Первый переломный момент организовал Франциск. Наверное, Франциск. Он повел себя странным образом, и найти причинно-следственную связь в том, что произошло, можно, только оттолкнувшись от его поступков. За воротами светличностей на козырек села небольшая стайка птиц. Франциск их увидел и сразу повернулся спиной к происходящему на поле. Товарищи по команде его окликали – все без толку. Он жестикулировал, что-то показывал птицам, махал по направлению к противоположным воротам, молитвенно складывал руки, шептал с закрытыми глазами – в общем, вел себя загадочно. Пернатых становилось все больше. Каких там только видов не было – настоящий слет для орнитолога. Они посидели-посидели, потом поднялись огромной стаей, покружили над «Эмирейтс» и, в конце концов, спикировав на Мао, нагадили на него и на его ворота. Килограммы жидкого дерьма пролились с небес. Забрызгало попутно и Гитлера, и Муссолини. И даже Пиночет не успел отскочить.
Меркьюри немедленно встречу остановил, чтобы служащие стадиона привели в порядок поле, а игроки смогли умыться и поменять форму. Зрители настолько ошалели от происшедшего, что практически не смеялись. Александр к Франциску с претензиями, даже толкнул его. Но тот промолчал и отвернулся, а по наводке Версаче Александр за свои агрессивные действия еще и «горчичник» схлопотал. Пауза затянулась минут на пятнадцать, что, конечно, сбило атакующий порыв тьмушников. А заодно и позволила вволю поболтать девушкам в VIPе. Мэрилин тихонько (пока тихонько) возмущалась:
– Набрали в сборную света странных игроков. Маленькие какие-то. И Будда совсем не ходит в тренажерный зал – он толстый. Просто жирдяй. Куда это годится… Улыбается он, конечно, обаятельно, но ведь это не фотосессия. А Франциск? Худющий, как шпилька каблука.
– А ты что хочешь, чтобы у него были формы? 90-60-90, – удивилась Одри.
– Не формы, а хотя бы какая-то мускулатура. Тело должно быть. А там одни мощи.
– А мне кажется, он загадочный, – заступилась Грета.
– Что в нем загадочного? – напала Мэрилин. – Загадочно только, как в таком теле жизнь еще держится.
– С защитой мы, конечно, дали маху, – согласился Волк на диване. – Сейчас пару банок тьмушники точно заложат до перерыва, если Франциск и Будда не соберутся.
– Ничего. – Соха залез в интерактивное меню. – Тут уже вовсю голосование идет. Сейчас Будда зашкалит. И пауза очень полезна. Игра остановилась, а голосование продолжается. Будда – первый кандидат на замену. Кто там вместо него?
– Сервантес – кто же еще?
– Да, сейчас нам в оборону только серванта недоставало. Шкаф в защите появится – да, девочки?
Девушки вежливо улыбнулись, хотя ничего не поняли.
Волк не ошибся. Как только поле было очищено от экскрементов небесного происхождения, а замаранные тьмушники приняли душ, сразу же произошла замена, и Сервантес вышел вместо Будды, которого столь ранний уход с поля нисколько не обидел и не обескуражил. Он отсалютовал публике, весело и непринужденно стукнул ладошкой по рукам других запасных и сел на лавку, словно с сознанием выполненного долга. Вот что значит человек живет в гармонии с собой, и на все остальное ему наплевать с высокой пальмы.
Игра возобновилась – и тут же еще один эпизод, выбивший тьму из атакующей колеи. Сталин дал стелющийся пас на Захер-Мазоха, но отнюдь не идеальный. В борьбу, встык… Магомет пошел навстречу. Внимательное изучение повтора дало повод Волку и Сохе предположить, что Магомет стелился в подкате, сознательно чуть оторвав ногу от газона. Буквально на десять сантиметров. Захер-Мазох не хотел уступать и тоже поехал на пятой точке вдогонку за уходящим мячом. В результате в момент столкновения соперников на жутком встречном движении нога у Магомета ударяется в мяч, но по инерции взлетает над ним, идет по касательной и врезается форварду прямо в пах. Шипами!
Кровь вообще-то малозаметна на черной ткани. Но даже на телевизоре папы римского Бенедикта XVI было заметно, что трусы Захер-Мазоха моментально стали еще темнее, пропитались кровью, и ее струйки потекли по внутренней поверхности бедра. Сам травмированный взвыл и на несколько секунд потерял сознание. Тут подоспела медицинская бригада. Травмированному дали понюхать нашатырь, и он пришел в себя. Но не могло быть и речи о том, чтобы он продолжил встречу. Врачи показали – нужна замена. Немедленно подъехал электрокар, на который погрузили Захер-Мазоха, чтобы увезти с поля.
