— Я помогу, — серьезно ответила киорийка.
Внутри будто развязался тугой узел. Лопнула натянутая струна. А к горлу подкатил комок. Глаза защипало. Дышать стало трудно. Александра провела пальцами по щеке, вытирая непрошенные слезы, но легче не стало. Они потекли бесконечным потоком, а ей оставалось только часто-часто дышать и пытаться говорить.
— Я… не… знаю… откуда… это… я…
— Тише, — Доркас усадила ее на стул и протянула пачку салфеток. — Пусть льются. Иногда просто нужно поплакать. Плачь, сколько нужно. Я здесь.
Саша уронила лицо в ладони и, уже не сдерживаясь, разрыдалась…
Глава 24
…Жрица пришла, когда поток слез постепенно иссяк. В носу хлюпало. Лицо явно опухло, а глаза жгло. Но дышать стало легче, а внутри возникло странное опустошение. Саша сидела на широком подоконнике и смотрела в окно. На альм в светлых одеждах, живущих, кажется, совершено беззаботной жизнью. Как у них так получается?
Филис села рядом, а Доркас как-то незаметно исчезла.
— Я отвлекла тебя от другой подопечной?
— Нет, я завершила нашу беседу и пришла так быстро, как смогла. Все в порядке. Как ты себя чувствуешь?
— Не знаю… Я не понимаю, почему вдруг расплакалась. Не знаю, что со мной. Все ведь хорошо. Я жива. Здорова. Мне помогают. Заботятся. Вчера был отличный день. И я выспалась. Но слезы…
В уголках глаз снова защипало. Девушка пальцами стерла влагу со щек.
— Ну, вот опять… Что со мной не так?
В горле опять появился комок.
— Когда организм долго находится в режиме выживания, у него нет времени и возможности, чтобы разобраться с другими проблемами. Есть только одна — выжить. И когда опасность уходит, наступает затишье, вот тут всплывает все то, что так долго откладывалось на потом. У многих военных, возвращающихся домой, неожиданно открываются хронические заболевания, или вдруг к ним прилипают простуды и вирусы, с которыми они не сталкивались долгое время. То же самое и с разумом. Когда все настолько плохо, что сложно даже выполнять повседневные дела, он старается сохранить баланс. Тратит имеющиеся ресурсы дозированно, и кажется, что все не так уж и плохо. Кошмар наступает тогда, когда все на самом деле становится хорошо. Тебе кажется, что причин для слез нет, но они накопились задолго до сегодняшнего дня…
Саша сглотнула и прислонилась спиной к стене. Слезы продолжали катиться по щекам, и она уже не пыталась их сдерживать.
— Это можно как-нибудь остановить?
— Зачем?
— Я не хочу… Не хочу вспоминать. Хочу просто быть здесь и сейчас.
— Да, я понимаю. Разбирать старые завалы совершенно неприятно. И болезненно. Как промывать старую рану. Она уже успела зарасти и закрыться шрамом, а тут необходимо вскрыть ее, прочистить от гноя, промыть и закрыть заново. Можно откладывать. Не сегодня, и не завтра. Мы можем подождать. Но, сколько бы времени не прошло, гной никуда не исчезнет. Разве что его станет больше, и разовьется заражение.
Аналогии были вполне прозрачными. Но говорить… Не хотелось. Совсем.
— Мы можем начать с простого. Не обязательно сразу бросаться к самым болезненным воспоминаниям. Как ты думаешь, почему слова Доркас о помощи спровоцировали срыв?
Саша облизнула губы, чувствуя соль, и судорожно вздохнула.
— Это так странно… Вы, наверное, даже не представляете, насколько странно. Вы предлагаете помощь, поддержку. Просто так. Вы ничего не требуете взамен. Просто потому, что я и не могу ничего вам дать. И вы готовы тратить на меня время. Силы. Выслушивать мои истерики. Возиться со мной как с ребенком… Просто так. Я… На Земле у меня осталась подруга. Она помогала мне. Наверное, единственная, кто искренне помогал. Но мы знакомы с детства. А здесь… У меня просто мозг взрывается. Так хочется верить, что все это правда, и все равно кажется, что я сплю. Что вот сейчас я проснусь, и выяснится, что я лежу в больнице. В коме. Что прошел год. Или пара недель. А я просто спала. И ничего не было. Понимаешь?
