- В последние, наиболее тягостные годы одиночества, несчастный все чаще сетовал на то, что, мол, "некому, меня, несчастного, схоронить". Полгода напряженного труда ушло на постройку гроба, после чего бедняга задался вопросом: кто же его туда положит после смерти? Единственный выход заключался в том, чтобы подолгу лежать в гробу ждать смерти. дневник последних лет пестрит записями типа: "6 октября. Весь день лежал в гробу, но смерть нейдет." Несчастный сосредоточился на похоронной теме настолько, что некоторые записи я склонен приписать его растроенному воображению. Например: "У меня на острове родилось три сына..."
- Как? - вскричал Питер Счахл, мучительно закашлявшись.
Капитан строго взглянул на Питера и продолжил:
"...три сына, три здоровых молодца. Первого я назвал - Не кит а кот, второго - Не кот а кит, третьего - И кит и кот. Но рано я радовался, все равно некому будет меня хоронить: всех троих кау-кау антропофагиантропософы."
- Что такое "кау-кау"?
- "Кау-кау" по туземному - сожрали.
- Судя по именам, это были сыновья от туземки?
- Фрау, в дневнике нет больше ни слова, проливающего свет на этих странных сыновей, нет ничего и про антопофагов-антропософов. Конечно, несчасный очень боялся туземцев и, защищаясь от них, перегородил весь остров, но ни разу он не упоминает о том, что кого нибудь видел, за исключением странной записи: "26 мая. Боже, как мне надоела эта пьяная матросня!" Судя по этим словам, можно предположить, что остров все же посетило оп крайней мере хотя бы одно цивилизованое судно, но вы же знаете нравы матросов нашего торгового флота: высадившись на берег, все страшно перепиваются и общение с островитянами, в том числе обитателями необитаемых островов, сводится к выяснению вопроса о том где достать бражки или самогона. К мольбам о помощи они совершенно глухи и более чем вероятно, что на просьбы несчастного представить его капитану, матросы отвечали пьяным гоготом и пожеланиями "сидеть, где сидишь","не рыпаться" и т.п. Следующая запись поражает своей безысходностью: "27 мая. Господи! Опять никого, никого! Хоть бы инопланетяне какие-нибудь пожаловали! Я настолько одичал и опустился, что сегодня, выйдя из дома, не застегнул штаны (при этих словах фрау Маргареу бросает выразительный взгляд на лорда Хроня. Однако лорд, убаюканный речью капитана, уже давно поджал уши и спокойно уснул.) Так я дойду до того , что буду купаться голым и мочиться под кусты!"
Надо сказать, что туалет был первой постройкой островитянина по прибытии на остров. Тогда он был полон сил, замыслов, записи отличались краткостью. Вот одна из первых записей:
"Январь-июль. Отстроил надежный туалет. Тщательно все обдумав, сделал пока только одно очко."
- Все это бесконечно поучительно, капитан, но неужели весь ваш доклад будет иметь только общеобразовательный характер? Надеюсь, вы себе отдаете отчет в том, что лорд Хронь не может, просто не имеет права отдавать столько времени выслушиванию бесплодных побасенок?
- Сейчас вы убедитесь, фрау, что мой доклад имеет исключительно прикладное значение. Перехожу к главному. Много лет назад буря разбила об остров несчастного осровитянина еще один корабль - то есть корабль оказался совершенно цел и был скромным подарком судьбы злополучному отшельнику, но весь его экипаж, до единого человека, розбился или утонул. Цитирую дневник:
"Тщательно все обдумав, я вошел в каюту, которая, по всем признакам, принадлежала капитану - об этом свидетельствовало ее убранство и богатство отделки. На стенах висело несколько картин в богатых золотых рамах, одна из них, кисти Феофана Грека, изображала обнаженную нимфу и сатиров. Судя по всему, картины стоили дорого, но я с горечью подумал, что в моем положении, их все равно никому не продать, а, стало быть, они являются для меня бесполезным хламом. На шифоньере красного дерева, который я впоследствии перетащил в пещеру, стояло несколько книг на незнакомом языке, по видимому на португальском. Тщательно все обдумав, я прихватил и их, надеясь со временем изучить язык (забегая вперед, должен признаться, что сколько бы раз впоследствии я не брался за книги, понять языка так и не смог. Таким образом, единственной книгой на английском языке у меня была библия, но читать ее было недосуг). Открыв шифоньер, я прежде всего увидел полудюжину рубах тонкого голландского полотна, которые впоследствии мне очень пригодились, и поставец с дюжиной бутылок хорошего портвейна, который мне немедленно пригодился. Еще в шифоньере лежал большой мешок с золотыми монетами - соверенами, дублонами, дукатами и реалами. "Бесполезный хлам! - с горечью подумалось мне, - я отдал бы тебя весь за бутылку." Однако, тщательно все обдумав, я прихватил эти деньги с собой."
