— Бабушка была после какой операции?
— Только готовилась на мастэктомию[61]. И врезала. Один раз завели, вызвали сосудистую бригаду.
— Короче, бабушку не спасли?
— Не-а. После эмболэктомии[62] опять «встала». Вместе с моими часами. Загадка природы.
Мои загадки датировались старым, 90-м годом, но были еще загадочнее. Зайчук позвонил в 6-ой судебный морг, который (в частности) обслуживает Боткинскую, чтобы узнать о результатах вскрытия бедолаги-таксиста. Труп туда не поступал.
— Бывает…
— Это еще не все. После дежурства пришел домой, выпил водки и лег. Поспал, купил портвейна, но влезло только полбутылки. Закрыл пробкой — точно помню — и поставил в бар. Утром бутылка открыта, портвейна на донышке.
Пробки нету. Ни в баре, ни на полу — нигде.
— А в ведре смотрел?
— Ты на что намекаешь?
— Ни на что я не намекаю. В аномальные явления верю, у самого совсем недавно был подобный случай. Первого отец повез всех на ВДНХ.
Нашли стоянку, припарковались. Стали вылезать, ветровое стекло разлетелось вдребезги. На мелкие кусочки. Рядом крутилась бабка в платочке…
— Стреляли…
— Ни хрена. И мороз был несильный.
— И стекло было каленое?
— Каленое.
— Говно.
— Новое.
— Новое говно.
Я посмотрел на часы. «Свотч», кварцевые. Купил в Германии за тридцать марок. По меткому определению Паши, новое говно.
— Ты сегодня на тренировку не идешь? — вторник его день, — График поменяли?
— Не знаю. Третью неделю не хожу.
— Совсем забросил?
Паша пожал плечами.
— Зря. Пятнадцать лет ходить и бросить.
— Тринадцать.
— Все равно. Ты в дежурантах?
— Мой стиль.
— Стиль удобный. Можно квасить каждый день. И еще на дежурствах.
— И на дежурствах. Кого е*ет чужое горе? Ты еще вспомни про сахар, соль, сливочное масло и два яйца в неделю…
— Какие яйца?
— Куриные. Не Демиса Руссоса, конечно. Еще не забудь о вреде курения, — он смачно затянулся и закашлялся, — Диета, бег трусцой… все пустое.
В среднем наш брат еле-еле дотягивает до пятидесяти. Считай, год работы анестезиологом — за два на… на…
— На «гражданке».
— Если хотите. Причем «практически здоровые» не шибко отстают от больных.
— Старик, эти слухи циркулируют чуть не с середины шестидесятых. Американцы опровергли их в пух и прах.
— Американцы, говоришь, — Паша криво усмехнулся, — Можно поинтересоваться, сколько кубометров в минуту пропускает «кондишн» в твоей операционной?
— Какой «кондишн»?
— А-а, пардон, в Боткинской перешли на активное дренирование отработанных газов.
— Нет.
— Не-ет? А как часто вы замеряете концентрацию летучих анестетиков?
Что-о? Вообще не проводите? Мы тоже. А Национальный институт профессиональных заболеваний рекомендует… Успокойся, — Паша похлопал меня по плечу, — Там профвредностей не меньше. Одно общение с хирургами чего стоит. Только права качать нам нигде и никогда не дадут.
— То есть?
— А то и есть… Ты слышал про лондонское такси?
— Нет.
— В те же шестидесятые один чокнутый британский кардиолог заинтересовался стрессовыми ситуациями у профессиональных водителей. Навесил на таксеров холтеровский мониторы.
— И что?
— А ничего. В том-то и дело. Соискатель успел выяснить, что средний таксист за среднюю смену переживает шесть предынфарктных состояний.
Потом тему закрыли.