- А мы, майксистские начетчики, не потейпим, Аггей Тъифонович, йазгильдяйства! Вот, напйимей, что вы тут читаете? - Ильич взял книгу и перелистал ее. - А-а! "Котлован победы"! Бйед! Йешительный бйед!
- Бред? - довольно усмехнулся Длинноногов. - Это не бред! Это, товарищ Ленин, гениально!
Владимир Ильич приподнял голову, чуть прищурился, лицо его выразило глубокую думу, затем властность.
- Так. Значит, хотите подискутийовать c вождем! А понимаете ли вы, что дискутийуя c вождем, вы тем самым йазвязываете мелкобуйжуазную стихию? - Владимир Ильич вытащил блокнот и сделал в нем беглые записи. - Так и запишем, сказал он самоуверенным повелительным голосом. "А.Т.Длинноногов йазвивает мелкобуржуазную стихию..." Поставим вопйос о вашем поведении на Совнайкоме!
- Простите, Владимир Ильич. Я зарвался.
- Будем вести йазговой начистоту?
- Будем, Владимир Ильич.
- Для чего, батенька мой, я вас учил? - гневно обрушился на него вождь. - Почему вы не бойетесь за каждую пядь, за полпяди, за четвейть пяди социалистического газетного сектойа? Почему отступаете? Почему пйоявляете непоколебимую нейешимость? Почему пйиукйашиваете в своей газетенке суйовую действительность? А не есть ли это, Аггей Тьифонович, йавнение на узкие места?
- Так ведь я...
Здесь, c присущей только Ленину быстротой переходов мысли по путям отдаленных ассоциаций, Владимир Ильич выложил перед редактором знаменитый план электрификации.
- Владимир Ильич, все уже электрифицировано!
- Пйекйатить смеяться над Лениным! - c присущим только вождям мирового пролетариата политическим бесстрашием остервенился Ильич.
- Простите, Владимир Ильич.
Владимир Ильич простил и, слега жестикулируя, толкнул кратенькую речь:
- Как вы знаете, моя сила была в том, что я говойил людям пйавду. Надо иметь мужество, Аггей Тйфонович, смотйеть пйямо в лицо гойкой истине. "Тйудаймейцы" больны. Вашу газету тйеплет лихойадка.
Раздался телефонный звонок. В трубке крайне волнуясь сообщили о распущенности и необузданном головотяпстве.
- Я пйовожу c товайищем Длинноноговым воспитательный пгоцесс, - быстро, c увлечением, прямо и без всякой позы сказал Ильич. - Не мешайте йаботать... Кто говойит?! Ленин говойит!
Владимир Ильич повесил трубку, просунул большие пальцы рук в проймы жилета и прошелся по кабинету.
- Кто звонил, Владимир Ильич? - кротко спросил редактор.
- Молчать!
И в этом "молчать" была такая интонация, такой тембр, сказано оно было c таким жестом, что Аггей Трифонович покрылся испариной.
- Молчать! - повторил вождь и, повернувшись к Длинноногову всем корпусом, громко выговорил: - Мы кйовь от кйови, плоть от плоти большевики не потейпим йазгильдяйства!
- Я буду стараться...
Владимир Ильич смял кепку в руке, на его смугловатом лице c быстро меняющимся выражением появилась живая улыбка, но она быстро исчезла. Ильич стал хмурым и несколько задумчивым.
- Будете стайаться? И это все?
"Тик-так! Тик-так! Бум! Бум! Бум!"
- Уже час, Владимир Ильич, как вы мне крутите мозги. Я же вам пообещал, что я буду трудиться! Мы сделаем что-нибудь эдакое! Дайте только срок!
- Какой сйок?
- Подумать, Владимир Ильич.
- Думайте скойее! Скойее, батенька!
- Можете не сомневаться, Владимир Ильич, что-нибудь придумаем!
После этих слов призрак растворился.
"Вот только что? - потирая виски, думал Длинноногов. Что? Вот в чем вопрос!"
В тот же день в редакцию "Донтрудармейца" ступила нога великого комбинатора. Был как раз тот час, когда в редакциях республики наступает так называемое редакционное затишье. До редакционной горячки, которая "трудармейцам" ни в коей степени не грозила, оставалось тридцать минут. В коридоре второго этажа на подоконнике сидела надутая акула ростовского пера репортер Аполлинарий Холодный - розовый усатый мальчик двадцати пяти лет от роду. Он был в синей, до колен, сатиновой толстовке и c пачкой бумаги в руках.
- Скажите, товарищ, - тоном комиссара РКИ произнес Остап, - как пройти к главному редактору?
Репортер улыбнулся одними глазами.
- А зачем вам, товарищ, к редактору?
- По делу! - отрезал Остап.
- Товарищ, - порывисто поднялся репортер, - вы у нас работаете?
- Нет, я у вас не работаю.
- А я работаю. - Аполлинарий Холодный тяжело вздохнул. - Никто, понимаете, никто из "трудармейцев" не может попасть к редактору!
- Очень занятой человек?
- Да какой там занятой! - сердито отозвался Холодный. Бюрократ! Но, понимаете, странный бюрократ! - Вот уже как неделю заперся в своем кабинете и никого, ничего, и вообще...
- Так и не принимает? - покачал головой Остап.
- Слышали, как меня называют? Акулой ростовского пера! А знаете, чем я занимаюсь в этой редакции? Нет? Вот посмотрите, моя пишущая машинка нашлепала этот текстик час тому назад.
- "Очередной номенклатурный дурень, редактор Длинноно..." Да это же донос! - Остап покачал головой.
- Конечно, донос! А что делать?
- Прошу... - Остап предложил доносчику папиросу.
- Очень признателен.