– А потратить негде, – заметил Дюк.
– Отправь домой, – посоветовал полковник.
– Не, – сказал Ястреб. – У меня есть идея получше.
– Какая? – сказал Генри.
– Оставь все деньги себе, а нас отправь домой.
– Ха, не выйдет, – ответил Генри.
– Но почему же, тренер? – завозмущался Дюк. – Если учесть то время, что мы с Ястребом проторчали в Корее до того как нас послали сюда, получается, что мы тут уже дольше всех. Ну, кроме тебя.
– Точно, – сказал Ястреб. – И это несправедливо.
– Простите, – сказал Ловец Джон, поднимаясь, – я уже слышал эту песню и с меня хватит.
– Подожди, я с тобой, – сказал Копьеносец. – Боюсь, тоже не вынесу мученического взгляда.
– Нытики! – крикнул им вслед Дюк. – И только потому, что мы эт-та, смоемся отсюда раньше вас!
– Серьезно, Генри, – сказал Ястреб, – мы с Дюком в мартовском списке на увольнение. Осталось всего-то чуть больше трех месяцев. Пока мы сидим на этом краю света, на наших глазах сменилась целая вереница наших сверстников. Приезжают и уезжают. Новички или по второму разу, шарлатаны, недоучки или свихнувшиеся безумцы, неважно кем бы они ни были, но их всех перевели заканчивать службу в Штатах месяца за три-четыре до увольнения.
– Всё правильно, – сказал Генри.
– Но почему? – изумился Дюк.
– А знаю почему, – сказал Ястреб. – Потому что армия всегда сводит счеты!
– В каком смысле? – спросил Генри.
– В смысле, – пояснил Ястреб, – что Дюк и я – это двое из трех самых больших здешних придурков. Или из четырех, если считать Хитреца Роджера.
– Его я считать не буду, – сказал Генри. – Я даже думать о нем боюсь, а если этот сукин сын снова объявится здесь, – я пристрелю его на месте!
– Да все равно, – сказал Ястреб, – сам подумай. Мы так отличились в раздолбайстве, что теперь армия, блюститель демократии и символ справедливости, собирается с нами расквитаться.
– Нет, – возразил Генри. – Ты не прав. Вы не поверите, но это – не наказание.
– Тогда что же это? – спросил Дюк. – Очень смахивает на наказание.
– Как бы иронично это не звучало, – сказал Генри, – но это оттого, что вы двое, как и Ловец Джон, приехали сюда с подготовкой и опытом куда выше среднего. Вы отлично делали свое дело в тяжелые времена, и теперь мы не можем позволить себе разбрасываться такими кадрами. Если вас сейчас отправить домой, вы никому не принесете пользы, кроме своих жен, конечно. Так что мы вас тут продержим до истечения срока службы.
– Да разве ж это, черт возьми, справедливо? – сказал Дюк.
– Короче говоря, – подытожил Ястреб, – мы накосячили не там, где надо. Если б мы делали тоже самое в рабочее время и с усердием даже ниже практиканта в колледже, мы бы уже вернулись в какой-нибудь штатовский госпиталь, жили бы с женами и вели бы себя как офицеры и джентльмены? Так что ли?
– Ага, – согласился Генри, широко улыбаясь.
– Не выношу армейские госпитали в Штатах, – сказал Дюк. – Слишком много придурков.
– И куда вас черти понесут на этот раз? – поинтересовался он.
– В Париж, – ответил Ястреб.
– Ага, – добавил Дюк.
– Очень интересно, – сказал Генри. – Зачем?
– Надо подлечить Дюка, – объяснил Ястреб. – Это экстренный случай. Третий день подряд он так мил и любезен со мной, Ловцом и Копьеносцем, что у нас возникло подозрение, что он меняет окрас.
– Ну, – сказал полковник Блэйк, – конечно это крайне тяжелый случай, и мы не можем допустить здесь такие вещи. А почему бы вам просто не отвезти его в Сеул? Это куда ближе.
– Но полковник, – ответил Ястреб, – ты должно быть шутишь. Всего два дня назад ты сам читал рядовым лекцию о том, что в Сеул ездить нельзя, потому что там свирепствует гонорея. А что относится к рядовым, то естественно относится и к офицерам, и мы не хотели бы подавать дурной пример. Мы слыхали, что в Париже не так много заразы, вот потому мы туда и отправляемся.
– Ну, – сказал Генри, когда Ловец и Копьеносец после вечеринки направились к столовой, – они вполне ничего себе. Хорошие ребята.
– Согласен, – сказал Копьеносец, – для типчиков из «Лиги Плюща» note 54 они ничего.
– Быть может, – сказал Ловец Джон, – но посмотрим, что скажут Ястреб и Дюк, если они когда-нибудь вернутся.
