- Царь Гуннов? - уточнила она, обнаруживая эрудицию.
- Нет. Уголовник-рецидивист.
- Я перепутала комнаты?
- Возможно. Я же не знаю, куда ты шла.
Юля повернула голову и только сейчас заметила спящего Серегу. А потом она поняла, что продолжает лежать на коленях великана, бережно придерживаемая его рукой. Но первоначальный страх её куда-то улетучился, и прикосновения его не казались ей такими уж неприятными. Поэтому она решила пока не делать резких движений.
- Кто это? - ткнула она в один из многочисленных портретов на его груди.
- Первый секретарь Магаданского обкома Партии, - с готовностью отозвался Атилла. - Николай Иванович.
- Вы знакомы?
- Да, только в одностороннем порядке.
- Как это?
- Это значит, я его знаю, а он меня — нет.
- Как интересно, - воскликнула девушка. - Получается, что я тоже являюсь знакомой многих известных людей.
- Безусловно так, - согласился с её выводами Атилла.
Юля внимательно посмотрела на своего собеседника.
- Расскажи мне о себе, - попросила вдруг она.
- С самого начала?
Она кивнула, и Атилла бодро приступил к повествованию:
- Родился я в одна тысяча девятьсот сорок девятом году в семье профессионального стрелочника и депутатки райсовета. Рос озорным и здоровым мальчишкой. Но потом, когда началась война...
- Какая война?
- В Корее. Так вот, они ушли на фронт и оставили меня на попечение государства. Там я...
Юля закрыла ему ладонью рот.
- Не надо. Ты бежал?
- Из детдома?
- Из тюрьмы.
- Нет. - Атилла на секунду задумался. - По крайней мере, не в этот раз.
- Голодный?
- Было бы не искренно с моей стороны отрицать это.
И только теперь, когда у неё появилась по-настоящему уважительная причина, Юля позволила себе встать.
- Пойдём к нам, - решительно заявила она, словно медсестра раненому на поле боя. - У нас есть борщ.
- А?! - Атилла показал руками на спящих друзей.
- Их тоже накормим.
Глава 8. Накануне
«Машины и механизмы» накрылись медным тазом. Серега смог продрать глаза только к обеду, да и то — смотреть на мир, не искажая его, они категорически отказывались. А вокруг происходили забавные вещи.
Соседка по этажу второкурсница Юля, которая всю прошлую неделю делала ему невнятные намёки, мыла шваброй полы и вытирала пыль с насиженных мест. Лёха с Атиллой играли в шахматы, обмениваясь короткими репликами типа «пошёл». Толян лущил вяленую воблу, запивая её пивом, и внушал Шнырю прописные дембельские истины:
- Армия — это школа жизни, - настаивал он. - Уклоняться от неё — вредить самому себе. Ты сам посуди. Автоматом меня пользоваться научили? Научили. Могу водить хоть машину, хоть трактор.
- Пуговицы пришивать, - подсказал Шнырь.
- И это тоже. Я до армии даже портянки наматывать не умел. А сейчас, брось меня в пустыне — выживу. Голыми зубами горло, кому хочешь, перегрызу. А в тюрьме что?
- А что в тюрьме? И там убийц хватает.
Но Толян не сдавался.
- Армия сделала меня человеком! - загорячился он, брызгая во все стороны чешуей. - Кем я раньше был? И кто я сейчас?
- Всё это так, студент, - развязно процедил Шнырь. - Но ты не учитываешь один маленький нюанс.
- Какой?
- Свободу выбора.
- Причём здесь свобода?
- Я по своей воле парился на нарах, а тебя забрили, как овцу.
- Я долг Родине отдавал!
- Отдал?
Толян запыхтел от злости, заливая пожар пивом.
- Ты не прав, Шнырь, - вмешался Атилла, пользуясь передышкой. - В сложной системе человеческих отношений долг выступает не только в качестве денежного эквивалента, но может принимать и другие формы, в том числе не доступные твоему пониманию.