— До самой смерти императрицы. И даже позже. Ведь ее сын не стал отменять законы, введенные матерью. Она постаралась, чтобы ему досталась подходящая жена. Из тех жриц, что поселились в ее Храме и прибыли из Нимфеи.
Жрицы. Храм… Девушка вздрогнула и остановилась, осененная невероятной догадкой.
— Она… Она основала первый Храм? Ваш Храм…
— Именно так. Мелпомин считала, что Боги — это ересь, придуманная людьми. Она знала, что Пафос нельзя уничтожить, не изменив его суть. Но суть его крылась в религии. В поклонении войне, оружию и силе. И только изменив главные ценности, можно изменить само общество. Да, она действовала жестоко. И ее действия повлекли за собой сотни и тысячи смертей. Часто неповинных людей. Она была жестока. Но то время само по себе было жестоким, насилие считалось нормой. И, если рассуждать категориями самого Пафоса, императрица поступила именно так, как должна была. Безжалостно, но верно. Она утопила дух воина в войне. И пока сражения отодвигались дальше от столицы, ее жрицы постепенно завоевывали сердца ее жителей. К тому моменту, когда война официально завершилась, каждый освобожденный Храм перешел к жрицам. Храмы Любви и Матери пускали их сами, распахивая двери и благодаря. Жрицы других Богов сопротивлялись, но народ уже перестал им молиться и требовал новых жриц.
— Кому поклонялись в Нимфее?
На этом полотне богов было больше. И выглядели они куда более знакомо, чем на первом. Вот очень похожий, бородатый Зевс-Отец, вот его жена, Гера-Мать, вот их дети: пара воинственных Афины и Ареса, златокудрый Аполлон и красавица Афродита. Вот у их ног крутятся смутные тени, но ни подземного царства, ни другой тьмы не видно. Лишь тени. И свет. Гармония, как она есть. И равенство, которое не подделать.
— Тогда в Пафос прибыли жрицы всех трех богинь, — пояснила Филис. — Они решили объединиться, отбросить различия ради общего дела. И со временем из трех культов родился один. Лики богинь и богов исчезли, хотя в Нимфее еще сохранились старые Храмы, но уже лишь в музейных целях.
Любовь, Дом и Мудрость — вот основа Храма. То, из чего он вырос. И начало ему положила женщина, едва не уничтожившая страну.
— Я не знаю, как к ней относится. С одной стороны, она, безусловно, ужасна, но с другой… Не будь ее, разве Киорис сейчас стал бы таким?
— Поэтому, когда жрицы изучают историю становления Храма, нас учат принимать факты без эмоций. Не судить прошлое, насколько это возможно. Оно прошло. Мы должны быть благодарно за то, что оно нам оставило. За Храм, за мир и гармонию, за долгий путь, который мы прошли, чтобы сейчас не склонять головы, а на оскорбления отвечать улыбкой.
Саша покачала головой, все еще пребывая под впечатлением от услышанного.
— Все кажется таким нереальным. Будто я снова сплю. И в то же время… — она посмотрела на картину, обернулась на коридор, освещенный лампами. — Я четко понимаю реальность происходящего. Чувствую ее. Я будто там, где и должна быть. Куда всегда стремилась попасть. Это странно, да?
— Ничуть. Порой к нам снисходят откровения. Или перенасыщение информацией притупляет способность осознавать реальность. Думаю, на сегодня историй хватит. Пора подняться на поверхность.
Жрица протянула руку, и девушка, помедлив, вложила в ее ладонь свою. И пошла следом. Где-то за спиной остались тени. Жестокого императора, вздумавшего объединить материки. Его потомка, создавшего новое оружие и попавшего в ловушку любви. Императрицы, положившей целую жизнь, чтобы отомстить… Или восстановить справедливость по ее мнению. Да, насилие рождает насилие.
— Как ты думаешь, она была счастлива? Мелпомин. Она ведь не любила ни мужа, ни того сенатора. Никого. Разве что сына… но… Вряд ли, да? Те, кто долго ненавидят, перестают любить.
— Я изучала дневники Мелпомин. И могу сказать, что она была скорее глубоко несчастна. Она понимала необходимость своих действий, но ради уничтожения Пафоса ей пришлось покинуть родную Нимфею. И она всю жизнь тосковала по дому. Особенно в старости. Перед смертью императрица часто мечтала вернуться домой, в родные места. Пройтись по аллеям сада. А еще она жалела о гибели Нестора. Она знала, что он не примет ее путь. И понимала, что его смерть необходима. Но также она знала, что никто во всем Пафосе больше не сможет поддержать с ней разговор. Никто не разделит ее интерес к трудам древних. И ту пользу, что можно извлечь из их изысканий. Для своих соотечественников Мелпомин стала чужой. Слишком властной, слишком жестокой, даже родители ее опасались. Но для Пафоса она также не стала своей…
Обреченная на одиночество. Пожалуй, императрица сама себя наказала. За все и сразу. И в глубине души Саша ее пожалела.
Они неожиданно свернули в открывшийся сбоку проход и пошли по ступенькам, медленно поднимаясь наверх.
— Запасной выход, — пояснила Филис, — точнее, старый тайный ход. Считается, что он сохранился еще со времен Мелпомин. Императрица до конца дней боялась заговоров и покушений, доверяла только жрицам и Храму, поэтому в каждом имелось несколько входов и выходов, чтобы она могла в любой момент скрыться.
Девушка промолчала. Да и что еще здесь можно сказать?
