Подлой предательницей и мерзкой змеей была мадемуазель Хрисаида, прежняя сердечная подруга Лилиан, в вечной дружбе и сестринской любви к которой та многократно клялась. Но после столь низкого поведения Хрисаиды мадемуазель да Фюни возненавидела свою "милую сестру" и принялась строить козни. Если ее старания посеять неприязнь к ней в обществе были тщетны - ибо обручение Хрисаиды с вышеописанным персонажем, звавшимся Алькандром, было принято как в высшей степени романтический шаг, - то пострадавшая от подлости подруги и любимого дама стала искать утешения в новом увлечении, одновременно строя планы мести коварной разлучнице.
Новым увлечением некоторой части салонных дам был спиритизм. Принесла его госпожа Сантилена, одновременно ставшая и медиумом, и реципиентом в спиритических сеансах. Мадемуазель де Фюни подробно рассказывала новоприбывшей подруге о последнем вечере, когда Сантилена и Лизимон вызвали ни много ни мало дух покойного архиепископа Трисского, хотя им пытался воспрепятствовать некий Страж Эфирной Дороги. Мадам Илэн слушала вполуха, ловя только имена и сплетни. Подробности столоверчения ее интересовали мало. А, вот что-то новенькое!
- ...И тогда вдруг вошла она - Черная Дама. Нет, это невозможно рассказать, ее надо видеть! И слышать. Это было бы так талантливо... Но это почти непристойно. Я уверена, что она знается с этими... чернокнижниками. Но ты сама все увидишь. Сегодня среда, значит, салон соберется завтра. Ты должна там быть! Посмотришь на это безобразие!
- О, дорогая, наконец-то и вы здесь! - обратились сразу несколько завсегдатаев салона к вошедшей мадам Илэн. - Как прошло путешествие?.. А скажите, вы знаете... Вы уже видели?.. Повесьте ваш зонтик, солнце здесь не печет... Чудесный фонтан, не правда ли?..
Переплетаясь с пением струй фонтана, так же мерно и прохладно журчал вокруг говор:
- Ах, вы слышали, что герцогиня де *** обратилась к папе за разрешением на развод?
- Да, ведь ее супруг оказался...
- Тс-с, здесь не место таким словам...
- О, а вы слышали, что молодой шевалье де Силлек обвинен в ереси и схвачен Святейшей Службой?
- Да, да! Надо же - отпрыск столь древнего рода и такой негодяй!
- Говорят, вся их семья такова.
- Но какое богатство!
- Говорят, с помощью этого богатства его величество решил поправить финансовые дела маркиза де Коллена, своего любимца...
- Скажите лучше - своего собутыльника!
- Фи, как грубо!.. И каким же образом король хочет обогатить маркиза?
- Наследницей рода д'Отевилль остается юная Софи...
- Эта зазнайка? Она ни разу не соизволила появиться в обществе, а ведь она не лишена талантов. Но она слишком чопорна, бедняжка.
- Да, здесь не место ортодоксам. Свобода мысли - главное. Возьмите хоть Черную Даму...
- Но она же... Ее воззрения - ересь!
- Возможно, это лишь аллегории. Ведь и о Господе нашем Иисусе она говорит с почтением.
- А как поет!
- Да, да! Она будет сегодня?
- Она будет петь?
- Говорят, она простужена.
- Нет, это ее чужеземные курения.
- Но она утверждает, что они служат для успокоения...
- Да, поэтическая душа всегда ранима, а Черная Дама скорбит о горестях многих...
- Я посвятил ей сонет... О, решусь ли прочесть?!
- Она скоро придет.
- Надеюсь, она будет петь.
- О, эти песни!.. Откуда они?
- Эта смелость духа! Этот полет мысли!
- Воистину, душа ее крылата!..
Между тем, само собрание напоминало большое дерево, усиженное птичками в ярком оперении, которые напевали, ворковали, чирикали, слыша только себя.
Прибывающие подходили выразить свое почтение хозяйке, поцеловать ее прелестную ручку, удостоиться радушной фразы или хотя бы приветливого взора живых голубых глаз.
- Здравствуйте, Илэн! Я бесконечно рада видеть вас в своем салоне.
- Здравствуйте, мадам...
- О, зовите меня просто Роксаной. А вы желаете избрать себе имя?
Илэн была прекрасно осведомлена об этом обычае салона госпожи Роксаны, и имя уже было заготовлено - Ириана. Под этим именем она и была представлена тем, кто еще не был знаком с ней.
Тем временем гости салона слегка притихли. Один из менестрелей, по салонному имени - Никомед, взял в руки украшенную лиловыми лентами лютню, поклонился Роксане и запел:
Черной гитары коснутся белые струны,
А менестрель - как свечка тонкий и юный,
Только зачем-то прятал седую прядь,
Словно те, кто любили, могли не знать...
Холод и голод отстанут, устав, в дороге,
Но никуда не сбежать от своей тревоги.
В мире так много лжи и засохшей крови!
Разве они лежали в его основе?
Будет за песни казнен певец на рассвете...