Племянник дяди Васи молча выпил чашечку кофе и сидел, не говоря ни слова. Виктор Степанович моргнул жене. Она сходила в комнату и принесла электробритву «Харьков».
– Огромное вам спасибо, – сказала Ира Ивановна смущенно. – Вы нас так выручили… Мы приготовили вам маленький сувенир… – И хозяйка протянула слесарю запечатанную картонную коробку с электробритвой «Харьков».
Но сантехник Анатолий даже не посмотрел в сторону электробритвы «Харьков».
– Сто рублей, – сказал он. Лицо его ничего не выражало.
– Как? – ахнула Ира Ивановна. – Какие сто рублей? За что?
Слесарь промолчал.
– За укрепление каких-то рогов?! Сто рублей?! Да вы с ума сошли?!
Виктор Степанович наступил под столом жене на ногу.
– Дороговато, конечно… Но работа, надо прямо сказать, хорошая… Вечная… Ирочка, расплатись с товарищем, – сказал кандидат наук.
– Это безумие! – воскликнула хозяйка. – За укрепление каких-то рогов сто рублей!
– Ирочка!
– Ну ладно… Я отдам… Я отдам… Но шкаф для твоих жучков теперь отодвигается на лето. И мое платье…
– Я согласен на отодвигание… А на платье снимем с книжки.
Слесарь встал из-за стола и молча ждал с каменным лицом.
Ирочка тоже с каменным лицом сходила в спальню и принесла деньги. Не говоря ни слова, она положила пачку денег на стол перед слесарем. Анатолий быстро глянул на пачку, и на его лице мелькнуло удивление.
– Но я беру валютой, – сказал он как-то даже растерянно.
– Какой валютой? – удивилась Ира Ивановна.
– Обыкновенной. Валютными рублями. Разве дядя Вася вам ничего про меня не рассказывал?
– Нет… И потом у нас нет никакой валюты.
– Может быть, вы берете золотом и драгоценными камнями? – пошутил Погребенников.
– Нет, – серьезно ответил сантехник Анатолий. – Этим я не занимаюсь. Я работаю только за валютные рубли. Ко мне очередь на три месяца. Я думал, дядя Вася вам сказал и вы имеете валюту. Но раз вы ничего не знали и валюты у вас нет, то считайте мою работу бесплатной.
Сантехник Анатолий молча оделся, взял «дипломат» с инструментом и ушел, не попрощавшись. Во дворе зашумел мотор. Славик бросился к окну.
– «Мерседес»! – закричал он. – Он уехал на «Мерседесе»! Японские джинсы, «Мерседес»… А я, дурак, хотел в этот ваш биологический поступать…
Спор о будущей профессии семиклассника Славика велся давно. Мать, как следователь, настаивала на юридическом образовании, а отец, естественно, на биологическом. В последнее время перетягивать стал отец.
– Я буду только слесарем-сантехником! – вдруг заявил Славик.
– Выбрось это из головы! – закричала Ира Ивановна.
– Нет! Только слесарем-сантехником! – Он полез в ящик, где хранились слесарный инструмент и гвозди. – Начинаю учиться немедленно. Повешу натюрморт.
Натюрморт «Груши и розы» давно валялся в кладовке, и вот уже несколько месяцев в семье Погребенниковых велись разговоры, что неплохо бы повесить этот натюрморт над кухонным столом (кухня была не железобетонная), однако желающих это сделать не находилось.
– Освободите кухню! – сказал Славик тоном племянника дяди Васи. – Только предупреждаю – работаю за валюту.
Родители вышли. Через пять минут раздался жуткий вопль. Когда чета Погребенниковых прибежала на кухню, Славик с перекошенным от боли лицом прыгал на одной ноге, дуя на свой неестественно белый расплющенный палец. Ира Ивановна кинулась делать ему примочки, окуная вату в рюмку с коньяком, а Виктор Степанович был послан в аптеку за зеленкой.