Шепот: "Ты должен уйти, ты нужен живой!
Знаешь, бери гитару мою с собой!"
А через год все снова, хоть плачь, хоть смейся.
В грубых руках умрет струна, как ты не бейся.
"Я им не дам убить - ты тоже из нас.
Струны возьми в подарок, и в добрый час!"
Черной была гитара, а струны белы.
Господи, как же пел он, безумец смелый!
Струны - подарок Света, гитара - Ночи,
Длинны дороги, а жизнь на аккорд короче...
Век менестреля обрежут мечи и злоба.
Друг менестреля напрасно глядит с порога.
Море - его могилу - оплачут птицы,
Песни его навеки уйдут в страницы...
Кто-то с усмешкой: "Ну что, доигрался, видно?"
Кто-то глаза опустит, как будто стыдно.
В мире так много лжи и крови кошмара...
Только созвездьем в небе - его Гитара...
Черной гитары коснулись белые струны...
Песни о несчастной менестрельской доле здесь пользовались популярностью. Певцу одобрительно похлопали, раздавались даже возгласы: "Прелестно! Браво!".
И тут шелест похвал прервал низкий женский голос, произнесший с ноткой усталого терпения:
- Ах, молодой человек, мне бы ваши заботы!
Голос принадлежал одетой в черный шелк молодой рыжеволосой женщине, которая в небрежной позе сидела на кушетке с длинным дымящимся мундштуком в руке. Рядом с ней стояла странная на вид плоская чернолаковая лютня с шестью серебряными струнами, на романский манер именуемая гитарой. Это и была упоминавшаяся выше Черная Дама, Эллен Ле Нуар. Никто не заметил, как она появилась. Но когда заметили - тут же вокруг собралось десятка полтора одетых в черное юношей и девиц, следовавших за ней подобно свите. Среди них были такие юные дарования, как Виолина, Эвизель, Атенаис, Геллан и Флоридор. Последний красовался в новеньком, с иголочки, черном костюме. Изящный бархатный колет был вышит золотом. Взор дамы Ле Нуар вдруг остановился на юноше, и она сухо сказала:
- Подойдите поближе, молодой человек.
Флоридор шагнул к кушетке, еще не понимая, в чем его вина, но уже зная, что сделал что-то не то.
- Ты одет в черное. Но как ты мог отяготить этот цвет золотом? Ведь это кровавый металл, тяжелый и надменный, он не даст тебе взлететь. Воистину, серебро - это мудрость и спокойствие, сталь - воля и верность, но золото - ложь и кровь.
Флоридор, гордившийся своим новым костюмом, который был ему удивительно к лицу, смутился и покраснел. А прочие, только что расточавшие похвалы искусности вышивки, укоризненно закивали - да как же так, верно, верно...
Проклятый колет казался Флоридору раскаленным.
- Я верю, что ты поступил так по незнанию, - милостиво кивнула ему Черная Дама и затянулась душистым дымом своего курения. Ее темные глаза смотрели куда-то в даль, недоступную простому взору. Воцарилось почтительное молчание. Потом кто-то робко попросил:
- Госпожа Ле Нуар, спойте нам!
- Не зови меня госпожой! - вскинулась было Эллен. Потом устало провела ладонью по лицу и тихо вздохнула: - Смерти моей хотите... Ладно.
Она медленно потянулась за своей гитарой. Свита почтительно расступилась, давая ей простор. Коснувшись струн, Эллен мысленно выругалась - ведь только накануне натянула стальные, и вот они снова стали серебряными! Хорошо, хоть не золото. Подняв на окружающих невидящий взор, полный скорби, она запела.
Жаворонку - петь, соколу - лететь,
Весть нести - ветрам, да мести - снегам,
Ведьме ворожить, волку ночью выть,
Мне, покуда жив, песнь успеть сложить...
По дороге длинной - странник, не король.
Лютни строй старинный да живая боль.
Чтоб струну сплести - сердце разорвать.
При дворе в чести, да нельзя летать,
При дворе в шелках с золотым шитьем,
Мне дороже плащ за спиной крылом...
Золото - что прах, да глаза слепит,
Цепью на руках золото звенит,
В клетке золотой соловью не петь:
Что для вас - покой, менестрелю - смерть.
Нищему - сума, пленнику - тюрьма,
Королям - венцы, воинам - мечи,
Девам - жемчуга, смерть - еретикам,