От болевого шока он начал бредить, громко кричать несуразное:
– Мне хорошо! Все в порядке, не волнуйтесь.
– Мы с тобой. – Де Сад взял его за руку, чтобы морально поддержать.
– Вы все не можете вообразить себе, какое я сейчас испытываю наслаждение, – восторженно бредил Захер-Мазох. – На трибунах много жен и любовниц богатых русских олигархов. Они в мехах и кожаных сапогах, в бриллиантах и золоте. У них кнуты, потому что они привыкли повелевать. У них много денег – они управляют миром.
– Наплюй на них, – посоветовал Гитлер, который на правах капитана успокаивал товарища по команде. – России скоро конец. Мы сейчас выиграем и перевернем весь мир.
– Нет, Ади, наоборот. Я рад, что эти демонические дамы смотрят на меня, – возбужденно выкрикивал Захер-Мазох уже из электрокара. – Они сейчас смотрят на меня и обсуждают мою травму. Буквально пожирают глазами. И говорят между собой о ней. Наверное, не стесняются грубых слов, называют все своими именами. Видят кровь, видят страдания. А потом эти богатые русские дамы захотят встречи со мной. От жалости. И допустят меня к себе. Их мужчин не будет дома (они поедут решать деловые вопросы), и тут дамы пригласят меня, еще с трудом передвигающегося, разбитого, слабого… Меня…
– Тише, тише! – умоляли все в тот момент, когда кар заезжал через туннель в подтрибунное помещение.
А потом тьмушники окружили судью и потребовали удаления Магомета. Апелляции к Меркьюри не возымели эффекта. Чувствовалось, конечно, что он колеблется и с самого начала не знает, как расценить эпизод. Если наказывать карточкой, то сразу красной. Если не красная, то фола вообще не было. Фредди посоветовался с Жаном Маре и Джанни Версаче и дал спорный. Первый серьезный прокол! Эйнштейн незаметно показал Гитлеру длиннющий язык. Но Версаче это увидел и настучал главному. Тут уж Меркьюри не поскупился на «горчичник».
– Омерзительная сцена! – поморщилась Мэрилин.
– Ты про вопли Захер-Мазоха или про жестокость Магомета? – полюбопытствовала Одри.
– Да про то и про другое.
– А мне Магомет нравится – энергичный парень, жесткий и мужественный. – Грета снова вошла в противофазу.
– Это потому что у него большая ступня, как у тебя. – Мэрилин решила подколоть подругу.
– А какой у тебя размер ноги? – удивилась Одри.
– Сорок второй.
– Ужас! – закатила глаза Мэрилин. – Представляю, как тяжело с такой ножищей.
– Нет, все не так уж страшно, – похлопала ресницами Одри. – Не расстраивайся, милая Грета! Вы совсем с Магометом не похожи. У него, кажется, все-таки побольше – у него, наверное, сорок седьмой.
– Или даже сорок восьмой, – не согласилась Мэрилин.
– У маленьких людей размер ноги пропорционален размеру мозга. Если это так, то мне нечего стыдиться, – едко отшутилась Грета.
– Это ты на Захер-Мазоха намекаешь? – тут же нашлась Одри.
– Это я обобщаю, – буркнула Грета.
– Кто уж точно тряпка, так это судья. – Мэрилин решила не обострять отношения.
С нею никто спорить не стал.
На бровке появился Мэнсон. Все-таки Аттила жил так давно, что зрители при выборе нападающего проголосовали за злодея, которого можно назвать современником.
После возобновления игры у тьмушников все расклеилось. Во-первых, почаще стали давать передачи на Чаплина. А он и рад. Носился по бровке, затерзал Хусейна. Во-вторых, Че отошел чуть поглубже, фактически в полузащиту, и сразу получился толк от этой затеи. А в-третьих (и в главных), светличности наконец задвигались. Психологически раскрепостились после того, как две паузы сбили активность соперника.
Не обошлось без курьеза. Ганди совершил рывок, его цепанул бен Ладен. Так, что у Махатмы слетела бутса. Но он, молодец, не стал падать, буквально прополз пару метров, помог себе руками не завалиться на газон, оттолкнулся ими, встрепенулся, отдал пас Леонардо, открылся. Атака сорвалась, но Ганди и не думал надевать потерянную бутсу. Более того – скинул и другую. Меркьюри ему крикнул, что так нельзя, но он не обратил внимания на слова судьи. Судя по всему, Махатме без обуви было привычнее и комфортнее бегать по мягкому зеленому газону, по жизнерадостной траве, от которой он получал позитивные флюиды. Меркьюри показал себя урбанистом, не понимающим прелесть прямого контакта с природой, – взял и впаял карточку милейшему Махатме. Тот удивился, улыбнулся, но тут же принудил себя облачиться в боевую обувь футболиста.
