Леня любит Веру Николаевну, Вера Николаевна любит своего мужа Ивана, Иван любит Галю, а Галя любит Марту. Для того, чтобы цепочка замкнулась, не хватает еще одного мужчины, которого любила бы Марта, а мужчина, конечно же, любил бы Леню. Но такого мужчины, к сожалению, не было. (После просмотра фильма об Иване Бунине)
Если у вас плохое настроение, то сходите в баню, попарьтесь как следует, поплавайте в бассейне и настроение нормализуется. Я прислушался к совету внутреннего голоса и пошел в баню. Купил у входа можжевельниковый веник. Кстати, он не зря выглядит таким устрашающе колючим, потому что сколько его не распаривай в кипятке, все равно колется, но для людей с толстой кожей это не страшно. А людям с тонкой кожей лучше не рисковать.
Я купил билет и прошел в отделение. Банщик куда-то убежал, поэтому, оставив билет на его столе у входа-выхода, я занял свободное место, вообще-то все места, кроме одного были свободными, быстренько разделся, взял веник и пошел в моечную. Среди множества свободных тазиков, выбрал один, вымыл, уложил в него веник и залил кипятком. Оставив веник распариваться, я прошел в парилку. На скамеечке сидел огромный толстый японец тридцати-шестидесяти лет с длинными волосами, похожий на борца сумо. Две жирных груди лежали на огромном животе, который свешивался между жирных ляжек и закрывал его мужское достоинство. Японец посмотрел на мой пенис, заулыбался и сказал:
– Здрасьте, мужчина.
– Здрасьте, – ответил я и сел на соседнюю скамью.
Пар был очень хорошим. Посидев несколько минут, я сходил за веником, вернулся на свою скамеечку и начал осторожненько париться можжевельниковым душистым чудом. Сильно им не похлещешься, потому что можно пораниться. Японец, увидев можжевельник, сделал большие глаза и спросил:
– Не больно елкой, а?
– Это не елка, а можжевельник. У меня толстая кожа, поэтому не больно.
– У меня тоже толстая кожа. Можно мне попробовать?
Я встал со скамейки, подошел к японцу и начал тихонечко его стукать по влажной могучей спине. Он снова уставился на мой пенис и, рассмотрев на нем шрамы, спросил:
– В каких боях этот красавец отличился?
– Это моя вторая жена, королева Марго, делала миньет и так увлеклась, что укусила. А укусы женщин плохо заживают.
– Не хуже, чем укусы мужчин.
– Возможно.
– Да нет, определенно. Мой муж укусил меня за ягодицу – если хотите, можете взглянуть, – дак потом заживало полгода.
Когда японец заговорил о своем муже, я не удивился, потому что уже встречался с гомосексуальными семьями, они такие же проблемные, как и гетеро.
– Скажите, а вас не Александром зовут?
– Александром.
– И вам тридцать шесть лет?
– Да.
– И вы учились в школе номер семьдесят два Калининского района?
– Да.
– Сашка, здравствуй, ты что, меня не узнаешь? Негодяй, мы же учились в одном классе. Ха-ха-ха!
Японец засмеялся и шлепнул меня по бедру. А я смотрел на него и не мог вспомнить, кто же это такой. Толстых мальчиков у нас было двое. Один погиб, а второй похудел и полысел. Вообще-то у меня хорошая зрительная память, но трудно определить, кого же из наших милых стройных мальчиков жизнь превратила в огромную жирную жабу. Я смотрел и не узнавал. Бывший одноклассник засмеялся и сказал:
– Все равно не угадаешь. Из наших меня никто не узнает. После того как я родила тройняшек, так сильно располнела, что сама себя не узнаю. Сашка, а ведь на выпускном балу я была принцессой, а ты – принцем.
И тут я наконец-то обратил внимание на ее великолепные огромные карие глаза, которые волновали очень многих мальчиков нашей школы. Они остались прежними, а Наташка-принцесса исчезла, превратившись в жирную жабу, могучего японца, борца сумо. Выходит, я как всегда все перепутал и зашел в женское отделение, впрочем, пар там был очень даже неплохим.
Как говорил один искусствовед по интересам и грузчик по труду: «Трудно отличить Пикассо от Шишкина в темной комнате».
Говорят, берег Финского залива, граничащего с Петербургом, напоминает о марсианских пейзажах. Съездил, посмотрел: абсолютно не похож. На Марсе нет такого огромного количества мусора, во всяком случае, в тех местах, где был я.
Познакомился с девушкой Наташей. Она мечтает выйти замуж за богатого, умного и красивого. Меня это, конечно же, удивило. Ей же никто не позволит выйти замуж одновременно за троих.
Что за могущественный голос позвал Поля Гогена? И, услышав этот голос, он бросил жену, детей, хорошо оплачиваемую работу во Франции, и уехал на Таити писать /создавать/ картины.
Позвонила Диана. Я так сильно ей обрадовался, что заплакал. Хорошо, что она не могла этого видеть. Мы не общались уже целые сутки, но я скучаю по ней, как будто мы не виделись полгода. Словно прочитав мои мысли, она заговорила о том же:
– Сашенька, я так сильно по тебе соскучилась, словно мы не виделись тысячу лет. В прошлый раз я наговорила тебе много лишнего. И теперь до ужаса боюсь, что ты запрезираешь меня, похотливую тигрицу, и бросишь.
– Я не могу тебя бросить, потому что ты – самое дорогое, что у меня есть.
– Многие мужики говорили мне то же самое, но все от меня сбежали.
– А от меня сбежали по очереди все мои жены, певшие мне о любви и верности.
– Я очень им за это благодарна.
– Я тоже.
– А я купила новое платье. Называется «Черная ночь Парижа». Работа одного известного французского мастера.
– Интересно, сколько же оно стоит?
– Сашенька, тебе лучше не знать, потому что ты смог бы прожить на эти деньги целый год и создавать свои романы.
– Мои романы я выплесну и без этих денег.
– Я знаю. А платье действительно сделано для меня. Мое платье. Надела его – и не хочется снимать.
– Я бы очень хотел на него взглянуть. Но еще больше хочу взглянуть на шедевр под платьем.
– А я еще не приготовила кролика в красном вине. На бутылку, в которой оставляется двести граммов красного вина, насаживается предварительно очищенный кролик. Бутылка ставится в горячую духовку на сорок минут. И получилось так вкусно, что если ты приедешь через полчаса, я наброшусь на него, и тебе достанутся одни кости.
– Но я не люблю кости.
– Тогда поспеши, мой повелитель, наслаждения ждут тебя.
И Диана отключила трубку. А я быстро оделся и помчался к ней на предельной скорости, словно пожарная машина, опаздывающая на пожар.
Когда я пробегал мимо школы, за мной с лаем погналась какая-то болонка, но не смогла догнать и отстала. По дороге я купил огромную красную разу и двухкилограммового шоколадного льва, потому что Диана обожала шоколад и была львом по гороскопу.
Говорят, чем дольше целоваться на Поцелуевом мосту, тем сильнее будет любовь.
Когда бежишь на сексуальное свидание с любимой женщиной, за спиной вырастают крылья. Пересекая Муринский ручей по мосту, я обогнал велосипедиста, едущего на предельной скорости, он что-то прокричал мне вслед и отстал. За метро «Академическая» догнал 30-тый троллейбус, который доезжает до дома Дианы. Но он тащился слишком медленно для меня, устремленного к вершине счастья. От моего дома, стоящего недалеко от метро «Гражданский проспект» до дома любимой женщины (это рядом с метро «Академическая») я добежал за десять минут, преодолев около четырех километров. Еще несколько секунд на преодоление лестницы – и я давлю на кнопку звонка. Дверь сразу же открывается, я вхожу, и Диана виснет у меня на шее. А вся квартира пропитана вкусным запахом тушеного в вине кролика. Мы жадно целуемся примерно полминуты. Но этого достаточно, чтобы мой «любимец женщин» уперся через брюки в бедро Дианы. Она оторвалась от меня, засмеялась и сказала:
– Какой же он нетерпеливый, Сашенька. Как молоденький голодный корнет над свежим пирожным. Но пусть корнет немного охладится, ведь ты не осмотрел еще мое новое платье и мою новую прическу.
