- По-моему, один.
- По-твоему, или один?
- Точно, намедни был-c. Трое. Весьма интеллигентные товарищи.
- Ты что? - Хочешь срок схлопотать?
- Не желаете ли отобедать?
- Ладно, накрывай. И чтоб быстро там у меня.
Метрдотель премило улыбнулся, захлопал крыльями, приложил крахмальную скатерть и тотчас же побежал в официантскую.
В мгновеньи ока, нет, еще быстрее, на столик Ишаченко были поданы яйца-кокотт c шампиньоновым пюре в чашечках, дрозды c трюфелями, стерлядь в золоченой кастрюльке, супник c зелеными щами и пузатый графин водки.
После того, как капитан выпил пять стопок и съел две тарелки щей к его столику подошел высокий официант c томным выражением лица и наколкой в виде знака доллара на руке.
- Товарищ следователь, - таинственно шушукнул он, - я, конечно, дико извиняюсь, но тот, кого вы ищите, уже ушел.
- Как ушел?
- C дамой.
- Когда ушел?
- Полчаса...
- Ах вы вражины! В жмурки со мной играть?!
- Куда ушел?
- В дверь.
В сердце капитана начала вариться каша ненависти.
- Ну, я еще вами займусь! - сказал чекист до чрезвычайности раскипятившимся голосом. - Я вам еще так втемяшу, что смерти желать будете! Вы у меня еще взбледнете! В муку сотру!
Дело шло к полудню.
Как уже сообщалось, гражданке Долампочкиной в это утро было все до лампочки. Но ровно в двенадцать через торцовое окно на ее помятую физиономию упали солнечные лучи. Настасья Феоктистовна проснулась, сделала стриптиз в обратную сторону, сытно позавтракала, надела на свою темно-русую голову старорежимную палевую шляпку и, сладко зевнув, вышла на балкон. Шляпка на мадам была легкая, точно пирожное, и ее чуть не сдуло ветром. Мадам поспешила ее придержать и машинально взглянула вниз. В палисаднике c сиренью, набухшей, как разваренный рис, на широкой, окрашенной охрой скамье сидели двое: блондинка в розовом платье, которое мило рисовалось на ее стройной фигуре, и молодой человек c внешностью белогвардейского офицера.
- ...судьба никогда не благоприятствует c полной искренностью, Элен. Положение хуже губернаторского. Повторяю: тебе оставаться в Москве слишком опасно.
- Опасно?
- Интуиция мне подсказывает: тебя ищут. Нас видели в "Метрополе"... И дернул меня черт тебя затащить...
- Я могу уехать к тетке в Мытищи.
- Ты уже решила?
- Что?
- Ты едешь со мной?
- Мы что, уже сейчас отправляемся в Париж?
- Не сейчас. Мне нужен еще месяц.
- Остап, ты уверен, что меня ищут?
- Можешь позвонить в банк, если сомневаешься.
- Вот адрес. - Элен протянула Остапу листок из записной книжки. - Я ждать тебя буду.
Остап спрятал листок в карман.
- Найму таксомотор.
Он выбежал на перекресток и через десять минут вернулся на черной легковушке c шашечками на боку.
- Останови машину за несколько километров от дома. Я договорился.
- Ты меня не бросишь?
- Что ты, глупенькая!
Элен поцеловала свой тонкий указательный палец и приложила его к щеке Остапа.
- Где же тебя искать?
- Если знаешь место в мире, куда не залетают гордые орлы-стервятники, то я буду именно там. Шучу...
- Ты будешь всегда жить в самых светлых уголках моей памяти!
Остап привлек Элен к себе и приложил губы к ее щеке упоительно, страстно, ласково. Щечки девушки, осененные цветом молодой душистой сирени, запылали нежным румянцем. Остап провел рукой по ее мягким белокурым волосам... и тут их губы сблизились и слились в беззвучный прощальный поцелуй. Таксомотор c хрустальными фонарями принял девушку в свое коленкоровое лоно, взвыл, прыгнул вперед, его заволокло пылью, он медленно поплыл к перекрестку. Остап бросил на машину прощальный взгляд. В ту же секунду тихий ветер сменился порывистым, он начал свистеть, шипеть, носиться по палисаднику, перебирать пыль. Сердце великого комбинатора екнуло, в нем что-то шевельнулось еще прежде, чем авто скрылся за поворотом на Маросейку. Остап сел на скамью и только через минуту понял, что рядом c ним сидит молодцеватый мужчина, из числа тех, которых обычно называют идиотами.
- Гражданин Бендер? - голос идиота заплетался, изо рта несло зелеными щами.
- Допустим, что Бендер.
Молодцеватый гражданин достал из нагрудного кармана красненькое удостоверение и предъявил его Остапу.
- Немешаевское политуправление, капитан Ишаченко. Ну что, добегался? Ах, как ты страдательно спел песню прощания этой белобрысой крале! - Ишаченко ехидно засмеялся. - Как ты c ней валандался! А номер-то вот он! Вот мы ее c тетей в сраных Мытищах и повяжем. То же мне, комбинатор! У абажура я и моя дура... Да, не сложилось у тебя в жизни, не сложилось.
Остап слушал капитана со значительной миной, затем вздернул голову, надвинул кепку на лоб, на минуту поднял глаза и, c угрозой в голосе, просипел: