— Все станет по-другому. Ведь все меняется. Ты увидишь.
Оставшиеся до «пивного» вечера четыре часа мы провели дебильно и прекрасно. Крутанулись на колесе обозрения, покатались на лодке, покормили булкой лебедей. Отобедали в «Варшаве» (хотите непредвиденных расходов? Получите!) Катер с коньяком и заезженной «Полицейской академией» в буфете провез нас по Москве-реке.
От Киевского вокзала — снова на «моторе» — добрались до Коломенского. Побродили по аллеям, посидели над обрывом. Я учился говорить Свете комплименты. Только это была чистая правда.
В «Золотой дракон» опоздали на час. Ресторан новый, кооперативный. Корейский. Окрестным аборигенам неизвестный. У дверей толпились разгоряченные мужчины. Курили и шумно обсуждали анестезиологические казусы, домашние проблемы и московских девочек.
К нам подошел высокий крепкий парень моих лет в тертом джинсовом костюме.
— Привет, Ну, вы загуляли!
— Олег, познакомься, мой муж Генрих. Генрих, это Олег из Боткинской. Я тебе о нем рассказывала.
Мы пожали друг другу руки.
Закуски уже не осталось. Если верить ординаторам, была она скудной и весьма паршивой. Корейской. Груз сосисок и соленых крендельков из Мюнхена задержали на таможне. Зато пиво — настоящее баварское — наличествовало в изобилии. Я смешался с коллегами, многие из которых прихватили напитки покрепче. Так и кочевал по двум залам от группки к группке. Неумолимо нагружаясь и стреляя сигарету за сигаретой.
В конце концов, мне это надоело — не люблю «Цу-зи-е». Вкус не тот.
Сережа Песцов и Гоша Лупихин снаряжали Хануманова — раскаявшегося и условно помилованного — в ближайшую «табачку».
— Минуточку!
Повторяясь и промахиваясь, я шарил по своим многочисленным карманам. Ага, вот они!
— У вас упало, — незнакомый курсант поднял с пола и протянул мне бумажку из Мишкиного отрывного блокнота «ICI». «Если хочешь, позвони, — номер, — Снежана».
— Мерси, — я аккуратно сложил листок и засунул его в самый узкий и глубокий пиджачный карман.
— Олег, куда ты запропастился? А мы тебя ищем. Света.
Я попытался увидеть перед собой другую женщину — любящую супругу и заботливую мать (чем черт не шутит!) Хранительницу семейного очага. И не смог. Для меня она оставалась той же девчушкой — серьезной и смешливой, мудрой и наивной, независимой и доверчивой, доброй и… в общем, такой же, что и два часа назад.
— Пойдем. Генрих хочет сыграть с ансамблем. Уже отвоевал гитару и договаривается о репертуаре.
— Он у тебя музыкант?
— Нет, страховой агент. Это просто хобби.
Генрих на самом деле перебирал струны. Он тоже прилично «накатил».
— А, Олег! Ну, заказывай музыку.
С серьезной миной я достал «четвертной» и положил его на барабан.
— «Вальс Бостон».
Володя улыбнулся и знаком показал ребятам, что настало время покурить и оправиться. «Вальс Бостон» он исполнил без ансамбля. Сам, бля. Не как Розенбаум, но тоже хорошо.
Я танцевал со Светой и прощался с мечтою — светлой и слабой.
Потухшей, едва зародившись.
— Почему ты молчишь? Тебе плохо?
— Нормально. Думаю.
— О чем?
— О Роберте Скотте.
— Кто это?
— Был такой человек. Хотел покорить Южный полюс, но опоздал — там уже стояла палатка Амундсена. «Бороться, искать, найти и не сдаваться».
Света отвела глаза. Бесполезное признание.
Пиво иссякло, а моча все прибывала. У единственного туалета на первом этаже выстроилась интернациональная очередь. Я отметился и засеменил к телефонному автомату. Меня обогнал предупредительный Хануманов и вручил две пачки «Космоса» со сдачей. Кажется, собирался снять трубку и набрать номер. Я отправил его разобраться с очередью, которая уже достигла невероятных размеров и продолжала разрастаться. «Двушки», «двушки»… ага, гривенник. Нет, целых три!
— Снежана? Здравствуй, это Олег.
— Добрый вечер.
— А добрый ли? Было очень приятно получить твое послание, но я позвонил бы намного раньше, окажись оно в боковом кармане. А так больше суток маялся, ломал голову, как тебя найти.
— Но все-таки нашел?
— Пока еще нет. А хотел бы. Ты свободна сегодня вечером?
— То есть ночью?
На моих без пяти восемь. Конечно, супернаглость, но кто кому оставил записку? Причем с весьма прозрачным намеком.
— Снежана, прости! Ты имеешь полное право послать меня на три буквы. Мне ужасно стыдно за тот инцидент у Мишки.
— Стыдно за что? Что спал с Марьяной? Но ведь она твоя девушка.
А ей не чужда ирония, переходящая в сарказм.
— Снежана, милая, я ничего не могу объяснить тебе по телефону. Но я должен… я очень хочу с тобой встретиться!
— Сейчас?
— Сейчас! Ради Бога…
— И где? Опять у этого… как его?