Диана отстраняется от меня и дает мне рассмотреть свое новое платье и новую прическу, которых я не успел действительно даже увидеть. Вообще-то, платья не было, а была маленькая черная детская маечка, которую натянули на тело взрослой крупной женщины. Это было очень возбуждающе, потому что под маечкой больше никакой одежды не было. А новая прическа напоминала черный водопад, изливающийся с головы женщины на ее красивые белые плечи и спину. Я протягиваю огромную красную розу и говорю:
– Она несомненно подойдет к твоему новому платью и шикарной новой прическе, которую я бы назвал «Черная Ниагара».
Диана, улыбаясь берет /принимает/ розу и мы проходим в комнату. Посредине стоит небольшой темный полированный столик, на котором царствует в центре на фарфоровом блюде запеченный кролик, четыре зажженных свечи по углам, бутылка красного вина, два фужера и множество различных овощей и фруктов, рассыпанных в кажущемся беспорядке. На полу огромный, во всю комнату, серый пушистый ковер. А все стены покрыты зеркалами. Откуда-то с потолка негромко звучит музыка Баха. Диван и книжные полки куда-то исчезли, но они и не нужны этой зеркальной сказочной комнате. Диана, увидев мое восхищение, говорит:
– Диана постаралась и свила любовное гнездышко. Я рада твоему восхищению. Нет, я восхищена твоей радостью.
– А ты действительно богиня.
– А ты мой герой, мой избранник, мой Казанова.
Мы снова целуемся. А Диана одновременно расстегивает мою рубашку, снимает ее с меня и бросает к порогу.
– Сашенька, она явно лишняя. В квартире двадцать семь градусов тепла.
Я снимаю майку, брюки с трусами и носками и тоже бросаю их к порогу. Они тоже лишние. Диана идет от меня к столу по пушистому ковру, роняет розу, наклоняется за ней, и из-под платья между ее шикарных ножек выглядывают ее восхитительные половые губки. Вокруг отсутствуют волоски, которые очень сильно ее украшали. Диана распрямляется, и губки прячутся. Я стремительно к ней подхожу, встаю рядом на колени, задираю ее платье до пупка и спрашиваю:
– Милая, а где же этот великолепный черный треугольник, который сводил меня с ума.
– У меня новая прическа не только на голове, но и у киски.
Я встаю и обнимаю Диану. Мой возбужденный «генерал Теркин» касается ее влажной обритой «киски». А в ее зеркалах множество Александров и Диан делают то же самое. Диана вдруг отстраняется от меня и говорит:
– Сегодня сверху буду я. Ложись на ковер. Он мягкий и теплый.
Я ложусь на ковер на спину, выставив вверх мою возбужденную мужскую гордость. Диана склоняется надо мной и вводит ее в себя. Это настолько чудесно, что мои мысли путаются, я не могу уже нормально размышлять, закрываю глаза и улетаю к звездам, которые ворвались в зеркальную комнату. И в эти сладостные мгновения ко мне прилетает стихотворение:
О, зверь мой ласковый и нежный,
войди в мой домик безмятежный
и разломай и разметай
мой тихий надоевший рай.
И милой женщины виденье
подарит сердцу вдохновенье.
А поцелуи водопадом
прольются из густого сада
преображенного сознанья,
и рухнет серенькое зданье
постылых однобоких грез,
и в океане ярких звезд
с любимой будем мы купаться.
Эрот нам будет улыбаться.
Всю ночь до самого утра мы не можем остановиться. Мы принимаем различные позы и ласкаем друг друга так исступленно, словно встретились впервые и завтрашнего дня у нас не будет. Каждый из нас старается доставить любимому наибольшую радость. Это один из главнейших законов секса. Чем больше ты отдал, тем больше ты получил. И мы отдаемся по максимуму и соответственно получаем. И все что происходит между нами – это красиво и священно. А если кто-то скажет, что это не так, то пусть кинет в себя камень и посочувствует сам себе. Кстати, отсутствием аппетита мы тоже не страдали. Мы съели тушеного в вине кролика, запив его красным вином, мы съели все фрукты и овощи, мы съели шоколадного льва и добрались до продуктов в холодильнике. А серый кот Фагот, который в отличие от моего кота очень мало ел, смотрел на нас с изумлением и каждый раз при нашем появлении убегал, высоко задрав хвост. В восемь утра Диана вспомнила, что ей пора ехать на работу. И пир двух влюбленных людей закончился. Поцеловав меня на прощанье, она сказала
– Сашенька, ночь такая коротенькая, что мы не успели сделать и одной сотой из того, чего бы я хотела.
– Прекрасно, значит у нас впереди еще девяносто девять сказочных ночей. Как у Рубоко Шо и принцессы, не помню ее имени. Но после ста ночей любви он написал сто гениальных стихотворений. Может, и я что-нибудь напишу.
Говорят, когда человек занимается сексом (любя) или занимается творчеством (вдохновенно), у него в организме выделяется химическое вещество, которое назвали эндорфином (наркотик). И человек начинает радоваться, восторгаться и в результате ловит кайф. Теперь понятно, почему писатель и графоман (без разницы) пишет и пишет, а Казанова без конца (а точнее, с концом) любит и трахает. Их организм без очередной дозы эндорфина чувствует себя весьма дискомфортно. А каково тем, которые и трахаются, и пишут?
Секс – это пьянящий напиток, пробовать который хочется ежедневно.
Неужели я был маленьким мальчиком? Сосал мамину грудь? Какал в штаны? Не бегал на работу? И не страдал от похмелья? Совершенно не помню этого периода. Совершенно!
Трудно прожить безработному тридцатишестилетнему мужчине в Петербурге. У меня опять, в который уже раз, закончились деньги. За квартиру не платил уже целый год. Из жилищной конторы через день приносят бумажки с угрозами. Холодильник опустел. В долг никто не дает, потому что не вернул свой старые долги. У Дианы попросить стесняюсь, хотя она не бедный человек. Даже очень. Но стесняюсь, потому что люблю ее. Впрочем, если бы она сама предложила в долг, я бы не отказывался, но она, к сожалению, не предлагает. Но вот подарок преподнесла мне царский. Картину Каспара Давида Фридриха «Крест в горах». Подлинник. Я не стал спрашивать, сколько она стоит. Мне лучше и не знать этого, потому что появится соблазн продать. Как и порошок. Пускай лучше порошок лежит на балконе, а картина висит на стене в моей комнате. А я проживу и без больших денег. Потому что из Петербурга уезжать никуда не собираюсь, квартира /крыша над головой/ у меня есть. Голодные дети на шее не сидят. Любимая женщина ничего не требует, кроме внимания и ласки. Алкоголя я больше не пью. И получается, что для жизни мне нужно совсем немного. Но вот где взять это немного, я не знаю. Может быть, издатель согласится издать мой первый роман, который я отнес в издательство два месяца назад. Но издателя на рабочем месте в его офисе застать не удается. А сам он не звонит. Наверное, человек очень сильно загружен любимой работой. Да и за первый роман в Петербурге можно получить только символические деньги, которых едва хватит, чтобы оплатить проезд в транспорте до издательства и обратно.
Деньги портят человека, деньги лучше прокутить.
Говорят, в одну воронку второй снаряд не залетит. Вранье, я однажды пил пиво с одним бывшим солдатом, которому довелось пересидеть в воронке, в которую в течение часа залетело четыре снаряда. Правда, бывший солдат не уточнил, сколько снарядов взорвалось. Но судя по его внешнему виду – не менее двух.
В одном из питерских универмагов два директора бьются за одно кресло, на котором сможет уместиться только один. Сражение перетекает из отдела в отдел. В игрушечном отделе они дрались игрушками, в канцелярском – общими тетрадями, в музыкальном – гитарами и скрипками. Никто не обращает на них внимания, потому что сражение длится уже не один месяц, и к дерущимся директорам привыкли, как к крысам и кошкам.
