Хари стоял к ней спиной и со скучающим видом изучал висящую на стене «Таблицу отличительных признаков сортов яблони по плодам».
Закончив прием, девушка обратилась к нему:
— Вы что-то хотели, товарищ?
Он медленно повернул голову. Глаза Зины расширились.
— Да, — устало бросил он, — я бы хотел, чтобы ты называла меня не только товарищем, но и другом, и братом, моя милая Мельба.
— Ты даже забыл, как меня зовут?
— Нет, Зиночка, не забыл. Но по отличительным признакам ты вылитая Мельба. Взгляни сюда, — ткнул он в таблицу, — срок созревания — ранний. Надеюсь, ты, как любая уважающая себя девушка, акселератка? Румянец сильный. По крайней мере, сейчас — да. И наконец вкус кисло-сладкий. А вот вкус-то я и подзабыл.
Хари изогнулся над пультом, чтобы поцеловать зардевшуюся девушку. Она отодвинулась к стене: — А знаешь, кто ты по отличительным признакам?
— Хам?
— Совершенно верно.
— Но ты не договариваешь, милая Мельба, я Хам-лет, английское произношение имени небезызвестного принца Датского.
— И что вам угодно, принц?
Хари присел на край стола:
— Соедините меня с Копенгагеном, хочу уточнить, что там прогнило в Датском королевстве. Но сначала прошу срочно связать меня с республиканским обществом «Молдова».
Зина щелкнула тумблером:
— Поленька, Кишинев, срочно.
— После смены я буду ждать тебя на старом кладбище, — сказал он, — даже если ты не придешь. Что, разумеется, исключено.
— Ox, Харитоша, — прошептала девушка и легонько провела ладонью по его лицу. — Бить тебя некому.
— Некому, Зиночка, — согласился Хари, целуя ее испачканные чернилами пальцы.
Ни Зина, ни Хари не замечали, что за ниш! следит притаившийся за окном Сеня. Поодаль от него с электрогитарами наготове стояли Бузилэ и бульдозерист. Шнуры от гитар тянулись к щиту трансформатора, на котором были нарисованы череп и кости. Видно, трио собиралось дать очередной концерт по Зининым заявкам, но после всего увиденного и услышанного Сеня пришел в ярость. Он затравленно озирался, не зная, на чем выместить обуревавшие его чувства. Его взгляд упал на мотоцикл Хари. Он подошел к нему и хотел пнуть ногой, но едва размахнулся, как на мотоцикле оглушительно завыла сирена. От неожиданности Сеня попятился, а потом дал деру. Сирена умолкла. Из диспетчерской выглянул Хари:
— Что такое?
— Репетиция, — сказал Бузилэ и взял на своей электрогитаре аккорд, очень похожий на вой сирены.
Над дверью книжного магазина «Луминица» красовался гипсовый венок — близнец того, что украшал фронтон «храма Диониса». Георге поправил галстук и вошел в магазин.
Продавец, молодая статная женщина, разбирала новую литературу.
— Добрый день, — сказал Георге.
— Здравствуйте, — мельком взглянув на него, кивнула женщина.
Он подошел к полке подписных изданий, взял наугад одну из книг, полистал. Снова посмотрев на посетителя, женщина замерла, затем тщательно проверила свою безупречную прическу и с приветливой улыбкой подошла к нему.
— Гегель, работы разных лет, — прочел он на обложке. — Кто же это у вас гегельянец?
— Есть тут один, — еще шире заулыбалась она, — мош Данила, сторожем на винограднике работает. Хочу, говорит, хоть перед смертью уяснить, для чего я жил… Извините, вы, случайно, не Георге Калалб?
Он кивнул:
— А вы, случайно, не Анжелика Апостол?
— Откуда вы меня знаете? — удивилась она.
— Слышал, что в моем селе появилась красавица по имени Анжелика.
— Так вы, стало быть, сын мош Диониса? Ну и история! А я думала, вы просто однофамильцы…
— Да, ваш грозный муж моих стариков… даже не знаю, как и сказать…
Лицо Анжелики приняло решительное выражение:
— Не беспокойтесь, Георге… Дионисович, я ему-
— Зовите меня просто Георге.
— О, спасибо!… Не беспокойтесь, Георге…
— Можете на ты, — совсем раздобрел Георге.
— Право, я даже не знаю, что и сказать, — совсем растерялась от счастья Анжелика. Наконец собралась с духом. — Георге, ты… дашь свой автограф?
И протянула ему «Поэмы о любви». Георге щелкнул шариковой ручкой:
— С условием, Анжелика, что ты придешь к нам на новоселье.
Но заглянув ей в глаза, понял, что можно было и не ставить условий…
По улице прошла длинноногая старуха с десагой через плечо. Из десаги на мир обреченно глядели две гусиные головы. Когда старуха удалилась, из кустов вынырнул Ионел со своими товарищами и пошел по ее следу. Он присел возле мокрого места, где отпечатки опинок были особенно четкими, измерил линейкой длину и ширину следа и записал данные в блокнот. Товарищи глядели на своего вожака с восхищением, как «а настоящего следопыта, а фотограф Аурел сделал, конечно, несколько дублей.
Семья Апостол обедала. Зина лениво ковырялась ложкой в супе. Анжелика ела медленно, жеманно поднося ко рту накрахмаленную салфетку. Апостол, как всегда, спешил, ел одновременно суп и жаркое, запивая все это компотом.
— Желудок испортишь, Гриша, — сказала Анжелика.
— Что желудок, у меня шестнадцать тонн яблок портятся, — прочавкал Апостол. — А тут еще эти иностранцы!… Вот отвяжусь от них, повезу сам яблоки к Богданову и высыплю во двор, пусть гниют под его окнами!
— Не высыпешь, Гриша, — сказала Анжелика, — сначала покричишь, пошумишь, а когда охрипнешь, станешь ползать перед ним на коленях.