76810.fb2
— Итак, святые отцы, — начал Йорген, — мир благополучно избавился от мошенника, а вы не менее благополучно избавились от своих грехов, и, надо сказать, гораздо более легким способом. А теперь вернемся в собор. Дорогой тесть, где моя невеста?
— Я не скрою от вашего святейшества, — отвечал гроссмейстер с принужденным поклоном, — что несколько минут назад мы получили весьма важные известия.
— Какие же именно? — осведомился Йорген, обводя святых отцов ангельски невинным, но твердым взглядом.
— Нам сообщили точные приметы Коронного вора.
— Но ведь мы его повесили, — мягко заметил святой.
— Во всяком случае, должны были повесить, — свирепо заявил гроссмейстер, глядя на носки своих башмаков. — К сожалению, мы повесили не того, кого следовало; однако теперь мы напали на след этого преступника и обнаружили, что все это время он был гораздо ближе к нам, чем мы предполагали.
— То же самое приходило в голову и мне, дорогие мои первосвященники, — спокойно сказал святой. — Однако я боюсь, что до конца разобраться в этом деле будед гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд.
— А может быть, все-таки попробуем? — зловеще спросил гроссмейстер. — Начальник стражи курфюрста извещает нас, что Коронного вора можно узнать по красному солнцу на груди.
— И прекрасно, — весело сказал святой Йорген. — Значит, всех надо подвергнуть осмотру.
— Всех без исключения! — вставил казначей. Он никак не мог удержаться, хотя гроссмейстер все время толкал его локтем.
— Разумеется, господин казначей! — любезно согласился святой. — И начнем сверху..
— С вашего святейшества! — пробурчал казначей, несмотря на предостережения гроссмейстера.
— Я весь к вашим услугам… дорогие господа первосвященники! — сказал святой так искренне и чистосердечно, что казначей разинул рот от изумления.
Гроссмейстер, который уже начал нервничать, поспешил прервать казначея:
— Однако подобный осмотр, вне всякого сомнения, оскорбил бы религиозные чувства нашего возлюбленного народа.
— Возможно, — улыбнулся святой Йорген.
— И мы полагаем, что своим незамедлительным отбытием из города ваше святейшество могло бы избавить нас от столь тягостной необходимости… до того, как сюда прибудут стражники курфюрста… мы ждем их сегодня вечером.
— Дорогие мои первосвященники! — Святой Йорген говорил с необыкновенной сердечностью в голосе. — Как ни горько мне расставаться с моим достойным и верным капитулом и вновь покидать родной город, куда я вернулся после трехсотлетнего отсутствия, я все же не могу не пойти навстречу пожеланиям моего дорогого тестя и гроссмейстера… Подразумевается, если мне будет выдан вполне надежный паспорт, ибо, к сожалению, у нас нет никакой уверенности в том, что стражники курфюрста отнесутся к трехсотлетнему святому с таким же высоким доверием, какое ему было оказано в Йоргенстаде.
— Господин секретарь, — сказал гроссмейстер, — не угодно ли вам приготовить такой паспорт. На чье имя, ваше святейшество?
— На имя графа Микаэля фон Темпельхейма.
— Пишите, — приказал гроссмейстер, побагровев от ярости.
— Кроме того, я выражаю надежду, что, провожая меня, вы воздадите мне все почести, подобающие моему высокому сану.
— Разумеется.
— Пушечный салют…
— Несомненно.
— Духовой оркестр и звон колоколов…
— Ничего нет проще.
— Далее, вы предоставите в мое распоряжение большую соборную карету, запряженную четырьмя соборными быками.
— Пишите, господин секретарь, — сказал гроссмейстер. Он пылал, кипел и дрожал от гнева.
— Провизии на неделю!
— Пишите.
— Семь окороков. Четырнадцать хлебов. Три круга сыра, в том числе один круг копченого, который мне особенно понравился.
— Пишите.
— Бочку моего бесподобного соборного вина. Святой капитул окаменел.
— Затем плащи и ковры. Вы согласитесь, что без этого мне в дороге не обойтись?
— Вы записали, господин секретарь?
— На покрытие дорожных расходов я беру из моих соборных сбережений оба бочонка с золотом.
Капитул содрогнулся, однако святой Йорген спокойно посмотрел на всех и добавил:
— Так что потрудитесь, господин казначей, списать оба бочонка в расход, и сделайте соответствующую отметку в соборных ведомостях, которыйе я имел удовольствие просмотреть сегодня утром.
Казначей покраснел и что-то пробормотал.
— Взамен я оставляю вам свой святой, запятнанный кровью плащ, хотя, к своей неописуемой радости, я убедился, что у вас есть еще два великолепных плаща… в угловом шкафу (тягостное молчание), что свидетельствует о вашей величайшей щепетильности и предусмотрительности… Однако, по-моему, вы поступаете более чем опрометчиво, пуская на тряпки старые плащи и вытирая ими пол в винном погребе… Приготовьте мне багаж, а я тем временем попрощаюсь с моими возлюбленными паломниками.
И он величественно повернулся к ним спиной.
Святые отцы поклонились ему как можно естественнее, они краснели, бледнели, жилтели, зеленели, скрипели зубами — но все-таки поклонились и тотчас жи начали, перешептываясь, собирать в дорогу благородного графа фон Темпельхейма.
Они очень торопились, ибо граф должен был отбыть до того, как в город нагрянут стражники курфюрста.
Между тем святой, приветствуемый толпами паломников, приготовился произнести свою прощальную речь.