Сегодня день всех влюбленных. И ко мне с самого утра звонят мои бывшие любовницы и бывшие жены. И все вспоминают о наших днях любви и сожалеют, что этого не вернуть. Но я бы ни к одной и не вернулся, потому что сегодня у меня самая лучшая из женщин. Но если уж быть предельно откровенным, то все мои женщины были лучшими в момент нашей близости. Все без исключения. В моем понимании, если женщина легла со мной в постель, развела ноги и впустила меня, то она тут же стала красивой и совершенной, потому что я с другими не трахаюсь. А женщинам это очень нравится, потому что ни одна, даже самая уродливая, некрасивой себя не считает. И если я стокилограммовому бегемоту говорю: «Быстроногая козочка», то он естественно верит мне, а не зеркалу. И правду говорю я, а не зеркало. В момент оргазма все женщины равны и все они прекрасны. И еще: оргазм женщины, отдавшейся мне, для меня важнее моего оргазма. И за это все женщины меня обожали, за это они целовали мне руки… и другие части моего тела, а некоторые даже носили меня на руках. Но наступало утро, и женщина бежала в одну сторону, а я в другую, потому что в жизни у каждого своя дорога.
А сегодня женщины звонили мне целый день, я даже не успевал нормально пообедать. Около полуночи позвонила наконец Диана и после ее звонка я отключил телефон и пошел спать. И уже засыпая, почему-то подумал, что если растение влюбленных Мандрагора растет из семени нераскаявшихся грешников, то почему же не встречал его в Петербурге, где все живые взрослые – нераскаявшиеся грешники. Наверное, я плохо смотрел под ноги.
Оказывается, люди носят очки не в силу своей интеллигентности, просто они плохо видят, а в черных очках ходят слепые.
У моего соседа по даче загорелся дом. Мы с приятелем, зная, что он после работы спит, побежали его будить. Стучим в двери руками и ногами, и орем хором: «Открывай, скорее, Иваныч, ты горишь!» А сосед из-за дверей нам отвечает: «Пошли к черту, алкаши, пока водку не допью, двери открывать не буду. Сгорю, а не отворю! Русские не сдаются!» Пришлось ломать окно.
Не зря говорят: если просыпал соль, то с кем-нибудь поссоришься; просыпал сахарный песок – с кем-нибудь подерешься; просыпал перец – на все чихать будешь. В правдивости этих примет я убедился сам. Помогал другу разгружать автомобиль с продуктами. Я с высокого кузова товар подавал, а друг внизу принимал и складировал. И вот когда я подавал двадцатикилограммовый пакет с солью, мешок вдруг лопнул, и соль высыпалась другу на голову. Друг, вместо того чтобы отряхнуться, начал бросаться в меня обидными словами. Я терпел две минуты, потом не выдержал и вылил на друга всю словесную грязь, которая скопилась во мне. Немного успокоившись, мы начали разгружать дальше. И опять неудача. В моих руках развалился тридцатикилограммовый мешок с сахарным песком. Песок высыпается другу на голову. Вместо того чтобы отряхнуться, он запрыгивает в фургон и бьет меня в солнечное сплетение. Спасибо моему хорошо накаченному прессу, боли я не почувствовал, но от обиды ударил друга в ухо. Минут пять мы бегали по недоразгруженному фургону и молотили друг друга изо всех сил. Но кто-то из нас наступил на мешок с перцем. Мешок лопнул. Перец высыпался на руку. Мы начали без перерыва чихать, пока хозяин магазина, обещавший другу за разгрузку автомобиля два литра водки, не открыл ворота и не выгнал нас вон, без обещанной награды.
Оказывается, качество человеческой улыбки зависит от питания. Теперь мне понятно, почему жители Петербурга так мало улыбаются: они просто плохо питаются и на улыбку не хватает энергии.
Позвонил мой знакомый из Австралии. Поговорили. Его удача не повернулась к нему задом. Я повесил трубку и вспомнил, как мы с ним познакомились.
Была в разгаре зима. Я шел по безлюдному Гражданскому проспекту. Настроение – хуже некуда. Неожиданно кто-то сзади сорвал мою лисью шапку. Резко оглянулся. Никого нет. А шапка, описывая небольшие круги, перелетела через проспект и оказалась в руках незнакомого мужчины. Я, конечно же, обиделся. Догнал этого человека. Отвесил ему пару воспитательных подзатыльников. Из его сумки вывалилось десяток зимних шапок и бутылка водки. Мужчина стоял и размазывал слезы по смуглому лицу. Почему-то мне стало его жаль. Я поднял бутылку водки, отпил из нее и заставил отпить мужчину. Через десять минут мы оживленно болтали. Мужчина оказался пьющим туристом из Австралии. Он отстал от своей группы, заблудился. Деньги украли. На счастье, в потайном кармане пиджака у него лежал бумеранг, его любимое оружие, и рыболовные крючки с леской (на всякий случай). В первый вечер он добыл десять шапок. И с тех пор он два месяца бегает по городу и собирает шапки. Холодно. Тяжело и страшно. К тому же человек, который у него эти шапки скупает – скупердяй и сволочь. Но еще месяц лишений и он сможет уехать в Австралию и купить там маленький домик на берегу океана. Если, конечно, удача не повернется к нему задом.
С одной очень милой женщиной, за чашечкой кофе с ликером (или ликера с кофе), я затронул /коснулся/ тему о миньете. Женщина покраснела и призналась мне: «Для любимого человека я готова на любую гадость!»
«Если ласки мужа начали тебя утомлять, – учила теща мою бывшую жену, – вспоминай тонкости консервирования огурчиков».
Ура! Один из моих многочисленных приятелей пообещал мне одолжить сотню-другую баксов. Мы встретились в кафе. Улыбающийся нетрезвый Михаил в окружении трех симпатичных нетрезвых женщин подошел к столику, за которым сидел я с чашечкой чая, выложил на стол деньги и сказал:
– Извини, Георгий, я тороплюсь с любимыми женщинами в театр, и поэтому нет времени с тобой пообщаться, как поживает твои сыновья: Славик и Сережка, мы с ними вчера подружились, передавай им огромный привет, а сейчас прощай, друг.
Я заулыбался и сказал:
– Мишель, сегодня ты выпил гораздо больше нормы, потому что я не Георгий, а Александр О`Бухарь.
Улыбающийся Михаил обнял своих трех улыбающихся женщин за плечи и сообщил:
– Георгий, мне пофиг, кем ты себя считаешь, главное чтобы ты не забыл о долге, извини, больше трехсот тугриков не нашел, потому что у меня сейчас роман сразу с тремя красивыми женщинами, а жена денег дает только на одну, потому что уже двух любовниц считает перебором.
Михаил с подружками ушел, а я пересчитал деньги и нашел среди них записку, написанную рукой приятеля: «Ненавижу алкоголь, потому что он сильнее меня».
Автомобиль дольше прослужит, если разбавлять бензин свежей мочой. Я ежедневно выполняю эту рекомендацию. И моя старенькая копейка мысленно говорит мне: «Спасибо».
Один из моих знакомых установил рекорд Гиннеса. Он два месяца просидел на унитазе, не вставая. Жена и дети носили ему еду и свежие газеты. Не сходя с унитаза, он смотрел телевизор и разговаривал по телефону. Но у почему-то его рекордом никто не заинтересовался
Позвонил дедушка Петр и рассказал, что прадедушка Лев перед смертью вручил ему конверт, на котором стояла надпись: «Вскрыть семнадцатого февраля 2002 года». Дедушка Петр обзвонил всех родственников и пригласил их на вскрытие конверта. К шести часам вечера я приехал к нему на квартиру. Дверь открыла его молодая жена Люся. Очень сексуальная особа, если бы не мой дедуля, я бы ее трахнул – и не только глазами.
Кроме меня, на вскрытие приехал только мой отец. Остальные двадцать восемь родственников отказались, потому что считали прадедушку Льва придурком и не желали даже знакомиться с его последней волей. Ровно в восемнадцать ноль-ноль дедушка Петр вскрыл конверт, вытащил из него мятую желтую бумажку и прочитал:
– «Дети мои, я был очень богатым человеком. Судьбе было угодно сделать меня обладателем семи драгоценных полотен из Эрмитажа: три картины Поля Гогена, три картины Ван Гога и одна картина Дега. Они украшали стены моей квартиры с 1917 года по 2000-й. А в конце 2000-го я почувствовал приближение смерти и упаковал их в ящик, а ящик спрятал /закопал/ с южной стороны, в двадцати метрах от памятника Ленина, недалеко от Финляндского вокзала. Если хотите, можете отдать их государству, но если в ваших жилах течет моя кровь, кровь О`Бухарей, вы оставите их себе и получите огромнейшее удовольствие от любования великими картинами великих мастеров».
