- Жду, но к вечеру, - блеснул глазами брюнет.
- Курьер перед вами, здравствуйте!
- Добрый день.
- Документы готовы?
- Вот...
- Торопитесь, по моим сведениям, перевод уже пришел.
- Оперативно! Конторы еще нет, а деньги на ее счет уже поступили! Однако, оперативно!
- Вот вам отношение со спецсчетом Внешторга. Отправляйте немедленно!
И мошенники поднялись по банковской лестнице на второй этаж.
Петр Тимофеевич быстро подписал необходимые бланки, сдал их в окошко бухгалтерии и тут же оформил перевод c плательщиком "Немхересплюс", а получателем "Внешторг". Всеми этими быстрыми действиями он вызвал немалое, но справедливое удивление со стороны главного бухгалтера Немсоцбанка Гопш Ирины Владимировны.
- Как же это так, товарищ, - деликатно улыбнулась она, - деньги поступили из Москвы, а вы их опять в Москву?
- А что вас, собственно, смущает?
- До сегодняшнего дня у вас был счет c очень мизерным сальдо в дебете. А тут на тебе! Не понятно!
- Что вам не понятно?
- Все непонятно.
- C Канареечкиным все согласовано!
Этот аргумент развеял все сомнения и перевод, как сказал бы великий комбинатор, полетел белым лебедем в Москву на спецсчет Внешторга. Вслед за переводом отправилась и телеграмма на имя Остапа Бендера:
"Срочная москва немешаевск деньги получены и отправлены зпт выезжаю курьерским тчк ждите корейко".
Все подпольные миллионеры несчастливы по-своему, и Александр Иванович Корейко не был исключением: злая судьба подстерегала его на немешаевском железнодорожном вокзале.
Глава XXVI МУЖЧИНА НЕ ПЛАЧЕТ, МУЖЧИНА ОБИЖАЕТСЯ!
Если утром в Немешаевске было, мягко говоря, скверно, то вечером стало еще гаже, в прямом смысле этого слова: улочки города покрылись такой непролазной грязью, что жителям оставалось только сморкаться в занавеску и гонять чаи.
Пока Александр Иванович медленно продвигался на вокзал по гадкому бурому киселю и матерился оттого, что грязь залезала в голенища сапог, лицо Петра Тимофеевича медленно покрывалось россыпью цыганского пота ибо, он увидел в дверях тонкие красноармейские усики, принадлежащие молодцу c короткой мальчишеской стрижкой... На колючих плечах молодца покоилось двубортное плащ-пальто из прорезиненной ткани цвета хаки c отложным воротником. К воротнику были пришиты шинельные петлицы ОГПУ. Цвет петлиц указывал на то, что их владелец является капитаном.
Капитан потуже затянул ремень, послал вперед нарочного: предупредить Свистопляскина, что враг народа пойман, и вошел в зев дверного проема.
- Собирайтесь, Петр Тимофеевич...
- Куда?
- Туда, где вас быстро разъяснят.
- Где?
- Не будьте наивным!
Петр Тимофеевич суетливо начал надевать на себя пальто.
- Да не наряжайтесь вы в теплое, - дохнув на него водкой, забурчал капитан. - У нас в управлении жарко! В частности тебя, пупырчик нэпманский, будет мучить зной.
Капитан противно рассмеялся.
Они вышли на улицу Парижской коммуны. Дождь, дождь, дождь не переставал идти. Сквозь мутно-серую завесу виднелся черный воронок. Открылась задняя дверца. Пахнущий махоркой салон принял в свои объятья несчастного нэпмана. Ключников в последний раз посмотрел на двухэтажный дом No 23-бис. Заурчал мотор, воронок понесся по Парижской коммуне и через пару минут свернул на проспект Диктатуры пролетариата.
В тесной приемной начальника немешаевского ОГПУ кипела деятельность: проносились фельдъегери, адъютанты, вельможи во френчах, юркие и не так чтобы штатские, моложавые барышни c блокнотиками в руках; широкогрудая секретарша Сонечка ритмично выстукивала приказы и постановления на пишущей машинке "Эрика".
Ключникова буквально втолкнули в приемную, а затем в кабинет Свистопляскина. Мебель в кабинете была большей частью старинная, конфискат. В серванте стоял мейсенский, c темными узорами сервиз, тоже конфискат.
Роман Брониславович поднялся из-за стола, поначалу был чрезвычайно вежлив c арестованным, затем вежливость сменилась повышенным тоном, потом криками, после криков к допросу приступил капитан Ишаченко. Альберт Карлович ловким движением кадровика раскрыл желтую папку, c минуту порылся в ней, вытянул из общей пачки какой-то листок, пробурчал: "Вот c этой, пожалуй, мы и начнем", подошел к Ключникову, двинул ему по челюсти, рявкнул:
- Ну что, козел, горя хапануть хочешь!
Капитан был в гневе. Губы дрожали.
- Начнем, гнида, c "Карт-бланша". Чем вы занимались в "Карт-бланше"?
- Я...
- Отвечать, лошадь нэпмановская!
"Сам такой. Держиморда!" - подумал Ключников, а вслух проворчал:
- Скажите толком, Альберт Карлович, в чем меня обвиняют?
- Кто подтолкнул репортера Фицнера к написанию антисоветской статьи? Кто?
Капитан щелкнул пальцем, ввели Василия Марковича c синяком под глазом.
- Вам знаком этот человек? - яростно спросил капитан, обращаясь к Фицнеру.
Фицнер медленно поднял голову и печальными глазами взглянул в лицо Ключникова. Этот человек был знаком ему лишь по карикатуре, опубликованной в "Немправде" в день Собачьего холода.
- Боюсь ошибиться, - хлопотливо запнулся Фицнер, но по-моему, это нэпман Ключников.
- Хорошо. А вы, гражданин Ключников, узнаете этого человека?
- Не имею чести.