- Любопытно бы узнать, где они? - быстро спросила фрау Моргенштерн.
- Терпение, фрау, терпение! Терпение, терпение, терпение, терпение и еще раз - терпение! "В глубине шифоньера стоял небольой ящик, взломав который, я на минуту лишился дара речи: в нем лежал знаменитый алмаз "Карбонадо"!
- Где же он? - обретя дар речи, вскрикнула фрау Маргарет. Лорд Хронь, вздрогнув, вырывается из обьятий морфея и испуганно смотрит на присутствующих. У леди Елиэабет нижняя челюсть отвисает до ключиц, а бедняга Питер Счахл заходится в приступе мучительного, нестерпимого кашля.
Через минуту восстанавливается почтительная тишина и капитан торжественно продолжил:
"Да! Мои глаза не обманывали меня: передо мной лежал знаменитый алмаз "Карбонадо"! Алмаз ослепил меня своей величиной и блеском, я едва мог удержать его в одной руке. "Боже мой! - с горечью подумал я, - и подумать только, что этот алмаз, поисками которого занят весь цивилизованный мир, достался мне; мне, для которого он является всего лишь бесполезным хламом!" "Карбонадо"! Алмаз, оцененный в свое время в пятьсот золотых мараведи, лежал в моей руке!"
- Чего, чего? Что за... мандула - осведомился лорд Хронь.
- Мараведи. Такая большая денежная еденица.
- Это сколько ж будет рублей?
- Сколько, сколько... Пятьсот! Золотых! Мараведи... - страстно прошептала фрау Моргенштерн.
"Тщательно все обдумав, - продолжал читать капитан, - я решил прихватить алмаз с собой и закопать в надежном месте вместе с деньгами..."
- Так где же он сейчас? - тревожно спросила фрау Маргарет.
- Закопан в надежном месте, фрау, - спокойно ответил капитан, отведя глаза от рукописи.
- И вы не вы не выкопали его из надежного места?
- Бедняга испустил дух не открыв нам тайны. Целый месяц команда судна вскапывала и перелопачивала остров, но все поиски остались тщетны, никакого надежного места мы не обнаружили. Понадобятся усилия большой группы людей - на мой взгляд было бы целесообразно привлечь к такому делу негров. Итак, я продолжаю:
"Ящик, в котором хранился алмаз, заключал в себе еще и обьемистую рукопись, представляющую собой, так сказать, биографию алмаза, начиная с его появления на рынке, что случилось во Флоренции в XVI веке..."
Звучит жуткая, тревожная, итальянская лютневая музыка и застывший в значительной позе капитан заслоняется титром: "Конец первой серии".
* * *
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Высокое возрождение.
"Люди, пришедшие на смену великой эпохи
средневековья, были настолько низки, что
отказали ей в названии культуры."
Г.К.Честертон
"Возрожденческое мирочувствование, поме
щая человека в онтологическую пустоту, тем
самым обрекает его на пассивность, и в
этой пассивности - образ мира, равно как и
сам человек, рассыпается на взаимоисклю
чающие точки - мгновения."
П. Флоренский
На следующий день совершенно трезвый и злой Валера Марус, сделав коммунальную уборку, включил телевизор аккурат перед началом "Папуаса из Гондураса".
. . . . . . . . . .
На экране прекрасная Италия в конце периода Великого Возрождения. Кубы золотых на закате крепостей виднеются на отдельных холмах. Между желтых хлебов по дороге скачут два всадника в черном.
- Чем более жажду я покоя, тем дольше он бежит от меня. Вот и ныне предпринял я путь во Флоренцию в надежде отдохнуть от скотства всех скотов и хуже, чем скотов, обивающих пороги моего повелителя, а пуще всего этой старой неграмотной скотины Буонаротти, непрестанно клянчащего у пресветлого моего покровителя деньги за свои корявые поделки - так что мне иной раз не перепадало и десятка скудо! Также должен был я на время скрыться из Рима из-за одного поганого ярыги, рыскающего за мной с компанией таких же, как он, бандитов - за то, что я очистил Рим от одного шалопая, братца вышеупомянутого поганого ярыги.
И вот я, распеленав шпагу, с деньгами при себе, выехал ночью во Флоренцию со своим отличным другом Джулиано, добрым и очень набожным, как и я, малым, только весьма охочим до чужих женушек и страшным забиякой так, что случалось ему за день ухлопать двоих, а то и пятерых - и все по разным поводам!
Имея спутником такого хорошего малого, я и не заметил, как скоротал дорогу до Флоренции за веселыми рассказами моего слуги, лучше которых и свет не знал.