— Олег, вы — порочная натура.
Через некоторое время парочка выпорхнула из кабинета.
Видимо, уже успели оценить наш диван.
От ликера Лена повеселела и стала присаживаться ко мне на колени.
Гошин тезка гинеколог Ларько говорит, что хорошие ликеры вдохновляют дам на всяческие подвиги. Пробуждают изобретательность. Сам Ларько — великий изобретатель. Уважает хорошие женские сапоги. «Представляешь, ее ноги лежат у тебя на плечах, австрийская кожа приятно холодит щеки…»
На фоне Ларько порочный Мальский выглядит новорожденным ягненком. Мне не нужны подвиги. Я по горло сыт изобретательностью.
Зазвонил телефон.
— Есть работа.
— Что там еще?
— Медиастинотомия[60].
В «смотровой» лежал здоровый бугай, пристегнутый к каталке.
Рядом переминались с ноги на ногу люди в сером.
Опять «зэк».
— В знак протеста проглотил острый предмет, — Роза Ивановна протянула мне рентгеновский снимок, — Похоже на дратвенную иголку. Перфорация пищевода.
Линялая больничная простыня скрывала настоящие произведения искусства. Яркие, технично выполненные и грамотно скомпонованные татуировки. Не просто наколки — картины. Автор мог бы составить конкуренцию франкфуртским салонам.
Примечательна тематика. Орлы, свастики, виселицы. Солдаты с закатанными по локоть рукавами и МР-38 наизготовку. Свободные места заполняли готические письмена. Наверное, изречения фюрера.
Конвоиры облачились в белые халаты. В операционной с больного сняли наручники. Совместными усилиями, соблюдая все необходимые меры предосторожности, мы переместили бугая на стол.
На короткое мгновение моему взору предстал истинный шедевр во всю спину. Вышки, колючая проволока, трубы крематория, овчарки. За колючей проволокой дистрофики в полосатых робах. Монументально.
Внизу по-русски: «Бей жидов, спасай Россию». Неизвестному художнику не хватило немецкого, чтобы передать столь глубокую мысль.
В девятом классе отец повез меня в западную Украину. На день Победы. Там, под маленькой деревушкой, в июле сорок первого погиб мой дед.
Выходил из окружения с остатками своего полка.
До этого дед тридцать семь лет числился без вести пропавшим.
Бабка тридцать семь лет искала его могилу.
Помню ночные факельные шествия. Пионеров с красными галстуками. Типовой памятник воину с ППШ и знаменем. Гипсовый, крашеный под бронзу. Тринадцать фамилий на постаменте.
Дед был ранен в ногу. Началась гангрена. Они не могли идти дальше. Перенесли раненых в избу какой-то сердобольной тетки. Решили переждать несколько дней.
Немцы пришли ночью — по наводке. Завязался бой…
Гостей и хозяев положили вместе. Иуду порешили свои, сельчане. Еще при оккупантах, не дожидаясь суда и следствия.
Мы возвращались через Белоруссию. «Ты должен это увидеть», — сказал отец. «Это» — Хатынь…
Бугай дрыгал ногами и матерился. Марина Максимовна пыталась «поймать» вену.
— Лежи, подонок! Убийца проклятый!
Конвоиры поделились информацией.
Бугай со товарищи бежал из заключения. Они захватили междугородный экспресс, убили шофера, хотели убить и напарника, но тот спрятался среди пассажиров. Порулили немного, потом бросили автобус и пересели на более маневренное транспортное средство — грибники оставили на обочине «москвич». Напарник высадил пассажиров, догнал легковушку и катапультировал ее в дерево.
Бугай остался жив.
Марина Максимовна «поймала» вену и начала вводить тиопентал.
Бугай обмяк.
Я незаметно вывинтил на пол-оборота лампочку клинка. Как и следовало ожидать, в ответственный момент она не загорелась.
— Все под контролем. Пока маской подышу.
Марина Максимовна затрусила в гнойную. Немолодая уже, тяжело бегать. «Гнойная» заперта. Ключ у санитара смотровой, которого менты послали за сигаретами. Этот вариант отпадает. Вариант номер два — «реанимация».
Как ни крути, минут семь. По меньшей мере.
Я повесил маску со шлангами на волюметр и выключил аппарат.
В окно предоперационной смотрела луна — большая, белая и безучастная.
Мама говорит, что я добрый мальчик. Что да, то да. Был когда-то. Добрые мальчики бредут по земле, как ежики в тумане. Встречая врагов.
Наживая врагов. Не признавая врагов. Прощая врагов…
Сколько можно прощать?!
Ведь это будет даже не убийство — экологическая акция. Тело перестанет загрязнять биосферу, а душа… Души у него никогда и не было.
Еще одного придется записать на свой счет. А там накопилось достаточно. Заветный листок со схемой персонального кладбища хранится в шкафчике.
Подальше от посторонних глаз.
Получить на утренней конференции выволочку за этого подонка?
Ну уж нет!