Дедушка Петр дочитал последнюю волю своего папы и заговорил:
– Мы все в курсе, каким образом отцу удалось подменить оригиналы картин на свои точнейшие копии. Он сделал это сразу после штурма Зимнего в 1917 году. Никто этого не заметил, значит, его копии были не хуже оригиналов. Что касается аморальности этого поступка, то это личное дело отца, и мы не вправе осуждать его.
Здесь вмешался мой отец:
– Дедуля Лев был идиотом. Обладал бесценными картинами, а сам жил на гроши, которых ему хватало лишь на молоко и кашу. Кстати, а сколько стоят эти картинки?
Дедушка Петр отвесил сыну сильнейший подзатыльник и закричал:
– Балда! Не смей называть моего отца Льва идиотом. Эти картинки стоят за десять миллионов долларов. И о них никто, кроме нас, не знает. Я куплю себе белую яхту и поплыву вместе с Люсенькой в кругосветное путешествие. Ты будешь у нас коком, а Сашку младшего возьмем юнгой.
Отец не обиделся на подзатыльник, потер ушибленное место и снова прервал деда:
– В море идите без меня, потому что я не умею плавать. А я лучше куплю себе небольшой домик в Швейцарии и буду каждое утро бегать вокруг Женевского озера, дышать свежим горным воздухом и читать энциклопедию. А ежедневные поездки на переполненном автобусе по Гражданскому проспекту мне будут только сниться в кошмарных снах. Сынок, а ты что думаешь по этому поводу?
– А я подсчитываю, сколько лет нам придется сидеть за решеткой, если фортуна повернется к нам задом.
Меня прервал дед:
– Внучек, одну картинку мы отдадим ментам.
Отец снова потер ушибленное место и добавил:
– Одной картинкой не откупиться. Отдадим две. Александр, ты у нас самый молодой, понесешь лом. Земля сейчас мерзлая, и ее придется основательно подолбить.
Не знаю почему, но я согласился. Мы погрузили лом и лопаты в автомобиль отца. Надели на себя рабочие фуфайки и поехали к Финляндскому вокзалу. Отмерили двадцать метров к югу от фундамента памятника Ленину, и я начал активно долбить. Никто на нас не обратил внимания, потому что ремонтники могут начать работу в любом месте города, в любое время суток, и это будет выглядеть естественно. Через час ударной работы лопаты наконец-то ударились о деревянный ящик. Еще через пятнадцать минут мы вытащили его на поверхность, и улыбающийся дед отвесил улыбающемуся отцу сильнейший подзатыльник и сказал:
– Ты все же не такой дурак, каким прикидывался всю жизнь. И в Швейцарии ты будешь не самым бедным человеком, как здесь в России. Не забывай мне звонить по вечерам и докладывать о здоровье попугая Бахуса.
Улыбающийся отец почесал ушибленное место и ответил:
– Хорошо, папа, а ты во время штормов уходи в ближайший порт, потому что в шторм лучше сидеть на берегу. Александр, сынок, а ты что будешь делать со своей долей?
Я не успел ответить, потому что рядом с нами затормозил милицейский «УАЗик», из него выскочили три милиционера с автоматами. Нам приказали лечь на живот, обхватить руками затылок, а затем обыскали. Ничего не обнаружив, кроме паспорта у деда, лейтенанты объяснили свои действия:
– Нам только что кто-то позвонил и сообщил о заминировании памятника Ленину. Что в ящике, господа террористы?
Ответил дед:
– Товарищ лейтенант, там картины. Мы художники. Написали три копии картин Гогена, три копии Ван Гога и одну Дега. Сложили их в ящик и в двухтысячном году закопали. У нас такая традиция, закапывать свои картины на два года. По истечении двух лет, мы их, как правило, откапываем и производим переоценку ценностей. Обычно, если картины не удаются, то мы их сжигаем. И сегодня у нас именно такой день переоценки ценностей.
Лейтенант засмеялся и сказал:
– Не зря говорят, что художники – это люди со съехавшей крышей. Свои картины они закопали на два года, чтобы переоценить ценности. Но почему бы их просто не положить за шкаф, на эти же два года. Меньше было бы проблем.
– Но это традиция такая. Говорят, так поступал со своими картинами Леонардо да Винчи. А мы его скромные последователи.
– Ну вот что, последователи Леонардо, открывайте скорее свой ящик, и если там не мина, то вы закопаете как следует яму и поедете домой.
Милиционеры отбежали за свой «УАЗик» и залегли, а мы открыли ящик.
Внутри лежал огромный метровый фаллос из гипса, раскрашенный в человеческие цвета. Сам Прометей не постеснялся бы такого. Подошли милиционеры с автоматами наперевес и, увидев пенис, заржали, а дед осторожно вытащил его и прочитал вслух надпись на нем, сделанную фломастером: «Друг, если ты держишь его в своих руках, значит, ты такой же мудак, как и я. 17.02.2000 г. Лев О`Бухарь».
Дед поднял гипсовый фаллос над головой и прорычал:
– Вот она – белая яхта с алыми парусами, вот – домик в Швейцарии и пробежки вокруг озера.
Дольше я не мог выдержать, я упал на колени, схватившись за живот, и заржал вместе с милиционерами. Затем заржал отец, и последним в наш хор влился дед. Отсмеявшись, милиционеры уехали, а мы закопали яму, погрузили ящик и лопаты в машину и поехали домой. И всю дорогу молчали.
Если баба-Яга свалилась с метлы во время полета, ей пора учить внуков.
Если вы никудышный слон, то вас, скорее всего, сделали из мухи.
Болтливым людям ничто не помешает болтать. Сегодня наблюдал за диалогом двух болтливых глухонемых на перроне в метро, в ожидании поезда. Глухонемые так быстро вращали руками /разговаривали/, что со стороны были похожи на две ветряные мельницы при сильном ветре. Когда они вошли в переполненный вагон, их сильнейшее желание болтать не уменьшилось. Они болтали, болтали, болтали, словно это был их последний в жизни разговор. И глядя на них, я пожалел, что я не знаю языка глухонемых.
В Петербург снова вернулась зима. Две недели подряд горожане ходили по лужам и радовались необычайно ранней весне. Говорили о смещении магнитных полей, которое привело к изменению климата на более теплый. но вернулась зима, болевшая гриппом и поэтому не работавшая, и все встало на свои места. Февраль снова стал метельным зимним месяцем, с обильными снегопадами и сильными ветрами. С улиц исчезли громко поющие вороны и бесчисленные бродячие собаки.
А в Америке открылись зимние олимпийские игры. Люди с удовольствием доказывают кто сильнее, кто быстрее, кто точнее без кровопролития. Когда войны исчезнут с поверхности Земли, тогда их заменят олимпийские игры. Противостояние людей без насилия и без кровопролития – это не абсурд. Люди должны отбросить свою животную кровожадную безумную сущность и стать людьми. Обидно конечно, что я этого не увижу.
Говорят, если кактус поместить в благоприятную среду, то он зацветет. Я спрашивал многих людей: «Куда засунуть кактус, чтобы он зацвел?» Как правило, мужчины местом цветения кактуса считают задницу, а женщины – теплую весеннюю душу.
Недалеко от своего дома встретил моего бывшего одноклассника Незабудкина. Мы не виделись восемнадцать лет. И за эти годы он превратился из красивого стройного кудрявого юноши в лысого усатого урода. Я его не узнал и прошел мимо, но он узнал меня, подбежал, стукнул по плечу и радостно заговорил:
– Сашка, здравствуй, сколько лет, сколько зим! Представляешь, наши хоккеисты выиграли у чехов на олимпийских играх, со счетом 1:0.
– Я не смотрю хоккей, потому что не вижу шайбы.
– Я тоже футбольный болельщик, но в футбол зимой не играют, почему-то. Кстати, а ты слышал о нашем однокласснике Носове, он бросил пить, курить и трахаться, потому что умер.
Незабудкин засмеялся, а я не мог вспомнить этого умершего Носова, такой фамилии в нашем классе не было. Незабудкин закончил смеяться и снова хлопнул меня по плечу:
– Сашка, а ты помнишь: ты подбил мне глаз. Это было в восьмом классе, за день до весенних каникул. Я опробовал на упругость грудь Наташки, а ты заехал мне в глаз.
– Нет, не помню.
– Зато я очень хорошо помню, – сказал Незабудкин и ударил меня в лицо.
От такой неожиданности я упал спиной в снег. Из рассеченной брови потекла кровь.
– Кровь – это хорошо. Синяка не будет, – сказал Незабудкин и ушел.
Соловей-разбойник, приезжая в Петербург, жил, как правило, на набережной Фонтанки под именем Чижик-пыжик.
Для меня загадка: почему все анекдоты, которые мне рассказывают, я уже слышал двадцать лет назад, когда учился в средней школе?
Двадцать третье февраля. День защитника отечества. Из занятых мной у Михаила трехсот долларов осталось сто. Если жить экономно, то можно протянуть месяц, но экономно у меня никогда не получалось. При наличии денег я покупаю книги, раздаю червонцы нищим, играю в азартные игры, посещаю бары и кафе, чтобы набраться новых рассказов от новых людей, которым я покупаю спиртное, которое людей раскрепощает. После чего они начинают вспоминать приключения из своей жизни. Как правило, это очень наивная и грубая болтовня, но иногда встречается и очень интересная.
Захожу однажды в кафе, заказываю чай и открываю томик стихов Иосифа Бродского. (Что бы о нем не говорили, мне его поэзия нравится, потому что я ее слышу и понимаю.) Но не успеваю прочитать и двух стихотворений. За мой столик присаживается без приглашения шестидесятилетний мужчина небольшого роста. Он начинает говорить, а из его рта сильно пахнет чесноком и дешевым одеколоном:
– Молодой человек, у вас добрые глаза, одолжите десятку, мне необходимо выпить сто граммчиков водочки, чтобы не развалиться на миллионы частиц.
Я отдаю ему червонец, мужчина уходит, а я снова начинаю читать Бродского. Не успеваю прочитать и одного стихотворения, как чесночный господин возвращается, садится за мой столик и говорит:
– Я вам очень благодарен, молодей человек, но ста граммчиков маловато. Чтобы снова стать корреспондентом газеты «Комсомольская правда», мне необходимо еще сто граммчиков. Вы бы не могли мне помочь, ведь у вас я прошу всего во второй раз?
Я достаю пятьдесят рублей и отдаю их корреспонденту. Он берет, исчезает на пару минут, а затем появляется вновь, сияющий, с бутылкой водки, двумя стопками и двумя бутербродами. От водки я отказываюсь. Он наливает только себе, выпивает и наливает снова со словами:
– Я не ошибся в вас, спасибо, вы меня выручили, ведь алкоголик без водки – это весна без соловьев или свадьба без невесты. Кстати, меня зовут Феликсом.
– А меня Александром.
– Македонским?
– Нет. О`Бухарем.
– Интересная фамилия, впервые такую слышу. Кстати, а вы слышали о лабиринте под Петербургом?
– Нет.
– Странно. О нем каждая собака знает, его отрыли несколько тысячелетий назад, по сути, под землей второй город, не менее прекрасный, чем на поверхности.
– И сколько надо выпить, чтобы попасть туда?
– Туда невозможно попасть случайно, молодой человек, судьба сама выбирает, кому идти.
Феликс снова выпил водки и закурил:
– Это очень любопытно, Александр, вчера, на протяжении всего дня мне встречались женщины небольшого роста, с красивыми грациозными фигурами, с шикарными волосами и ласковыми глазами. Они привлекают внимание. Утром сажусь в маршрутное такси, а рядом со мной садится маленькое рыжее чудо с зелеными глазами. Я взглянул ей в глаза, и утонул в этом изумрудном омуте. Мы смотрели друг другу в глаза минут десять, пока не доехали до конечной остановки. Мы забыли обо всем на свете и о нужных нам остановках (их мы проехали), и о работе (на которую спешили). Мы взялись за руки и пошли в Удельный парк. Погода была теплой, птицы пели свои красивые песни, листья шептали слова приветствий, мы обнялись, поцеловались, упали в сочную траву и… в себя пришли примерно через час. Когда мы подошли к автобусной остановке, я узнал имя девушки – Маргарита. Посадив ее на автобус, я перешел на остановку трамвая, чтобы доехать до работы. На остановке стояла маленькая блондинка. Ветер играл ее волосами, похожими на белое облако, в глазах переливалось голубое небо. Я взглянул в эти глаза и понял, что не могу сопротивляться силе этого неба. Несколько минут мы смотрели в глаза друг другу. Потом мы взялись за руки и пошли в парк… в себя я пришел примерно через час… Когда мы подошли к трамвайной остановке, я узнал имя девушки – Мария. Попрощавшись с ней, я решил не ездить на работу и зашел в кафе, недалеко от метро «Пионерская». А там за столиком сидела маленькая брюнетка. Волосы были похожи на кусочек осенней ночи. Темно-карие глаза напоминали девятый вал в штормовом море. Я взглянул в эти глаза, и девятый вал захлестнул меня. Конечно же, я понимал, что сопротивление бесполезно, поэтому взял девушку за руку, мы выскользнули из кафе и побежали в парк… Когда все закончилось, я узнал имя девушки – Майя. Вечером, когда я пришел домой и, позанимавшись сексом с женой, собрался спать, жена прижалась ко мне и, засыпая, прошептала: «Феликсуня, сегодня ты называл меня таинственно и сладко: „Майя-Мария-Маргарита“!»
Феликс закончил рассказывать и потянулся к бутылке, а я, ожидавший рассказа о лабиринте под городом, заметил:
– Феликс, в вашем рассказе есть небольшая неточность, сейчас у нас конец февраля, а вы рассказали о своем весеннем приключении.
Феликс выпил водки, пожал плечами и сказал:
– А для меня весна была вчера.
Если во время полового акта твой презерватив порвался, узнай имя женщины: возможно, она станет матерью твоего ребенка.
Я закрыл книгу Бродского и спросил:
– А о лабиринте под городом вы расскажете?
Феликс ухмыльлнулся, погрозил мне пальцем и пообещал:
– Конечно, расскажу, ведь вы платите, а я рассказываю истории.
Феликс снова выпил водки и продолжил:
– А вот если бы вы предложили коньяка, то я бы отказался, потому что позавчера познакомился с его двойственной натурой, которая мне не очень-то понравилась. И выпил-то всего граммов семьсот, ну и бутылочки три шампанского и ничего после этого не помню, галлюцинаций собственных и то не помню, выключило меня прямо в баре, а ведь как хорошо мы с женой Риммой сидели. Решили отметить перемирие, которое вернулось в наши отношения. Я позволяю жене мелкие шалости и считаю, что ничего в этом страшного нет, если она с кем-то потрахалась, мы рабы наших тел, но когда жена в деталях рассказала мне, как это происходило у них с начальником, я не испытал удовольствия. А жена повторила все раза три, пока я не взорвался и не обозвал ее шлюхой. После этого она на меня обиделась не на шутку, ушла из дома, хлопнув дверью, и несколько дней жила у своей мамы. Но вчера жена позвонила и сообщила, что прощает мне мою маленькую глупость. Мы встретились у метро «Маяковская» и пошли в бар. Все было прекрасно, пока я не отключился после небольшой дозы коньяка. Остается только предположить, что я ничего плохого не натворил, иначе бы жена не стала приставать с ласками утром. А она разбудила меня своими прикосновениями и шепчет так ласково: «Феликс, у тебя такое красивое тело, ты сам Аполлон, которого послала мне судьба. Ты моя мечта и моя радость. Ласкать тебя – это удовольствие. Ах, милые бицепсы, ах, великолепный пресс, ах, совершенный член, ах, мускулистая попка». И целуя мою попку, жена вдруг взяла и ввела туда что-то похожее на фаллос. Ощущения были приятными. На какое-то мгновение я почувствовал себя женщиной, им, в общем-то, не хуже, чем нам. Но в этот момент жена застонала, я прервал свои размышления и открыл наконец глаза. Рядом со мной лежал голый незнакомый мужик лет тридцати, квартира была чужой, и роль, которую я играл, тоже вроде бы была чужой. Во всем виноват коньяк, в одном названии которого заложена двойственная сущность – конь и як, двуликий Янус, мужчина и женщина. Любопытно, кто же я есть на самом деле?
