- Хорошо! Черт c ним. Пусть дрыхнет. Итак в...
- В Мэзон-Лаффит.
- Туда!
Двадцатикилометровую дистанцию таксомотор преодолел за полчаса и оказался в маленьком живописном городке, расположенном на опушке Сен-Жерменского леса. Недалеко от полуразрушенного замка, в котором еще во времена Первой империи жил на широкую ногу маршал Ланн, располагался ипподром. Въезд в конюшню советской команды вел прямо c улицы. Конюшня располагалась в высоком кирпичном здании, выстроенном небольшим квадратом. Все ворота и двери были выкрашены коричневой краской. Направо и налево в высоких стойлах, окна которых были забраны решетками, стояли около десяти выхоленных жеребцов. В первом стойле лошади не было, в нем сидел конюх Петрович и чинил шлеи, уздечки и прочую конскую сбрую. Андрей Тихонович хотел было c характерным только товарищу Ляшко комчванством заметить: "Наерундил ты, Петрович, делов!", но промолчал и лишь любезно повел товарища Пьера на середку конюшни. Здесь он остановился c замиранием сердца. В четвертом стойле полулежал Черный Вихрь.
- Вот она, наша гордость! - торжественно сказал директор, войдя в стойло к жеребцу.
Но "гордость" на камарада Пьера не произвела особого впечатления. Он быстро осмотрел лошадь, недовольно причмокнул, хрустнул пальцами и, смотря почему-то не на коня, а на дорогую наборную сбрую со светящимися медяшками, почти в ужасе пробормотал:
- Ах, какие у него мутные глаза и взъерошенные волосы...
- Что вы говорите? - заволновался директор.
- Сами взгляните. - Камарад Пьер зевнул и приложил обе ладони, как шоры, к своим глазам. - Типичное лихорадочное явление - понурость. Как бы hypersustentation не было... Тут он покрутил в руках наборную уздечку и прибавил: - Да, хворает лошадка, скоро скопытится!
- Чего?
- А в другом стойле это кто?
- А-а! Это Смелый Ветер, там дальше - Рвущийся Парус...
- Прекрасно, прекрасно...
Остап изобразил пальцами композицию "о`кей" и незаметно показал ее Джону.
В Париж возвратились к вечеру.
По предложению администратора встречу решили отметить в небольшом кафе на углу Шмэн-Вер.
В углу за дальним столиком как ни в чем не бывало уже сидел метр Оноре. Он ждал от великого комбинатора условного знака. К столику Остапа подошла официантка c рыжими волосами и в белом переднике c прошивками на черном платье.
- Bonsoir!
Администратор заказал шесть жареных куропаток, три бутылки бордо, столько же бурбона, и еще кофе c желтым шартрезом.
"Ну что ж, - подумал великий комбинатор, - будем доводить до кондиции". И он разлил по стаканам бордо.
- Вспрыснем по бокалу красного за мировую революцию!
Вспрыснули.
"Бордо и ром - какая гадость!" - подумал Остап и разлил по рюмкам ледяной бурбон.
Выпили.
После третьей рюмки Андрей Тихонович заговорил о своих любимцах.
- Ну как вам наши кони, товарищ Пьер?
Вместо ответа камарад Пьер задал странный вопрос администратору Гурию:
- Вы уже информировали товарища Ляшко?
- Нет, не успел, - ответил администратор.
- А что такое? - насторажился Ляшко и бросил косой взгяд на администратора.
Гурий вел себя так, как будто за столом, кроме него и камарада Пьера, никого не было.
- Не успел, - повторил он.
- Да как же это, Исидор Кириллович! - c французским акцентом укорил Пьер.
- Да вот не успел! - оправдывался администратор.
- Надо информировать. Очень надо.
- Может вы скажете?
- Я?
- Ну, конечно, вы!
- А почему я?
- Ну не я же! Кто из нас профессор, черт возьми?!
- Профессор - я! Но сообщить должны вы!
- Я?
- Конечно, вы!
- Черт возьми! - воскликнул вконец запутавшийся директор. - Что такое? В чем дело?
- Андрей Тихонович, ничего страшного. - Гурий широко зевнул. - Главное, не впадать в панику. Черный Вихрь - болен!
- Не может быть... - тоненько заскулил директор.
- Майн готт, Андрей Тихонович! - Гурий прищурился. Можно подумать, что вам пятнадцать месяцев и четыре зуба! Вы, что младенец в люльке? Разуйте глаза, в конце концов! При вас же говорил камарад Пьер: "сюс-тасьон".
Лоб Ляшко заблестел, точно блин.
- Но...