77570.fb2 Швейцария на полкровати (рассказы и повести) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 57

Швейцария на полкровати (рассказы и повести) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 57

Действовал начинающий музыкант так. Усядется, скажем, на полу, пюпитр с партитурой поставит и поехали:

- Во поле бере...

Конечно, каждую клавишу прежде чем нажать, глазами найти надо. Мелодия и без того неспешная, у деда Петро вообще со скоростью черепахи движется. Через очки на носу посмотрит в партитуру, потом на меченые клавиши, дабы точно совместить одно с другим, извлекая песню из гармошки. На пути от партитуры до клавиатуры нередко происходили потери, и тогда вранье закрадывалось во вдохновенную игру.

- Деда, какую-то левизну играешь! - не могла промолчать внучка Юлька.

- Сам вижу! - психовал дед. - Молчала бы, соплюшка!

- Сам соплюх!

Пальцы у гармониста отнюдь не для виртуозных пассажей. Суставы узлами, подушечки шляпками болтов, так и норовили, кроме нужной, за компанию соседнюю пуговичку прихватить. То и дело инструмент блажил аккордом, не предусмотренным нотной грамотой. Случалось, на пути к цели палец за палец запнется, опять затык.

Дед не отчаивался от таких мелочей. Тем более, играл и пел одновременно. Вранье сопровождения покрывал вокальной партией.

- Во поле береза, - к примеру, бравенько сыграет и споет без помарок. Как результат - головокружение от успехов. Забудет, какого следующего "клопа давить". - Вот, расстреляй меня комар! - ругнется и по-новой. - Во поле...

А тут палец оступится, не на ту пуговку попадет.

- Ну, старый тупень! - автобиографично обзовет себя, но продолжает упорно гнуть свое. - Во поле береза...

- Когда она у тебя стоять будет? - не выдержит Елена.

- Ты лучше борщ не пересоли! - защитится музыкант. - Кричишь под руку. Сама вечно соли набуровишь, без самогонки в горло не лезет.

- Тебе лишь бы повод осамогониться найти! То не лезет - пересолила, то не лезет - другая холера!

- Во поле береза стояла, - удачно перейдет трудную часть гармонист, во поле...

И опять тормоз - не может отыскать, с какой клавиши продолжать "кудрявая"...

- На полу неудобно играть, - найдет выход из заминки, - некуда меха растягивать.

Начинает перемещаться на диван. С помощью Юльки установит диванный пюпитр.

- Ничего, - усядется поудобнее, - оно всегда морока в ученье, зато потом, как заиграю, все девки на гулянке мои. "Не забуду четверга, было девок до фига..."

Спел частушку а капелла, без гармошечной поддержки.

- Дед, а зачем тебе девки? - спросила Юлька.

- Любовь крутить!

- Старые любовью не занимаются, - Юлька заявляет, - у них импотенции нет.

- Юлька схлопочешь по губам! - выскочит из кухни Елена.

Дед, прикрывая внучку, громко заведет в который раз:

- Во поле береза стояла!

- Во поле кудрявая стояла, - помогает внучка, но быстрым ритмом собьет, не давая дойти до заветного "люли-люли".

- Юлька, не мешай!

- Дед, ты опять сегодня не заломаешь березу! А зачем ее ломать?

- Чтобы тебя прутиком выпороть! Может, старших начнешь уважать! Любовь они, видите ли, крутить не могут!

- Папа, прекращай! - снова прибежит из кухни Елена...

Так бился за музыкальное будущее наш гармонист.

К моменту действия сегодняшнего рассказа, когда дед Петро праздновал День Советской Армии, он уже прошел начальный этап ученичества. И, как всегда самоуверенно, считал, что победил гармонь. Клавиатура все еще была в кружочках, хотя гармонист уже свободно ориентировался в расположении клавиш. На гулянках после первой рюмки рвался поразить гостей исполнительским мастерством, хватался за инструмент. Не всегда Елене удавалось вовремя пресечь гармошечные порывы. За душу, что там говорить, музыка из-под пальцев деда Петро никого не брала. Если и развлекала гостей, исключительно как цирковая экзотика: древний дед гармошку на восьмом десятке освоил.

Как бы там ни было - мелодии наш герой научился "клоподавно" выводить. С поддержкой басами дело обстояло хуже. Правая рука с левой никак не могли спеться. Одна в лес, другая - по своим делам. Аккордами, как говорил дед Петро, "горстями", - вообще плохо получалось.

Это не смущало гармониста, играть он любил. Репертуар был не слишком богатый, но по одной песне на все случае жизни. "Заламывал березу", "искал Сулико", выпрашивал у мороза милость по отношению к себе и коню белогривому... Согласно тематике февральского праздника, растягивал меха "по долинам и по взгорьям...".

"Дивизию" на место боев вел с привалами, на которых прикладывался к бутылке и дремал, положив голову на гармошку.

В эти моменты Елена радовалась: "Кажется, успокоился". Однако вскоре опять "шли лихие эскадроны".

В одну из пауз дочь осторожно выглянула. Отец спал - спиной к стене, голова на мехах. Елена осторожно взяла бутылку, где оставалось граммов сто пятьдесят (на пару часов "похода дивизии"), на цыпочках унесла. Затем вышла на лестничную площадку, повернула рубильник, отключила электричество в квартире, для правдоподобности картины - погасила лампочку на площадке.

Вскоре дед Петро проснулся.

- Че темно-то, расстреляй меня комар? - обратился в ночь. - Лена, ты погасила?

Не дождавшись ответа, пошарил рукой вокруг себя. Играть и петь в темноте мог, но сугубо при наличии смягчителя "дырынчащего" горла. Коего не находил.

С трудом поднялся на протезы, щелкнул выключателем в комнате, затем - в коридоре. Повозился с замками, открыл входную дверь.

- Расстреляй меня комар, - проворчал, - и здесь нет. Сволочи! День Советской Армии, они свет вырубили! Сталина бы на вас!

- Лена, - обратился за сочувствием к дочери, - холодильник разморозится...

Долго ворчал, укладываясь на диван.

"Вот я умно сделала! - мысленно гладила себя по голове Елена. - Вот хитро придумала!"

А гармонисту в ту ночь приснился волшебный сон, в котором молодой Петро был одновременно в двух лицах: сидя на лавке, играл на баяне, да так играл, что пальцы в умопомрачительной скорости носились по клавиатуре, не давая спокойной жизни ни одной кнопке! и тут же на круге плясал с "гарными дивчинами". Ноги - свои родные ноженьки! - резвые да проворные заделывали такого гопака, что земля ходуном ходила!..

ПЫЛАЮЩИЕ ГОЛОВЁШКИ

Через год, как жена Настасья умерла, дед Петро надумал бабушку завести.

- Две головешки веселее тлеют, - сказал дочери.