Она взглянула на Филис, и один ее прямой взгляд, выражение глаз и даже неизменная поза принесли успокоение. Охладили тот хаос, что творился в мыслях и чувствах.
— Мне очень жаль. Возможно, вместе мы сможем придумать, как облегчить для тебя знакомство с Киорисом?
На мгновение девушка растерялась, а затем рассмеялась. Сначала тихо, потом громче и громче.
— Прости, — пробормотала она. — Ты… Ты снова это делаешь…
— Что?
— Ты… — Саша глубоко вздохнула, чтобы правильно сформулировать мысль. — Ты отдаешь мне больше, чем берешь. И ты не осуждаешь. Я ною… То есть… Ольга умела слушать. Но она давала мне пинка, когда необходимо. Заставляла собраться и действовать. А ты слушаешь. И предлагаешь найти решение вместе. Не указываешь. Не требуешь. Каждый раз, когда я жду ожидаемой реакции, ты буквально переворачиваешь мой мир. И я… не знаю, как реагировать.
— Могу сказать, что только рада тому, как ты описываешь свои эмоции. Очень образно и доступно. Что касается моих реакций — такова моя работа. Понимать, принимать без какого-либо осуждения и направлять без жестких указаний. Я ничего не могу тебе запретить, лишь привести аргументы и надеяться, что ты их услышишь.
— Ты умеешь убеждать.
— Спасибо, — жрица коротко улыбнулась. — Нас учат правильно выстраивать беседу. Доносить мысль. Не всегда беседа помогает. Но ты умеешь слушать.
— Спасибо.
Возвращенный комплимент вызвал невольную улыбку. Слезы снова высохли.
— Каким ты видишь наш мир? — неожиданно спросила Филис. — Какие эмоции он у тебя вызывает? Можешь просто описать свои чувства.
Саша мельком посмотрела в окно. Пасторальная картинка в отрыве от контекста казалась совершенно утопичной. Но, если задуматься над тем, на чем строится общество Киориса…
— Я вижу руки. Сотни протянутых рук. Одна поддерживает другую. И все они сплетаются в единое море рук. Если одна вдруг слабеет, ее сразу же подхватывают другие. Не дают упасть. И… мне кажется, что я где-то на самом дне. Но если смогу зацепиться, удержаться, мне помогут подняться… Глупо?
Она взглянула на собеседницу и вдруг поняла, что подсознательно ожидает критики. Постоянной критики. А ведь ей казалось, что неуверенность и страхи остались в далеком детстве.
— Вовсе нет. Это лишь твое восприятие. Почему ты считаешь свои высказывания глупыми?
Тяжелый вздох сорвался с губ. И вдруг накатило. Будто плотину прорвало.
«Во что ты вырядилась? Ничего получше найти не смогла?!»
«Саша, ну разве так можно? Почему ты сначала нас с отцом не спросила?»
«Куда ты смотрела?»
«Чем ты думала?»
«Ты, действительно, считаешь, что можешь чего-то достичь?»
Она зажмурилась, обхватила голову руками. Сердце застучало где-то в горле. Часто-часто. И дыхание сбилось, будто от долгого бега. Сколько раз она выслушивала такое от родителей? А от Влада? От коллег по работе, пока не перешла на удаленку? Сколько раз защищалась от нападок? И сколько раз отказывалась от проекта, потому что не верила, что справится? Наверное, только в последний год сомнения отошли на задний план. Она бралась за все, что предлагали. Спрашивала только срок и параметры. И делала, делала, делала. А ведь она хорошо работала. И многое делала. И премию ей давали не зря. Но вот веры… веры в себя не осталось.
— Знаешь, какой я вижу свою жизнь? До Киориса, — Александра заговорила тихо, с трудом подбирая слова. — Серой. Как будто вокруг туман, и ничего не видно. Нужно идти наощупь. Спотыкаться. Падать. Вставать. И снова идти. И никто не поможет. Только очень редко. И это такая удача, которую нельзя упускать. Хорошо, если вокруг не смеются. Не толкают. И не подставляют ноги. Понимаешь? Нет протянутых рук. Ты — один. Всегда. Может быть, так только у меня. Кому-то везет больше, кому-то меньше, но туман остается…
— Я понимаю. Пассивная агрессия.