- Товарищ Гурий, - напомнил о себе Остап.
- Вы к нам администратором?
- Администратором.
Ум Остапа быстро овладел ситуацией, и поэтому слова пришли сами. Великий комбинатор начал жарко толковать о необходимости культработы, профучебы, создания музыкально-драматической студии и кружка гармонистов-пианистов, без лишней помпы заговорил, что кривая безработицы в США лезет вверх, c военной отчетливостью предложил соорудить агитационный гроб и возглавить политический карнавал, призвал всех к сознательности, наконец, закончил горячими словами о том, что он, Гурий, как человек социалистической закалки, поможет все это претворить в жизнь.
- После института? - Андрей Тихонович рывком пожал администратору руку. - На практику?
- На практику.
- Бурлит молодая кровь!
- Бурлит, товарищ директор, бурлит.
- Ах, молодость, молодость. Энергия! Задор! Люблю я вас, энтузиастов, черти вы, лешие! И все-то вы подмечаете! Молодец!
- Так стараемся, Андрей Тихонович, стара...
- Но будьте проще, молодой человек, будьте проще, тогда к вам потянутся люди. Мы тут все - люди простые, без выкрутасов.
- Это уж точно.
- Ай-да молодец, не успел приехать, сразу включился в работу! Ай-да молодец!
- Андрей Тихонович, хозяйство-то покажете?
- А как же! Перед вами, молодой человек, открываются врата великих возможностей! Щас мы c тобой все посмотрим. Я вижу, мы c тобой сладим.
И он похлопал новоявленного администратора по плечу.
Директор Прилежаевского конного завода товарищ Ляшко оказался ни кем иным, как бывшим похитителем женских сердец. В коннозаводстве за ним прочно закрепилась кличка "бабник". От любовных приключений молодости у бабника сохранились лишь его собственные стихи, которые так глубоко затерялись в его памяти, что проступали наружу лишь в том случае, если он был в хорошем расположении духа. Но, так как в хозяйстве была всего одна представительница слабого пола - секретарша Ирина Ивановна Мащенко, строгая девушка-комсомолка, бабнику ничего не оставалось, как только руководить, следить за хозяйством, одним словом, работать. Андрей Тихонович был видным человеком c не лишенными приятности чертами лица, чуть толстенького, но зато c широкими бровями типа "Ай да прелесть!" и несколько подмигивающим левым глазом, дескать, работаем, подключайтесь и вы, товарищ, несколько брюнетист, но не так чтобы, и несколько красноват, но только когда выпьет. Лысины на лбу не было, но зато штиблеты у него были такого огромного размера, которому вряд ли где можно найти соответствующую ногу; рубашка была обыкновенная - серая (зеленых рубашек Андрей Тихонович никогда не носил), и, наконец, голову директора венчала глупейшего вида прическа, сделанная на манер "Черт меня подери!".
Ровно в половине двенадцатого товарищ Ляшко, бубня себе под нос: "А ты меня не полюбила, а я тебя любил, трататульки-тра-тата!", отодвинул засовы на воротах конюшни, распахнул створки и радостно вошел внутрь. За ним последовал виновник его веселого настроения администратор Гурий.
- Добрая лошадь никогда не выигрывает, - наставническим голосом молвил директор. - Ее всегда нужно стегать кнутом, чтобы принудить страхом наказания приходить первой!
- Иначе она будет приходить в конце поля? - добавил администратор.
Директор кивнул, размеренной походкой миновал три бокса и остановился.
В деннике стоял великолепный жеребец.
- Вот, Исидор Кириллович, гордость нашего завода, а может, и всей республики. Черный Вихрь. Ему три года. На моих глазах вырос. Мы возлагаем на него большие надежды.
Администратор профессиональным взглядом окинул лошадь. Черный Вихрь равнодушно посмотрел на администратора.
- Хороший трехлеток, - c пониманием дела заключил администратор. - И все-таки нужна ласка. C любой лошадью можно найти общий язык.
- Вот когда она переработается, тогда нужна и ваша ласка.
- Хорошая мысль.
"На Черном Вихре, пожалуй, и остановимся" - подумал Остап, а вслух, как бы между прочим, поинтересовался:
- Дорогой, наверное, жеребец?
- Черный Вихрь? Еще бы! Ведь он чистых кровей. Тут к нам как-то буржуи приезжали, золото за него давали. Вы c ним поосторожней, он у нас раздражительный.
Они прошли дальше. Навстречу им плелся заспанный конюх Петрович.
- Опять ты, Петрович, разгоряченную лошадь в конюшню поставил!
- Да что вы, Андрей Тихонович.
- Что вы, что вы! Дождешься ты у меня! Небось, снова сивухи нализался!
- Не прельщался я...
- Не прельщался! Почему в прошлый раз после потения Пиринейку не прикрыл?
- Да прикрывал я.
- Прикрывал! Ох и дождешься ты у меня!.. Вот так и работаем, Исидор Кириллович, вот так и трудимся. А вы говорите, дисциплина... Савелич, осторожней давай рожь, осторожней! Ну прямо как дети... Стрижка у нас в октябре, за копытами ухаживаем педантически.
- Как ухаживаете? - c восхищением спросил администратор.
- Я говорю, педантически, - повторил Андрей Тихонович.
Администратор одобрительно закивал головой.
- А вы молодцом, товарищ Гурий, - похвалил директор. В карьере, точно говорю, преуспеете. Не то, что наши самоуверенные болваны. Взять, хотя бы, Кима. Это же паяц! Натуральный паяц!.. Конюшни, как сами видите, у нас хорошо проветриваются, светлые, сухие. В общем, конюшни у нас, товарищ Гурий, теплые. Кормим или за час перед дрессировкой, или, главным образом, вечером, после работы. Главный корм, ну это вы тоже знаете, составляют овес и луговое сено.
- Не перенапрягаете?
- Я же вам говорил: лошадь может работать двенадцать часов в сутки, если ей давать достаточно корма и не переутомлять ее чрезмерной скоростью.
- Да, да, да...
- У нас заведено так, что за каждыми тремя кобыло-единицами ухаживает один конюх. Сами видите, кобылы находятся то в стойле, то в загоне... А здесь у нас родилка. Жеребята всегда остаются c матками - мы не звери. Будет Ким Родионов трепаться по этому поводу, вы ему ни в коем разе не верьте... - Андрей Тихонович подошел к маленькому годовалому жеребенку. Жеребенок лежал на земляном полу. - У, ты моя лапочка золотая! Ты что на меня свои глазенки таращишь? Что там у тебя, мой золотой, в голове? А? Отвечай, мой хороший. Жеребенок, прижав уши к голове, попытался встать на ноги. Но так и не встал. - Сами видите, Исидор Кириллович, в нашем хозяйстве триумф добросовестного ухода.
- Как вы сказали?
- Триумф.
- О, конгениально!