Феликс закончил рассказывать, выпил водки и улыбнулся. А я, ожидавший рассказа о подземном лабиринте и вторично пролетевший, спросил:
– Феликс, а когда же наконец я услышу о лабиринте под городом?
Феликс снова глотнул водки и успокоил меня:
– Александр, не расстраивайтесь так сильно, о лабиринте – так о лабиринте, мне совершенно безразлично, о чем рассказывать, могу о красавцах, а могу и о горбунах. Кстати, в прошлом месяце я познакомился в баре с горбуном Гришей. Его рост – метр сорок, но пьет он не меньше меня. Гриша пригласил меня к себе в гости, отметить его день рождения. Отказать было неудобно. И вот я сижу за праздничным столом, в компании двадцати шести горбунов мужского и женского пола. Это Гришины родственники и друзья с подругами. Интеллигентная компания, в разговоре мелькают имена: Моцарт, Гете, Сократ, Рафаэль, Кант… и Гриша, которому исполнилось пятьдесят. Пьем настоящий французский коньяк под тонкие дольки лимона. Время от времени, кто-то из гостей садится за фортепиано, разговор стихает, и мелодии Баха, Вивальди, Чайковского заставляют забыться на несколько минут, чтобы затем вновь очнуться, выпить в честь хозяина и прослушать новый виток разговора. Коньяка такое количество, что прилетает мысль о коньячном источнике в кухне. «Какой чудесный вечер», – думаю я, но мои приятные мысли прерывает громкий женский возглас: «Вы посмотрите на него внимательнее! Он же урод! Недочеловек! Монстр безгорбый! Он же никогда не сможет понять нас, а мы его! Физическое уродство стопроцентно означает и моральное уродство! С таким уродом даже по пьяни в постель не ляжешь! Уродливые длинные руки ноги! Уродливые длинные руки! Уродливая прямая спина! Его показывать только в фильмах ужасов!» Двадцать шесть горбунов вскочили со своих стульев, дружно бросились на меня, повалили на пол, стали пинать, кусать и щипать во все доступные места. Потом открыли окно и выкинули меня из него. Хорошо, что этаж оказался первым, а кусты мягкими! Но с горбунами я больше не пью.
Феликс закончил рассказ, допил водку, подмигнул мне и спросил:
– Скажите, Александр, я отработал водку или нет?
Я пожал плечами и сказал:
– Судя по всему, о лабиринте вы не будете рассказывать.
Феликс хитро улыбнулся:
– Обычно о лабиринте я рассказываю после второй бутылки.
Я достал еще пятьдесят рублей и протянул их Феликсу. Он взял их, засунул в карман и, улыбаясь, сказал:
– Один из моих предков зарабатывал на обед с выпивкой точно таким же способом. Он импровизировал в кабаках, и благодарные слушатели платили ему за это. Как вы думаете, как же звали моего родственника, а?
– Думаю, Оскар Уайльд.
– Да, Александр, я действительно в вас не ошибся. Оскар был моим прадедом.
– Но почему бы вам не писать книги? Тогда бы, наверное, и на водку хватало.
– Молодой человек, именно водка мне помешала стать и хорошим спортсменом, и хорошим инженером, и хорошим мужем, и хорошим отцом, и хорошим сыном, и хорошим писателем. Водка очень ревнивая подруга. Она не терпит соперников. А в моем случае ей не к кому ревновать, потому что я люблю и уважаю только ее.
– А я бросил пить.
– Вам можно посочувствовать, Александр, вы выбросили палочку-выручалочку на все случаи жизни. Ну разве можно на этот безумный-безумный мир смотреть спокойно трезвыми глазами, а?
– Конечно, невозможно.
– Поэтому я вам сочувствую. Да, кстати, мне сегодня исполнилось сорок лет. Можете меня поздравить.
Я с таким удивлением посмотрел на Феликса, что он расхохотался. Внешне я дал бы ему не меньше шестидесяти.
– Да, да, Александр, сорок. У алкоголика год жизни идет за полтора. У наркомана – год за три.
Я вытащил из кармана сто рублей, вложил их в книгу стихов Бродского и протянул Феликсу:
– Поздравляю.
– Спасибо, – Феликс взял книгу и посмотрел на обложку. – Не люблю Бродского. Если бы его приняли в Союз писателей Советского Союза, он бы не уехал за границу. И уж, конечно же, Нобелевскую премию не получил бы.
– Почему?
– Потому что у него много слабых стихотворений. На уровне среднего поэта из Союза писателей. Но за книгу спасибо. Она почти новая. Я смогу ее обменять на пол-литра водки.
Феликс сунул книгу в карман, ушел и больше не вернулся…
Когда я развелся последний раз, то, расцеловавшись и распрощавшись с бывшей уже женой, подумал: «Обязательно женюсь. Ведь один ум хорошо, а полтора – лучше».
Принц женился на Золушке, и жили они счастливо долго-долго – целых полгода, пока не развелись.
Люди расходятся, потому что уверены – следующий партнер обязательно будет лучше, но у жизни свои правила и обычно шило меняется на мыло, а мыло затем – на рваный презерватив.
Иногда я обижаюсь на женщин. Конечно же, это бывает крайне редко, но бывает. И в такие моменты я искренне уверен, что мужчины и женщины – это существа из различных галактик. Кто-то пошутил и заставил их жить на одной планете, снабдив предварительно половым влеченьем. Кто-то пошутил и забыл, а мужчины и женщины страдают, пытаясь понять друг друга, но бесконечно трудно найти общий язык представителям из разных галактик.
Если женщина в ваших объятиях не желает вам отдаваться, то, скорее всего, вы забыли с ней познакомиться.
Писатель (поэт) – это рыболов, который много раз забрасывает в водоем свою сеть в надежде поймать золотую рыбку, но в сети, как правило, попадается обычная рыба, типа карасей и ершей, а нередко тина и грязь, а иногда и трупы («Тятя, тятя наша сети притащили мертвеца…»).
Конец февраля. Первый солнечный денек. И сразу запахло весной. Зашла ко мне в гости моя бывшая жена Ирина. Болтали с ней и любовались солнцем в окне. Вдруг Ирина чихнула. Я спросил, не грипп ли у нее. Она засмеялась и ответила: «Нет, это солнце в нос попало».
Позвонил Диане. Хотел пригласить ее в гости. Но она трубку не подняла. Не любит женщина сидеть дома одна. Убежала развлекаться, а мне не позвонила. Великолепная охотница, наверное, охотится. Вот только за кем? Я никогда никого не ревновал, но Диану ревную. И ничего не могу с собой поделать. Она красива, умна и богата. Мужчины на такую должны слетаться, как мухи на мед (чуть было не сказал – на дерьмо, но к Диане это не подходит). Я всего лишь один из ее многочисленных любовников. И очень хорошо понимаю, что наши отношения не вечны. Она тоже это понимает, но не хочет об этом говорить. Потому что еще не время осени, а время весны. И впереди у нас целое лето прекрасных отношений, если этому никто не помешает.
Вначале любовь пахнет живыми цветами (весна), затем – спермой (лето), а в конце от нее несет помойкой (осень).
Мои размышления прерывает звонок в прихожей. Открываю дверь, и в квартиру вваливается капитан Орлов. От него так сильно пахнет перегаром водки, лука и табака, что меня начинает мутить. Он входит, задевая головой горящую лампочку, и говорит:
– Привет, Шурик.
– Здравствуйте.
– На тебя опять стукачек бумажку накатал. И я опять должен обыскать твою квартиру. Ты слышал про кражу в Эрмитаже. Увели произведение искусства. И стукач уверяет, что видел, как ты это пронес в свою квартиру.
Мне становится нехорошо, потому что несколько дней назад я принес в квартиру подарок Дианы – подлинник Каспара Давида Фридриха «Крест в горах». Я повесил картину на стене в комнате. И совсем забыл поинтересоваться у Дианы, где же висела картина раньше. Оказывается, она висела в Эрмитаже. И сейчас Орлов ее увидит. А потом он детально обыщет всю квартиру и найдет порошочек на балконе. И на этом закончатся мои прекрасные отношения с Дианой, моя работа над новым романом, моя интересная жизнь в Петербурге, с музеями, театрами и барами, закончится моя безработица. Работой меня обеспечат до самой моей пенсии, которая совпадет с выходом из тюрьмы.
