— Цитаты вам не помогут, Джо. Вы защищаетесь, как будто вы обвиняемый. Вас никто не судит. Судить вы можете только сами себя. И не по нашим законам, а по законам Божьим. Они существуют вечно. И до вьетнамской войны и после. Мое дело помочь вам рассказать о себе, показать беспристрастно, как следовали вы по своему необычному пути. Я вижу, Джо, как вы утомились, не стесняйтесь, вы не привыкли работать перед камерами. Там, в Москве, вы были так засекречены, что никто никогда не видел вас ни в газете, ни на экране. Я не хочу, чтобы потом ваши друзья коммунисты говорили, что я загнал старого джентльмена. Мне интересно видеть вас противником опасным. А может, и не противником…
Уолтер замолчал, испытующе глядя на Джо. На этом эффектно закончилась первая часть передачи, после чего Уолтер пригласил Джо в комнату отдыха, куда принесли кофе с сандвичами. Джо молча в три глотка осушил свою чашку.
— Вы поступаете нечестно! Я заявляю протест! — сказал он. — Мы с вами, Уолтер, так не договаривались, как вы меня выставляете. Разве это реклама? Вы наносите мне ущерб.
С каждым словом он распалялся все больше. Как-никак он добровольно вернулся в отечество, которое когда-то обошлось с ним несправедливо, преследовало его ни за что ни про что, он-то ведь все простил… Запоздалые аргументы приходили ему, и было ужасно, что он во время передачи не использовал их. Кто мог подумать, что Уолтер так коварно все вывернет.
— Успокойтесь, Джо, вы можете все исправить в следующей части через четыре дня, — говорил Уолтер. — Главное мы сделали — вызвали интерес к вам. От вас теперь зависит создать выгодное впечатление. Мне кажется, это лучше всего сделать, если вы предстанете как жертва коммунистических иллюзий. Расскажите, что они из себя представляли: Хрущев, Брежнев, Андропов, вся эта клика, их генералы, министры.
Выглядеть жертвой Джо не собирался, роль несчастливца не подходила ему, он требовал свою долю почета и похвал. Что знал Уолтер о его жизни, исполненной успехов, озарений, замечательных конструкций, с какой стати он должен перечеркивать ее?
— Поймите, Джо, вы блудный сын, который вернулся домой, — мягко растолковывал Уолтер. — Я был в Эрмитаже. Помните картину Рембрандта “Возвращение блудного сына”? По-моему, лучшая вещь Эрмитажа. Вы помните, как он стоит на коленях перед своим старым, слепым отцом? Вам надо тоже преклонить колени и покаяться.
— С какой стати? В чем каяться? С чего вы взяли, что блудный сын каялся? К вашему сведению, Уолтер, отец встретил его с радостью, велел заколоть теленка или овцу, не помню уж, во всяком случае пир устроил — а вы мне что устраиваете? Америка не следует библейской притче.
Уолтер рассмеялся. Можно считать, что они договорились. А через два дня группа сенаторов, двадцать девять человек, выступила с заявлением, требуя лишить Джо Берта американского гражданства. Джо позвонил Уолтеру. Тот считал, что сенаторы подбавили интереса к следующей передаче, для лишения гражданства законных оснований нет, все будет о’кэй.
— Вы столько лет были Иосифом Борисовичем Бруком, вам заменили биографию, ваши жена и сын не знали, кто вы на самом деле. Кем же вы сейчас себя ощущаете?
— Пожалуй, я больше Брук, Иосиф Брук.
— Из Иоганнесбурга, а не из Нью-Йорка?
— Это была вынужденная мера, меня хотели обезопасить.
— Вас не расспрашивали ваши сотрудники, не пытались уличить?
— В закрытом учреждении не принято расспрашивать.
— Ужасная система. У вас есть родные в Штатах?
— Два брата и сестра.
— И племянники. Что же, вы ни разу не дали им знать о себе?
— Не полагалось. Да и им это могло причинить неприятности.
— Вы ни разу не ездили за границу?
— Конечно нет.
— Не встречались с американцами?
— Ни с какими иностранцами.
— А когда в Москве проходил международный симпозиум по микроэлектронике?
— Мы не могли принять в нем участие.
— Ради чего вы обрекли себя на такую уродливую жизнь? Ведь вы же не были шпионом или резидентом…
— Таковы правила секретности. Конечно, она нам мешала. Но, к вашему сведению, в шестидесятые годы мы захватили лидерство. Мы обогнали американские фирмы. Наша машина имела лучшие показатели в мире.
— Какую должность вы занимали?
— Главный инженер лаборатории. Потом главный инженер центра микроэлектроники.
— Это высокая должность?
— В нашей лаборатории работало около двух тысяч человек.
— Ого!
— А в центре — больше десяти тысяч. Он определял развитие ЭВМ в стране.
— Вы еврей?
— Да.
— Почему вас назначили на такую должность?
— Меня рекомендовал Костас. А его сделали руководителем потому, что он был гениальный инженер.
— Вы сталкивались с антисемитизмом?
— Нет.
— Нигде?
На экране высветились быстрые страдальческие морщинки у Джо на лбу, они набежали и исчезли.
— Нигде.
— Правда ли, что вам покровительствовал Хрущев?
— В какой-то мере да.
— Может, потому вас не трогали?
— Я думаю, что нас защищали наши результаты.
— Благодаря двум американцам была создана советская кибернетика. Правильно я говорю?
Было видно, как Джо покраснел.
— Чушь! Знаете что, Уолтер, то же самое можно сказать и об американцах.