– О, они вернутся, – сказал Генри, – и это навело меня на мысль.
– Пока вы, клоуны, отсутствовали, – сообщил он им, – нам прислали двух людей. Их зовут Эмерсон Пинкхэм и Леверетт Рассел.
– Звучит как имена для типчиков из Лиги Плюща, – заметил Дюк.
– Правильно, – сказал Генри. – Так и есть, но они классные парни. Они умны, у них хорошая подготовка и они уверенно держатся на уровне новых концепций хирургии, о которых вы и слыхом не слыхивали.
– Отлично, – сказал Ястреб. – Пусть они и делают всю работу.
– Нет, черт возьми, – сказал Генри, краснея до кончиков волос. – Ни на минуту. Это и есть проблема нашего лагеря. Пока мы тут бывали заняты, у нас не находилось времени обучить новичков спешнорезке, быстро-швейке или как-хотите-называйте-хирургии, то есть тому, чем приходиться заниматься в таком месте. Когда у нас было время, вы, товарищи, прохлаждались, это моя вина конечно, а в результате все, кто здесь хоть чему-то научился, научились этому абсолютно случайно. Итак, это надо прекратить, и прекратить это надо прямо сейчас. Этих двоих надо научить всему, чему их можно научить, а учить их будете вы!
– Есть, сэр, – сказал Дюк.
– Хорошо, – сказал Ястреб. – Наверное, ты прав.
– Думаю, не ошибусь, если скажу за себя и за Лева, – сказал капитан Пинкхэм. – что мы на данный момент не сожалеем о своем пребывании здесь. Есть работа, которую кому-то надо делать, и некоторые отдают ради нее жизни. Как минимум, я считаю, мы обязаны отдать свое время и умение, как и они. В то же время каждому хирургу, знающему обо всем, что происходит на его профессиональном поприще дома, приходиться сожалеть о том, что он послан в такое место, больше напоминающее мясной отдел, а не хирургический госпиталь. Без обид, конечно.
– Никто и не обижается, – сказал Ястреб. – Выпейте еще.
– Так, вы двое! – приказал капитан МакКарти. – Проваливайте отсюда!
– Какая муха тебя укусила сегодня, Громила? – спросил Ястреб.
– Послушайте, – сказала она. – Эти ваши бойскауты-волчата note 55 собираются оперировать тех пациентов прямо сейчас, а пациенты еще не готовы к операции.
– Минуточку, мэм, – сказал Дюк. – А какую ….
– Медшколу я заканчивала? – спросила Громила. – Местную.
– Есть, мэм, – сказал Дюк. – Идем на помощь.
– Доктор, – сказал он, – очевидно, что у этого парня дырки в кишечнике и сломано бедро. Перелом несложный, но с внутренним кровоизлиянием – около пинты. Еще как минимум пинта плещется живота, и, возможно, пинта в груди. Согласен?
– Согласен, – ответил капитан Пинкхэм.
– Так что перед тем, как вскрывать его, накачивать пентоталом и кураре и вводить трубку в трахею, – сказал Ястреб, – нам надо расширить легкое, влить две или три пинты крови и антибиотик, чтобы минимизировать брюшную инфекцию.
– Понимаю, – сказал капитан Пикхэм, перед которым забрезжил проблеск понимания, – но нам все равно придется вскрывать и грудь, и живот.
– Нет, не придется, – сказал Ястреб. – Ранение груди не опасно. Между вторым и третьим ребром вставь катетер Фолея и прикрепи к нему отсос, легкое расширится. Если у него и было какое-то значительное кровотечение из легкого, он уже прекратилось. Мы его обнаружим после откачки воздуха, когда общее состояние улучшится. В данный момент нам надо вывести этого парнишку из шока и перевести в операционную, чтобы вскрыть живот и обработать бедро.
– Послушай, все это хорошо конечно, но будут времена, когда у тебя не будет времени делать все правильно. Дай покажу, как делать это неправильно.
– Примитивно, правда? – спросил Ястреб.
– Да, – согласился капитан Пинкхэм.
– Сколько времени это заняло?
– Недолго, – заметил капитан Пинкхэм, заметивший также, что дыхание пациента почти нормализовалось.
– Прости, – сказал через какое-то время Дюк, – но все, что ты делаешь сейчас, только задерживает прогресс. Почему бы тебе не дать этим ребятам взяться за работу?
– Но вам не кажется… – начал объяснять капитан Рассел.
– Мне кажется, – сказал Дюк санитару, – что лучше бы уже начать переливание.
– Не возражаешь, если я займусь вот этим? – спросил он, когда капитан Рассел наконец добрался до второго участка, требующего починки. – Я продул в покер двадцать баксов, а такими темпами я никогда не смогу отыграться.