Орлов проходит на кухню, осматривается, топает обратно, заглядывает в ванную и в туалет, в комнату, проходит на балкон. Через минуту оттуда появляется, останавливается перед картиной Каспара Давида Фридриха и говорит:
– Твою мать! Шурик! Опять стукачек меня наколол. Я ему сегодня яйца оторву. Произведение искусства нужно искать в другом месте. Здесь этого нет. С тебя за это причитается сто пятьдесят!
Я молча иду на кухню. Вытаскиваю из холодильника бутылку Смирновской и наливаю полный стакан. Орлов заходит вслед за мной, цепляет головой лампочку, берет стакан в огромную лапу и говорит:
– Дай бог не последняя!
Выпивает его одним глотком и бросает в огромную белозубую пасть (не хотел бы я попасть в эту пасть) половинку луковицы. Жуя лук и что-то напевая себе под нос, он идет к выходу, в прихожую. Я открываю дверь и решаюсь наконец-то спросить его:
– Скажите, капитан, а что же украли в Эрмитаже?
– Да памятник Геракла с первого этажа, который стоял рядом с контролем.
– Но он же около трех метров в высоту, совершенно не подъемный.
– Раз украли, значит подъемный. Русский человек и Александрийский столп украл бы давно, если бы его кто-нибудь купил, но пока никто не покупает.
Мой знакомый актер во время репетиции громко пукнул. Режиссер сделал ему замечание:
– Уважаемый, не надо уклоняться от сценария. Мне импровизации не нужны.
Моя бабушка Мария начала усиленно заниматься бодибилдингом. В свои семьдесят лет она поднимает штангу весом в сто килограммов двенадцать раз. По личному плану, она должна достичь физического уровня ее любимого киноактера Арнольда Шварценеггера к восьмидесяти годам.
Кошмар! Не обнаружил туалета у станции метро «Площадь Мужества». Мне настолько сильно захотелось писать, что расположился я за одним из строительных вагончиков, за метро. Милиционер, который вынырнул из-под земли и оштрафовал меня за недостойное поведение, посоветовал носить горшок с собой, как все хорошо воспитанные петербуржцы.
В городе всего за пятьсот долларов можно купить гранитную мемориальную доску с фамилией заказчика. Но вешать ее на улицах не разрешают. Мой отец Александр приобрел уже целых три – для своей однокомнатной квартиры. Одну повесил в прихожей, одну в кухне, одну в комнате. Планирует купить еще парочку – для ванной и для туалета. Особенно ему нравится выведенная золотой краской собственная фамилия.
Странный все-таки человек мой отец. Он знал, как писать настоящие романы, но не писал, он знал, как делать настоящее кино, но не делал, он знал, как строить настоящие дома, но не строил их. Всю свою жизнь он занимался мелиорацией. Но ее не любил и поэтому не знал, и страдал от этого.
Сегодня первый день весны. Мы встречаемся с Дианой у Александрийского столпа. Я купил огромную красную розу и приехал на полчаса раньше назначенного срока. Вокруг столпа собралось несколько сотен молодых людей. У всех зеленые волосы. Кожаная одежда. И множество металлических колец в ушах, в носах и под губами. Они пьют пиво, а пустые банки бросают под ноги. У каждого второго в руках плакат с надписью: «Долой зиму!!!» Недалеко от столпа стоит металлический столик, на который взбирается один из молодых и начинает говорить:
– Зима – это пережиток прошлого, и мы, зеленые побеги зеленой армии, требуем от руководства города, чтобы зиму прогнали и никогда больше обратно не пускали, нехрен ей делать в нашем зеленом городе. Здесь будет царить вечная весна. Ура!!!
– Ура-ра-ра-ра!!! – закричали молодые зеленые побеги и начали пинать банки из-под пива.
Оратор слез, а на его место взгромоздился другой, вроде бы женского рода:
– Мы, зеленые побеги зеленой армии, протестуем против снега и мороза в первый день весны. И в знак нашего протеста мы сделаем то, что мы хотели. Ура!
– Ура-ра-ра! – закричали подростки и начали коллективно мочиться на снег и лед, прикрывающие Дворцовую площадь. И теперь уже я смог безошибочно отличить мальчиков от девочек.
К зеленым побегам присоединились четыре пьяных бомжа и старик, ветеран Великой Отечественной войны, увешанный десятками медалей и орденов, который после крика: «Ура!» грянул: «Да здравствует великий Сталин!» – и тоже начал мочиться. Но домочиться им до конца не дала милиция, которая подъехала с трех сторон на трех машинах с ревущими сиренами и мигающими мигалками. Подростки разбежались, а милиционеры с автоматами наперевес подбежали и захватили в плен четырех бомжей, ветерана с наградами и меня. Нас положили носами в мочу зеленых побегов зеленой армии и начали обрабатывать резиновыми дубинками. Потом обыскали, забрали все деньги и уехали.
И в этот момент пришла Диана, в красивом темно-зеленом пальто и черных сапожках. Она вытащила из своей маленькой черной сумочки огромный белый платок и начала стирать мочу и грязь с моего лица:
– Сашенька, здравствуй, у тебя такой вид, словно ты проиграл миллион.
– Нет, просто меня несколько раз ударили резиновой дубинкой пониже спины.
– Они порвали твою куртку! Поехали ко мне, Сашенька.
Мы тормозим такси. Садимся в него и едем к Диане. День для меня начался не очень удачно. Любопытно, как же он закончится. Водитель с любопытством смотрит на меня и спрашивает:
– На ментовской волне передали, что на Дворцовой площади массовые беспорядки. Что там произошло?
– Да, мы пытались взять штурмом Зимний.
– А кто засел в Зимнем?
– Белая гвардия.
– Ну и как, взяли?
– Нет. Они хорошо вооружены.
Диана засмеялась (как красиво она смеется) и сказала:
– Белая гвардия бессмертна.
Водитель не засмеялся и заметил:
– У меня есть парабеллум. В отличном состоянии. Осечек не дает. Возьмите его и убейте белую сволочь.
Он достал из кармана черный пистолет и протянул его мне.
– Берите, не стесняйтесь. Я вам его дарю. У меня много таких, сын раскопал немецкий склад на Синявинских болотах. И притащил домой целый ящик. Все в смазке, как новенькие, в рабочем состоянии. Я их раздаю своим людям. Для борьбы за правое дело.
Я взял пистолет и положил его в карман. Диана перестала смеяться. И мы молча доехали до ее дома. Расплатились. Вышли. Через десять минут я уже стоял под душем и думал о том, что очень приятно, когда темную полосу жизни сменяет светлая. Мне тридцать шесть лет. Треть жизни за спиной. И две трети можно еще провести с наслаждением. Ну, конечно же, сто двадцать лет мне не прожить, но сто четыре, как мой прадедушка Лев, вполне смогу, если, пожалуй, никто не помешает.
Мои размышления прерывает Диана. Она залезает ко мне в ванну. Все мысли мгновенно улетучиваются, потому что секс не терпит посторонних мыслей. Я целую Диану, в правую руку беру кусочек душистого французского мыла и начинаю намыливать те места Дианы, до которых достают руки. Упругая гибкая спина, шикарная попка, великолепные ножки, чудесная пещерка, упругий животик, небольшие груди. Мне необыкновенно повезло, потому что я могу вас ласкать и гладить столько, сколько захочу. Диана приседает и начинает делать мне миньет. Глаза ее закрыты. Она получает удовольствие не меньшее, чем я. Она так активна, что я отстраняю ее голову, чтобы не кончить. Великолепная охотница встает, поворачивается ко мне спиной и нагибается. Струйки душа льются ей на спину и на шикарную попку. А пещерка эльфов так заманчива, что я не могу туда не войти. Я вхожу медленно и осторожно, приучая ее к размерам моего Эльфа. А потом начинаю ритмично двигаться в такт музыке, которая всегда рождается в моих мозгах во время полового акта, во время слияния двух людей в одно целое.
