А Франц всю ночь ходил вокруг собора, подкарауливая Коронного вора. Он жил теперь, как сова: днем прятался, а ночью бодрствовал, выискивая добычу.
Коронный вор решил надуть его, — в этом Франц больше не сомневался. Вся эта кутерьма с соборной невестой нужна ему лишь для отвода глаз. Девушек много, хоть пруд пруди. Да уж если на то пошло, Франц не младенец. За четверть часа Коронный вор мог отлично справиться со своей невестой… Угомонил бы кровь… а там можно обчистить и соборные подвалы…
Все ясно. Пока город спит, откроется одна из соборных дверей и Коронный вор попытается улизнуть с соборным золотом. Ночной туман скроет его от посторонних глаз, и он, никем не замеченный, спрячет сокровища в надежном месте.
Но тут он и попадется: Франц начеку. Он выйдет из засады и скажет: «Повремени, приятель! Ведь мы работали вдвоем!»
Скоро начнет светать, а Коронного вора все нет да нет. Проходят драгоценные ночные часы, когда так удобно обделывать всякие темные делишки, а Франц, голодный и продрогший, еще шныряет вокруг собора. Он устал и проклинает своего коварного друга, этого лживого скомороха. Он, видно, и впрямь заснул! Или он хочет, чтобы его захватили прямо в соборе, когда рассветет?
Малый он смелый, ничего не скажешь, но это уже нахальство…
Наступило утро. Появились слуги и выкатили во двор соборную карету. Вот господа первосвященники; они готовятся к шествию Покаяния, а вот и первые паломники: они торопятся занять места получше, чтобы увидеть, как святой выедет из собора…
Франца трясло будто в лихорадке, и он не спускал глаз с окон Брачного покоя… Вдруг в одном из окон появились две головы: это были Коронный вор и соборная невеста!
Оказывается, он и в ус себе не дует! Какая наглость!
Франца бросило в жар. Он посмел! Посмел пролезть в общество порядочных людей! Не страшась дневного света! Этот мошенник! А ведь он ничем не лучше Франца! Такой же бессовестный плут!
Франц пришел в такую ярость, что у него задрожали руки и губы, и он все пытался уразуметь, как это Микаэль посмел… Но сколько Франц ни думал, понять Этого он не мог. Он лишь стоял и глазел на собор, разинув рот…
И тут его охватила дикая, слепая злоба к этому человеку, который предал его. А ведь без Франца ему бы никогда не залететь так высоко, не попасть в мир порядочных людей… Он оказался выше Франца и теперь знать его не хочет, топчет его ногами. Думает, Это сойдет ему с рук, — как бы не так!
Франц знает его тайну, его жизнь в руках Франца, и еще посмотрим, кто кого…
Франц бросился к слугам.
— Это соборная карета?
— Да, соборная карета.
— И он в ней поедот?
— Кто он? Йорген? Ну конечно, поедет.
— Куда?
— К источнику.
— По какой дороге?
— Они не знают.
— По Брачной аллее?
— Неизвестно.
— Но Соборному переулку?
— Неизвестно.
— Но к источнику?
— Да, через площадь.
— Через площадь Йоргена?
— Да, там отпрягут быков.
— Отлично! — Франц потирал руки. — Значит, через площадь, площадь Йоргена!
И Франц поспешил на площадь. Там он встретит Коронного вора и поговорит с ним по-свойски. Дескать, согласен или не согласен? Да или нет? Тут уж он по-другому запоет, мерзкий негодяй! Обманщик! Скоморох паршивый!
На углу Разбойничьего переулка он залез на стоявшую там телегу какого-то паломника. Здесь они и проедут. Народ уже сбегался со всех сторон.
Йорген, Йорген, Йорген! Это имя было у всех на устах. Люди только и говорили что о Йоргене.
Прибежали Клаудина с матерью; жалобно причитая, они кричали:
— Отец, отец, где отец?
Из погребка «Праведный паломник» послышалась громкая ругань, и оттуда выволокли крестьянина, раздетого и мертвецки пьяного. Он что-то бормотал, держа в руках колоду карт. Девицы выбросили ему вслед один сапог.
Жена всхлипывала, Клаудина ревела. Паломники радостно гоготали.
— Этакий дурак, дал обобрать себя до нитки. В этом мире на бога надейся, а сам не плошай!
Франц не оплошает! От него так просто не отделаешься! Вот он стоит здесь, и стоит крепко! Коронному вору придется раскошелиться! Ишь ты, ворона в павлиньих перьях! Ну ничего, общиплем его маленько, тогда узнает, где раки зимуют!
Но вот и он! Едет! Все вытягивают шеи, Франц не верит своим глазам, не верит ушам своим! Что же это такое? Буря приветствий! Все словно обезумели!
У Франца зародилось мрачное предчувствие. Кажется, уже постно. Видно, этот плут, этот комедиант не терял времени даром. Неужто у него такая власть над людьми? Или он околдовал весь город?
Вот шествие движется через переулок Капитула, через переулок Роз, поворачивает в переулок Первосвященников, и, заглушая отдаленные крики ликующей толпы, уже громко звучат фанфары.
Демоны зависти и злобы, дремавшие в душе Франца, словно с цепи сорвались и завладели всеми его помыслами. Его глаза вспыхнули ненавистью; он заскрежетал зубами, весь сжался, а потом вдруг выпрямился, как пружина:
— Я погублю его, погублю, хотя бы меня самого… меня самого…