Надел, но так получилось, что скидывал ее на фарт. Потому что в следующей же атаке светличности открыли счет в матче. Дело было так – комбинация развивалась вертикально: Лютер выбил от ворот в центральный круг, Ганди идеально скинул грудью на ход Моцарту, который прокинул мяч мимо Сталина, обыграл Муссолини с помощью финта Зидана, а Пеле находился на грани офсайда – пас на него, и удар в касание. Гитлер выдернулся на Моцарта и не смог помешать, а Че классно увел за собой Франко во фланг. Классика! Порвали! Просто порвали!
Пеле сразу задрал футболку, под которой обнаружилась майка с рекламным логотипом его кофе. Он подбежал к трансляционной камере и, поцеловав три пальца, собранные в щепотку, дал понять, что и гол, и кофе вкусны, как поцелуй младой бразильянки, оканчивающей школу только в следующем году.
Гитлер от досады пнул штангу. Его команда не заслуживала такого развития событий, но до перерыва оставалось больше четверти часа, поэтому он несколько раз вскинул руки, заводя партнеров, и игра возобновилась с середины поля. Девушки в VIPе обнимались от радости, размахивали помпонами, а неуемная Мэрилин даже вертела своим манто над головой, точно пращой.
– Моцарт, хоть и маленький, а прыткий! – ликовала Одри. – Мне нравятся такие, шустрые и жизнерадостные.
– А Ганди? Ганди просто душка! – Мэрилин залезла на свое кресло ногами и прыгала на нем.
– Вы не туда смотрели, – возмутилась Грета. – Все сделал Че. Он рванул в сторону, Франко за ним. А Пеле и Моцарт в чистом поле разобрались с соперниками. Он настоящий мачо… И Магомет, конечно! – после небольшой паузы добавила изысканная Грета.
Положительные эмоции после гола все испортили. Светличности слишком долго переживали свой успех. Перестали двигаться. Долго улыбались друг другу, а когда улыбаться перестали, то было поздно. И начались угловые. Перед первым, правда, возник инцидент. Александр слишком активно хватал за ляжки и ягодицы Франциска, а де Сад норовил пристроиться к Лютеру сзади и подталкивал его тазом. Франциска все эти телодвижения вывели из терпения, и он отмахнулся. Получилось, что его ладонь попала Александру в пах. Слабенько – он ведь даже не бил, а просто пытался пихнуть досаждавшего ему соперника. А тот свалился на газон и изобразил такие мучения, точно черти из преисподней тычут его раскаленными прутьями в нежное место. Меркьюри опять все проморгал, но карточку Франциску показал. Александру тоже решил на всякий случай дать предупреждение. За симуляцию. Тот немедленно вскочил и со злостью начал доказывать, что на его здоровье совершено злостное покушение. Фредди не отреагировал.
Было подано три подряд угловых. На четвертом Лютер сообразил, что дело совсем плохо, поэтому воплотил ноу-хау, анонсированное на пресс-конференции, в жизнь. Пока бен Ладен бежал к угловому флажку, а игроки расставлялись в штрафной, он повернулся в сторону подачи задом и громко, протяжно испустил газы из кишок. Всех, точно мусорным ветром, сдуло аж на пятнадцать метров. Майками закрыли носы, потому что в противном случае и сознание можно было потерять от такого вероломного применения химического оружия. Иначе это и назвать нельзя. Даже до бен Ладена кое-что, по-видимому, донеслось – он отбежал подальше к трибуне и отвернулся.
Меркьюри достал желтую карточку.
– За что? – удивился Лютер.
– За неспортивное поведение, – нашелся Фредди.
– А про ветры из живота в правилах ничего не сказано.
– Не надо задом к сопернику поворачиваться – это вызов.
– Да я просто этих демонов подальше отгонял, – оправдывался, смеясь, Лютер. – Я так всегда с темными духами борюсь. И де Сад меня совсем достал – трогает и трогает!
– В частной жизни делай что душе угодно, но здесь надо соблюдать нормы fair play. А с де Садом я сам разберусь.
Но не разобрался. Проявил странную лояльность.
Соха встал на сторону Лютера. Точнее, он не вставал – он продолжал лежать на диване и лежа защищал вратаря светличностей.
– Алле, судья! Что за дела? Так скоро и сопли вытереть не дадут!
