- On fout le camp! *
Алексея как катапультировало.
Зеваки за дверью шарахнулись в стороны.
Они вырвались к каналу.
- Кошмар! Ты жопу её видел?
- Профессиональный, - выдохнул Алексей... - Профессиональный травматизм. Мог бы выбрать помоложе.
- Я что, специалист? Я человек женатый, любовь не покупаю. Нет, но сто гульденов...
- Цена познания. Забудь.
- Могли бы в ресторан сходить. Это на наши франки сколько?
Справа в подворотне был фастфуд.
В глубине под сводами они взяли по кофе и хот-догу.
В стойку, которая шла вдоль каменной стены, были вделаны мини-телевизоры - экранчиками вверх. Рядом с каждым пара наушников. Они влезли на табуреты.
По ТВ давали сюжет на тему библейской зоофилии - Змей с женщиной. Под развесистым деревом она ласкала толстые кольца, которыми Змей обвил её, как ствол, используя для познания добра и зла конец хвоста. Он заглянул к Люсьену - тот же Змей. Рядом с картонным стаканчиком кофе, закрытым пластиковой крышкой. Изображение оставляло желать, но Люсьена загипнотизировало. В руке он держал ненадкушенный хот-дог. Алексей надел наушники - женщина говорила по-голландски. Язык был полон страсти и согласных. Он надел наушники на мокрую после душа голову Люсьена, который стал смеяться так, что абориген за стойкой поднял голову. Вдруг Люсьен сорвал наушники и спрыгнул с табурета, роняя его с грохотом.
- Настоящий, думаешь?
- Похоже.
- Анаконда?
- Или какой-нибудь питон.
- Питон?
Хот-дог его ещё завёрнут был в салфетку. Он швырнул его в канал, разбив неоновое отражение. Из полуподвальных секс-шопов рвалась наружу музыка, мелькали лица очень чёрных амстердамцев, блестящих от пота, озабоченных, недобрых...
- Такое чувство, что нас сейчас зарежут. Нет, серьёзно?
- Комплекс вины.
- Ты думаешь? Но только не перед Бернадетт...
Они перешли мост и зашагали вдоль канала в обратную сторону.
- Нет, - сказал Люсьен. - Наверное, мне хватит Амстердама.
- А женщины?
- Наверное, мне нужны другие.
- Как насчёт этой?
На железном крыльце, как на помосте, стояла пожилая дама в блестящей чёрной коже. Расставив ног в шнурованных сапогах. Хлыст - поперёк бёдер. С тыла её подсвечивало из приоткрытой двери заведения, где на кирпичной стене висели плети, цепи, кандалы.
- А что... Забыть про Триест?
Хлыст искусительно прищёлкнул по ладони полуперчатки.
Он сделал шаг назад.
- Maman мою напоминает. Нет, после этого мне останется только в канал. Вниз головой.
Ни перил, ни парапета - они шли по самому краю. Над маслянистой рябью сомнительных огней квартала, который если чем и жуток, так этой своей мёртвой водой.
На мосту среди толпы очаг возбуждения. Они огибали группу, когда Алексея вдруг схватили за руку:
- French??
Ирокез - брошенный ими в Бельгии. Безумные глаза и бритый череп. К ним повернулись лица из чугуна. Из нагрудного кармана ирокеза выпрыгнул обтянутый резинкой свёрток денег - так резко Алексей рванулся прочь. Туристы разбежались, а банда загрохотала за ними по мостовой, взывая:
- Kill the frogs! *
13.
Люсьен остановил машину.
- Фу-у...
Луна сверкала в канале, по прямой пересекавшем луга. Справа на поляне чернел уснувший фермерский дом, а прямо перед ними было нечто вроде леса. Переехав дощатый мост, они свернули в мокрые кусты.
- Роса, - сказал Алексей. - В Париже нет.
- Разве?
- А ты не замечал?
Место казалось укромным, но не успели они решить насчёт ночёвки, как с двух сторон в машину ударил свет фонарей.
- Йопт...
- Не по-русски! И спокойно...
Алексей сидел и видел, как русского нелегала в этих вот блестящих наручниках транспортируют в участок, чтобы утром под конвоем выставить за пределы пермиссивного королевства. Но вооружённые до зубов полицейские ограничились взглядом на пресс-карту Люсьена, сами же при этом высказав предположение, которое Люсьен опровергать не стал, что они здесь освещают для своей французской прессы голландский этап велогонок Tour de France.
И взяли под козырёк.