"Вот ведь как врежет копытом, а ?", подумал он с опаской, отступая на шаг назад.
Он неловко уронил ведро, оно загремело, и это заставило встрепенуться хозяйку коровы.
-- Красные ! - завизжала она, увидев в своем огороде и около своей коровы боевого красноармейца.
Взвыла собака, заменив сирену. Дмитрий Андреич, схватив зачем-то ведро, помчался огородами в ту сторону, где на горизонте исчезала чапаевская телега.
-- Ведро отдай, сукин кот ! - хозяйка коровы и соответственного ведра не отставала и угрожающе помахивала кривым топором.
Фурманов, бросив злосчастное ведро, попытался сделать крутой вираж и оказался в канаве.
Крестьянка победоносно подобрала ведро, в знак презрения швырнула в боевого красноармейца комком глины и удалилась.
-- Проклятые буржуазные пережитки, захныкал Фурманов, пытаясь выбраться из канавы. Телега с Василием Ивановичем уже совсем скрылась за горизонтом.
Пришлось удовольствоваться похищением почти ничейного подсолнуха у дороги и ретированием.
-- Дмитрий Андреич ! - восхищенно сказал Чапаев, увидев оттопыренную гимнастерку политрука. Никак, с обедом пожаловали ?
-- Да какой там обед, - уклончиво сказал политрук, доставая из-за пазухи подсолнух поменьше.
-- И на том спасибо, - сказал Чапаев, запуская руку за экземпляром побольше. - А скажи-ка, Дмитрий Андреич, ведь мы ж так могем и до немецкой границы, понимаш, дотянуть ?
-- Можем, - поразмыслив, сказал политрук. Но долго. Вот ежели, например, на поезде...
Он посмотрел вдаль, и в глазах его стали медленно разгораться задорные искорки.
-- Где ж ты поезд возьмешь... - протянул Василий Иванович, который в жизни паровоз не видел ни разу.
-- Да вон он, - сказал Фурманов, показывая куда-то вдаль.
Все пригляделись. Петька присвистнул - на горизонте пыхтел совсем крошечный паровоз.
Василий Иванович не вытерпел:
-- В атаку !
Не нужно и говорить, что перепуганные машинисты сдались без какого бы то ни было сопротивления.
Анка, Фурманов и все остальные были отправлены в единственный прицепленный к паровозу почтовый вагон, где и занялись чтением шедевров эпистолярного жанра, как то:
"Дорогой Шура,
вышли нам с Нинкой два мешка галош помягше"
Петька и Василий Иванович отправились в машинное отделение, где Петька моментально отломал от приборной доски регулятор давления в котле.
-- Ну урод! - сказал Василий Иванович. - Она ж теперича не поедет...
-- Поедет, - сказал Петька уверенно.
-- Поедет, - сказал сзади Фурманов насмешливо. - Но не остановится... Так что тушите свет, товарищ Петька!
-- А ты не шибко радовайся, - сказал Василий Иванович. - Ты вместе с нами в такое же дерьмо влип, так что можешь кончать радоваться...
-- А я спрыгну!
-- Не спрыгнешь!
-- Спрыгну!
-- Хрен!
-- Да!
-- Нет!
-- Ей-Богу!
-- Бога нет!
-- Я!
-- Ты!
-- Щас!
-- Побоисьси!
Фурманов покраснел, как помидор и от бессильной злобы прикусил себе язык.
Прыгать на ходу действительно не было никакого желания.
Василий Иванович показал ему язык и погладил по голове совсем поникшего Петьку.
-- Не боись, Петенька, - сказал он, - Паровоз - ему супротив лошади даже помочиться слабо, так что скоро он совсем устанет, и хрен куда поедет... Это ж надо, такую уйму вагонов тащить... Почти что больше трех!
"Как же - устанет", - злорадный Фурманов в кочегарке бросал в топку уголь лопату за лопатой. - "Ща так накочегарю, самолет обгоним".
Сняв намокшую гимнастерку, политрук вытер ей волосатый живот и шею.
Внезапно в кочегарке появилась Анка с папироской в зубах.
-- Че? - спросила она, глядя вопросительно на Фурманова.
-- Ничего, - сказал Фурманов, - Едем, Анна Семеновна!