– Возможно ты заметил, – объяснял он капитану Расселу, когда они уже зашивали пациента, – что сшивая и разрезая брыжейку тонкой кишки, я не был так изящен как ты. Еще ты можешь заметить, что аностомозию я делал не тремя слоями разных нитей как ты. На внутренних тканях я использовал один кетгут и отдельную нить в серозной оболочке. Там, где ты у себя делал двенадцать стежков, я делал четыре. Ты заметишь, что просветы в моем шве такие же, что и в твоем, у меня слизистая подходит к слизистой, подслизистая – более или менее подслизистой, мышцы – к мышцам и серозная оболочка – к серозной, и места для протечки просто не найдется. Тебе на это потребовалось два часа, а мне – всего двадцать минут. Ты делаешь это прекрасно, но здесь тебе это не спустят с рук. Такой нерасторопностью ты просто угробишь людей, потому что многие парни, которые смогут вынести два часа операции, не перенесут шести часов.
– Но… – начал капитан Рассел.
– Точно, – сказал Дюк, – а если мне надо будет по настоящему спешить, я просто сошью одной нитью все слои тканей.
– Теперь я поделюсь с тобой парочкой соображений, – сказал он расслабившемуся капитану Пинкхэму. – Мы здесь, конечно, по большей части тесаками машем, но, думаю, ты сам заметил, что хирург-мясник – это специальность сама по себе. Нас не столько волнует полное восстановление пациента прямо здесь, сколько факт что ребятишек отсюда увозят живыми туда, где их уже смогут полностью вылечить. Да, до какого-то момента мы занимаемся пальцами, кистями, руками и ногами, но иногда мы умышленно жертвуем ногой, чтобы сохранить жизнь, если другие ранения более важны. Иногда мы можем пожертвовать ногу, потому что пока лишний час будем ее оперировать, в это время другой парнишка в предоперационной может умереть, если не дождется своей очереди на столе.
– Поначалу это трудно принять, – добавил он, – но скажи мне вот что, доктор. Ты играешь в гольф?
– Да, – ответил капитан Пинкхэм, – но давно не практиковался.
– Тогда объясню на его примере, – сказал Ястреб. – На этом поле нашей главной целью является «пар» хирургия. «Пар» – это живой пациент. Мы не машем долго клюшками над мячом прицениваясь: если нам хоть коленками, хоть чем надо забить мяч в лунку чтобы сделать «пар», мы именно так и сделаем.
– С этим не могу поспорить, – сказал капитан Пинкхэм.
– Хорошо, – сказал Ястреб. – Заходи в Болото на рюмочку.
– Выпей, Генри, – предложил Ястреб.
– Ага, – сказал Дюк, – присоединяйся.
– Нет, спасибо, – сказал Генри. – Как дела?
– Хорошо, – ответил Дюк. – Теперь нам можно домой?
– Нет, – ответил Генри. – Вот что меня волнует, это как себя ведет капитан Пинкхэм в последнее время.
– Хорошо, – сказал Ястреб, – хоть в последние дни мне казалось, что я его начал утомлять.
– У него проблемы, – сказал Генри.
– У всех проблемы, – отпарировал Ястреб.
– Не такие, – сказал Генри.
– Что с ним не так? – вклинился Дюк.
– Его жена, – сказал Генри.
– Не повезло, – сказал Ястреб, – но ведь это он на ней женат, а не ты. Так почему он тебя волнует.
– Ага, – сказал Дюк.
– С тех пор как он прибыл сюда, – сказал Генри, – он получает от жены письма, где она говорит, что не может жить с его родителями, что ей кажется, что ребенок болен, а доктору так не кажется, и почему бы ему не вернуться и не избавить ее от проблем. Чертова дура думает, что парень может легко свалить отсюда в любое время, когда ей приспичит.
– Давайте, ребята, – сказал он. – Вы всегда что-нибудь придумываете. Что мне делать, черт побери? Не думаю, что меня сюда прислали заправлять детским садом.
– Эт-та, будь я на твоем месте, – сказал Дюк, – я бы ничего и не делал.
– Конечно, – сказал Генри. – Вам легко говорить, но я же тут госпиталем заведую, а вы сами в курсе, как трудно найти замену и заодно держать в форме тех, кто уже есть. Этот парень только стал втягиваться в процесс, а на этой неделе он получил целых четыре письма, все о том же, но каждое хуже предыдущего. Она его с ума сведет.
– Ну, я не знаю, – ответил Ястреб.
– Я тоже, – сказал Дюк.
– Большое спасибо, – буркнул Генри, уходя.
– В чем проблема? Мы можем помочь?
– Спи, и не переживай о работе.
54
55