Водитель c красным лицом и закрученными усами а ля "жиллет" молча завел мотор, авто взвыл, наддал, развернулся и понесся по проспекту Социализма.
Сладко зевнув, великий комбинатор открыл новый кожаный портфель c окованными металлом углами, вытащил из него коробку папирос и лениво закурил.
Скоро автомобиль заскрежетал и остановился у трехэтажного здания общежития имени товарища Копыто.
Остап поднялся на второй этаж, подошел к комнате под номером двадцать девять и, не постучавшись, открыл дверь. Окно было затянуто ситцевыми занавесками, и комнату заливал тусклый, цвета мочи, свет. По обе стороны от окна стояли две железные кровати, между ними - сверхъестественно скучный стол, покрытый клеенкой, и два стула типа "гей, родимые!". За столом сидел Александр Иванович Корейко. Он по-садистски тыкал вилкой в брусочки свиного сала и сосредоточенно ел их. Обернувшись, Александр Иванович перестал двигать челюстями и открыл от удивления рот.
- Ты жива еще, моя старушка! А вот и я! Привет тебе, привет! - заорал c порога молодой человек, распахнув для объятия руки.
- Здрасьте, - проронила старушка исказившимся голосом.
Остап бросил портфель на кровать, схватил стул и поставил его напротив Корейко.
- Ну что вы на меня смотрите так, словно собираетесь родить ишака? - c наивозможной дикцией пробасил великий комбинатор, верхом усаживаясь на стул. - Что вы там такое лопаете? Уж не бутерброд ли c какой-нибудь собачьей радостью?
- Я...
Остап встал со стула и наотмашь снял кепку.
- Нет, студент не понял. Ставлю вас в известность, Александр Иванович, что я прибыл в Газганд. И отмахнуться от этого факта, как когда-то я говорил небезысветной вам Зосе Синицкой, никак нельзя. Ну же! Что это у вас глаза, как у быка, на выкате?
И в самом деле: Александр Иванович c удивлением смотрел на сияющего, полного задора и неукротимой энергии Остапа Бендера. Наконец он через силу выдавил вертевшуюся внутри фразу:
- Только вас тут и не хватало.
- Ох, как это грубо, - деланно возмутился Остап. - Не по-восточному. К вам приехал гость, а вы его, кроме кислого "здрасьте", ничем не угостили...
Корейко поднял голову и c раздражением спросил:
- Вы что же, опять пришли за деньгами?
- О, деньги! Из вашего фибрового чемодана! Новенькие пачки, аккуратно заклеенные в белую бумагу. Каждая пачка перевязана шпагатом. Этакие милые миниатюрные бандерольки. Билетики Госбанка c рисунком сеятеля! Картинки c выставки! Так вот, они мне не нужны!
Корейко улыбнулся глупейшим образом, пытаясь изобразить на своем лице: "Верю вам!".
- Чего же вы хотите?
- Отлить конную статую товарища Копыто и установить ее перед входом в ваше общежитие, - пошутил Бендер. - Поможете? Для этого мне нужна небольшая бригада скульпторов, пара тысяч серебряных побрякушек и вы в качестве руководителя проекта!
Корейко усмехнулся.
- Меня вчера сократили. Так что можно заняться и статуей.
- Сократили? - Остап был в приподнятом настроении. Вы, наверно, не сдали нормы ГТО, и из-за вас всю бухгалтерию не допустили к субботнику! Она оказалась в планово-финансовом тупике! Ай, как нехорошо! Не отчаивайтесь. Последний безработный в нашей стране уже получил работу, как недавно сообщила в печати Московская биржа труда. Найдется что-нибудь и для вас! Сибирь большая!..
- Мне не до смеха, - скривился Корейко.
Тут они подумали разно. Корейко: "Может, в этом портфеле у него новое дело-компромат?", Остап: "Вот он тот человек, которому проще отдать деньги, чем объяснить откуда он их взял! А смотрит-то как! Взгляд гиганта мысли! Ей-богу дыру на мне протрет!"
Остап погладил на джентльменский манер свои тонкие усики и, смотря себе под ноги, произнес c повелительной интонацией:
- Ладно, поговорим серьезно. Вы, как мне известно, всеми вашими фибрами дрожите от страха разоблачения и, обнявши свой фибровый чемодан, за который, замечу, партия и правительство были бы вам очень признательны, сидите в норе и смирно дожидаетесь капитализма. Но этого не случится! В ближайшие полсотни лет, по крайней мере.
- Что же вы от меня опять хотите? - в душе подпольного миллионера росло напряжение.
Великий комбинатор подтянул портфель и водрузил его себе на колени.
"Я так и знал. Компромат!" - вновь пронеслось в голове экссчетовода.
- Спокойствие, любезный Александр Иванович! Отцвели уж давно хризантемы в саду... Подзащитного я из вас больше делать не буду. Если нет возражений, мы сейчас же отправляемся в Москву. Такси, как говорил Адам Козлевич, уже подан.
Корейко выглянул в окно и, действительно, увидел черную лакированную крышу "рено".
- Ничего не понимаю. Какая Москва?
- Я предлагаю вам, что не в моих правилах, вступить в концессию.
- Работать c вами? Да вы смеетесь.
- Александр Иванович, я сын турецко-подданного, то есть потомок янычаров. Я очень гордый и могу обидеться... Вам фамилия Оконников, случаем, не знакома?
Корейко невольно охнул.
- Да не трепещите вы! Я не собираюсь по всей республике трубить о ваших прошлых связях c гражданином Оконниковым.
- Все это как-то закомуристо!
Потомок янычаров встал и поместил свой портфель рядом c недоеденным салом.
- Вы хотите поближе к телу?! Получите. Вот здесь лежит отношение, на котором указан номер рассчетного счета. Ничего особенного, так, обыкновенный номер. Но на этом номере можно заработать как минимум пять миллионов.
- Ну и зарабатывайте. Я-то здесь причем?
- Вы хотели сказать: "У меня уже есть деньги!". Но учтите, что за полста лет они превратятся в прах в вашем задрипанном чемодане. При социализме миллионер - это детская игра в крысу. Я предлагаю вам комбинацию по вашей части небольшое дельце c безналичными рублями.
- И что же?
В этом вопросе уже звучало согласие. Комбинатор вдохновился.
- Представьте, у нас есть контора. На ее счету - пять миллионов. Мы их переводим в Москву, откуда они благополучно летят в один из швейцарских банков.
- Поэтому вам нужен Оконников?
- Да, мне нужны его связи. А c ними все просто: командировка, поезд, оревуар, шампанское в "Мулен-Руж" и прогулка по левому берегу Сены до площади Согласия.
- Надо подумать.