Милая, когда мы ласкаем друг друга руками, губами, языками, телами, словами, милая, я вдруг начинаю чувствовать, как исчезают привычные предметы: стол, шкаф, диван, исчезает сама комната, а мое тело растворяется в твоем, словно капля дождя в реке.
Через полчаса мы сидим на кухне, пьем хороший чай из фарфоровых чашек и разговариваем:
– Сашенька, ты был великолепен, как Моцарт, он своей музыкой забрасывает меня к звездам, а ты сегодня своей музыкой забросил меня в теплый и ласковый океан. Я качалась на небольших волнах и слышала музыку, лившуюся ко мне с неба.
– Я тоже слышал музыку, только она звучала в моей голове.
– Вот видишь, мы оба слышим музыку, когда любим друг друга.
– Это Пан играет на своем сексофоне.
– А на что похож сексофон?
– Кто-то видит его в виде свирели, кто-то в виде дудочки, кто-то в виде скрипки. Разные люди видят разные инструменты.
– А что видишь ты?
– Свирель.
– Сашенька, я тоже вижу свирель. Мы с тобой одной крови – ты и я.
Диана встает и вытаскивает из холодильника красивое блюдо. На нем различные сорта ветчины, сыра, колбасы, красная и черная икра. Блюдо красиво смотрится на небольшом темном полированном столике с гнутыми ножками.
– Представляешь, Сашенька, с этого блюда ела сама императрица Екатерина Вторая.
– Любопытно, сколько же она стоит?
– Чуть больше этих чашек, из которых пил Гете и чуть меньше этого столика, стоявшего в гостиной Данте.
– А вот этот стул, на котором я впервые в тебя познал?
– Это стул самого Вольтера.
– Диана, а кто ты на самом деле?
– Я принцесса.
– Я серьезно спрашиваю. Обстановка твоей квартиры стоит целое состояние.
– А я серьезно отвечаю. Я принцесса одного маленького государства. Хочешь, покажу тебе свой паспорт?
– Да нет, паспорт не нужен. Я тебе и так верю. Пусть принцесса. Для меня это очень лестно – любить принцессу в различных позах.
– Будь доволен, на Земле очень мало мужчин, которые могут похвастаться тем же самым. Их не больше пальцев одной руки.
– Мне ужасно повезло.
– Мне тоже.
Диана садится ко мне на колени, и мы снова начинаем целоваться.
Когда я восхищенно смотрю на обнаженные женские гениталии, тогда в моей голове начинает звучать музыка Бетховена, Баха и Моцарта. В эти мгновения, я отчетливо понимаю, что из меня получился бы прекрасный композитор. Или гинеколог.
Утром принцесса помчалась на работу. А я поехал домой без копейки в кармане, потому что постеснялся попросить у Дианы в долг. А она сама не догадалась мне предложить. Может, продать парабеллум, который мне подарил сумасшедший таксист? Я сажусь в автобус на свободное место, вытаскиваю пистолет и разглядываю его. Подходит кондуктор. Увидев пистолет, кивает, как будто я показал ему проездной билет и уходит на свое место.
Интересно, сколько же такой рабочий пистолет стоит? Стучу по плечу мужчину, сидящего передо мной, он оборачивается. И я показываю ему пистолет:
– Мужчина, пистолет не купите? Парабеллум, в хорошем состоянии.
Мужчина втягивает голову в плечи, достает свой бумажник, бросает его мне на колени. Затем с криком: «Нихт шизен! Их бин пуляк!» – выскакивает в раскрывшиеся двери автобуса. Как раз остановка. Я поднимаю бумажник и выскакиваю следом за поляком. Он быстро бегает, но примерно через километр теряет скорость, и я его догоняю. Отдаю бумажник. И мы расходимся. Если бы я его не догнал, то с досады, наверняка бы, напился.
Если плохому танцору яйца мешают, то, наверное, хорошему они помогают.
Позвонил редактор из издательства и порадовал меня сообщением, что моя рукопись романа не подходит им, потому что в нем отсутствует сюжетная линия, много повторений и ощущается незаконченность произведения. В ответном слове я попытался намекнуть редактору, что роман, возможно, был бы интересен для читателей. Из десяти человек, которым я давал читать, девять были в восторге. Это говорит о том, что роман, скорее всего, будет пользоваться спросом среди пьющих интеллигентных мужчин. А их в Петербурге немало. На этом редактор признался, что рукопись не читал и не может ничего сказать об ее интересности, но, несмотря на это, просит ее забрать из издательства. После такого разговора я съездил в издательство и забрал рукопись. Надеюсь, в Петербурге найдется редактор, который меня услышит (в смысле, мою рукопись).
Добрейший человек, этот Герасим. Смолчал, когда я съела его обед. Смолчал, когда я изорвала его новый костюм, смолчал, когда я укусила его за ногу. А теперь, чтобы меня искупать, ищет, где вода в реке почище. Настоящий хозяин. (Из размышлений Муму)
Имеющий крылья обязан лететь. Лететь туда, куда зовет душа. К звездам? За линию горизонта? На родину? К любимому? На бой кровавый? За бутылкой водки? За куском пирога? За мерцанием славы? За обжигающим дыханием страсти? Развлечения ради? За покоем? За гармонией? За ликованием сильного тела? За собой?… Можно лететь в противоположную сторону. Не «за», а «от». И вот что любопытно: умеющие летать, но не знающие, куда и зачем, как правило, остаются на земле, потому что боятся заблудиться и сойти с ума от кажущейся доступности всех направлений.
Мудрые йоги советуют: если ты сильно устал на работе – пробеги десять километров с полной выкладкой, и усталость отступит. Если ты поссорился с любимым человеком и чувствуешь себя выжатым лимоном – пробеги восемь километров, и раздражение исчезнет. Если ты отравился некачественным продуктом – пробеги семь километров, почувствуешь себя заново рожденным. А я сегодня одновременно: сильно устал на работе, поссорился с тремя любимыми людьми и отравился хреновой водкой. Чтобы избавится от последствий этих печальных происшествий, мне необходимо пробегать с полной выкладкой сорок один километр. Если останусь жив, то запишусь в марафонцы.
Хорошо бы в день святого Валентина позаниматься любовью /в смысле, сексом/ с красивой женщиной. Впрочем, это не помешало бы и в другие дни.
Сегодня меня и бывшую жену Риту у станции метро остановил милиционер и оштрафовал нас за то, что мы ходим в общественном месте под одеждой голые и этим нарушаем общественный порядок.
Знакомый пушкиновед по увлечению и массажист по работе рассказывал, что Пушкин Александр Сергеевич все свои произведения писал под диктовку его (Пушкина) африканского духа, который являлся к нему каждый вечер. Первоначально записи были исполнены на африканском языке. Для русских аборигенов Александр Сергеевич сделал перевод.
Мне часто говорили, что на дискотеки ходят в основном молодые лоботрясы. Зашел посмотреть и увидел там не только лоботрясов, но и попотрясов. И не только молодых.
Удивительно, я всего два раза коснулся спины женщины, и она кончила. А другую, прежде чем кончила она, я облизывал две недели.
За окном мерзкая погода. Сильнейший ветер. Мокрый снег. И ноль градусов. Хороший хозяин и собаку не улицу не выпустит. Но мне необходимо купить подарок для Дианы, поскольку завтра восьмое марта. Я одеваюсь по-зимнему тепло и выхожу на улицу. Отхожу от своего дома всего на сто метров, поскальзываюсь и падаю в глубокую лужу. Женщина с собакой, шедшая вслед за мной, обходит эту лужу и говорит собаке:
– Не пугайся, Фантик, если эта свинья вылезет из лужи – я применю газовый пистолет.
И они проходят. А я встаю и иду обратно. После первого весеннего купания, в одежде, насквозь мокрой, я чувствую себя не самым счастливым человеком в мире. Возвращаюсь домой. Снимаю с себя всю одежду и бросаю ее в прихожей. Вытаскиваю их карманов мокрые деньги и парабеллум. Не могу понять, зачем я его таскаю с собой. Опасная игрушка. Кладу пистолет и мокрые деньги на стол в кухне и иду в душ.
Чем дальше в лес, тем труднее вывозить дрова.