– Соха, хорош защищать бескультурье.
– Почему бескультурье? Естественная человеческая потребность.
– А я не говорю, что неестественная, но публично ее не надо демонстрировать.
– У него не было возможности пукнуть в туалете, а до перерыва еще куча времени. Живот разорвет, если ждать.
– Он мог это сделать не так громко и… – Волк подыскивал слово, – мог сделать поэтапно. Мелкими порциями.
– Лучше скажи, в каком русском слове шесть подряд согласных?
Волк призадумался и решил, что такого слова нет.
– Взбзднуть! – гордо умыл его Соха.
– Нет такого слова, – сразу Волк.
– Вот Лютер как раз взбзднул. Если бы он тихонько, как ты предложил, то это бы называлось просто – бзднуть. А взбзднуть – это с апломбом, с понтами, нагло, уверенно. Чтоб заявить о себе! Бзднуть с гордостью, не таясь, с вызовом – вот что такое взбзднуть.
Дурной воздух ушел в синее подмороженное декабрьское небо, и свисток побудил тьму приступить к активным действиям. Сам угловой ни к чему не привел – мяч вынесли, но Леонардо увлекся обводкой: обыграл Александра, потом вернувшегося от углового флажка бен Ладена, да тут на беду Франко идеально подстраховал. А светличности уже дружно открывались под атаку, поэтому обрез застал всех врасплох. Бен Ладен по диагонали накинул Мэнсону, тот выбежал из-под Магомета и скинул в центр на де Сада. Тот развернулся и выкатил под удар бен Ладену, который ядерным ударом запулил в ближнюю девятку неимоверного красавца – 1:1. За две минуты до конца тайма. Гол в раздевалку – самое мерзопакостное, что может быть.
И тут какие-то совсем дурные болелы выбросили на поле собаку. Это, наверное, казалось им чем-то остроумным. И ведь пронесли же ее как-то на стадион! Хотя на «Эмирейтс» серьезнейший досмотр на входе. Обычная дворняга, маленькая такая, смешная, доброжелательная – хвост и уши торчком. Ее попытались поймать волонтеры, а она обрадовалась, что вокруг столько людей, и стала носиться по газону – подумала, с ней играют. Пробегала рядом с Магометом, тот вдруг дернулся и в подкате врезался в пушистого зверька. Собака от боли и страха завизжала и бросилась наутек.
Меркьюри сразу полез в карман за красной карточкой, потому что жестокость на футбольном поле должна пресекаться немедленно – и не важно, что это жестокость по отношению к собаке, а не к участнику игры. Но его наказание чуть запоздало – раньше к Магомету подбежал Гитлер и с размаху врезал по челюсти. Магомет обхватил Адольфа и завалил его своими могучими ручищами. Хотя Гитлер производил впечатление хрупкого человека, он не дал себя размазать, а тут и остальные подоспели. Растащили! Гитлеру, естественно, тоже сразу красную.
– С ума спятил? – орал ему Магомет. – Я хотел убрать с поля это грязное животное, чтобы она не мешала играть.
– Я за собаку убью, – орал Адольф. – Любая собака лучше грязного шиита.
– Ты сам собака! – озверел Магомет.
– Лучше быть собакой, чем живодером.
А дамы в VIPе поддержали Гитлера, хотя им совестно было такое расположение собственных душ. Но, впрочем, не стопроцентно поддержали.
– Если бы здесь сидела Брижит Бардо, то она бы точно сорвалась и выбежала на поле, – возмущалась Мэрилин.
– Она бы глаза Магомету выцарапала, – поддержала Одри.
– Может, он просто собак боится. И от страха сделал такое, – попыталась оправдать его Грета. – Бывает, что из-за фобии люди совершают неоправданные, глупые, жестокие поступки.
– Ты оправдываешь фашизм! – возмутилась Одри.
– Я только пытаюсь найти объяснение происходящему, – холодно возразила Грета.
Меркьюри призвал секьюрити сопровождать драчунов до раздевалки и даже проследить за тем, чтобы они обязательно зашли в душ. Гитлер передал капитанскую повязку Сталину и гордо прошествовал в туннель. А Магомет обернулся в сторону Мекки и, судя по всему, попросил у Всевышнего прощение за свою несдержанность.
Эта стычка обескуражила играющих, и до перерыва просто катали мяч, не предпринимая никаких конструктивных акций. Свисток прервал один из самых продолжительных таймов в истории мирового футбола на отметке один час шесть минут. Элтон Джон кокетливо манипулировал своим мини-табло и млел от того, что все взгляды устремлены на него. И преимущественно мужские взгляды!