Жил-был Максим. Вот как он однажды сказал даме, работа ющей продавщицей в магазине "Водка - Крепкие напитки": Когда бы Клеопатра сама Моей возлюбленной была, Навряд ли столько огненного жару Я получал из рук ее, Сколь ты небрежным взмахом мне даешь...
А продавщица в ответ бутылку обтерла и перед Максимом на прилавок поставила, но ничего не сказала, может, не поня ла или плохо расслышала, не знаю.
*
Жил-был кавалер по имени Максим. Случилось однажды ему так сказать продавщице в винном отделе гастронома: Потрясающе стремительные, Бегут дни нашей жизни, Подобно току в электропроводах. Не ты ли, красавица, столб, Кой тот провод над землей вздымает?
Может, и ответила бы ему что-нибудь та дама, но не слу чилось этого, потому что другой кавалер, по имени Петр, ока завшийся тут, так поспешил молвить, наверняка на то основа ние имея: Это верно ты сказал Про потрясающе стремительные дни, Подбные току в проводах, Которые опору вот в таких столбах имеют. Без опоры и провод порвется!
Так, славя и воспевая ту даму, оба кавалера, однако, ту даму оставили, не дождавшись от нее ответа, и из магазина быстро пошли домой.
*
Жили три кавалера. Первый кавалер носил имя Максим. Второй кавалер носил имя Федор. Третий кавалер носил имя Петр. Один раз кавалер Петр вскочил из-за стола, за которым все трое сидели, обмотал шарф вокруг шеи и груди, быстро по шел в гастроном, чтобы увидеться, видимо, с дамой, которая работала продавщицей в винном отделе. И, увидев, что гастро ном открыт и дама та за прилавком стоит, задышал сильно и так сказал (вот как умели сказать молодые люди в те време на!): Да, не зря Максим сказал Про потрясающие дни нашей жизни, Про столбы и гудящие провода, Вторящие гулу земли, И еще выше звенят облака...
Дама ничего не ответила, видно, не почувствовала, что Петр хотел обВяснить про счастливую возможность держать жизнь в кулаке.
*
Жили-поживали не так давно Максим и Петр. Случилось так, что оба эти кавалера стояли в очереди у пивного ларька, и один из них, а именно Петр, о жизни непутевой заскорбел, что ли, не знаю, или слишком не понравился ему тот двор, где ларек стоял, а только молвил он так: Через пролив на утлом челноке Бесстрашный некто плывет, Отважный, с пламенем в груди, И брызги пены на ботфортах. А тут пивная пена, грязь...
А Максим ему в ответ: А тут пивная пена, грязь, Но если сквозь туман научишься смотреть, Увидишь, как с отвагой на челе Через пролив свирепый мы плывем И клочья пены на ботфортах!
Петр, услышав это, затопал ногами и заплакал от востор га, да и мало кто из стоявших в очереди смог удержаться от слез, некоторые даже упали и лежали в грязи, распевая песни, и только дама, продававшая пиво, ничего не сказала - от вол нения, что ли. Или, может, плохо расслышала.
*
Вот как однажды сказал один кавалер по имени Максим да ме, которая продавала разливное пиво в ларьке: Как может берег с волною расстаться? Или гора Фудзи со снегом? Видела меня вчера Увидишь сегодня и завтра. Как может солнце с лучами расстаться?
Услышав это, все, кто был у ларька, заплакали, и так хороши были эти стихи, что других стихов в очереди уже не читали.
* *
* * * * *
* *
14
З А Н А Р О Д Н О Е Д Е Л О
немой и нецветной киносценарий
З а т е м н е н и е.
Т и т р ы.
З а т е м н е н и е.
Панорама Ленинграда. Петропавловская крепость в лучах заходящего солнца. Небо в тучах. При музыкальном сопровожде нии - звучит отважная музыка.
З а т е м н е н и е.
Т и т р: ПЕТРОГРАД. НАЧАЛО ВЕКА.
З а т е м н е н и е.
Комната. Утро. Посредине комнаты - круглый матерый стол с полусдернутой скатертью. На столе и под столом стоят и ле жат бутылки, стаканы, грязные тарелки, окурки.
Панорама комнаты. Сундук, шкаф, олеография "Бурлаков" Репина, оттоманка. На оттоманке под ватником и тряпьем спят два человека.
Т и т р: УТРО ЗАСТАЛО МАКСИМА И ФЕДОРА В ГОСТЯХ.
Камера наплывает на оттоманку. Федор, сбросив с себя ватник, встает, тревожно оглядывается, подходит к столу, ты чет в тарелки пальцами, отходит. Совершает несколько бес цельных кругов по комнате, часто останавливаясь и прислуши ваясь к чему-то. По движениям и выражению лица Федора замет но, что он очень хочет в туалет, но стесняется искать его в незнакомой квартире. Подходит к двери, осторожно приоткрыва ет ее. Через некоторое время так же осторожно закрывает. Подходит к оттоманке, садится рядом со спящим Максимом, за куривает. Камера долгое время сосредоточена на курящем Федо ре и лежащем под тряпьем Максиме. Дым стелется по комнате. За окном туман. (Своей унылостью кадр напоминает тот эпизод из фильма Карне "Утро начинается", когда в комнату героя забрасывают гранату со слезоточивым газом.) Федор встает, подходит к столу, тычет пальцами в тарелку. Идет к окну, но останавливается посередине комнаты. Камера находится за его спиной: видна согбенная фигура Федора и часть комнаты.
Неожиданно крышка подпола, до сих пор незаметная, отк рывается, взметая пыль. Спина Федора вздрагивает, из его штанины вытекает струйка мочи и ползет по полу. Из подпола динамично выходят человек двадцать подпольщиков, у них сос редоточенные твердые лица.
Не обращая внимания на окаменевшего Федора, подпольщики быстро идут к двери. Они идут такой плотной, слитой массой, что, кажется, будто от подпола к двери вылезает большое жи вотное вроде тюленя. Некоторые подпольщики очень большого роста, а некоторые такие маленькие, что семенят под полою у остальных.
После того, как подпольщики выходят, Федор минуты три стоит неподвижно, затем бросается к окну, приподнимает кру жевную занавеску, жадно смотрит.
Вид из окна: группа подпольщиков, сметая прохожих, уда ляется по улице.
Федор бросается к оттоманке, толкает и трясет спящего Максима. Крупным планом необычайно взволнованное лицо Федо ра, что-то кричащего.
Т и т р: МАКСИМ! МАКСИМ! ПРОСНИСЬ! ПРОСНИСЬ! РАДИ БОГА! Я ВИДЕЛ ПОДПОЛЬЩИКОВ! ОНИ БОРОЛИСЬ ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО!
Максим поворачивается, у него нехорошее злое лицо. Чуть
подняв голову, он что-то говорит и снова ложится, натягивая ватник себе на затылок.
Т и т р: ДА ПОШЕЛ ТЫ В ЖОПУ СО СВОИМИ ПОДПОЛЬЩИКАМИ!
З а т е м н е н и е.
Т и т р: КОНЕЦ ФИЛЬМА.
............................
П Е С Н Ь О М О Е М М А К С И М Е
эпос в двадцати четырех тирадах
I В то утро Федор встал пораньше, Пошел на кухню. Там стояло штук пять бутылок с "Жигулевским", пять с "Мартовским", а пять с "Адмиралтейским" и прочих всяких пив немало.
II Уже светало. Высветлялся на столе изящный контур этих всех этих бутылок. Их силуэт будил сознанье, тешил глаз, творенье Гауди скрытым ужасом напоминал.