— Ребята…
— Шас будут тебе ребята. В вытрезвителе.
Я сгреб сумку. Оба мента сели спереди. Мои попытки разъяснить ситуацию («доктор, свой, балашихинский, обмывал диссертацию друга, ни одна машина не подобрала») попросту игнорировались.
Я остолбенел. Притчей во языцех стали случаи с врачами, которых милиция подбирала в канаве и после выяснения личности бережно доставляла по указанному адресу. Эти даже не хотели меня выслушать. Куницынская история повторялась. В виде фарса.
Мы возвращались к Горьковскому шоссе. На последнем перед вытрезвителем перекрестке менты повстречали коллег, которым недавно вменили в обязанность охрану стихийно-бесплатной автостоянки у кинотеатра «Октябрь».
Водитель заглушил мотор. Его напарник покинул салон и вперевалку зашагал к другой машине.
Я давно протрезвел, а теперь приблизился к качеству богемского стекла. Рядом никого, сижу справа, сумка на коленях. Даже «флажок» не утопили.
За спиной, метрах в пятнадцати — Венеркин подъезд. Сквозной.
Я ее обидел, но не сдаст же она меня, в конце концов.
Что ж, козлы, поиграем в салочки!
Через несколько секунд мои пальцы шкрябнули по дверной ручке, ноги в стоптанных югославских сапогах заскользили назад. Правая щека отбарабанила веселую дробь по ступенькам. Через секунду милицейские бутсы догрохотали до моего носа.
— Лежать!
Из четырех глоток вырывалось тяжелое дыхание. Резиновые дубинки шлепали о кожаные перчатки.
— Ну как такого шустрого и в вытрезвитель? Повезем в отделение. Там разберутся.
Тычками между лопаток меня препроводили к дежурному офицеру.
Изложили суть дела. Обшмонали. Извлекли на свет Божий паспорт и чудом уцелевшую бутылку с остатками виски.
— Откуда у него это? Тут еще надо разобраться!
Я отнял от щеки окровавленный платок, — Вашим подчиненным были известны моя фамилия, род занятий и место работы. Я не совершал противозаконных действий, тем не мене был задержан и избит, — подчиненные попытались возбухнуть, — Сейчас вы отвезете меня в травмпункт, где врач освидетельствует телесные повреждения. Но сначала я хочу подать жалобу о превышении служебных полномочий. Дайте мне бумагу и ручку.
С полминуты лейтенант пытался совладать со своей нижней челюстью. Наконец он взял себя в руки и махнул нукерам (ну, херы!)
Лимита попятилась к выходу.
— Зачем же так сразу? Ребята молодые, — значит, все-таки ребята, — Возможно, были неправы. Приносим свои извинения. Кстати, — он сверился с обшарпанным «Полетом», — Время позднее. Может отвести вас домой?
— Спасибо, я уж как-нибудь пешком.
— Ну, как знаете. На этот раз будьте внимательны, — он протянул мне бутылку, — Всего хорошего.
Исполнители нервно курили на пороге. Я нарочито медленно открутил пробку. Смакуя каждый tot[59] одного из лучших продуктов Шотландии, допил остатки и отшвырнул стеклотару в сугроб.
Гоше тоже досталось. После плановых операций на два стола за пятнадцать минут до конца рабочего дня подвернулась «внематочная». С утра лежала в «приемнике». Заводили историю, снимали ЭКГ, ждали терапевта…
Какой-то залетный уролог, проходя мимо, бросил: «А живот-то как вырос!»
Глянули, а она белая. Давления нет. Гинекологов тоже (квасили с Гошей в ординаторской). В «неотлогу» в дневное время не берут. Впутали А.Г. Шишину.
Когда, наконец, решили все организационные вопросы, пробил час трудового подвига анестезиологов.
В 18-е отделение перевели со стабильной гемодинамикой. То бишь спасли.
Из каждой недоработки надо сделать конкретные выводы и найти виноватого. А наш брат всегда крайний. Шишина грозится влепить Гоше выговорешник.
А он поел и прилег.
Я потрогал островок молодой кожи на правой щеке и последовал Гошиному примеру.
Нас разбудил душераздирающий женский визг.
Я прыгнул в тапочки и промахнулся. Рванул к двери как есть — в носках (операционной формы днем не снимают), ожидая встретить, по меньшей мере, толпу наркоманов, штурмующих наши полупустые сейфы.
В коридоре судорожно всхлипывала Роза Ивановна.
— Он… живой!
Перст ее указывал в сторону каталки с трупом таксиста, до отправки в морг оставленный на два часа в коридоре. Согласно действующей инструкции.
— Что случилось?
— Посмотри, посмотри! Вот опять, — нога мертвеца чуть заметно дернулась.
Зевая, в коридор вышел Гоша.
— Успокойтесь, Роза Ивановна. Это легко объяснимо. Спинной мозг и периферические нервы отмирают позже головного. В них продолжают генерироваться спорадические электрические разряды. В ответ сокращаются мышцы.
Мы подтащили Большову к трупу и продемонстрировали признаки биологической (то есть необратимой) смерти. Убедили.
Марина Максимовна — кит-анестезистка с богатым жизненным опытом — вытряхнула в чай ампулу реланиума. От медикаментозного успокоения Роза Ивановна отказалась — старшее, правильное поколение. Я пожал плечами, отнес кружку в туалет и там выпил. Не пропадать же добру!
Гошу вызвали к местному. Вернулся он, сияя, как новенький гривенник.
— Я внизу.
Понятно. Для общения с противоположным полом во время дежурств Гоша арендует у Юлика кабинет. За стакан «красного».
Я вернулся на свое функциональное ложе ответственного анестезиолога и моментально отрубился.
Около девяти меня растормошил санитар из смотровой.
— Олег Леонидович! Вас Лупихин.