Глава 32
После тьмы и сырости подземелья, светлый и солнечный день показался сказкой. Саша замерла на вершине лестницы, привыкая к ощущениям дня. Тепло. Шелест ветра в ветвях деревьев. Чистый воздух с ароматом хвои. И тишина. Пожалуй, что больше всего поражало ее на Киорисе, после яркой зелени и большого количества деревьев — это тишина. Нет постоянного гула машин, криков, рекламных лозунгов и даже громкой музыки. Первое время тишина оглушала, но теперь стала привычной. И сейчас ощущалась иначе. На контрасте стало ясно, что вокруг — живой мир. Где-то рядом раздавался смехи разговоры. Но тихие, до слуха доносились лишь отдельные слова, и общее мирное журчание речи. Киорийский она понимала уже достаточно хорошо, чтобы вникнуть в смысл. Но к чему? Чужая жизнь — чужие секреты.
— Присядем? — Филис указала на ближайшие скамейки, выполненные в виде лежанок с общей крышей.
Как оказалось, они достаточно удобны. И девушка с удовольствием растянулась, неожиданно понимая, что устала. Сколько времени они провели под землей? И сколько прошли? Или сказывается напряжение? Волнение от услышанного?
— Как получилось, что Киорис стал таким?
Саша не знала, как еще сформулировать вопрос. Однако жрица ее поняла. Она тоже легла, но на живот, пристроив голову на переплетенные пальцы и болтая в воздухе ногами.
— Время. Терпение. И мудрость. Ты спрашивала, почему она проигрывает насилию. Я могу сказать, что мудрость проигрывает сражение, но не войну. Да, Нимфея не смогла отразить прямой удар, однако собралась с силами и все же покорила Пафос, спустя столетие.
— Но столько людей погибло…
— Да, войны не бывают без жертв. История учит нас тому, что не стоит забывать. Киорис сейчас объединяет в себе достоинства обоих государств. Жрицы помогают гражданам, армия защищает внешние границы, императрица занимается Советом Безопасности, а люди могут выбирать то, что им по душе.
— Клео говорила, что у вас нет тюрем.
— Они ни к чему… Каждый совершает ошибки, но каждый может их исправить. Задача жриц — помочь человеку встать на путь исправления.
— А если он не хочет исправляться?
Вспомнился Влад, его прикосновения, слова, и те упреки, высказанные в зале суда. «А я ведь детей с тобой хотел…».
— Тогда помочь ему понять, что он не прав. Где и в чем он нарушил чужие границы и законы.
— А если он все равно считает, что прав?
Разве Влад осознал свои ошибки? Понял, вдруг, что вел себя неправильно? Что не должен был применять силу? Что…
Александра закрыла глаза, снова чувствуя мороз на коже. Холод, когда вокруг тепло. И, кажется, вообще лето в разгаре. А на Земле сейчас начало весны… Холод. И целый год как она в разводе.
— Тогда кто-то из жриц совершил ошибку, пропустив ранние черты асоциального поведения. Насилие — это болезнь, которая поражает общество. И, как любую болезнь, его можно вылечить. Следует лишь отслеживать появление симптомов. Если правильно трактовать их и выявить на ранних этапах, то болезнь легко поддается лечению. Если же процесс запущен… Все становится сложнее. Лечение возможно, но в таком случае придется лечить не только носителя, но и тех, кто уже пострадал от него.
— Лечить его?
Она попыталась представить Влада у психотерапевта. И только головой покачала. Невозможно. Он никогда не согласится. Да и… Зачем ему лечение?
— Насилие редко рождается на пустом месте. Как правило, оно является следствием полученной травмы, нанесенной кем-то другим по неосторожности или незнанию. Мы не рассматриваем случаи, когда вред причиняется намеренно. Тогда он уже имеет целью породить насилие. Умножить его. Так вот, насилие оставляет шрамы не только на том, на кого оно направлено, но и на том, кто его несет. Когда человеку больно, он злится. В гневе он может многое наговорить. Или сделать то, о чем пожалеет. Как правило, военные страдают от вспышек подобного гнева и агрессии. И наша задача помочь им адаптироваться к мирной жизни. Научить жить в покое и гармонии. Выпустить их гнев и боль.
— Значит, изначально кто-то причиняет боль по незнанию…
Кто же мог так навредить Владу, чтобы он потом так обращался с ней? Или чужая боль только оправдание? Ведь не все страдающие в детстве становятся монстрами.
— Недостаток эмпатии или сил легко может привести к тому, что родители навредят ребенку. На Киорисе подобное встречается редко. И мы работаем над тем, чтобы свести подобные случаи к нулю. Но другие планеты идут своим путем, а мы лишь наблюдаем и помогаем там, где можем.
Да, какой смысл объяснять голодному или замерзающему от холода, что нельзя кричать на детей или, тем более, бить их? Не услышит. Не поймет. Но ведь… Влад вырос в девяностые. Как и она. Сложное, тяжелое время. Отца у него не было, и он не любил о нем говорить, а мать… Саша видела ее на свадьбе и пару раз после. Нина Петровна жила в Самаре, Влад к ней не ездил, да и в гости не звал. Вообще их отношения можно назвать прохладными, если не хуже… Но раньше, в другой жизни, Александра об этом не задумывалась. Предложила пару раз съездить к его маме, наткнулась на отказ и успокоилась. Не была ли она сама слишком уж равнодушной для любящей жены?
— А если человек сам виноват в том, что ему причиняют боль?
Она села, обхватив колени руками, и прямо посмотрела в глаза Филис. Жрица едва заметно нахмурилась и прищурилась, разглядывая ее, а затем заговорила мягко и, как показалось, осторожно:
— Подобное невозможно. Никто не просит, чтобы ему причинили боль. А если просит, то здесь уже речь об отклонениях и причинах их возникновения. Те, кто ими обладает, обычно не жалуются, но лишь испытывают восторг. В здоровых отношениях ни один из партнеров не может желать, чтобы ему причиняли боль.
— А, если он не желает, но все равно виноват… Спровоцировал или…