По щекам покатились слезы. А грудь сдавило от сдерживаемых рыданий.
Жрица села, а затем покинула свою лежанку и опустилась рядом. Ее руки аккуратно легли на плечи, сжали. Стало чуть легче. Получилось даже сделать вдох. Рваный. Тяжелый.
— Никто и никогда не виноват в том, что ему причиняют боль, — спокойно и веско произнесла киорийка. — Здоровый человек не ищет страданий. Быть счастливым намного проще и приятнее, чем мучиться. Если же эти понятия подменяются, то о здоровье речь уже не идет.
— Но почему? Почему он так со мной поступал? Я же… я ничего плохого не сделала… я…
Слезы душили и катились по щекам. Дышать было тяжело. И нос как-то вдруг заложило. А значит, она вся покраснела и похожа теперь на чучело. Кажется, так говорил Влад, когда его раздражали ее слезы. Эмоции. А ведь он сам часто портил ей настроение своими замечаниями. Словно специально.
— Полагаю, от того, что сам был несчастен. Это не оправдание. Ни одна боль, которую испытывает человек, не может быть оправданием того, что он заставляет страдать других. Объяснением, но не оправданием.
— Я… я так хотела, чтобы он меня любил.
И только выдохнув, вытолкнув эту фразу, Саша поняла, как сильно на самом деле желала любви. Как мучилась, не находя ее, и как ухватилась за первый же призрачный шанс получить. Увидела сказку, поверила и сделала все, чтобы она стала реальностью. Вот только сказка оказалась не с тем героем…
— Почему? — мягкий вопрос, и плавные поглаживания плеч и рук ради успокоения. — Почему тебе так важна чужая любовь?
— Я… мне ее было мало. Родители… Да, я сейчас понимаю, что они меня любили. И любят, наверное. Что они, по-своему, желают мне добра. Просто… не понимают. Может быть, если им объяснить, поймут. Я не знаю. У них всегда был еще Сережка. Мой брат. У него все оказалось хорошо. Образцовая семья. Дети. А я… Когда я встретила Влада, я подумала, что уж он-то будет любить только меня. Для него я буду единственной.
— А для себя самой?
Умные глаза-вишни. Такие серьезные и спокойные. Без упреков. Без злости. Лишь с искренним интересом.
— Я… — девушка судорожно выдохнула. — Не знаю… Не умею, наверное. Вы здесь так легко говорите о том, что себя нужно ценить и никогда не забывать о себе. Это кажется таким простым и естественным. Но на Земле… Там все иначе. И… понимаешь, где-то в другой стране, наверное, было бы проще. Но у нас… Я просто не умею себя любить.
И, наверное, это ужасно. Дожить почти до тридцати и понять, что единственная любовь, которая встретилась в жизни, оказалась выдумкой. А вот реальный шанс на искренние чувства она просто… упустила?
— Никогда не поздно начать. Любовь к себе рождает вовсе не эгоизм, как часто считают в нездоровой среде, но в первую очередь — уважение. К себе. К другим. Уважая себя, ты не станешь соглашаться на предложение, не обдумав все нюансы. Ты не станешь торопиться. Ты будешь действовать и оценивать ситуацию в своем темпе и, исходя из своих взглядов, а не тех, что навязало общество. Ты будешь думать о том, что важно и нужно в первую очередь тебе. И научишься отказываться от того, что неважно и ненужно. И от тех людей, которых ты увидишь иначе. Любовь к себе позволяет тебе видеть мир иначе. Полнее. Шире. Она куда глубже, чем забота о теле и внешности. И начинается, прежде всего, с заботы о своих чувствах.
По мере того, как Филис говорила, в груди Саши медленно рассасывался узел боли. Становилось легче. Проще дышать. Спокойнее. А еще просыпалась надежда. Может быть, избавившись от прошлого, которое теперь кажется железными оковами, она еще сможет стать счастливой? Здоровой, как говорят на Киорисе.
— Спасибо. Я не знаю, почему ты мне помогаешь, и почему Храм вообще со мной возится, но… Все равно спасибо. Я бы не справилась одна. Дома… На Земле у меня осталась подруга. Очень хорошая. Заботливая. Она спасла меня. А теперь… ты лечишь. И Доркас. И Клео… Мне кажется, я за всю свою жизнь не встречала столько людей, для которых не была бы безразлична. Я понимаю, что помогать — твоя работа. И я — не первая, и не последняя. Но, знаешь, так даже легче. Я не чувствую себя особенной. Точнее чувствую… Но иначе. Не то, что со мной все носятся, потому что чего-то от меня хотят. А скорее просто помогают, потому что… могут. И это правильно.
