77424.fb2
- Все живы и здоровы.
- Рад за тебя.
«Да кто же это, чёрт побери, такой! - разозлился Раис Киямович. - Ещё минуту — и он меня раскусит!»
- Слушай, - продолжила трубка. - Дело к тебе государственной важности.
Далёкий собеседник сделал намеренную паузу. Для пущего эффекта. И он его достиг. Беляев выдвинул ящик стола и пошарил в нём рукой в поисках коробочки с валидолом.
- Ты любишь свой город?
- Конечно! Как не любить? Каждый день с утра до вечера прилагаю все усилия, чтобы...
- Это я знаю. А название его тебе нравится?
«Здесь какой-то подвох», - подумал шестой орган Раиса Киямовича, и он решил ответить уклончиво.
- Название очень хорошее, но бывает, что люди на почте жалуются: длинное слишком. Иногда на конверте не хватает места.
- Значит, тебе понравится новость.
«Да не тяни же ты! Палач!»
- Будем твой город переименовывать. Сегодня принято соответствующее решение Политбюро.
- Куда переименовывать?
- Не куда, а во что. Сам догадаешься или подсказать?
Раис Киямович, находясь в полуобморочном состоянии, попытался собрать в кулак остатки своей воли, но сознание неумолимо ускользало от него.
- Не могу знать, - прошептал он.
- Эх, ты! - укорила его трубка. - Брежнев — вот новое название города. Смотри телевизор и готовь необходимые мероприятия. Если нужна какая-нибудь помощь, звони своему коллеге в Теучежск. Он знает, что делать.
И трубка дала отбой.
Вопрос, кто звонил ему, мучил Раиса Киямовича всю оставшуюся жизнь, героическую и полную приключений.
Глава 42. Вечно живой
Единственный на весь второй этаж телевизор стоял в 226-ой. Серега лично откопал этого дедушку советского приборостроения по кличке «Неман» на помойке и реанимировал, хотя годков ему стукнуло никак не меньше двадцати. Пришлось заменить почти все лампы и электролиты, перепаять кое-какие провода, почистить от грязи платы. И ящик ответил чёрно-белой благодарностью.
Он исправно показывал футбольные матчи и телевизионные премьеры мэтров отечественного кинематографа. Устами Сенкевича призывал к путешествиям и приключениям. Воспитывал посредством «Абэвэгэдэйки» и «Международной панорамы». Бодрил с помощью «Служу Советскому Союзу!»
Но сегодня в задачу многоопытного телека входило совсем другое. По обоим центральным каналам вместо сообщений о перевыполненных пятилетних планах, повышенных надоях и угрозах со стороны неугомонных империалистов, шёл репортаж прощания с Леонидом Ильичом на Красной Площади. Миллионы наполненных слезами глаз внимали зрелищу и причитали, как будто и не они вовсе при жизни генсека острили над его дикцией и манией к длинным речам. Рискнём даже предположить, что именно в этот день он находился на пике популярности и славы, а не тогда, когда руководил освоением Целины или защищал широкой грудью Новороссийск. К тому же, смерть совсем не испортила его — в гробу он выглядел даже несколько свежее.
Пронзительная музыка какого-то талантливого композитора бередила и без того кровоточившие души многочисленных иностранных делегаций. Тяжёлые слезы катились из глаз Индиры Ганди. Из последних сил крепился Эрик Хоникер. Вздыхал Тодор Живков. Близки были к обморокам и Янош Кадр, и Войцех Ярузельский. Ясер Арафат беззвучно шевелил губами, посылая проклятья израильским оккупантам. Коля Чаушеску держал наготове пилюлю валидола, как рыба, хватая губами воздух. Бледный Бабрак Кармаль облокотился на Густава Гусака, который и сам едва стоял на ногах. И только вице-президент США Буш держался молодцом и обменивался мнениями с Перцем Де Куэльяром.
226-ая не просто кишела народом, она трещала по швам от переполнения. В поисках прямой траектории до экрана студенты висели друг на друге, образуя какую-то невероятную пирамиду, напоминающую пчелиный рой, выпавший из улья.
Бесконечный людской поток струился мимо гроба: пролетариат, трудовое крестьянство и вездесущая интеллигенция, скорбно смяв в руках шапки, бросали прощальные взгляды на Ильича.
- А почему его не в Мавзолей? - раздался голос Деда Магдея.
- Да, кстати?!
- Не дотянул до уровня Ленина, - догадался ББМ.
- Нет, просто там места на двоих не хватило, - слукавил Атилла, будучи прекрасно осведомлённым, что это не так.
- А я думаю, это он сам так попросил, - изрекла Юля. - Из скромности.
- Воля умирающего — закон, - поддержал её Железный.
Все покивали, соглашаясь.
- А я вот ещё чего не понимаю, - продолжил интригующую тему Шнырь. - Почему гроб, а не урна с прахом?
- Так ясное же дело, - отозвался Серега. - Это гуманнее.
- Не скажи, - возразил Шнырь. - Покойнику уже все равно, а крематорий — это как бы более высокая степень почёта.
- Каким боком?
- А таким, что в урне бы его в стену положили, а там — и Крупская, и Гагарин, и...
- Завенягин, - перебил его Атилла.
- Кто?!! - вскричали студенты.
- Авраамий Павлович, - пояснил тот. - В наших широтах уважаемым человеком считался. До сих пор о нём легенды ходят. Рассказывают, на медведя с голыми руками ходил. Крепость, а не мужик.
- И что, за это его в Кремль? - не поверил Серега. - Тогда Железному там место точно обеспечено.
Раздался неприличный гогот, и Деду Магдею пришлось вмешаться, чтобы восстановить атмосферу, подобающую моменту.
- Тише, вы! Самое интересное пропустим.
Он, как всегда, оказался прав. На экране произошло кардинальное изменение сюжета. Поток скорбящих прекратился, а вместо него появились, если можно так выразиться, профессионалы, которые очень ловко вынесли гроб на улицу и установили на артиллерийский лафет, по случаю оказавшийся рядом. Мощный БТР потянул за собой его и всю процессию.
Поражало количество венков, но ещё больше — награды. Эти бесчисленные алые подушечки, утыканные орденами и медалями, которые Леонид Ильич с таким трудом собирал по белому свету. Их несли генералы и адмиралы, призванные на помощь со всех концов страны. Говорят, что их даже не хватило, поэтому срочно пришлось повысить в званиях человек двадцать. А то и тридцать.
Чеканный шаг офицеров, нёсших гроб, звучал в унисон с пульсом зрителей. Студенты, как никогда прежде, осознавали себя частицей истории, ощущая её воспалённое дыхание на собственных затылках.
- Да! - вздохнул ББМ. - Таких людей теряем!