Дышать стало совсем легко. И внутри как будто тоже вышло солнышко. Потеплело. Озноб прошел.
— Я рада, что тебе легче…
Глава 33
…Креон переступил порог квартиры точно в назначенный час, который он педантично уточнил утром.
— У тебя просторно, — отметил он, быстро осматривая помещение. — Куда пройти?
Квартиру Икар получил, как другие военные, за заслуги. С каждым повышением в звании ему предлагали расширение площади, но он не соглашался. Квартира Байона, в которой часто появлялась Талия, располагалась всего через два дома, а других причин для смены района он не видел.
— Ты голоден?
— Нет, — младший резко качнул головой, от чего ему на глаза упала челка. — Если только воды. С лимоном.
— Тогда проходи в гостиную.
Икар сделал шаг в сторону, пропуская брата.
— Сирил, графин воды с лимоном и два бокала, пожалуйста.
— Принято, коммандер, — нейтральным тоном отозвалась встроенная система домашнего хозяйства. Имя ей дала Талия, а он так и не стал менять. Привык. Теперь Сирил стала еще одним напоминанием.
— Ты обещал показать заключение аналитиков, — Креон едва опустился на кушетку, как сразу же достал из сумки рабочий планшет, явно одной из последних моделей, и установил его на столе.
— Сирил, предоставь Креону файлы из папки Z-A-9071. И отрегулируй высоту стола по его параметрам.
— Сделано, коммандер.
Пока в гостиной происходили перемены, из кухни выкатился модуль-разносчик с посудой и напитком. Направляемый искусственным интеллектом, он безошибочно остановился возле гостя и замер.
— Спасибо, — брат быстро наполнил свой бокал и выпил половину залпом.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Плохо спал ночью… Точнее уже третью ночь. Не знаю, почему. Точнее… На меня ведь не должно все так сильно влиять, да?
Они встретились взглядами. Сейчас Креон казался младше своих лет. Возможно, психологически так и есть. Все же военные, даже непробужденные, получают весьма специфический опыт. А вот об ученых такого не скажешь.
— Здесь могут ответить только жрицы. Ты не хочешь посетить Храм?
— Я поддерживаю контакт с иерией Зеновией, но… я не хочу говорить с ней о Талии. Не могу. Дай мне четверть часа, чтобы изучить материалы.
— Хорошо.
Икар наполнил второй бокал и устроился в кресле напротив. После окончания проверки он редко покидал квартиру. Тренировался, досмотрел сериал, который показала Алексндра и ту серию фильмов про джедаев. Несколько раз порывался связаться с Храмом, но каждый раз отказывался от этой мысли. И все равно думал о землянке. Каждый день. Он представлял разговоры с ней. Хотел показать ей столицу. Представлял, как она может отреагировать. Представлялось плохо. Все же они мало общались. Да и эмоции и реакции воспринимались еще слишком поверхностно. Он мог упустить нечто важное…
Например, раньше он никогда не замечал, насколько сдержан дядя в проявлении эмоций. На службе его поведение не вызывало вопросов. Но на семейном празднике… Иазон-старший держался отстраненно. А если говорил, то коротко и сухо. А ведь он пробужденный. И уже давно. Отец наедине с ними всегда вел себя иначе. К тому же, стоило втянуть главнокомандующего в диалог, как сразу же вступала Дарея и перетягивала внимание на себя. До прошлого вечера Икар не обратил бы внимание, но пробуждение заставило взглянуть на происходящее иначе. И возникшие вопросы требовали ответов. Вот только задавать их тоже стоило правильно…
— Ты прав, — тихо отметил Креон. — Все произошло слишком близко. Скорее всего, Талия потеряла сознание от перегрузок и даже не почувствовала удар.
Он отложил планшет и замер, глядя перед собой. Опустошенный. И потерянный.
— Тебе легче?
— Не знаю… Я плохо понимаю себя. Других еще хуже. Талия помогала. Она прилетала. Писала. Иногда заставляла куда-то пойти, чтобы покинуть лабораторию. Думаю, она хотела, чтобы я встретил кого-нибудь. Надеялась, что Пробуждение исправит меня.
— Не думаю, что она хотела тебя исправить. Скорее чувствовала ответственность. И хотела, чтобы тебе было лучше.
Младший резко перевел на него взгляд. Четкий. Сфокусированный. Будто только что его увидел.
— Ты раньше не говорил о чувствах. Что изменилось?